Сборная Дирка Новицки. Игроки НБА, которых любят все
Всем – мир.
Айзейя Томас («Бостон»)
Самое важное для любого в НБА – найти такое место, которое станет самым органичным фоном для его игры. Зак Рэндолф несколько раз менял побережья, чтобы обрести дом в чернорабочем Мемфисе. Кайлу Лоури потребовалось добежать до канадской границы, чтобы избавиться от бремени бесконечных скандалов. Ник Янг лишь в Лос-Анджелесе дожил до того, что его затейливая клоунада нашла ценителей.
Айзейя Томас превратился в любимого игрока Аллена Айверсона только в «Бостоне», с которым он уже будет связан навсегда. Как и многие до него, миниатюрный защитник сменил несколько образов: он был статистическим откровением конца драфта, при этом довольно бессмысленным и прислушивающимся к советам ДеМаркуса Казинса (что звучит как несовместимый с жизнью диагноз); а затем виделся слишком много на себя берущим единоличником в «Финиксе», таким же лишним по сути, как и его контракт в платежке и как его присутствие рядом с еще двумя претендующими на место в старте разыгрывающими. Переезд во вроде бы не подходящий ему по духу – не гламурный, плохо воспринимающий индивидуальность и позерство – «Бостон» изменил все мгновенно: почти сразу гиперсерьезный Томас вышел против «Санс» и сделал все, разве что обошелся без волнообразных движений тазобедренным суставом, чтобы местное руководство навсегда запомнило свою ошибку.
Важно не то, что теперь Брэд Стивенс рекомендует всем прикупить league pass только затем, чтобы на ежедневной основе следить за самым неотразимым игроком Востока. Яркость Томаса, самой крошечной звезды лиги, вряд ли является откровением. Занятнее то, как торжественная, до пафоса серьезная атмосфера «Селтикс» наполнила игру Томаса другим содержанием, другим качеством. Да, здесь он получил в свои руки нападение и показал эффективность полноценной, а не только статистической звезды. Да, здесь он предстал не ребенком, которого направляет Казинс, а суровым папашей забавных хулиганов. Да, здесь ему начали доверять, и он это оправдал. Но лишь Бостон раскрыл тот характер, который напомнил Айверсону его самого, лишь зеленые цвета добавили необходимой суровости, не совместимой с раздолбайством шоумена, лишь в дисциплинированной, очень тренерской команде «Селтикс» Томаса начали воспринимать как игрока.
Айверсона сам назвал своего «наследника». И как нельзя было игнорировать Ответа, так не получается сохранять равнодушие при виде Томаса. В лиге сверходаренных людей он как никто работает над преодолением физических ограничений. И эта борьба с природой не может не воодушевлять.
Ману Джинобили («Сан-Антонио»)
Нет большего контраста в НБА, чем отношение к Андрею Кириленко в Штатах и России. На родине АК-47 ассоциируется с завышенными ожиданиями, экстравагантной супругой, инфантильностью и не слишком большой любовью к баскетболу, наиболее ярко проявленной в преждевременном и довольно нелепом завершении карьеры. В Америке до сих пор вспоминают Кириленко как человека недооцененного, неправильно понятого, опередившего свое время и раскрывшего свои таланты лишь самым утонченным любителям игры. Мораль проста: ничто так не романтизирует героя, как недооцененность.
