Сид Лоу. «Страх и ненависть в Ла Лиге» 7. Дом, который построил Ласло
Примечание автора/Примечание о валюте и языке
***
В словах Жозепа Сегера есть ностальгия, тихая грусть. «"Барселона" была моей жизнью, моей надеждой и моими мечтами, — говорит он. — Мне нравится смотреть их по телевизору. Даже сейчас я вижу, как они играют, и вспоминаю свое время. Тогда было не так уж много чего-то подобного, но надежда, энтузиазм были огромны, иллюзия. Это было все. Я пришел в клуб в возрасте семнадцати лет, одним из самых молодых. Теперь я самый ветеран из ветеранов». Голос Сегера срывается. «Время никого не ждет, годы берут свое». Момент тишины, глубокий вдох. «Я пришел в семнадцать. Как я могу отдать должное тому времени? Моей эпохе... мы оставили след». Его голос дрожит. И вот он плачет. «Тогда все было по-другому. Я пришел в семнадцать, а теперь...»
Теперь Сегеру девяносто, и он живет на юге Каталонии в маленьком городке Ванделлос, Таррагона, примерно в сорока километрах от Парет-де-Вальес, где в 1923 году он родился. Хосе Сегер, каким он был тогда — имя Жозеп, как и имена по всей Испании, было кастилианизировано — вспоминает тяжелые времена, войну в Европе и конфронтацию с Востоком и Западом, напряженность и подозрительность. И все же он говорит, что это тоже были хорошие времена, лучшие из них. «Как, — говорит он, — вообще можно забыть команду, когда тебе так нравилось в ней играть?»
Сегеру было двадцать, когда он попал в первую команду, присоединившись к клубу в семнадцать, оставив парикмахерскую, где он зарабатывал пятьдесят сантимов за бритье, чтобы стать частью любительской команды, фактически резерва «Барселоны». Улучшив свое положение и начав получать восемьсот песет в месяц в течение сезона, он присоединился к основному составу «Барселоны» в том же месяце, что и 1:11 — «они заставили их что-то сделать, и это было не очень правильно: это было политическим решением, человек, который правил, он был в Мадриде, и всегда что-то происходило, потому что они не особо любили каталонцев». Сегер был частью команды, которая играла с «Мадридом» на «Лес Кортс» на вторых Играх мира в День подарков 1943 года. Это была всего лишь одиннадцатая игра, которую он провел за «Барселону». Капитаном мадридцев в тот день был Хуан Антонио Ипинья. Сегер собирал сигаретные карточки с ним.
В начале следующего сезона 1944/45 годов новым тренером «Барселоны» стал Жозеп Самитьер, человек с новаторскими идеями в отношении тренировок, диеты и даже манеры одеваться. Он раздал команде новые шелковые галстуки. Следуя стилю Герберта Чепмена в «Арсенале» в тридцатые годы, он хотел, чтобы «Барселона» была динамичной, агрессивной. В середине сезона они обыграли «Мадрид» со счетом 5:0 и к его завершению стали чемпионами лиги лишь во второй раз в своей истории. «Мы были командой, состоящей из каталонцев, — вспоминает Сегер. — Сесар [Родригес] был родом из Леона, но в основном мы были из маленьких городков неподалеку от Барселоны. Нас оскорбляли на многих стадионах, судьи травили нас, и нам пришлось по-настоящему невероятно потрудиться, чтобы выиграть тот титул».
В следующем сезоне они в последний день не выиграли лигу — никто не сказал об этом серьезно больному капеллану «Барселоны» Луису Сабатеру, который умер в тот же вечер, убежденный, что его команда только что снова выиграла титул — но вскоре они завоевали еще два. Это были самые мрачные годы франкизма, разгар репрессий и лишений, и все же это было началом золотого века «Барселоны». «Мадрид» не выигрывал лигу до 1953 года, четырнадцать лет спустя после окончания гражданской войны, к тому времени «Барселона» выиграла пять титулов. Они были чемпионами в 1947/48 и 1948/49 годах, обыграв «Эспаньол» в последнем туре. Каталонский сатирический журнал El Once подметил: «На ленте Marca новости были похожи на кувшин с замерзшей водой, и они быстро начали заполнять свои страницы длинными репортажами о велоспорте, боксе и других видах спорта». Два титула подряд, «и это было нелегко», — с гордостью говорит Сегер.
В том году «Барселона» добилась самого значительного успеха: Кубок Латины, предшественник Кубка чемпионов, разыгрывался между чемпионами Испании, Италии, Франции и Португалии. В финале со счетом 2:1 они обыграли лиссабонский «Спортинг». Еще лучше то, что они сделали это на новом стадионе «Чамартин» мадридского «Реала». В конце игры «Барселона» продемонстрировала трофей перед полупустыми трибунами. Сегер подсчитал, что из их первого состава пятнадцать были местными ребятами, а в раздевалке языком общения был каталанский. «Одним из величайших ощущений того времени была победа на мадридском стадионе, — говорит он. — Это было похоже на возмездие».
А потом появился он — человек, которого Сегер называет «наш Месси». Венгерский форвард Ласло Кубала. «Он сам руководил командой, и у него было все: скорость и сила, техника, контроль, харизма», — говорит Сегер. Сегодня статуя Кубалы стоит перед «Камп Ноу», домом, который построил Ласло. Именно гениальность Кубалы, его способность собирать «Лес Кортс» вынудили «Барселону» построить новый стадион, и пошло-поехало.
