«Две недели не мог ходить и не видел левым глазом». Прост чуть не закончил карьеру в самом начале
Сенна почти остался без главного соперника.
Ален Прост прославился как четырехкратный чемпион мира, победитель 51 Гран-при и главный соперник Айртона Сенны — их противостояние в «Макларене» стало настоящей классикой. Уход француза в «Феррари» и «Уильямс» не снизил градус напряжения: вывеска «Прост против Сенны» собирала множество зрителей долгие годы, а сражения на трассах нередко оканчивались столкновениями.
«Я был главным источником мотивации Сенны». Прост – о победах и поражениях в «Формуле-1»
По разным подсчетам Ален мог выиграть до девяти чемпионских титулов, но ему часто не хватало совсем немного. Француз нередко рассказывал в интервью о всех поражениях и каждой победе, но еще никогда не признавался, что его славная карьера могла прерваться в самом начале. Тем не менее, именно об этом Прост поведал в разговоре с немецким журналистом Михаэлем Шмидтом: Ален как минимум дважды задумывался об уходе еще в самом начале пути — после дебюта с «Маклареном» в 1980-м и столкновения с другом Дидье Пирони в 1982-м.
Чуть не покинул «Ф-1» в самом начале карьеры
«Когда ты гоняешь в Гран-при, вокруг тебя вьется множество журналистов и медиа, и ты стараешься не показывать многие истинные чувства. Но в конце 1980 года я реально обдумывал уход из «Формулы-1». Я просто не знал, что делать. Тот сезон закончился большой аварией, я получил серьезные травмы — сломал руку, у меня были проблемы со ступнями. Еще у меня были аварии на частных тестах в Донингтоне и Брэндс-Хэтче — просто об этом никто не знал. Это сейчас со всеми социальными сетями о любом происшествии моментально узнают миллионы людей. Во время одной из аварий на «Уоткинс-Глене», где проходили тесты «Макларена», я ударился головой о руль, и у меня появились проблемы с шеей. Мне пришлось две недели провести в постели — я просто не мог ходить! Не держал равновесие, когда вставал на ноги. И не мог нормально видеть левым глазом.
Тогда же, в 1980-м, я был очень близким другом Патрика Депайе. А он разбился на тестах в день моей свадьбы. Такие вещи бьют по тебе очень сильно. На одном этапе карьеры у тебя очень много страсти, а потом ты просто осознаешь, что ты пришел в гонки совсем не за таким результатом. Но я все-таки решил продолжить, показывать как можно лучший результат и выигрывать гонки. Но сближаться тогда с людьми было очень рискованно».
Друзья погибали слишком часто
«В 1981 и 1982 году мы потеряли Жиля Вильнева, Риккардо Палетти и Дидье Пирони (не погиб, но получил серьезнейшие травмы и покинул «Формулу-1» – Sports.ru). Потом серия смертей продолжилась Филиппом Стрейффом и Элио де Анджелисом. Это очень ранило и напрягало.
Как я справлялся? Я всегда старался разделять личную жизнь и человеческий характер с тем, каким я становился, когда закрывал визор шлема. Почти всегда в машине ты другой человек. Я очень редко говорил о своей работе, и не горел особо желанием — все держал в себе. Но от каждого такого инцидента мне становилось физически плохо. К 1986 году обнаружил, что друзей на трассе у меня остается все меньше и меньше — из 20 человек большинство погибли или получили серьезные травмы.
Элио де Анжелис
Но особенно жалко было мою семью. Особенно мать. У нее двое сыновей, и один из них в те годы серьезно болел, а другой занимался смертельно опасным спортом. Но надо было справляться с этим — переживания становились частью Гран-при. Гонки не были лишь двумя часами приятной езды по воскресеньям.
Зрители ничего о знают о твоей жизни. А тебе в то же время приходится жестко бороться на трассе и делать другие сложные штуки. Всегда нужно было сохранять баланс, искать компромисс между усилиями на трассе и личной жизнью. Постоянно искать и оценивать допустимый уровень риска. Тогда-то я впервые и подумал, что хочу все делать лучшим образом — но, может, мне стоит поискать какой-то другой путь?».
Изменение философии
«Ключевым моментом в карьере я всегда называл инцидент с Дидье Пирони в Хоккенхайме в 1982-м. Я проехал установочный круг и начал атаковать по мокрому асфальту. Дидье не заметил меня из-за машины Дерека Дэйли и потому гнал на полной скорости по прямой. Все закончилось ужасной аварией: он врезался в меня, и его «Феррари» буквально взмыла в небо. Я все видел: как машина взлетела, а потом встречный ветер остановил ее — я слышал, как задохнулся мотор – и бросил обратно на трек. Болид ударился задней частью о землю и снова встал на днище. Вот почему он выглядел словно переломанным пополам.