Джинобили не только воплощает эту самую недооцененность, он еще и дожил до отсутствия волос доиграл до того времени, когда все это осознали. Подписанный этим летом явно завышенный контракт был воспринят как само собой разумеющееся: чем меньше волос оставалось на голове Ману, тем привлекательнее становился его образ. В каком-то смысле Джинобили гораздо больше символизирует «Сан-Антонио», нежели даже Данкан: центровой воплощал баскетбольную фундаментальность и отождествляется с ней, Ману же в гораздо большей степени пожертвовал индивидуальной яркостью, умением решать ситуацию в одиночку, закрывать игру своим недооцененным атлетизмом и научился подчинять яркость системе Поповича и его требованиям. Джинобили – единственный игрок в истории «Сперс», которого тренер специально должен был «объяснять»: отсюда постоянные сравнения с Кобе, МакГрэйди и даже Джорданом – Попович словно всю жизнь извиняется перед Джинобили за то, что командные интересы растворили его место в истории. На пике, в 2005-07, блистательный аргентинец постоянно находился на грани между гениальностью и тотальной обструкцией тренера и так и остался оцененным лишь болельщиками «Сан-Антонио» и любящими ставить вопрос «а что, если» гиками: Джеймс Харден не хотел выходить из роли шестого, но был принужден к этому обстоятельствами, Джинобили сделал все, чтобы ничто не могло лишить его привычной зоны комфорта. Есть и еще одна вещь, заставляющая видеть именно Ману символом «Сперс» – та самая семейная атмосфера сборной Аргентины, подсмотренная Ар Си Бьюфордом на чемпионате мира в Индианаполисе и воссозданная им в «Сан-Антонио». Опять же для «больших», особенно центровых, вполне нормально быть немного отстраненным, витающим в облаках, признающим свою зависимость от игроков с мячом. Звездами их делают уже сами физические данные. Джинобили, в детстве воспринимающийся как убогий, в начале карьеры отправляемый на скользкий паркет в качестве не существенной жертвы, умудрился даже в горячей молодости подчинять эгоистичные устремления и амбициозность ценностям более высокого порядка. Вряд ли можно назвать более удивительный контраст между индивидуальным стилем, игровой заносчивостью, отдающим ненавистью к соперникам напором и внешней скромностью, чем это было у лидера «Киндера» и сборной Аргентины.
Все это вроде бы так очевидно, но пришло лишь со временем. Когда мы повзрослели вместе с Джинобили и разглядели прелесть в упорядоченном коллективном баскетболе «Сперс».
Яннис Адетокумбо («Милуоки»)
Адетокумбо обладает многими качествами, которые вроде бы должны сделать его уязвимым: со своими удивительными габаритами и телескопическими руками/ногами иногда засыпает в защите, нелегко преодолевает страсть к кирпичному делу, заставляет пересчитывать шаги и удары мяча в пол... Он вроде бы слишком непривычный и эстетически далекий, чтобы так вот однозначно понравиться. Фрики – все же предмет для досужего любопытства, а не боления. Но в нем есть что-то, что заставляет закрыть глаза на любые странности и мнимые дефекты. Возможно, тут дело в многолетней убогости «Милуоки». Возможно, все решает детская непосредственность греческого нигерийца или его настраивающая на сопереживание биография. Но больше, чем что-либо еще в нем, конечно, привлекает реалистичное предвкушение чего-то еще невиданного.
Большая персонализированность баскетбола по сравнению с любым другим спортом имеет и такое побочное следствие: игроки НБА не только характернее, четче прорисованы на площадке, немало из них совершенно уникальны. Джаббар, семифутовый йог с волшебным крюком, Леброн, перекачанный мощный форвард, научившийся водить мяч и промышляющий заумными передачами, подавляющий сочетанием роста и плотности Шак – помимо всего прочего, лишь в баскетболе модно составить кунсткамеру не имеющих аналогов типажей, даже если отталкиваться от их физических возможностей, а не баскетбольных навыков. Вот такая нетипичность Адетокумбо и заставляет присматриваться к нему еще пристальнее, а то, что он постоянно оправдывает ожидания/предвосхищения, добавляет позитивности. Когда он остался без денег в центре города и был доставлен на арену случайно увидевшими его болельщиками, это было так естественно: и на паркете в нем видят детеныша инопланетного гуманоида, который только учится обращаться со своим нестандартным организмом и по-детски послушно воспринимает наставления тренеров. Вот эта щенячья милота, сопровождаемся радостью все новых открытий, и исключает любое критическое восприятие.
Дирк Новицки («Даллас»)
Удивительно, но сам феномен неотразимого немца возник благодаря Леброну и «Решению». В знаковый момент Новицки исполнил мечтания абсолютного баскетбольного большинства: сбил спесь с зарвавшегося трио молодых, дерзких, меняющих реалии звезд корявыми отпрыгиваниями с непременно торчащим коленом. В 2011-м лидер «Далласа» делал то, что наполняло всю его карьеру: попадал знаковые броски, штамповал бомбардирские цифры, старался не совсем опозориться в защите, казался забавно-чудаковатым. Почему-то лишь то, что именно он вышел против «империи зла» и умыл «Майами» за весь олдскул, за всех парней из нулевых, за всех, кому было неприятно, что лига меняется, именно это покорило всех и уже навсегда. До этого Новицки воплощал все, за что критиковали европейцев: мягкотелость, неумение проявлять себя в нужный момент, психологическую слабость, неспособность стать лидером. В 2011-м он заставил всех себя переосмыслить и признать, что его воспринимали как-то неправильно.
