Борис Беккер: «Рейтинг - это наша Библия»
"....каждый понедельник мы смотрим, какое занимаем место. Я рассчитывал, что если я сумею выиграть свой четвертый Уимблдон до 24 лет, а моим кумиром был Борг, который завершил спортивную карьеру в 25 лет, то и я смогу уйти на пенсию. Я почувствовал, что достиг всего. Я заплакал. Я не знал, почему я плачу. Я сидел на крыльце дома в Уимблдоне, который снимал, и понял, что меня сильно расстраивает мысль о том, что я закончу делать то, что так люблю".
Эксклюзивное выступление Бориса Беккера в сентябре 2015 года перед белградскими студентами - в этом выпуске блога. Перевод с сербского Елена_Филиппова.
«Вам интересно, как я получил имя «Борис»? Ну, мне его дала мать. В Германии существует обычай, согласно которому имя человеку при рождении дает его мать…», - сказал легендарный немецкий теннисист и бросил взгляд на улицу через окно автомобиля, на котором он ездил по Белграду.
В тот день, 25 сентября, шёл ливень, чёрный комби (прим. так в германоязычных странах называют автомобили с кузовом с дверцей в задней стенке, например, универсал или хетчбэк) с трудом пробирался сквозь пробки на переполненных улицах. Красный свет на светофоре включился именно на автобусной остановке, на улице Караджорджева. В парке с правой стороны - кишащие людьми палатки; столпившиеся под деревьями в ожидании получения пайков люди и дети, мокрые, собравшиеся со всех сторон в поисках чего-то лучшего, в бегах от войны и всех её ужасов, на пути к долгожданному миру (прим. речь о лагере мигрантов из арабских стран, который разбит в парке рядом с автовокзалом в Белграде).
Беккер смотрел на них полминуты. Слова полились сами.
«Я сам сын беженки. Моя мать, о которой я недавно упоминал, бежала из бывшей Чехословакии. Она была в одном из тех поездов после Второй мировой войны. Сочувствую этим людям. Я понимаю, через что они проходят, поскольку моя мать проходила через похожие вещи. Она тоже спала в палатке».
Его руки были стиснуты, пока он это говорил.
«Люди не знают этих деталей моей жизни, и мне нелегко об этом говорить. Но ясно, что мы должны найти решение для всех этих людей, а вы, сербы, должны гордиться, что ваше правительство разрешило мигрантам использовать Сербию в качестве коридора и найти своё место, поскольку все мы сыновья и дочери беженцев. Иногда мы забываем об этом».
В тот вечер исполнилось 25 лет с тех пор, как Борис Беккер последний раз побывал в Белграде. С тех пор многое изменилось …Автомобиль остановился около Югославского драматического театра чуть раньше 19 часов вечера. Более 700 человек ждали начала лекции Бориса в холле с большими изображениями этого знаменитого спортсмена. Фонд Новака Джоковича организовал встречу с белградскими студентами, чтобы Беккер поделился с ними многочисленными деталями своей богатой карьеры, тем самым вдохновив молодёжь на реализацию своего потенциала, на открытие своих талантов, на борьбу за себя, на веру в успех.
Борис начал с первых воспоминаний из детства, каково было расти в Лаймене, небольшом городе в Западной Германии, вспоминал тот период, когда формируется наш характер, который годами позднее мы только оттачиваем и ограняем.
«Лаймен – это маленький город. В нём проживает около 100 000 жителей. У меня была детская комната и плакаты людей, которыми я восхищался, как и многие другие. Моим спортивным кумиром в то время был Бьорн Борг. Я говорил себе, что однажды хочу стать таким же успешным в теннисе. Моим кумиром в баскетболе был Майкл Джордан. Думаю, я не единственный, кто любит этого человека», - пошутил Беккер.
Борис подчеркнул, что был счастлив расти в Западной Германии, где у него были отличные условия для тренировок.
«Когда мы были детьми, мы могли заниматься всеми возможными видами спорта. У нас был выбор, свобода, мы могли делать то, что хотели. Мои родители были трудолюбивыми людьми, моя сестра старше меня на четыре года, мы все обожали спорт. Когда я первый раз взял в руки ракетку, мне было три года. Но я играл и в футбол, и в баскетбол, занимался плаванием и другими видами спорта. Мои родители не были такими заядлыми любителями тенниса, они не заставляли меня насильно быть профессиональным теннисистом, что многие родители сегодня, к сожалению, делают».
Ключевой момент, определивший его дальнейшие теннисные успехи, случился, когда Беккеру было всего шесть лет.