На самом деле «Барселона» уже обратила внимание на строительство нового «Чамартина» и за сумму чуть менее 10,1 миллиона песет купила огромный участок земли в сентябре 1950 года, еще до того, как Кубала сыграл за них хотя бы одну игру. Но, получив разрешение на строительство от городского совета, а также после того, как президенту «Барселоны» Франческо Миро-Сансу в сентябре 1953 года Бернабеу показал окрестности «Чамартина», первый камень был заложен только 28 марта 1954 года, и официально он был открыт только 24 сентября 1957 года, в день Девы Марии Милосердия, La Mercè, фестиваль города Барселоны. Он стоил чуть менее 230 миллионов песет. Хосе Солис, генеральный секретарь Movimiento, политической ветви режима, присутствовал на открытии; стадион был освящен; 1500 человек исполнили огромную Сардану, традиционный каталонский танец, и было выпущено 10 000 голубей.
Запретив называть стадион в честь основателя Жоана Гампера — иностранца и протестанта, который покончил с собой в 1930 году после краха его деловых интересов и запрета на его участие в делах клуба — «Барселона» выбрала простое название Estadio del Club de Fútbol Barcelona — «Стадион футбольного клуба "Барселона"». Большинство людей, однако, придерживались названия, которое неофициально использовалось на протяжении всего его строительства: «Камп Ноу», новая площадка. И на референдуме, проведенном в 2001 году, 68,5% сторонников проголосовали за то, чтобы придерживаться этого названия. Когда он открылся в 1957 году, в нем помещалось 93 053 человека. Достаточно для всех, кто хотел посмотреть на Кубалу.
Сегер вспоминает полеты на грузовых самолетах, игроков, связанных вместе веревками, начало новой эры. «Когда мы ездили на другие стадионы, — говорит он, — они всегда были переполнены. Все хотели посмотреть, как мы играем. Они хотели обыграть нас, но прежде всего они хотели увидеть, как мы играем, а дома их было еще больше, и все они хотели посмотреть на Кубалу». Как выразился Жозеп Самитьер, человек, который подписал его: «Кубала был краеугольным камнем, на котором был построен рост поддержки футбола в Каталонии. С ним, а позже [Альфредо] Ди Стефано [в Мадриде] футбол стал оперой». Кубала открыл новую эру в игре; он стал откровением, изменив «Барселону», изменив футбол и изменив общество, став первой настоящей звездой в серой послевоенной Испании. «Технически, — сказал его товарищ по команде Густаво Биоска, — он произвел революцию во всем — в наших идеях и идеях по всей Испании».
Когда Кубала был ребенком, отец купил ему скрипку. Кубала использовал ее в качестве штанги ворот. Его отец был венгерско-словацким каменщиком, мать — словацкой фабричной работницей с польскими корнями. Они были бедны, и в тот день, когда Кубала вернулся домой со стадиона со своей первой пачкой денег, его отец, убежденный, что его сын украл деньги, притащил его обратно только для того, чтобы обнаружить, что он говорил правду. А он делал это не всегда: Кубала подделал дату своего рождения, чтобы в одиннадцать лет играть за команду местного металлургического завода, в пятнадцать играл за «Ференцварош», а в семнадцать стал игроком сборной. Он присоединился к братиславскому «Словану» в 1946 году, женился в 1947 году, а оттуда перешел в будапештский «Вашаш». Когда в 1948 году в Чехословакии была установлена сталинская диктатура, Кубала дезертировал в поисках профессиональной карьеры, оставив свою жену и новорожденного сына Бранко.
Он сбежал холодной воскресной ночью в январе 1949 года в кузове грузовика с русскими номерами, одетый в русскую военную форму и с поддельными русскими документами [прим. пер.: автор использует именно Russian, хотя мы-то знаем, что в это время все было Советским]. Когда их остановили, он и его спутники заявили, что являются военнослужащими оккупационной армии, работающими в службе боеприпасов. Бросив грузовик, они прошли последние несколько километров по замерзшим горам в Австрию, контролируемую союзниками, и нашли убежище в Инсбруке. Кубалу продержали там три дня, но охранники узнали его и оформили документы, чтобы тот мог ехать, куда захочет. Он выбрал Италию.
Получив визу, он был приглашен сыграть за «Торино» против «Бенфики» в Лиссабоне, но отказался от этой возможности, потому что его жене и сыну, который был серьезно болен, удалось бежать из Чехословакии и в конечном итоге добраться до Удине, и он намеревался встретиться там с ними. В покрышке его жена и малыш Бранко переплыли Дунай недалеко от Братиславы. Обоим удалось выжить. На обратном пути с игры, который Кубала должен был сыграть 4 мая 1949 года, самолет туринцев врезался в базилику Суперга, в результате чего погиб тридцать один человек, восемнадцать из которых были футболистами.
Кубала был подписан итальянским клубом Первого дивизиона «Про Патрия», но венгерская федерация официально объявила его перебежчиком для ФИФА. Столкнувшись с годичной дисквалификацией, он был отпущен клубом. К тому времени Кубала был практически без гроша в кармане; его следующей командой была «Хунгария», которую он помог сформировать вместе с политическими беженцами в лагере временного содержания в Чинечитте в Риме. Команда в основном состояла из венгров, но были также чехи, русские и хорваты, все они избежали коммунизма, а тренером был Фернандо Даучик, брат жены Кубалы. Летом 1950 года они совершили турне по Испании, сыграв против «Мадрида», «Эспаньола» и национальной сборной Испании.