Новицки вошел в сонм всеобщих любимчиков как герой, остановивший неотвратимое, но запомнился как раз другим. Странный Марк Кьюбан не дал ему шанса покрасоваться баскетбольными навыками в уже измененной призме: лучшие годы Дирка, грандиозные сезоны, титул MVP, веселенько-анархическая пальба в компании Нэша и профессора Нельсона, незабвенная глубоко-подтекстуальная фотосессия с Кьюбаном прошли не без ухмылок, недоброжелательных шуток и скепсиса... После же титула Новицки отмечали не столько как баскетбольное достояние, сколько все, чем он был помимо этого: последний франчайз, проведший всю карьеру в одном клубе, лидер и шоумен, совершенно завороживший готовностью посмеяться над собой ради всеобщего удовольствия. Со временем чудаковатость Новицки, специфичные шутки что в твиттере, что в жизни, расплескивающая позитивность стали неотъемлемой частью живой привлекательности самой лиги. Сложно представить, как мы обходились без этого до 2011-го. Еще сложнее, что скоро не будет и этого.
Марк Газоль («Мемфис»)
Во времена, когда Зак Рэндолф с гордостью говорил, что играет не за «Портленд», а за «Джейлблейзерс», Тони Аллен не без юмора ставил сверху, а «мишки» были настолько безмятежными, что готовы были дать себя уговорить то на Айверсона, то на Аринаса, Марк Газоль фигурировал исключительно в словосочетании «Пау Газоль и его брат, мешок». Младший поражал главным образом одним умением: он сумел сохранить детскую припухлость со школьных времен, и на его упитанном фоне Пау становился субтильным и даже грациозным.
Вся история Марка Газоля в НБА – это история развития, удивительным образом совпавшая с испытываемыми к нему чувствами. В первоначальном варианте центровой значился под условными обозначениями «стиральная машина», «куча фантиков», «колбасные обрезки» и прочими полезными в хозяйстве вещами. Все это, по мнению окружающих и Грегга Поповича, получил «Мемфис» за старшего брата. Газоль-младший мог попихаться под щитами, обладал прекрасным аппетитом и пышущей жизнерадостностью, но никто особенно и не задумывался над тем, что он будет делать в НБА. С таким же успехом вы можете представлять себя в открытом космосе, на сцене Большого театра или в объятиях... Короче, никакой практической пользы такие мысли не содержали.
Дальше началась серия преображений, продолжающаяся до сих пор. Газоль-младший оказался очень умным центровым: «Мемфис» начал показывать признаки жизни, а пасы «большого» устраняли многие проблемы команды с пространством атаки, не самыми выдающимися разыгрывающими, наличием таких эгоистов как Руди Гэй или таких странных парней как Тони Аллен. Зак Лоу придумал понятие «звезды имени Марка Газоля», подразумевая команду, которая эстетически совершенна и способна задавить баскетбольным интеллектом любую зазевавшуюся суперзвезду.
Понимание Газолем потребностей окружающих, его баскетбольная эмпатия, и вовсе совершило мини-революцию: испанец обрел еще одного брата, помимо уже имеющихся. И брата удивительного: местный гангстер, общенбашный засранец и вообще суровый человек Зак Рэндолф публично признался ему в любви и позволил себя перевоспитать. Так в рассказах О’Генри многолетние преступники меняются, встретившись с искренними чувствами и неожиданной благожелательностью. Газоль тем временем продолжал удивлять, причем как будто специально играя на публику. Сначала он сбросил вес и получил приз лучшему защитнику, когда сочетанием медвежьих размеров и не медвежьей грации замуровал «краску» лучшей оборонительной команды. Затем, когда начал сдавать старина ЗиБо, Газолю пришлось принимать у него часть функций на чужой половине: к привычным передачам и всяким заманухам с Конли прибавились броски со средней, активности в посте и готовность спасать на последних минутах. Прошлый сезон (и этот) были отмечены травмами и деградацией команды, но разделивший со всеми тяжелую травму Газоль вновь сделал шаг вверх – теперь он еще и начал бросать трехочковые, причем совершенно убийственно, и уже не раз вытягивал разваливающийся коллектив в тревожное время перед сиреной. Уже на стадии появления «звезд Марка Газоля» испанец не вызывал ничего, кроме восхищения. Для всех последующих пертурбаций в русском языке просто не существует слов: просто восхищение росло прямо пропорционально и дополнялось восхитительными оттенками восхищения... Не, нету слов.