«Тогда я познакомился, возможно, с самым главным тренером в моей жизни, - Борисом Брескваром из Словении. Он заметил меня и направил в сторону тенниса. К счастью, мой отец строил теннисный клуб, где мы тренировались. В то время я был «глуповатым» на корте, не любил проигрывать. Но он заметил какие-то качества во мне и предложил начать тренироваться профессионально. Борис стал моим главным наставником, пока я не оставил дом в 15 лет. Он научил меня подавать, и всем практическим вещам, которые я сегодня умею делать. Я очень благодарен тому другому Борису за все: важно не забывать начало, поскольку для того чтобы знать, куда идти, важно и знать, откуда вы пришли».
Первые воспоминания о ракетке и мячике связаны с успехом.
«Я помню, что выиграл первый юниорский турнир в шесть лет. Тогда я играл и в футбол, спорт мне хорошо давался, я был одним из лучших в команде. Я любил соревноваться. С девяти лет я начал заниматься теннисом по программе национальной юниорской сборной. Возможно, у меня была не самая лучшая техника, я не был и самым быстрым, однако я приносил результаты. Через некоторое время последовала серия неудач и провальных матчей. Я даже был исключен из сборной, что меня очень разочаровало. Я остался в Лаймене, чтобы тренироваться больше, чем когда-либо, и победы не заставили себя ждать. Когда мне исполнилось 12 лет, у людей в Федерации больше не было выбора. Я и дальше оставался медлительным, технически не на том уровне, которого от меня ждали, но я и дальше получал и получал те самые важные очки. В конце концов, именно это и важно в теннисе».
Школу он закончил с отличием, поскольку родители всегда говорили ему, что образование очень важно.
«Я ходил в школу, но не помню много деталей из школьных лет. Я хорошо разбирался в математике, умел хорошо считать. Любил и географию, я представлял, как однажды я буду много путешествовать. Но не спрашивайте меня о физике, химии, естественных науках. Когда я был в школе, я делал то, что требовалось, мне не было уж очень тяжело. Вместе с тем, на первом месте всегда был спорт».
В жизни Беккера всё случалось весьма быстро, ещё со времён отрочества.
«Не было много времени на мечтания. Я был первой ракеткой Германии, и уже в 14-15 лет я получил возможность работать с лучшим менеджером тех времён. Мак Мекормак и Ион Цириак, которые приходили домой к моему отцу, пытались меня заполучить. Лаймен находится в 45 минутах от аэропорта Франкфурта, это не короткий путь, сначала нужно лететь на самолёте, а потом ехать на машине. Мекормак был в то время самым крупным менеджером, он представлял компанию IMG (прим. возможно, ошибка в транслитерации имени, и на самом деле Беккер говорил о Марке Маккормаке, основателе и президенте IMG). Он пришёл к моему отцу, они долго обедали, а затем он спросил, какую цифру ему написать на банковском чеке. Тогда мой отец указал ему на дверь, при этом сказав: «Мой сын не продаётся».
Следующим через неделю пришёл Цириак. Он был умнее и хотел встретиться с моей матерью. Моя мама была известна прекрасными кулинарными способностями, за что он ее не преминул похвалить. Он поел, выпил два пива, мило поболтал с мамой. Ион сказал, что у него есть сын такого же возраста, как и я, и что он будет относиться ко мне, как к своему сыну. Цириак был не американцем, а румыном, и имел другие ценности, они даже не стали подписывать никакого официального договора, а обменялись крепким рукопожатием.
Это стало началом десятилетней дружбы с большим человеком из Бухареста. Он научил меня многим вещам в теннисе. Я оставил дом и школу в 15 с половиной лет, и тогда я начал мечтать. У меня перед глазами были Вильяс, Настасе, Леконт. Тот факт, что я оказался в той ситуации, когда я тренировался с такими асами, заставил меня мечтать и хотеть быть таким же успешным, как и они. Я победил на Уимблдоне три года спустя и ускорил весь процесс».
В 17 лет Беккер выиграл Уимблдон и так стал самым молодым победителем этого престижного турнира в истории. Никто не сумел превзойти его в этом показателе и три десятилетия спустя.