Я сразу же остановился, потому что у моей машины уже не было задних тормозов. Когда я подошел к месту аварии, то увидел, что все ужасно. Дидье был моим другом. Собственно, он и Жиль были моими ближайшими приятелями. Вдвойне тяжелой эта авария была как раз из-за того, что Вильнев пострадал в том же году на «Феррари» так же.
Я вернулся в моторхоум, и босс команды Жерар Ляррусс сказал мне: «Я понимаю ситуацию, но для тебя лучше всего будет вернуться в машину как можно скорее». Я ответил: «Хорошо, дайте мне десять минут». Навсегда запомню, как сидел эти десять минут в моторхоуме и решал: хочу ли я выезжать на трек? Хочу ли вообще дальше заниматься гонками? В тот момент и пришло озарение: с той секунды я твердо решил, что буду делать все по-своему. И сказал боссу: «Если вы против или будете недовольны — обещаю, заберу вещи и отправлюсь домой». Он ответил: «Никаких проблем».
С тех пор многие думали, что я сдавался на мокром асфальте или в каких-то других сложных условиях. Окей. Да, кто-то говорил, что я стал более трусливым, а кто-то говорил, что я стал умнее. Но это я так решил. Я предупреждал все команды, куда переходил: «Я буду все делать по-своему. Сделаю все, что смогу: буду пахать, как проклятый, чтобы сделать мою машину лучшей. А взамен буду выжимать из нее 90-95-99 процентов. Но никогда не начну атаковать на 101 процент».
Упущенный из-за гордости титул
«Быть французом и гонять за «Рено» в начале 80-х означало огромнейшее давление. Франция тогда по большому счету еще не знала автоспорт — в истории было не так уж много успешных гонщиков и команд. А давление всегда сильнее, когда за тебя болеют неопытные люди. Вдвойне тяжелее приходилось из-за множества ошибок руководства: как управленческих, таких и технических.
Мы должны были стать чемпионами в 1982-м и 1983-м. С обычным менеджментом это было бы проще простого. С опытными управленцами — еще проще. Вот почему пилотам было настолько тяжело.
В 1982-м помешало множество отказов, а в 1983-м вмешалось еще и мошенничество соперников из «Брэбэма» с топливом. Очень жаль. Мы должны были стать чемпионами. Команда должна была подать протест в то время — и если бы «Рено» это сделала, все закончилось бы очень просто, буквально за пять минут. Но менеджмент из гордости не захотел этого делать и побеждать в кабинетной разборке.
А потом я проиграл Ники Лауде половину очка. Конечно, я мог бы сказать сейчас, что был всегда быстрее и больше страдал от поломок, но кого это волнует? Ники просто был умнее. Он многому меня научил — например, адаптации к разным ситуациям».
Фирменный пилотажный стиль определило отношение к машинам
«Откуда взялся мой плавный и аккуратный стиль? Думаю, многое в пилотаже заложено генетикой: ведь кто-то из гонщиков сильнее и может активнее крутить руль, например. Но на меня больше всего повлиял старт в картинге: я начал гоняться в полном одиночестве и потому хотел разобраться во всех мельчайших деталях шасси и мотора. Я чинил их и ухаживал за ними самостоятельно, а в 1974-м я выиграл свой первый титул на двигателе, фактически полностью сделанном мною. Когда ты сам постоянно занимаешься шасси с мотором, то начинаешь относиться к ним бережнее. Ты вкладываешь в них всего себя и получаешь соответствующее ощущение на трассе. Когда любое действие обходится тебе в дополнительный доллар, евро или марку, то становишься намного внимательнее. В конце концов я стал относиться к карту как к своему ребенку.
Когда я перешел в «Формулу-Рено», то продолжил делать все самостоятельно.
А в «Формуле-1» в то время 90-95-99 процентов всех пилотов вообще не беспокоились о повреждениях или поломках чего-то в машинах. Только Ники был не таким — он единственный, кто разделял мою философию.
Когда я повреждал машину в Гран-при — даже простое переднее антикрыло – мне становилось плохо. На кону стояли уже не мои деньги, но мне все равно это не нравилось.