Сабонису было легко: легко быть умным центровым тогда, когда ничего подобного не видели. Сейчас таких вроде бы хватает, но младший Газоль все равно почему-то выделяется. До словосочетания «Марк Газоль и его брат, страус» дело пока не дошло, но разница восприятия братьев, конечно, парадоксальна.
Кемба Уокер («Шарлотт»)
Майкл Джордан – незадачливый «читер».
Драфт НБА построен вокруг одного понятия – upside, «потенциал» – и предполагает обязательный риск, связанный с правильной/шизофренической оценкой этого самого потенциала. Раньше Джордан действовал как все и пытался рисковать – набирал людей вроде Кваме Брауна и Адама Моррисона, которые его постоянно подводили. В какой-то момент он сказал себе «хватит» и рисковать перестал. Уже давно «Хорнетс» берут исключительно «верняк», отталкиваясь не от «апсайда», не от того, кем может стать человек, а прицениваясь исключительно к тому, кем он является на данный момент. В результате состав у «Шарлотт» состоит из бывших университетских звезд, которые не дорастают до звезд НБА, но и уж точно не позорят владельца. Кемба Уокер – типичный пример.
Уокер – символ новой «Шарлотт» не из-за лидерского статуса или статистики.
Основная черта его игры – это достоинство.
Он самый недооцененный игрок НБА – но пофигу. Под него не строят звездную команду, он держится за Батюма и Марвина Уильямса, считая их идеальным коллективом – но пофигу. Его не рассматривают в качестве звезды или кандидата на участие в Матче всех звезд – да пофигу.
Какова «Шарлотт» с ее умными, разбирающими все до мелочей комментаторами, системообразующим тренером, чьего имени никто не знает, баскетбольной провинциальностью, таков и Уокер: молчалив и доволен своим местом, зациклен исключительно на командных целях, уверен, что единственное, что имеет значение – то, что звездой считают его одноклубники и он сам. Он не кричит о своих задачах, видимо, потому, что ему это ни к чему. Уокер настолько уверен в себе, что все понимают: играть с лучшими на равных он может, быть лидером он может, решать в концовках он может. Победы и хайп нужны тем, кто богаче и звезднее. Для «Шарлотт» важнее благородство духа – маленькая команда, готовая покусать, ценящая себя, адекватно воспринимающая мир вокруг. И ее лидер – лучший выразитель этого ощущения: ему не важно признание, существеннее то, что за него переживают – из-за недооцененности, из-за статуса боевого «андердога», из-за милой провинциальной истории.
Джей Ар Смит («Кливленд»)
Подонков любят только женщины. Но Смит каким-то образом дошел до стадии, когда оказался одинаково симпатичен всем, от его мамы до президента США. Сам момент пропустили: то ли это произошло, когда защитник попал под опеку Леброна, то ли возникла симпатия к его финансовой неразумности, то ли просто все дошли до такой стадии, что хотя бы никогда не меняющийся Смит со своими дикими бросками, уличными замашками и причудами создавал иллюзию стабильности...
Невозможно сказать.
Факт прост: Джей Ар Смит и его майка стали самыми важными персонажами лета, затмив по долгоиграемости и блок Леброна, и переход Дюрэнта, и предмет гордости Дрэймонда Грина.
Трансформация Смита, наверное, вполне нормальна. За похождениями «инфан террибль» всей лиги следили со времен школы: где-то он улыбал – жизненной целью «добиться всех девушек или погибнуть», где-то пугал – аварию и тюремное заключение никто не отменял, где-то удивлял – упорным позированием с алкоголем и травой, где-то возмущал – нью-йоркские похождения дали Филу Джексону карт-бланш на тотальную чистку. И вот взросление, в котором сначала виделся рекламный трюк, все же наступило. Это не означало, что Смит превратился в кого-то другого, он просто стал ровнее, и ровнее стало отношение к нему. Постоянные скачки в прошлом сменились благодетельной терпеливостью и готовностью к любым мелким шалостям – хождениям без майки, войной за новый контракт, всплесками все той же иррациональностям. Смит нашел себя. И все как-то оценили это.