«У всего есть две стороны. Одна из целей, которая у меня была, - сыграть матч на Центральном корте Уимблдона. В 16 лет я играл квалификацию на этом турнире, дошел до третьего круга и сломал лодыжку. Это та самая лодыжка, которая у меня до сих пор болит, а это случилось более 30 лет назад. Я могу назвать это моей Ахиллесовой пятой. Меня должны были нести на носилках в тот день, но я, тем не менее, прибыл на Центральный корт. В следующем сезоне у меня рейтинг был выше, я был в топ 30 в мире, я играл на подготовительном турнире «Квинс», я говорил сам себе, что в этом году у меня есть шанс победить. Меня называли аутсайдером, знали, что я обладаю мощной подачей и мощной игрой. Так случилось, что два игрока, которые не были посеяны, играли в первый день на Центральном корте, что нечасто случалось. В первом круге я играл с американцем Фистером. Мы оба были рады. Уже тем самым я осуществил одну свою мечту. Конечно, я проиграл первый сет. К счастью, второй сет перенесли из-за дождя, и мы возобновили игру на следующий день. Во вторник я чувствовал себя более расслабленным, я больше концентрировался и шёл к победе. Это был мой второй день на Центральном корте, что уже само по себе было поводом для радости».
Беккер заметил, что когда ты подросток, хорошо то, что ты живешь сегодняшним днем, не думая о завтрашнем.
«В то время не было интернета, социальных сетей, невозможно было много прочитать о том, хороший ты или плохой. В то время я очень плохо говорил по-английски, поэтому в газетах «Телеграф» и «Таймс» я рассматривал только фотографии. Мне легко жилось под защитой от комментариев и от внешнего воздействия. В этом плане мои менеджер и тренер проделали отличную работу, защитив меня. Каждый день мы придерживались одного и того же распорядка дня, одной и той же системы тренировок, их длительности, и я по сей день верю в полезность рутины. Один круг сменял другой, я дошёл до полуфинала, а потом и до финала. Но и тогда я ещё не осознал всю величину момента, всё как-то происходило само собой. Я и дальше находился во сне, полагая, что это ещё один самый обычный турнир.
И вдруг я сразу подавал на матч, на звание чемпиона Уимблдона. В тот момент я впервые занервничал, осознавая всю важность ситуации. В перерыве между геймами я сидел на скамейке, и у меня дрожали руки: одна рука перестанет дрожать, начнет дрожать другая. Я вёл 40:15, и на последней подаче я, конечно, сделал двойную ошибку. Я начал молиться Богу, чтобы он мне дал несколько первых подач, поскольку не знал, что делать с мячами, когда они уходили в сторону, пока я ими стучал перед тем, как подать. Я говорил сам себе: «Боже, прошу тебя, дай мне ещё одну подачу». И Бог услышал мою просьбу. Я ударил по мячу и выиграл матч. В тот момент я инстинктивно почувствовал, что моя жизнь изменилась».
Последовала буря аплодисментов, зрители встали, люди махали мне руками из королевской ложи, там был и президент Германии, который никогда раньше не был на теннисном матче, и члены королевской семьи…
«Для меня это были очень трогательные мгновения. Когда я шёл в раздевалку, люди странно на меня смотрели, как будто я джинн, марсианин. Никогда раньше они не видели столь молодого победителя Уимблдона. В тот момент я почувствовал, что моя жизнь стала другой. Последовала пресс-конференция для журналистов. Сейчас многие игроки говорят на нескольких языках, и это нормально, но тогда я умел говорить только по-немецки. Несмотря на это, все хотели со мной поговорить. Я использовал те 25 английских слов, которые я выучил, включая «удар справа» и «удар слева», и каким-то образом сумел закончить конференцию.
После этого Ион Цириак отвёз меня в Монте-Карло, и в течение семи дней он показывал мне, как изменилась моя жизнь. Он сказал мне, что теперь я один из наиболее известных спортсменов в мире, и что каждый мой шаг повлечет за собой последствия. На мои плечи взвалилась большая ответственность. Я был слишком молод для ночных клубов, но сумел опять пробраться в какой-то из них. И я ощутил на себе вторую сторону славы: ты теряешь право на частную жизнь, но ты должен следить за тем, чтобы не потерять себя во всём этом. Нужно и дальше делать то, что хочется, в разумных пределах. Моя любовь к теннису была сильнее всего, поэтому лучше всего я ощущал себя тогда, когда находился на корте».
Борис выиграл 49 турниров в одиночном разряде и 15 - в парном. Он был первой ракеткой мира, выиграл шесть турниров Большого Шлема (среди них – три Уимблдона). Он имел блестящую карьеру. Когда ему задали вопрос, как бы он оценил свои результаты в качестве теннисиста по шкале от пяти до десяти, Беккер задумался. Из зала доносились разные ответы. Один парень в первом ряду громко крикнул: «Одиннадцать!». Однако, хотя этот ответ его и рассмешил, сам Беккер был более скромен в своей оценке.
