Автобиография Месута Озила. Глава 4. Яблоко раздора между Германией и Турцией
Автобиография полузащитника «Арсенала».
«Черно-красно-золотой: Мое сердце бьется по-немецки, а еще мое сердце бьется по-турецки. Я думаю, как немец, и чувствую себя турком»
Хотя я и родился в Германии, паспорт у меня был только турецкий. В то время двойного гражданства не существовало. Конечно, когда я был маленьким, я не видел разницы. Какой ребенок будет всматриваться в паспорт и долго спорить с родителями о своем гражданстве? Спорим, что никакой? Какому нормальному ребенку интересна иммиграционная политика? Или нравится проводить свободное время за чтением закона о гражданстве? Точно не мне!
Но когда я подрос и стало ясно, что у меня может быть великолепная карьера, этот вопрос нужно было решать. Я должен был спросить себя: кто я и кем я хочу быть, хотя бы на бумаге. Немцем или турком? За какую страну я хочу играть, если когда-нибудь появится возможность? За Германию или за Турцию?
Это не то решение, которое я принял за пару минут. В конце концов, мы говорим не о чем-то банальном. Сходить в зоопарк или в кино? Играть на PlayStation за «Реал» или «Барселону»? Съесть в пиццерии маргариту или гавайскую пиццу? Это было решение, которое определит всю мою карьеру.
Как всегда, я все обсудил с семьей и выслушал разные точки зрения. Ты не можешь решать такие вопросы в одиночку, будь тебе 16, 17 или даже 18 лет. Каждый честно высказал свое мнение, за что я искренне благодарен. Советы, которые тебе дают, не всегда объективные, даже от членов твоей семьи. Если сын спросит мать, следует ли ему взять более престижную работу на другом конце Германии, в большинстве случаев она будет искать аргументы против, потому что ей не хочется отпускать сына так далеко, иначе она будет редко его видеть. Я это вполне понимаю. Поэтому я был так благодарен, что все говорили искренне.
Моя мать Гулизар хотела, чтобы я играл за Турцию. «Помни, там твои корни, – сказала она. – Твои бабушки и дедушки приехали из Турции. Там наши истоки. Если б я была на твоем месте, я бы выбрала Турцию». Мой дядя Эрдоган был того же мнения. Он рассказывал мне про Зонгулдак, про свои ощущения, когда бы он туда ни возвращался. Как он мгновенно начинал чувствовать себя как дома. Я внимательно прислушивался к его словам, потому что он был одним из самых важных советчиков. Но я не чувствовал себя так, как он. Тогда к 17 годам в Зонгулдак я ездил только два раза летом. Там было хорошо, но не как дома. Когда я встал у моря и глубоко вздохнул, не было чувства, что я вернулся домой.
Мой отец тоже был не согласен с моим дядей: «Месут родился в Германии. Он ходил в школу в Германии. Он освоил футбол в немецких клубах. Поэтому он должен играть за Германию». Как же мне было смешно, когда высказался мой брат Мутлу. Все это время он метался по дивану, слушая взрослых. А сейчас у него вырвалось. «Месут должен играть за Германию, – завопил он. – Вы знаете лучшее выступление сборной Турции? Третье место на чемпионате мира 2002 года в Южной Корее и Японии. А сборная Германии выигрывала Кубок мира в 1954, 1974 и 1990 годах».
Месут Озил с братом Мутлу
Я слушал и все обдумывал. Под конец семейного собрания моя сестра Несе тоже пришла поговорить со мной. Она узнала, что мы обсуждаем, но до конца не понимала. Она с широкой улыбкой сказала лишь: «Я предпочитаю футболки, которые носит турецкая команда».
Итак, соберем все мнения семьи, получим 2-2, не считая Несе. А что насчет меня? Поначалу мои мысли были такими же, как и у отца, но я пока не мог это признать. Неделями проворачивал все варианты. Я не хотел спешить, сделать неудачный выбор. Иногда я лежал в кровати и представлял, как выхожу на стадион в форме немецкой сборной. Это был чудесный образ, каждый раз вызывавший улыбку на моем лице. Эта мысль делала меня счастливым. Не подумайте, что мне было плохо от мысли играть за Турцию.