Кавай Ленард («Сан-Антонио»)
Вообще Ленард придерживается идеальной тактики для создания публичного образа: шикарный баскетбол он сопровождает тотальным молчанием. В Европе так делают все, и это выглядит уныло, но на фоне НБА, где кому-то не нравится, что человек режет потаенные мысли, кому-то – что постоянно прется, кому-то – что пафос затмевает сознание, закрытый рот выглядит самым разумным способом не приобретать лишних хейтеров.
У Ленарда идеальный тип молчуна: он подавляет в защите без каких-то бравурных эмоций, кривляния и необходимости постоянно искать вызовы, он больше похож на киношного антигероя, невозмутимого, не реагирующего на внешние раздражители, действующего как словно на автомате. И страшного именно этим. У него за спиной история, которой невозможно не проникнуться, отсутствие какой-либо лишней «звездочной» шелухи и пресс невыполнимой миссии. В общем, роль настолько идеальная, что наилучшей вишенкой для нее является органичная шутка:
– Кавай, конечно, думает, что он все сделал один, но...
Кристапс Порзингис («Нью-Йорк»)
Здесь вам не Америка, так что давайте будем честными. Единороги, рэперы, «Никс» и прочая лабуда – это лишь фон. Порзингиса любят по одной простой и банальной причине: латвиец уже с полным правом претендует на статус самого крутого белого баскетболиста.
На данный момент топ-5 выглядит примерно так:
5. Лэрри Берд.
Крут как ваш суровый папаша, раздающий подзатыльники, предпочитающий любому виду коммуникации мускулинный сарказм и относящийся к жизни слишком серьезно.
4. Боб Кузи
Первым отошел от прагматичных принципов баскетбола и стал первым фокусником оранжевого мяча. Крут уже самим соотношением черно-белой хроники и неприлично сочетающегося с ней шоуменства.
3. Стив Нэш
Пробил порог крутости уже в 36, когда начал сниматься в наркоманских фильмах с Бэроном Дэвисом, сбрил ужасные патлы и оказался одновременно вдумчивым интеллектуалом и юморным дядечкой, веселящим всех вокруг. Почему-то только тогда все осознали, что Нэш крут не 7-секундным нападением, статуэтками и сумасшедшими передачами из-под кольца в прыжке, а просто крут как таковой.
2. Джейсон Уильямс
Самый черный парень в черной лиге.
1. Пит Маравич
Трагедия вне площадки и пронзительная симфония баскетбольного счастья на ней. Контраст, который не может оставить равнодушным.
Смысл понятен, так?
Белые парни в лиге всегда принадлежали к одному типу игроков – не очень ловких трудоголиков с броском разной стабильности. Те редкие жемчужины, которые отличались (их уместнее называть черными жемчужинами), выделяла главным образом тяга к циркачеству – в противном случае они все бы до боли, до депрессивного затмения напоминали бы день сурка, олицетворяемый Джоном Стоктоном.
И вот Порзингис свалился на Нью-Йорк не столько единорогом, сколько баскетбольным Джеймсом Бондом, выдуманным, идеализированным образцом крутости. Все при нем: и феноменальные габариты, и очевидный атлетизм, выражающий себя в хлестких путбэках, и дальний бросок, и ухмылка, и зашкаливающая уверенность в себе, делающая его неуязвимым для критики, для повышенного внимания, для соседства с Кармело и Роузом, для всяческих неловких ситуаций… Но главное тут, пожалуй, другое.
Все собаки делятся на три категории. Есть большие собаки. Сенбернары, кавказские овчарки, доги – они огромные, и им тяжело от собственных размеров, они выглядят грандиозными, жирафоподобными, несчастными. Большинство семифутеров выглядят несчастными, тяготящимися своих габаритов людьми: они изнывают под тяжестью собственных организмов, делают все через силу и годятся по большому счету лишь для того, чтобы через них лупили сверху. Порзингис же – другая порода. Именно поэтому он и стал таким откровением: все ждали несчастного семифутера, нового Шона Брэдли, а тут выпрыгнул гармоничный, веселый, кайфующий от себя товарищ, гораздо более ловкий, гораздо более чутко разбирающийся в своих конечностях, чем люди нормального роста. Огромные собаки, чувствующие себя прекрасно и в своих габаритах, обычно невероятно счастливы, довольны собой и склонны к разнообразным шалостям. Центровой «Никс» уже показал, что шалости – это, от чего его особенно прет.