Наблюдая, как он дважды забил на «Чамартине», Бернабеу был готов подписать Кубалу, но столкнулся с тремя проблемами. Во-первых, Кубала был непреклонен в том, что любая команда, подписавшая с ним контракт, должна также нанять его шурина Даучика в качестве тренера. Во-вторых, Кубала был, по словам Венгерской федерации, «дезертиром», над которым висела дисквалификация. И в-третьих, «Барселона» тоже была заинтересована. На «Саррии» против «Эспаньола» он получил длинный заброс прямо с линии штрафной, перебросил мяч через своего опекуна и пробил мимо вратаря. Агусти Монталь, наблюдающий за происходящим президент «Барселоны», повернулся к секретарю клуба и, как сообщается, сказал: «Заключи с ним контракт прямо сейчас».
Будущий президент Федерации, фалангист Санчо Давила, отметил в своих мемуарах, что «одна команда», предположительно «Реал Мадрид», интересовалась Кубалой, но испанская федерация предупредила их, отказав в разрешении. У венгра было письменное предложение мадридцев в кармане, когда Самитьер встретился с ним после игры против сборной Испании и попытался подписать его, сказав, чтобы он не переживал о дисквалификации — «Барселона» разберется с ней. Когда мадридцы узнали, что «Барселона» начала продавливать трансфер, который им было велено не совершать, Бернабеу пришел в ярость. Позже секретарь «Мадрида» пожаловался, что «Барселона» нарушила пакт о ненападении.
«Это правда, что Кубала был на грани подписания контракта с мадридским "Реалом", но "Барселона" опередила их», — позже написал в La Vanguardia Луис Перманьер, сын тогдашнего секретаря «Барселоны». Он продолжает рассказ: «Директор [Мануэль] Сениллоса попросил кого-нибудь срочно прислать посланника, который говорил бы по-венгерски, чтобы помешать ему, если возможно, подписать контракт, который предлагал мадридский "Реал". Пловец Золиоми проделал над ним персональную работу и в одном стратегическом случае даже заставил его выпить на пару стаканов больше, чем следовало. Кубала прибыл в наш город вместе со сборной Венгрии, чтобы сыграть против Испании, еще не подписав никаких документов. И когда Монталь сел с ним за стол переговоров, Кубала вытащил из кармана листок бумаги и сказал: "Мне, нравится это". Это был контракт, который предложил ему "Мадрид"».
По другой версии, Кубала попал в ловушку «Барселоны». Энрике Льоде, который стал директором в 1952 году, а затем президентом, сказал Джимми Бернсу, что Кубала приехал в Испанию, думая, что собирается подписать контракт с мадридским «Реалом», но из-за того, что он был пьян, на самом деле не знал, куда он идет и что делает. Таким образом, Самитьер смог эффективно убедить Кубалу поехать в Барселону», чтобы подписать контракт «не с тем» клубом. По словам Льоде, пара ехала в поезде, когда Кубала повернулся к Самитьеру и сказал: «Эй, мы ведь едем в Мадрид, так?»
«Конечно», — последовал ответ.
«Но на табличке написано Барселона».
«Не волнуйся, — сказал Самитьер. — Мы сейчас едем в клуб».
Это хорошая история, но, вероятно, она также не соответствует действительности. Во время этой поездки в Испанию Кубала посетил только два города — Барселону и Мадрид. Он мог сесть на поезд только в одном из двух, поэтому представляется крайне маловероятным, что он внезапно был бы застигнут в поезде, прибывающим не в тот пункт назначения, и, кроме того, он ехал с Самитьером. Тот факт, что его тактика ведения переговоров заключалась в том, чтобы отклонить предложение «Мадрида» и попросить «Барселону» повторить его, также говорит о том, что, по крайней мере, к моменту его прибытия он точно знал, с кем разговаривает.
Тактика Кубалы сработала. «Барселона» согласилась взять Даучика и предложила платить Кубале 1200 песет ($31) в месяц плюс 3800 песет на проживание. Подписанная 15 июня 1950 года, это была огромная сделка, крупнейшая в истории Испании. Однако вопрос о дисквалификации оставался нерешенным. Кубала официально подписал контракт как любитель, не имея возможности участвовать в соревновательных матчах.
Но если плохие новости были политическими, то и хорошие новости тоже были политическими. В 1955 году был выпущен фильм под названием Los Ases Buscan La Paz, «Тузы в поисках мира», в котором рассказывается история звездного футболиста, который бежит из коммунистической Венгрии после того, как хитрый персонаж посоветовал ему использовать матч сборной в качестве прикрытия для шпионажа в пользу режима. Он протестует, говоря, что просто хочет играть в футбол и не интересуется политикой, но не успел он опомниться, как его исключили из сборной, а заголовки газет объявили, что он не в форме. Он убегает на русском грузовике, любезно позволяя молодой девушке и ребенку поехать с ними, преодолевая последние километры пешком, уклоняясь от русских солдат рывком через замерзший лес. Ему удается добраться до свободы и Италии через Австрию, прежде чем отправиться в Испанию, где он подписывает контракт с «Барселоной», Испанский Красный Крест воссоединяет его с женой и сыном, и ему предоставляется испанское гражданство. Затем ему предлагают шанс вернуться в Венгрию без каких-либо условий, но он больше не хочет этого, и хотя это означает оставить позади славу, богатство и свою мать, он решает остаться. Фильм заканчивается фразой: «Я не могу подвести Испанию, страну, которая дала мне мир».