Были моменты, когда меня тревожило, что я посвящаю себя чему-то раз и навсегда. Я не хотел никого злить или разочаровывать. «Я решу завтра», – говорил я себе почти каждый раз, когда отказывался выбирать. Я терял время. Пока я это не осознал, никому лучше не было. По крайней мере, мне. Я откладывал решение, которое должен был сделать давно. Может быть, потому что я волновался из-за реакции тех, с кем не согласен. Но я сказал себе, что это моя жизнь, моя карьера, мой выбор.
Весной 2006-го я рассказал семье о своем решении. В том же году я с отцом отправился в турецкое генеральное консульство в Мюнстере, чтобы сдать мой паспорт. Так должны сделать все, кто хочет получить немецкий паспорт.
До тех пор мой турецкий паспорт был просто документом. Ламинированная бумага с моим именем и фотографией. Хотя мне было очень жаль, что я огорчил мать и дядю, у меня не было эмоций, когда пришлось сдать паспорт. Мне это просто казалось необходимым шагом для исполнения мечты стать звездой футбола.
Зайдя в консульство, мы были уже на турецкой территории. Когда мы сказали чиновнику причину нашего визита, он нас возненавидел. Он не понимал, как турок может спокойно сдать свой паспорт. Он не только не мог этого понять, но и не скрывал свой гнев по поводу того, что считал возмутительным. «Ждите там», – рявкнул он, указав на место в зале ожидания, где мы и сели.
Один за другим люди заходили в кабинет, чтобы решить свои дела. Процедура одна и та же: вызывали человека, кто-то вставал со своего места, заходил в кабинет и через некоторое время отправлялся домой. Единственным, кого не позвали, был «Озил». Людей, которые пришли после меня, впустили до меня. Спустя час с небольшим мой отец не выдержал и ворвался в кабинет чиновника. «Когда уже наша очередь? Нас уже давно должны были позвать», – пожаловался он, но безуспешно. В глазах работника мы были заявителями с оскорбительным запросом. «Я скажу вам, когда ваша очередь», – ответил он.
Час или два спустя (в таких местах теряешь чувство времени) турецкий госслужащий вышел из своего офиса в куртке и закрыл дверь за собой.
«Извините, но что происходит? А как же мы?» – возмутился мой отец.
«Возвращайтесь завтра. У меня действительно не было времени обслужить вас сегодня».
«С моим дядей Доганом и братом Мутлу»
Как мы бы ни были рассержены, ситуацию это не поменяло. Мне не позволили сдать свой паспорт, а это значило, что нам придется проехать 80 километров из Мюнстера в Гельзенкирхен с пустыми руками.
Однако на следующий день мы снова стояли у входа в турецкое генеральное консульство. Мы ждали, ждали и ждали. Пока мой отец не взял меня за руку, не дернул дверь в кабинет и не забуянил: «Мы не уйдем, пока мой сын не сдаст свой паспорт».
Атмосфера накалилась. Сильно накалилась. Мой отец потребовал, чтобы с нами обращались как и с другими людьми здесь. «Другие люди здесь, – заорал в ответ чиновник, – не хотят сдавать свой турецкий паспорт».
Он воспринял наше решение на свой счет. Хотя это вообще не его дело. Он продолжал заваливать нас своими инсинуациями. Например, он отчитал нас за то, что у нас нет и «капли гордости», за нелюбовь к Турции. Каждый покинувший турецкую общину считался предателем. Какой же бред! В итоге он удовлетворил наш запрос.
В тот момент все должно было проясниться. В сентябре 2006-го, в возрасте 17 лет, 10 месяцев и 21 дня, я провел первую игру за сборную Германии U-19. Я сыграл за нее больше 10 матчей, пока Дитер Айльтс не перевел меня в команду U-21. Согласно правилам FIFA, игры за молодежные сборные не влияют на право выбрать национальную команду. Хотя для меня вопрос с Германией или Турцией был улажен, для других все было не так.
И вдруг меня начали тянуть в разные стороны. Люди вдруг начали приходить ко мне и говорить, что для меня хорошо, а что плохо. Советовали мне, как поступать, хотя они меня едва знали.
Метин Текин, главный скаут европейского отдела турецкой футбольной ассоциации, расположенного в то время в Дортмунде, а теперь в Кельне, обменялся контактами с моим отцом после того, как заметил меня на некоторых матчах. Он пытался уговорить меня играть за сборную Турции. Внезапно меня пригласили в их тренировочный лагерь. Сборную тогда тренировал Фатих Терим, который обещал, что как минимум даст мне сыграть против Кот-Д’Ивуара в феврале 2009-го. Хамит и Халил Алтынтопы, которые оба решили выступать за Турцию, тоже пытались соблазнить меня по просьбе ассоциации.