Бобан Марьянович («Детройт»)
Самый огромный человек в лиге по понятным причинам вызывает нездоровое любопытство.
Марьяновича в НБА характеризуют три сюжета:
– сравнение его конечностей с разными предметами и людьми;
– феноменальная продуктивность за ограниченное время, которая отличала его в «Сперс»;
– нежелание расставаться с Поповичем и подписание контракта с «Пистонс» лишь после того, как сам тренер «Сан-Антонио» его об этом настойчиво попросил и объяснил, что больше денег – это лучше, чем меньше денег.
Даже не играя, серб вызывает у болельщиков сплошной восторг.
Кайл Лаури («Торонто»)
Если в случае с Айзейей Томасом, ассоциация с «Бостоном» подчеркнула не самые очевидные качества разыгрывающего – бойцовский характер, неуступчивость, желание не проиграть, даже несмотря на смешные габариты, то с Лаури случилось практически то же самое в «Торонто», но немного иначе. Превращение в символ «Рэпторс» устранило ненужное напряжение, заставляющее его нервничать, подстраиваться под меняющиеся обязанности, воевать с тренерами. Гармония с окружающим миром подарила совсем другого Лаури – расслабленного, задорного, идеального партнера и лидера, главного весельчака в лиге, дышащего позитивом героя. Его искрометный дуэт с Дерозаном вовлекает в процесс веселья всех равнодушных, его выдержка такова, что даже в самые сложные моменты он продолжает поддерживать одноклубников и тренера, а в самые лучшие и не думает напоминать о собственных заслугах.
Торонто и Канада в целом изменили в жизни Лаури все, и они же полностью изменили его восприятие: разыгрывающий таков, что в него невозможно не влюбиться. Если и есть в НБА человек, идеально подходящий на английский эпитет “lovable”, то это вот Лаури – жизнерадостный щенок с огромными глазами, одинаково восхищенный каждым из своих товарищей.
А еще Лаури – лидер самого эффективного нападения в НБА прямо сейчас. Но это же уже лишняя информация, так?
Кент Бэйзмор («Атланта»)
Форвард стал легендой задолго до того, как начал выходить на площадку. И остался ей и после того, как превратился в игрока стартовой пятерки и обладателя солидного контракта.
Бэйзмор прикольный, и ничего с этим не поделаешь.
Борис Диао («Юта»)
Борис Диао – в каком-то смысле феномен. В НБА же к сибаритам традиционно относятся негативно: вся вот эта вальяжность, показательная расслабленность, отсутствие какой-либо спешки, сонный взгляд из-под полузакрытых глаз, лишний вес, обширная корма, нелепая борода, помогающая набирать фолы… Так, стоп, куда-то я не туда. Так вот, на фоне лиги суператлетов с огромными челюстями, редеющими волосами и чем там еще это выглядит подозрительно, это выглядит непрофессионально, это должно возмущать. Диао и возмущал, но только на том этапе карьеры, когда его изгоняли из бедствующего «Шарлотт». Затем удивительный Грегг Попович полностью легитимизировал его грушеобразную фигуру, нежелание уподобляться мэйнстриму и прочие сибаритские привычки. Если уж лучший тренер лиги снисходительно шутит по поводу лишнего веса и затянувшегося отпуска, то остальным и вовсе волноваться не о чем – Борис гордо поднял французский флаг и очаровал всех бесконечным шармом.
Главное в Диао – это именно национальный колорит. Четверть игроков НБА – легионеры, но культурное обогащение доступно далеко не всегда. Окей, Эндрю Богут режет правду и зарвавшихся защитников, врезающихся в его заслоны, ТиМо создает идеальный образ с четко выверенным балансом между забавным и русским акцентом и обликом, традиционно в Америке ассоциирующимися с чем-то крайне опасным, Данило Галлинари научил всю команду говорить по-итальянски, то есть руками… Диао – (после того, как Тони Паркер женился, завел ребенка и перестал представлять опасность для окружающих) – главный француз НБА. Кофемолка, вино и виноградники, тонкий юмор (ну, или не совсем), любовь к стильным селфи – все это неотделимо от филигранной работы ног и вдохновенного балета, высочайший уровень которого лишь подчеркнут лишними килограммами.