Бо́льшая часть фильма была снята на «Лес Кортс» и включает появление самих Антонио Рамальетса, Эстанислао Басоры, Жоана Сегарры и Густаво Биоски — игроков «Барселоны». В кадре появляется и Самитьер, который играет главную роль при исполнении серии эффектных ударов через себя на тренировке. Звезда, конечно же, Кубала, играющий самого себя — хотя голоса дублированы — и фильм рассказывает романтическую версию его истории. Он изображает идиллический образ Испании времен правления Франко, оазиса мира, процветания и стабильности, контрастирующего с коммунистическим блоком; место, где человек, который просто хочет играть в футбол, может следовать своей мечте. Кубала — жертва, беглец от красного террора, Испания — его спасение. С точки зрения Кубалы, подобное изображение не было уж слишком далеким от истины. В интервью в 1964 году он описал Испанию как «надежду и счастье».
Политическая ценность бегства Кубалы от коммунизма в Испанию Франко в то время, когда режим стремился вернуться на Запад, представляя себя их естественным союзником с началом холодной войны, была осознана практически с самого начала. Для подписания контракта Кубалой этот факт стал бы решающим. Самитьер, технический директор «Барселоны», пообещал Кубале, что решит проблему с его дисквалификацией. Как сказал Кубала Джеффу Кингу в конце 1990-х годов: «Самитьер был в хороших отношениях с представителями испанской ФИФА, вот почему "Барселона" подписала со мной контракт. [Президент Федерации футбола Испании Армандо] Муньос Калеро дружил с Самитьером, и они вместе все уладили с документами, чтобы я мог играть за "Барселону". У Самитьера также были хорошие отношения с генералом Франко, который был его поклонником как игрока. Франко лично преодолел бюрократическую волокиту и подписал указ, который означал, что я также могу играть и за сборную Испании». Испанская федерация футбола вмешалась в дела ФИФА, приняв типичный для диктатуры политический «аполитизм», утверждая, что игроку не следует препятствовать продолжать его карьеру.
Кубала сыграл свой первый товарищеский матч за «Барселону» против «Осасуны» в октябре 1950 года и продолжал играть в несоревновательных играх, хотя официально ему и это было запрещено, Самитьер дал ему вымышленное имя и велел держать язык за зубами, чтобы сбить людей со следа. «Помни, — говорил Самитьер Кубале перед матчами, — тебя зовут Олегарио, и ты немой». Тем временем Федерация представила досье о его подписании на встречах в Брюсселе и Цюрихе, в котором они утверждали, что Кубала покинул Восток, чтобы «избежать верной смерти после отказа быть слепым орудием коммунизма», и утверждали, что коммунистический режим решил «убить» его, потому что он отказался учиться в советской семинарии. Федерация даже намекнула, что, если ситуация не будет разрешена, они подумают о том, чтобы выйти из ФИФА.
Заключительная встреча состоялась в Лондоне в октябре 1951 года. К тому времени аргументы Кубалы были подкреплены тем фактом, что он официально был испанцем. Официально получив статус политического беженца в апреле 1951 года, он 1 июня получил испанское гражданство, приняв крещение в католической церкви в приморском городе Агилас, родине Муньоса Калеро, который также выступал в качестве крестного отца. Президент «Барселоны» Энрик Марти Каррето направил в Федерацию подтверждающий отчет, заверив их: «Кубала — католик и убежденный антикоммунист». Последнее, по крайней мере, было правдой. Во время лондонской встречи обсуждалась сумма компенсации, и в конечном итоге вопрос, казалось, был решен, Санчо Давила с большим удовольствием отметил, что в то время как представители Испанской федерации футбола могли вести переговоры по своему усмотрению, их венгерские коллеги должны были проконсультироваться с Будапештом. Это побудило Жюля Риме признаться: «Видите ли, они говорят, что вы должны мириться с жестокой диктатурой, и все же, не посоветовавшись, вы можете решить этот вопрос. В отличие от этого, люди из "нового мира" не осмеливаются сделать ни одного шага самостоятельно».
Кубала официально дебютировал за «Барселону» в матче против «Севильи» 29 апреля 1951 года, почти через год после подписания соглашения с клубом. К тому времени было уже слишком поздно помогать «Барселоне», занявшей четвертое место в чемпионате, сезон завершился неделей ранее, но его влияние на Кубок Генералиссимуса было оперативным. «Барселона» выиграла ту первую игру со счетом 2:1, а Кубала забил в ответном матче, завершившимся со счетом 3:0. Начался славный цикл. «Барселона» обыграла «Атлетико Тетуан» со счетом 3:1 и 4:1, по сумме двух матчей обыграла «Атлетико Бильбао» со счетом 2:1, а в финале разгромила «Реал Сосьедад» со счетом 3:0. Кубала провел семь матчей, выиграв шесть и сыграв вничью в одном, забив шесть мячей. «Барселона» выиграла Кубок Генералиссимуса. И на этом вовсе не собиралась останавливаться.