Вдруг все начали обсуждать меня и мой выбор. Не по своей вине я стал яблоком раздора между Германией и Турцией. Я не сделал ничего плохого, просто принял решение. Я никого не оскорбил. Я никого не презирал. Я выслушал все стороны, ничто в спешке не отвергал, чтобы на меня никто не сердился. А теперь я словно шарик для пинг-понга, отбиваемый туда-сюда немецкой и турецкой лапками.
В то неспокойное время я играл за «Вердер». Турецкие журналисты приехали в наш тренировочный лагерь на турецком берегу Черного моря, чтобы завалить меня вопросами. Ассистент тренера турецкой команды Мюфит Эркасап тоже приехал сюда из Стамбула, чтобы со мной поговорить. Я не хотел разговаривать ни с ним, ни с журналистами, поскольку я считал, что мне не надо объясняться и что каждое мое слово будут широко обсуждать.
Но медиа стали обращать еще больше внимания. После того как Йоахим Лев, с которым я очень дружно беседовал до всего этого, позвал меня в сборную на матч против Норвегии, заговорили даже немецкие политики. Один из них сказал: «Я активно поддерживаю футболистов турецкого происхождения, которые выросли здесь и решили выступать за сборную Германии. И поэтому так важно иметь таких игроков, как Месут Озил, которые ломают лед. Через несколько лет никто не будет обсуждать, могут ли немецкие турки или другие мигранты играть за сборную Германии».
Но я никогда не хотел быть тем, кто ломает лед. Я не хотел быть яблоком раздора между немцами и турками. Я не ожидал, что мое решение играть за Германию вызовет такое сильное бурление, особенно в медиа. Мустафа Догана, проведшего два матча за сборную Германии в 1999-м, спросили, что я, по его мнению, чувствую. Он тоже турок, выросший в Германии и решивший выступать за немецкую сборную. «Перед тем как прийти к этому решению, – предположил он, – Месут провел несколько бессонных ночей». Это, конечно, неправда. В целом у меня нет проблем со сном. Я редко беру проблемы с собой в постель. Я не размышляю часами, пялясь в потолок, вместо того, чтобы спать. Трудности со сном возникают только после игр. Когда я прихожу домой после матча Лиги чемпионов, расслабиться не получается. Неважно, победили ли мы или проиграли. Я не могу так просто заснуть после того, как 90 минут выжимал все соки из своего тела. После игры я еще несколько часов напряжен. Обычно я не чувствую усталости до 3-4 утра, и только тогда мне хочется спать.
Но у меня не было проблем со сном, когда я выбирал между Германией и Турцией. Сомнения не терзали меня. Максимум – смутные противоречивые чувства. Может быть, все было бы по-другому, если бы детство я бы провел в Турции. Может быть, в этом случае я был бы более восприимчив к доводам моего дяди и чувствовал бы то же самое, что и он, когда бы я ни возвращался в Зонгулдак.
Позже Хакан Эсероглу, директор европейского отдела Турецкой футбольной ассоциации, обвинил меня через издание Bild в том, что я веду ассоциацию за нос: «Месут хороший, славный парень. Но в его окружении есть люди, влияющие на него». Полный бред.
Перед моей первой игрой за сборную Германии нам пришлось на время закрыть мой сайт из-за оскорбительных комментариев от неприятных людей. За псевдонимами они могли выдвигать более серьезные обвинения в адрес меня и моего отца, чем чиновники в Турецком консульстве.
Мое решение в пользу Германии (о котором, как я думал, забудут через пару недель) не значит, что я плохо отношусь к Турции. То, что я выбрал сборную Германии, не значит, что Турция не близка моему сердцу. Я не ограждал себя от Турции и их людей.
11 февраля 2009 года, этот день настал. Моя первая игра за немецкую сборную, в возрасте 20 лет, 3 месяцев и 27 дней. Я начал матч на скамейке запасных с Тимом Визе, Томасом Хитцльспергером, Симоном Рольфесом и другими. Это был первый товарищеский матч сборной Германии в году, за шесть недель до возобновления квалификации к чемпионату мира.