Бывало, Диао выходил и убивал сборную России. Но Диао – не убийца, прежде всего, он такой довольный собой и жизнью художник, элегантно пританцовывающий у себя в мастерской. Редко его шедевры настолько совершенны, чтобы можно было поставить точку. Но это и здорово – этот гимн жовиальности хочется слушать вечно.
Джоэл Эмбиид («Филадельфия»)
Окей, что бы сделали вы, если бы подписали первый контракт с клубом НБА?
Попросили о встрече Рианну? Настойчиво, несколько раз, наполовину иронично, наполовину и нет.
Написали бы Джеймсу, чтобы он перевозил свою задницу в «Филадельфию»? А потом заблокировали бы его задницу в твиттере. Чтоб не зазнавался.
Называли бы всех хейтеров «клоунами»?
Защитили бы от хейтеров Кевина Дюрэнта?
Шутили бы про процесс, выборы в США, рейтинг в NBA2K, стиль Тима Данкана, девственность Чендлера Парсонса, свой внешний вид?
Вы хотели бы все это сделать. А Эмбиид играет в НБА и делает – узнает лигу, ее обитателей и делится впечатлениями.
Эмбиид – это и есть ваша NBA2K в реальном времени, уникальный способ находиться если не внутри лиги, то максимально близко к ней, чувствовать, что НБА – это реальные люди с эмоциями, мыслями, переживаниями, которые они разделяют лично с вами.
В чем проблема европейского баскетбола? В нем нет ничего, кроме баскетбола. Одинаковые спортсмены вышли на площадку, сделали свою работу, разошлись заниматься более важными делами. Европейский баскетбол вроде бы близок – ну там, географически, например. На самом деле, он бесконечно далек. Любой игрок НБА несравненно ближе болельщикам в любом уголке планеты, Эмбиид и вовсе на постоянной основе врывается к вам в квартиру утром – жалуется на судейство, заступается за друга Ноэля, троллит какого-нибудь Уайтсайда, делится радостью от удачного «горшка». Вместе с ним вы проживаете самые важные мгновения его карьеры и жизни. И не ценить это нельзя.
Интересно, что Эмбиид играет так, что закрыли рты даже те, кто изначально предлагал забанить камерунца за гиперактивность в сетях. Завтра, когда он нагрянет ко мне часов в пять с очередной рекламой «процесса», я ему об этом отдельно напомню.
Робин Лопес («Чикаго»)
Семифутовый гик должен был стать органичной частью шоу «Теория большого взрыва», но его занесло в НБА.
Впрочем, популярность у Робина Лопеса примерно такого же качества: весь мир как-то неожиданно полюбил фриков от науки и согласился принять их в свою жизнь на десять лет, весь баскетбольный мир с улыбкой воспринимает чудачества центрового, хотя вроде бы и не должен это делать. Роль у близнеца такова, что она не предусматривает юмора: типичный защитный центровой держал на себе оборону «Портленда», которая сразу же рассыпалась после его отъезда, и теперь занимается тем же самым в «Чикаго» – а это значит, бьет всех направо и налево локтями, пыхтит в неказистой защитной стойке, извивается сосиской в борьбе за подборы. К тому же носит гетры метровой длины, козлиную бороду Линкольна и волосяной прибор, отдающий должное наследию «Симпсонов».
И несмотря на все это, к Лопесу и гиковатым увлечениям (от Комикона до разборок с маскотами) все относятся с одобрением, находя и для такого чудаковатого персонажа место в своем сердце.
Топовое фото: globallookpress.com/Torsten Silz/dpa
Насчет Джей Ар Смита я тоже не согласен. У него просто забрали мяч из рук и превратили в сжатую опцию, но он продолжает выдавливать дикие контракты, этот форс с футболкой - что в этом веселого? Когда-то этот человек был дисквалифицирован за употребление наркотиков. Среди игроков НБА можно найти кучу других игроков, которые окажутся приятны всем, зачем брать наркомана какого-то?
Весь текст отличный, но этот абзац просто порвал, как будто художественное произведение читаешь, только про НБА) Вспоминаю, из-за чего в свое время окончательно пересел на Спортс - из-за баскетбольной трибуны.