Просматривая кадры с Кубалой, первое, что бросается в глаза — это его огромные размеры, весь состоящий из бугрящихся мышц, выпирающих из обтягивающей футболки и коротких шорт. Даже в возрасте шестидесяти лет он проезжал на велосипеде более восьмидесяти километров в неделю. Когда он был моложе, он тренировался как боксер, но прекратил, потому что его руки были короче, чем у соперников, но он все еще мог прилично приложиться — как выяснили игроки бразильской команды «Ботафого» в одной игре, которых буквально припечатали к сетке их ворот. Сегер вспоминает, как он, похожий на Халка, забил один гол с голым торсом после того, как отчаянные защитники сорвали с него футболку и все равно не смогли его остановить. Он мог пробежать мимо соперника с любой стороны и завершить атакую реально молниеносным ударом, как левой, так и правой ногой. «Он был сильным человеком: его и пушечным ядром нельзя было сбить с ног», — вспоминает Ди Стефано.
Но его игра была основана не столько на физической подготовке, сколько на изяществе; все эти оттягивания и сбросы, бег на цыпочках, защита мяча, привлечение к себе соперников, а затем ускользание от них. Он мог делать такое, чего никто никогда раньше не видел. Даже его исполнение пенальти было иным, включая паузу с paradinha [прим.пер.: с порт. остановка] — он не забил лишь один, что он приписал своему «психологическому исследованию вратарей соперника». «И никто, — говорит Луис Суарес, его товарищ по команде с 1955 по 1961 год, — раньше не видел, чтобы кто-то перекидывал мяч через стенку. Кубала это делал. Он был выдающимся игроком, который привнес в Испанию ряд инновационных улучшений и усовершенствований. Он сочетал в себе физическую силу и исключительную технику. Защитников засасывало к нему, а затем он блестяще защищал от них мяч. Они пытались отталкивать его, но падали сами. Среди игроков, которых я видел, а я видел много, он лучший за все время».
«Люди много говорят о Пеле, Ди Стефано и Пушкаше, а в последнее время о Кройффе, Марадоне или Шустере, но для меня величайшим был Ласло, — говорил другой его товарищ по команде Эдуардо Манчон. — Когда он засучивал рукава, мы знали, что нас будет не остановить».
«Он был невероятно умелым и настоящим лидером, — вспоминает Сегер. — Он зарабатывал больше всех, пресса была на его стороне, и он был mimado, немного избалованным, но заслуженно. Он думал, что он лучше нас. И вот ведь в чем дело — он и был таковым. Он не был эгоистом. Конечно, мы все работали на него, но он был командным игроком, и мы делали это, потому что он был лучшим и он сотворил для нас историю. Он очень усердно работал, и в нем был такой драйв. Он постоянно говорил нам: "Мы не играем, мы побеждаем"». Когда в мае 2002 года Кубала умер, Густаво Биоска, его товарищ по команде и лучший друг, написал надгробную речь в его честь в газете El País. «Когда он был на поле, у нас было ощущение, что мы не можем проиграть, — вспоминал Биска. — Он доминировал над игрой и доминировал над мячом. Он создал атмосферу оптимизма, менталитет победителей, потому что мы знали, что в любой момент он может убежать один на один с вратарем и забить. Он был чрезвычайно быстр; пусть он и весил семьдесят восемь-восемьдесят килограммов, никто в клубе не был быстрее его... Он преобразил футбол».
Не то чтобы это произвело впечатление на всех, одна газета жаловалась: «Нам не нужны футболисты, выкованные при коммунизме», в то время как брат одного из основателей фашистской Фаланги, написав в Marca, описал «Барселону» «как ассоциацию рискованных и нежелательных людей, которые приехали из далеких стран, чтобы есть наш хлеб». Когда «Барселона» выиграла Кубок Генералиссимуса в 1953 году, Эдуардо Теус пожаловался, что «Барселона» «не хотела испанизировать себя и предпочла создать интернациональную команду, слово, которое вызывает в памяти так много извращенных вещей». Соперники, тем временем, нещадно его били.
В целом, однако, это были редкие голоса несогласия; в основном его приветствовали. Несмотря на то, что это была диктатура, Испания отличалась от восточного блока, и Кубала позволил использовать свой образ для усиления этого различия — не в последнюю очередь потому, что его благодарность и удивление были искренними. «Я, — однажды сказал он, — человек без родины, потому что моя страна находится при коммунизме». Когда его вызвали в сборную Испании, режим предупредил редакторов газет, чтобы они «либо писали благоприятные комментарии, либо воздерживались от них». Кубала во многом использовал свой статус испанца, позже став тренером национальной сборной и даже появляясь на телевидении в поддержку Франко. Его одобрение тоже имело вес: Кубала был звездой.
Со своими светлыми волосами и приятной внешностью он за километр выделялся. «Он едва мог выйти на улицу, потому что они съели бы его живьем, — говорит сын Золтана Чибора, венгерского одноклубника Кубалы по "Барсе". — Всякий раз, когда он появлялся, возникала лавина». Альфредо Ди Стефано фактически жил с Кубалой, когда только приехал в Испанию в 1953 году, и однажды в шутку сказал, что единственное, чего он не может простить своему другу — это то, что он «добился большего успеха у женщин, чем я, и к тому же был лучшим актером». Итальянская писательница Франческа Петрелла написала книгу о Кубале, которая по сути представляла собой эротическую оду. «Мой герой, — писала она, — блондин, как бог викингов, сильный и высокий, как греческий воин, вот почему он страдает, вот почему он любит». Анекдот того времени: «У Кубалы могла бы быть сотня детей в Барселоне!» Еще были разговоры о клубах, закрытых только для игроков «Барселоны», о певице фламенко Лоле Флорес, танцующей обнаженной на барной стойке.