«В ретроспективе ты всегда собой недоволен. Я выиграл три Уимблдона, но я проиграл два финала. В ретроспективе всегда хочется сделать больше. Я должен признать, что не был самым талантливым игроком, у меня была мощь, но у меня было и жгучее желание, ярко выраженный соревновательный дух, но мне всё равно приходилось бороться за каждое очко. Я восхищаюсь физической подготовкой Новака и тем, как он движется. Если бы у меня было на 25% больше гибкости, я бы выиграл намного больше турниров. Но не выиграл. Каждый матч начинался довольно медленно, у меня не был совершенным удар слева, мне приходилось много работать ментально и физически, чтобы преодолеть эти препятствия. Поверьте мне, я всё перепробовал. Это было не потому, что я нервничал или мало старался, а потому, что в то время были и более сильные игроки. Иногда это нужно признавать и понимать».
Из тех вещей, которые бы он изменил в карьере, будь у него волшебная палочка, Беккер вспомнил одно «больное место».
«Я бы поменял исход финала на турнире в Монте-Карло в 1995 году. Я вёл 2:0 по партиям, 6:4, 7:5 против Томаса Мустера, и у меня было два матч-болла в четвёртом сете. Но я проиграл. Бог его знает, почему я не сумел поднять над головой кубок. Возможно, это был некий знак свыше, что у меня есть предел. Может быть, победы на всех покрытиях лишили бы меня чувства реальности, я бы потерял землю под ногами, скромность. Однако, честно сказать, я бы хотел выиграть турнир на грунте, поверьте.
Но это покрытие не подходило под мой стиль игры. Всякий раз, когда я выходил к сетке, противник посылал обводящий удар, которым он меня пробивал. Я должен был маскировать движения, делать укороченные, играть кручёными ударами. Странно, ведь я вырос на грунте, в то время в Германии не было твердого покрытия. Мы играли на грунте шесть месяцев, столько длился сезон на улице, а потом мы переходили играть в зал. Несмотря на это, я всегда лучше играл на быстрых покрытиях».
Немец выиграл Кубок Дэвиса два раза - в 1988 и 1999 гг. Он добавил в богатую коллекцию и золотую олимпийскую медаль, которую он выиграл в паре с Михаэлем Штихом в 1992 г. Удивительно, но в то время он вообще не разговаривал со Штихом, вследствие большого соперничества и не самых хороших личных взаимоотношений. Поэтому они даже не встречались вне корта, но на корте были непобедимы.
«Я очень горжусь тем, что представлял свою страну в Кубке Дэвиса. Меня в состав сборной пригласил известный тренер Никола Пилич. Я попал в сборную в 1985 году в 17 лет; когда я играл первый матч, мне выдалась уникальная возможность проявить себя. Я четыре раза отбирался на Олимпийские игры, но три раза у меня была травма. Единственный раз мне удалось сыграть в Барселоне в 1992 г. К сожалению, турнир проводился на грунте. Я играл в парном разряде. В то время одним из моих принципиальных соперников был Михаэль Штих. В то время мы не разговаривали. Мы не взаимодействовали, как одна команда, что очень важно на таких соревнованиях. Но мы проходили один круг за другим. В полуфинале мы встретились с испанцами Санчесом и Казалом, которые были в то время лучшими игроками в парном разряде в мире. Они, совершенно однозначно, были фаворитами.
Не знаю, было ли дело во мне или в нём, но в ночь перед той встречей мы встретились и поговорили. Мы знали, что мы должны общаться для того, чтобы победить тех парней. Мы не должны были друг друга любить, но было необходимо, чтобы мы друг друга уважали и действовали, как команда. Так и было. Мы сыграли лучший матч в жизни, выиграв его в пяти сетах, и начали отлично понимать друг друга и общаться. Мы вышли в финал, где мы играли против двух ребят из Южной Африки – Ферейро и Новола, и победили и их тоже!
Я организовал отличный ужин в Барселоне, пришла половина немецкой сборной, угадайте, кто не пришёл? Михаэль Штих. Прямо из раздевалки, в спортивном костюме, он поехал в аэропорт, и мы не отметили этот огромный успех. Несколькими неделями позднее я был в Гамбурге, он пришёл ко мне и сказал: «Борис, помнишь ли ты, что мы не отметили наше барселонское золото?» Я процедил сквозь зубы: «Да, ну неважно». Он добавил, полный энтузиазма: «Ну, мы должны это сделать!». Я ответил: «Да, безусловно». Прошло шесть недель, а мы так и не созвонились. Думаю, мы никогда не будем лучшими друзьями, но мы должны сходить на этот ужин до того, как умрём».