В перерыве тренер сделал несколько замен, убрав Пера Мертесакера, Андреаса Хинкеля и Мирослава Клозе и выпустив Сердара Ташчи, Андреаса Бека и Патрика Хельмеса. Это был довольно трудный матч. Мы не знали, что делать, не могли навязать давление. Кристиан Гриндхайм забил с углового и сделал счет 1:0 в пользу Норвегии.
Настроение болельщиков на стадионе в Дюссельдорфе упало на самое дно. Йоахим Лев заменил Марио Гомеса на Штефана Кисслинга и Торстена Фригса на Марко Марина. Потом на 78-й минуте он снял Петра Троховски и дал мне поиграть 12 минут.
Освистывали меня недолго. Когда я начал ускоряться, я даже получил тихие, но слышимые овации. Мне жаль говорить, но когда я впервые вышел на поле в немецких цветах, мурашек по коже у меня не было. Условия были неподходящие. Фанаты были недовольны, команда не могла найти свой ритм, счет был «неправильным». Конечно, я был рад, что Йоги Лев выпустил меня. Просто время было неподходящее, чтобы полностью всем насладиться.
Германия не проигрывала Норвегии со времен поражения (0:2) на Олимпиаде-1936. После нового поражения, до которого был проигрыш Англии в ноябре, пресса навалилась на нас, как тонна кирпичей. Германия не проигрывала два домашних матча подряд с 1956-го.
Когда я покидал стадион через микст-зону, репортер спросил меня, не жалею ли я о своем решении после этого матча. Конечно, я не жалел, но отказался отвечать на такой глупый вопрос.
Мое 12-минутное выступление не привязало меня к Германии, потому что по правилам ФИФА товарищеский матч против Норвегии не считается. Когда я вышел на 6 минут против сборной Азербайджана в августе 2009-го, это фигуральное перетягивание каната наконец-то закончилось. Но споры о моем решении не утихали до сих пор.
Кульминация случилась в октябре 2010-го, когда Германия в Берлине принимала Турцию в отборочном матче чемпионата Европы. Все СМИ снова начали обсуждать мой выбор. Spiegel-TV снял репортаж и назвал этот матч «праздником футбола в тени дебатов об интеграции, полумесяц против черно-красно-золотого триколора». Журналисты опросили немцев и турков. И, конечно же, они нашли людей, презирающих мой выбор. «Он турок, а не немец. Как он может гордиться Германией?» – задавали себе некоторые этот вопрос. Другие с насмешкой говорили, что я не «настоящий турок». Их ненависть абсурдна.
«Октябрь 2010 года. Я в Берлине играю против сборной Турции. Забив гол в ворота Волкана Демиреля, я не стал праздновать, потому что это было бы неуважительно»
Теперь речь об игре и трех очках вообще не шла. Некоторые после матча обсуждали даже цвет моих бутс. Одна газета, например, заинтересовалась, пытаюсь ли я своим выбором цветов (красный и чуток белого) доказать турецким фанатам, насколько я близок к ним, несмотря на то, что выбрал сборную Германии. Это не было моей целью. Я просто надел старые бутсы. Я не думал этим что-то сказать, это уже слишком.
СМИ не переставали разжевывать эту тему. Например, Кристоф Кнеер из Süddeutschen Zeitung взволновался о моих узких плечах, на которых лежит весь этот спор, и написал: «Этому вопросу уделяется такое пристальное внимание, что скоро кто-то спросит Филиппа Лама, почему он решил играть за сборную Германии».
Никто, конечно же, не спрашивал Филиппа Лама. Но он сыграл важную роль в этой напряженной схватке. На 79-й минуте он дал мне пас. Неожиданно я оказался один на один с турецким вратарем – 2:0 в пользу Германии. Но я не праздновал. Потому что (процитирую снова Назан Эккес) «мое сердце бьется по-немецки, а еще мое сердце бьется по-турецки».
После матча я сразу же пошел в душ. Из-за маленького покалывания в бедре во время игры я позвал одного из физиотерапевтов и попросил его помассировать мои мышцы. На Олимпийском стадионе в Берлине массажные столы были в отдельной комнате, поэтому я понятия не имел, что происходило в раздевалке. Пока я не вернулся туда с голым торсом и в шлепках.