Ночные гулянки были легендарными. Утра после них тоже. У Кубалы был таксист, мужчина из Сарагосы, который повсюду возил его, забирал из его любимых мест и отвозил на тренировки или игры. Анхель Мур-старший вспомнил обычное средство от похмелья: холодный душ, сон на процедурном столе, кофе с аспирином и снова на поле. Сегер называет кофе с коньяком лучшим способом «запустить двигатель». Во время одной поездки в Лас-Пальмас на Канарских островах тогдашний тренер Сандро Пуппо объявил, что если он поймает любого игрока, уходящего в клуб, тот будет оштрафован на тысячу песет. Кубала сунул руку в карман, вытащил тысячу песет и протянул их ему. «С разрешением разобрались». В другой поездке, когда таможенник спросил Кубалу, есть ли у него что-нибудь для декларирования, он указал на свой живот и сказал: «Да, два литра виски».
Образ жизни Кубалы в конечном итоге привел его к конфликту с Эленио Эррерой, который занял пост тренера «Барселоны» в 1958 году. Но, по крайней мере, первые несколько лет его неизменно прощали. Помогало то, что директора часто присоединялись к ним на гулянках, как и журналисты, но одна из причин, по которой Кубале все сходило с рук, заключалась в том, что в нем не было цинизма. Скорее, это было какое-то веселое, детское удивление, уязвимость, невинность. Выгнанный и отправленный домой за то, что явился явно пьяным за несколько часов до одной из игр, он вместо этого принял ванну, сделал массаж и вернулся, умоляя о прощении, выглядя отчаянно сожалеющим. Он не хотел иметь одноместный номер, когда команда ездила на выезды, чувствуя себя более комфортно в компании. Он был великодушен и заботился о своих товарищах по команде. Один из них, Ферран Оливелла, вспоминает свои собственные пять месяцев военной службы, которые мешали ему тренироваться с командой каждое утро и заставляли его чувствовать себя подавленным и отдаленным от своих друзей. Кубала начал тренироваться два раза в день только для того, чтобы Оливелле было с кем насладиться тренировкой во второй половине дня.
Люди повсюду следовали за Кубалой. Ему платили целое состояние по сравнению с его товарищами по команде, но бóльшую часть денег он отдавал. Эмиль Остеррайхер, бывший технический секретарь «Гонведа», а позже своего рода неофициальный агент венгерских игроков в Испании, отметил, что Кубала никогда не выяснял, измеряются ли деньги в килограммах, литрах или километрах. Мур вспоминал, как забрал у него часы и бумажник перед тем, как тот пошел в клуб, потому что знал, что Кубала, вероятно, вернется без того и другого. Когда из его машины украли 200 000 песет, он просто пожал плечами: «Что ж, я надеюсь, эти деньги пойдут им на пользу». Биоска вспоминает, как Ласло наткнулся на семью, спящую на улице: он подобрал их, отвез в pensión [пансион] и заплатил за их проживание. «Кубала, — объяснил он, — знал, что такое страдание».
Кубала, чей отец умер, когда ему было пятнадцать, всегда настаивал на том, что по его приезде в Испанию Самитьер стал для него отцом. Он также покинул Венгрию без своей матери, даже не предупредив ее о том, что планирует дезертировать. Возвращаться погостить было слишком рискованно, и коммунистический режим не позволил бы ей уехать, что глубоко угнетало Кубалу. На вопрос в 1969 году, к кому он испытывает наибольшую благодарность, Кубала ответил: Сабо, Даучик, Самитьер и... Сантьяго Бернабеу. Когда мадридский «Реал» должен был встретиться с венгерской командой «Вашаш» в Кубке чемпионов в 1961 году, Бернабеу вмешался в дела клуба и от имени Кубалы напрямую обратился к Венгерской федерации футбола. Влияние Бернабеу было решающим, и незадолго до Рождества 1961 года, через двенадцать лет после того, как он покинул Будапешт, Кубала прибыл в Барселону рейсом из Парижа вместе со своей матерью. Она впервые встретилась со своими тремя внуками. Они были встречены игроками и президентом «Барселоны» на взлетно-посадочной полосе, но именно президент «Мадрида» сделал это возможным.
Другая причина, по которой Кубалу неизменно прощали, была еще проще: у него была привычка выходить на поле и по-прежнему оставаться лучшим игроком. Как отметил Биоска после смерти Кубалы: «Часто говорили, что Кубала много пил и не выспавшись выходил на игры. И это тоже правда, пусть и не так часто. Он пил, потому что много ел, а потом сжигал все это на тренировках. Порой, когда он не приходил на тренировку, Самитьер говорил мне: «Где Олегарио?» Я ходил и искал его, и я всегда знал, где его найти. И после он работал усерднее, чем кто-либо другой. Он едва ли даже заметил [ночные эксцессы], потому что он был физическим зверем». Суть заключалась в том, что Кубала побеждал. Много.
Много? Очень много. Сезон 1951/52 годов стал лучшим в истории «Барселоны». Всегда известная как «"Барселона" Cinc Copes», Пяти кубков, популярная рифма, высмеивающая "Эспаньол", гласит: «Есть шесть вещей, которые сияют сильнее солнца: Пять кубков "Барселоны" и дерьмо, которым является "Эспаньол"». Победители лиги второй сезон подряд, с Кубалой, занявшим второе место по количеству забитых мячей после Пахиньо из мадридского «Реала», они также выиграли Кубок Генералиссимуса, а также Кубок Эвы Дуарте и трофеи Мартини Росси и Дюварда как команда, которая забила больше всего и пропустила меньше голов в лиге.