Помню, когда Рон Деннис впервые пришел навестить меня в боксах «Макларена», тогда машина стояла в гараже и была немного грязной. Он разозлился на механиков и потребовал их все быстро убрать. Это был мой первый сезон и я не знал, как должно быть, но когда услышал приказ босса, сразу же подошел к нему и сказал: «Спасибо, Рон!». С тех пор каждый раз, когда я возвращался в боксы, то просил механиков почистить болид. Тогда никто не занимался этим в конце дня — все и так были уставшими и перемазанными. Но постепенно в боксах установился порядок. Сегодня же вам даже не придется просить.
Дело не просто в порядке. Чистая и аккуратная машина дает тебе больше желания залезть в нее и беречь в процессе заезда. Она мотивирует тебя сильнее.
В турбоэру у нас были очень мощные моторы. У кого-то были 1400 л.с. в квалификации, у нас же был мотор «Порше» с 1200 л.с. Но мы не могли использовать весь его потенциал за раз, но все равно на шестой передаче на прямой мощности было хоть отбавляй. Больше всего страдали тормоза — за ними необходимо было следить очень внимательно. Помню, у нас были большие проблемы с этим в Аделаиде в 1987-м: обычно я очень мягок с тормозами, но даже у меня возникли трудности. Еще перед старом мы знали, что у нас очень небольшие шансы на финиш: обе машины просто взрывали тормоза. Шанс схода из-за их отказа составлял 50-60 процентов — мы знали об этом, но все равно готовились. Странная была эра».
Об отношениях между топовыми гонщиками того времени
Михаэль Шмидт: Вы попали на легендарное фото, организованное Берни Экклстоуном на Гран-при Португалии, где еще есть Айртон Сенна, Найджел Мэнселл и Нельсон Пике. Почему между всеми топовыми гонщиками того поколения было столько трений?
«Думаю, Айртон хотел быть лучшим. Это была его мечта, его мотивация. Никто еще не приходил в «Формулу-1» с настолько сильными амбициями. Для меня все было по-другому. Я никогда не нацеливался на такое — например, когда я побил рекорд Джеки Стюарта по победам, для меня это было что-то неожиданное.
Айртон был совсем другим. Он не хотел ни с кем сближаться и строил свою мотивацию вокруг сражений с остальными. У него было много трений с Нельсоном Пике, потому что они оба бразильцы. На самом деле, даже сейчас в разных сериях между бразильцами всегда много трений.
С Найджелом я пытался близко общаться, когда мы вместе выступали за «Феррари». Но отношения с ним были странными. Он почему-то обижался на то, что я говорю по-итальянски, а многие другие более важные вещи его вообще не раздражали. А с Нельсоном мы всегда хорошо общались, даже когда сражались за титул. Я бы не сказал, что среди нас четверых были такие уж большие трения.
Ситуация со мной и Айртоном чем-то напоминала совместные годы с Лаудой. Я много разговаривал о ситуации с руководством команды, и мне говорили, что хорошо понимают мои чувства, но здесь сильно играет роль смена поколений. Сенна был лучшим представителем новой волны гонщиков, и потому за него больше болела молодежь — я для них выглядел непонятным компьютером.
Когда мы с Роном Деннисом заключили контракт с «Хондой» на поставку мотора, то сели обсуждать место второго пилота «Макларена». Он предложил подписать Нельсона. Я ответил: «Отлично, он мой хороший друг. Но, я думаю, он уже на пике формы, и для будущего команды лучше подойдет Айртон».
Болельщики признали Проста главным стратегом в истории «Формулы-1»
Рассказ Проста о том, как его кинул президент Франции с поддержкой собственной команды в «Ф-1»
Источник: Auto Motor und Sport
Фото: globallookpress.com/National Motor Museum, imago sportfotodienst; maxf1.net ; Gettyimages.ru/Don Morley; Allsport UK /Allsport; Tony Feder /Allsport
То же самое, что назвать статью про Месси "главный соперник Роналду".
За свою долгую карьеру побеждал и всех своих напарников, и конкурентов на более сильных машинах - и это при том, что он и в самом деле не выжимал из машины все соки. Самовозный титул 93-го года мог подпортить впечатление от его пилотажа, т.к. тогда Алан уже явно был далёк от своей лучшей формы, но я расцениваю это как справедливое воздаяние за 3 подряд упущенных на флажке чемпионства 82,83,84.
Эх, времена!
Сенна и Шумахер были слишком эгоистичны. А Прост всегда был корректен и тактичен. Не делал подлостей.
Именно поэтому он до сих пор жив и здоров.
Стрейфф не погибал. Возможно, в переводе имелись в виду потери в пелетоне французских гонщиков-друзей Алена