Канцлер Ангела Меркель стояла посреди раздевалки. Представитель правительства Штеффен Зайберт и президент Кристиан Вульф со своей дочерью Анналеной тоже там были. Мне было так стыдно, что хотелось развернуться и уйти. Я был не на пляже, где можно спокойно с голым верхом подойти к женщине или девушке, даже если эта женщина самая важная и могущественная персона в стране. Я в спешке искал, чем себя прикрыть. Ты не можешь стоять лицом к лицу с госпожой Меркель полуголым, сказал я себе. Но когда она повернулась ко мне и улыбнулась, я не нашел ничего, кроме полотенца. Не успел я накинуть его на плечи, как она уже протягивала мне руку.
«Поздравляю вас с победой, Месут, – сказала она. – И с голом тоже. Представляю, какой нелегкой была игра. А весь этот свист в ваш адрес, когда вы были с мячом, кажется, вас не беспокоил».
Она говорила спокойным и очень дружелюбным тоном. Она смотрела мне в глаза. «Бывали игры и потруднее, – ответил я. – Я не праздновал свой гол, потому что не хотел никого провоцировать».
«Вы все прекрасно уладили», – сказала канцлер.
Мы общались еще какое-то время. Я сказал ей, что меня особенно впечатлило поведение наших соперников. После игры капитан турецкой команды подошел ко мне и попросил поменяться футболками. Я был очень рад. Я не чувствовал негодования со стороны оппонентов из-за того, что я решил играть за Германию.
Поскольку там был еще и фотограф из офиса канцлера, фотография быстро разошлась по всему миру. Перед публикацией он получил одобрение от Немецкого футбольного союза. Когда мои друзья увидели фото, они подкалывали меня по СМС: «Ты и канцлер? Между вами что-то есть?».
Конечно, это снова взбудоражило СМИ. DieZelt описал меня как «образцового иммигранта», мое имя постоянно всплывало в дискуссиях об иммиграции. Например, Йоахим Херрман, министр внутренних дел Баварии, назвал меня «тем, кто дает свои фантастические навыки нашему обществу, кто берется за каждую возможность в этой стране». Во время дебатов об иммиграции в телепрограмме Hartaberfair обсуждали, насколько я немец на самом деле. Американская писательница Хетер Де Лайл утверждала, что я не был примером успешной иммиграции, поскольку я и так немец.
«Стыдоба: Я был очень удивлен визитом канцлера Ангелы Меркель. Если бы я знал, то не встретил бы ее полуголым»
Почти все высказывали свое мнение. Иногда одобряли. Иногда кто-то презрительно усмехался, что я не могу быть образцом для подражания, потому что не могу написать и предложения на немецком без грамматических ошибок. Они говорили, что я ничего не умею, кроме как играть в футбол.
Я никогда не участвовал в этих дебатах. Я никогда не ставил себя выше других. После тщательного разбора я решил играть за Германию. Я хорошо сделал свою работу. И мне комфортно жить в стране, где я родился. И в Турции тоже. Еще мне было хорошо в Мадриде, а сейчас – в Лондоне. Медиа всегда пытаются привязать тебя к чему-то одному. «Ну давай, скажи нам – кто ты? Немец? Или турок? Где ты предпочитаешь быть? В Германии или в Турции? Ты должен выбрать что-то одно. Ты не можешь выбрать оба варианта. Есть только черное и белое. Есть только турок или только немец».
Я должен был принять решение, играть ли мне за Германию или за Турцию. Проще говоря, я должен был выбрать что-то одно, по-другому никак. Но мне не нравится, когда меня так торопят.
Ты можешь принадлежать двум культурам и можешь ими гордиться. Сердце может биться по-турецки и по-немецки одновременно. Ты можешь думать как немец и чувствовать себя турком. Вот так работает интеграция – со взаимным уважением, как в каком-нибудь большом футбольном клубе.
Я горд быть частью немецкой сборной, несмотря на давление. И я счастлив, что не повернулся спиной к Турции.
Фото: Gettyimages.ru/Matthias Hangst (1); instagram.com/m10_official (2); globallookpress.com/Ferhat Uludaglar/ZUMA Press (4); Gettyimages.ru/Joern Pollex/Bongarts (5), Alex Grimm/Bongarts (6), Guido Bergmann/Bundesregierung/Pool (7)
Озил родился и вырос в Германии, дитя немецкой культуры и футбола , это достаточное основание выбрать Германию
А кто-то видимо приехал с Мариуполя