Они также выиграли еще один Кубок Латины, на этот раз на «Парк де Пренс». Игроки «Барселоны» помнят, как к ним подходили эмигранты из Парижа, хвалили их за то, что они представляют Каталонию, и просили связаться с оставшимися там семьями. Партизанское движение сопротивления «Маки» [Maquis] также сделало Францию своей базой. «Директора сказали нам ни с кем не разговаривать из-за страха, что среди них могут быть Маки, — вспоминает Сегер. — Политика никогда не была вхожа в раздевалку. Мы знали, какие проблемы у нас могут возникнуть». В финале «Барселона» выиграла у «Ниццы» со счетом 1:0, Сезар забил единственный гол, и команда поездом вернулась в Каталонию, где, по официальным подсчетам, на парад победы вышел миллион человек. Из дворца Франко пришла телеграмма с поздравлениями, хотя, когда команда встретилась с диктатором в Эль-Пардо, им сказали не разговаривать с ним слишком много. Успех «Барселоны» на этом не закончился. Они снова выиграли лигу в 1952/53 годах и, как победители лиги и кубка, второй год подряд «выиграли» трофей Эвы Дуарте, на этот раз безальтернативно.
Фолк-певец Жоан Мануэль Серрат родился в Каталонии в 1948 году. Он стал ведущим деятелем движения Nova Cançó, которое позже, в середине 1960-х годов, проецировало новую каталонскую культурную идентичность. Он подружился с Кубалой и посвятил ему номер, в котором пел: «Пеле был Пеле / И был лишь один Марадона / Ди Стефано был кладезем хитрости... у всех были свои достоинства, но, как по мне, никто не был похож на Кубалу». Песня была одой человеку «фантазии», «гурману», который привнес «футбол в цвет». Но его самой известной песней была Temps era temps, написанная в 1980 году, в которой он пел об ушедшей эпохе. Это изображение каталонского общества тех лет, песня ностальгии и удивления, в которой одна строка выделяется больше всех: «Басора, Сезар, Кубала, Морено и Манчон». Это были люди, которые сформировали атакующую линию команды Пяти кубков, хотя Жорди Вила на самом деле сыграл больше, чем Морено в том сезоне, а Эмилио Альдекоа сыграл роль левого крайнего в матче против «Ниццы». Они были пятью мужчинами, которые представляли эту команду в коллективном сознании, команду детства Серрата. Пятеро мужчин, чьи имена каждый мог произнести наизусть, «как если бы это была молитва Господня», по словам Жоана Гаспара.
На одном фланге был Эстанислао Басора, известный как Монстр Коломба после того, как он оформил хет-трик за двенадцать минут в матче против сборной Франции. Басора, чей отец был таинственным образом застрелен в своем офисе человеком с охотничьим ружьем в июле 1941 года, обеспечивал бесконечный запас кроссов: маленький, умелый, всегда готовый обыграть соперника, он также забил 153 гола в 373 матчах за Барсу. С другой стороны, Морено и Манчон были Крыльями Голубя, летающими туда-сюда по левому флангу. «Видели те переступы, которые делает Криштиану Роналду? Что ж, Манчон делал такие со скоростью света», — вспоминает Оливелла. Человеком, который всем этим пользовался, был Сезар, которого они называли El Pelucas: Парик. «Не уверен, что он потерял свои волосы из-за всех тех ударов головой, но меня бы это не удивило: мяч был жестким, и достаточно сложно было его даже навешивать, не говоря о том, чтобы бить по нему головой», — вспоминал Басора. Сезар подписанный Самитьером в конце гражданской войны, перешел в «Барселону» из команды «Френте де Хувентудес» из Леона, завершив свою карьеру в «Барселоне» с 235 голами во всех турнирах. А ведь еще был и Густау Биоска, Цыган. И Андреу Бош, и Жоан Сегарра, и Хайме Эскудеро. За всеми ними стоял Антонио Рамальетс, который до сих пор считается величайшим вратарем в истории «Барселоны».
Родившийся 1 июля 1924 года, Рамальетс за свою карьеру провел за «Барселону» 551 матча. Он выиграл шесть чемпионских титулов, пять кубков и два Кубка ярмарок. Пока Виктор Вальдес не обогнал его в 2012 году, он выигрывал награду Саморы как лучший вратарь лиги больше, чем кто-либо другой. Он собрал десятки медалей, начиная от ордена Иcабель ла Католика и заканчивая медалью DND за спортивные заслуги, плюс более сотни бляшек и медалей от клубов болельщиков — все это с любовью разложено на листе, который он сам напечатал, своего рода резюме славной карьеры. На листе также отмечается, что Рамальетс сыграл за сборную Испании тридцать пять раз, в том числе на двух чемпионатах мира. На первом из них, в Бразилии 1950 года, он получил свое прозвище: Кот Мараканы. «Так меня назвал Матиас Пратс, комментатор, — говорит он. — Когда-то в Барселоне была витрина магазина, к которой по какой-то причине была привязана белая кошка. Кошка выглядела так, как будто у нее были крылья, или, может быть, они прилепили их к ней, я точно не помню. Как бы то ни было, в Бразилии я совершил сейв, и Пратс крикнул: "И Рамальетс полетел, как кошка с крыльями"».
Чемпионат мира 1950 года был турниром, на котором la selección [прим.пер.: с исп. — сборная] обыграла Англию — Муньос Калеро отправил ответную телеграмму Франко, сообщив ему, что испанцы победили «вероломный Альбион» — и Рамальетс стал откровением. «Я совершил несколько довольно важных сейвов, — говорит он, — и самое забавное в том, что я поехал туда, совсем не ожидая, что буду играть». К тому времени, когда он вернулся в Барселону, он стал бесспорным номером один. Для большинства болельщиков он все еще остается им.
«Были трудные времена, — говорит Рамальетс. — Это было через одиннадцать лет после гражданской войны, и мы начали своего рода возрождение, путешествуя по всему миру. Я помню, мы дважды были в Каракасе. Другие страны смотрели на нас с некоторым подозрением: "Испашки!" Были некоторые игроки, которые не могли поехать по политическим причинам. Журналисты склонны путать спорт с политикой, но для нас это не было проблемой. Было соперничество с мадридским "Реалом" на поле, но не за его пределами. С точки зрения игроков, раздражает, что всегда есть политический аспект, но к этому привыкаешь. Всегда есть те, кто, может быть, и не с плохими намерениями, пытается смешать спорт и политику. Эсперанса Агирре тоже, эх!»
Эсперанса Агирре? Это было в мае 2012 года, три дня с тех пор, как Эсперанса Агирре, президент правительства Мадрида, предложила приостановить финал Кубка Испании, который должен состояться в городе, если болельщики «Атлетика Бильбао» и «Барселоны», баски и каталонцы соответственно, решат освистывать испанский национальный гимн, как они это делали два года назад.
Рамальетс живет в маленьком домике в Сан-Хуан-де-Медина, в сельской местности Каталонии, и до сих пор смотрит матчи «Барселоны». «Одна из вещей, которая мне больше всего нравится, — это наблюдать за canteranos, местными ребятами, которые прошли через клуб на молодежном уровне, потому что я тоже был кантерано, — говорит он. — Я родился в Грасии, очень близко к стадиону. Мне приятно, что кантеранос играют ключевую роль, особенно Вальдес. Я счастлив, что он побил мой рекорд». Он возвращается в свою эпоху. Когда его спрашивают о Пяти кубках, он взрывается: «Эх, их было шесть, а не пять! Никто не воспринимал кубок Эвы Дуарте всерьез, кроме нас». Он с любовью отзывается о своих товарищах по команде. О передней линии Серрата, Сегарре и Сегере, Эваристо и Луисе Суаресе, человеке, который перешел в «Барселону» в 1955 году и стал единственным испанцем, выигравшим Золотой мяч. Но выделяется именно венгр.
«Кубала определил эпоху, — говорит Рамальетс. — Он сделал "Лес Кортс" слишком маленькими и завоевал всеобщее восхищение. Он произвел революцию в технике и тактике и носился по всему полю. В начале он обычно подходил ко мне и говорил: "отдай мне мяч". Я притворялся, что не слышал его, и пинал мяч далеко в поле. Но потом ты понимаешь, что это хорошая идея. Он заставил нас не терять мяч; он мог пасовать, он мог вести мяч, и благодаря ему другие обнаружили, что тоже могут это делать. Он был гением, маэстро, профессором! Вы бы видели движения, когда его преследовали трое соперников, а он обходил их всех. Спокойный, как никто. Все игроки, которые были у нас в тот период, были великими игроками, но Кубала был в центре всеобщего внимания».
Настолько, что в следующем сезоне, когда Кубала заболел, шансы «Барселоны» на завоевание титула, казалось, были разрушены, проиграв мадридскому «Реалу», «Валенсии», «Атлетико Бильбао» и «Малаге». В общей сложности Кубала пропустил восемнадцать игр. У него был диагностирован туберкулез, и он потерял шесть килограммов. Объем его легких сократился с семи литров до пяти. «Я помню медицинское заключение, — сказал позже Кубала — no apto para el deporte». Не готов для занятий спортом. «Барселона» проконсультировалась с доктором Рекасенсом, который предложил потенциальное решение, которое оказалось поразительно простым. Кубалу отправили отдыхать в маленькую горную деревушку Монистроль-де-Кальдерс недалеко от Монтсеррата. В конце концов он набрал восемь килограммов, вернувшись на двадцать первой неделе сезона. Кубала отсутствовал с конца октября по конец февраля. В своем первом матче «Барселона» сыграла вничью со счетом 1:1 с «Расингом Сантандер». Следующий матч против «Сарагосы», первый, который он сыграл на «Лес Кортс» за четыре месяца, завершился победой со счетом 8:0, положив начало серии из восьми побед подряд, в том числе одной над мадридским «Реалом».
На промежуточном этапе сезона «Барселона» была пятой. С возвращением Кубалы они выиграли второй подряд чемпионский титул, а затем обыграли «Атлетико Бильбао» и оформили дубль. За два с четвертью сезона венгр выиграл два чемпионских титула: Кубок Генералиссимуса, два Кубка Латины и Кубок Эвы Дуарте. Одна газета подметила: «Когда его болезнь была диагностирована, всеобщее страдание было столь сильным, что казалось, будто выросли цены на хлеб. Когда он вылечился, это было так, как если бы всем повысили зарплату». Возвращение Кубалы было чудом, в возможность которого мало кто верил. Действительно, пока он лечил свою болезнь, «Барселона» даже начала искать кого-то, кто мог бы заполнить образовавшуюся пустоту. Они остановились на аргентинце по имени Альфредо Ди Стефано.
***
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где только переводы книг о футболе.