Беккер сказал, что единственное давление, которое ощущаешь, когда молод, то, которое создаёшь себе сам. Но это понимаешь намного позднее.
«Когда я победил на Уимблдоне в 17 лет, я почувствовал себя так, как будто я забрался на вершину горы Эверест. Давление, которое оказывалось на меня в последующие годы, было нереальным, его невозможно было вынести. Оно забрало у меня чувство радости, которое я получал от тенниса. Все сводилось только к победам. Я понял, что мне необходимо и наслаждаться жизнью, для того чтобы иметь продолжительную карьеру. Конечно, я хотел побеждать, когда выходил на корт, но мне нравилась и атмосфера в раздевалке, и болтовня с коллегами, и отдых в зоне для игроков. Эти детали были для меня так же важны, как и матч-болл на турнире. Тем не менее, возможно, в какой-то момент я пренебрегал важностью тренировок, это было в то время, когда я ещё созревал как молодой человек. Невозможно быть машиной, из года в год, необходимо брать тайм-аут, чтобы развивать другие интересы в жизни».
Когда он говорил «о других интересах», он имел в виду то, что любят все молодые люди: хорошее времяпрепровождение, вечеринки, приятельские встречи, девушки.
«Мне было 19-20 лет, и я действительно наслаждался этим. Я ни у кого не просил денег, я зарабатывал свои деньги сам. Я водил машину, жил в Монте-Карло, родители мне верили. Я выигрывал турниры, был в топ четыре или топ пять мирового рейтинга, но моё внимание концентрировалось не только на теннисе. Всё это было хорошо, пока я не начал проигрывать финал за финалом. Моё возвращение последовало в 1989 г., и до 1992 г. это был самый хороший период в моей жизни. Мне было 22-23 года, и в то время я действительно понял, что теннис даёт мне всё то, о чём я мечтаю. Он давал мне свободу, я не должен был ни у кого ничего выпрашивать. Единственное, что мне было нужно, - это ракетка, несколько мячиков, и я был готов сделать всё остальное. Я почувствовал сильный прилив мощи благодаря всему этому, я начал тренироваться намного больше, чем когда-либо, я был отличным профессионалом. Человеку требуются доказательства того, что он на правильном пути».
Для Беккера доказательством правильного пути стала победа на Уимблдоне в 1989 г.
«Да, это был мой прорыв. Я взял ещё несколько шлемов, стал первой ракеткой мира. Тогда я выиграл самое большое количество турниров за непродолжительное время. Опять же, я помню, как в 23-24 года сидел перед финалом Уимблдона 1991 г., когда я должен был играть против моего «давнего друга» Михаэля Штиха. Он обыграл Эдберга в полуфинале, что дало мне возможность стать первым в мире, независимо от исхода финала.
Рейтинг – это наша Библия, каждый понедельник мы смотрим, какое занимаем место. Я рассчитывал, что если я сумею выиграть свой четвертый Уимблдон до 24 лет, а моим кумиром был Борг, который завершил спортивную карьеру в 25 лет, то и я смогу уйти на пенсию. Я почувствовал, что достиг всего. Я заплакал. Я не знал, почему я плачу. Я сидел на крыльце дома на Уимблдоне, который я снимал. Я понял, что меня расстраивает мысль о том, что я закончу делать то, что так люблю. Это повлияло и на матч, это был один из самых плохих поединков, в которых я когда-либо участвовал. Мне стало как-то легче после того, как я проиграл, поскольку если бы я выиграл, это был бы конец моей карьеры. Это бы было ошибкой. Я такой, я максималист. Если я принял решение, то придерживаюсь его. Я был под таким давлением, что не знал, как дальше работать. Я пустил свои мысли блуждать. В последующие 1,5 года я познакомился со своей супругой, и я понял, что в то время мне было необходимо сконцентрировать внимание на своей душе, а не только на теннисе. Тем не менее, мне не было достаточно быть пятым или шестым в мировом рейтинге. Тогда я снова вернулся в теннис, это произошло тогда, когда у меня родился первый сын, в январе 1994 г. Я хотел показать ему, что его отец не лузер, а победитель».
Это Беккер и сделал.
«Я опять начал выигрывать. Я взял титул Большого шлема в 1996 г., тогда мне было 29 лет. В то время в моей личной жизни также наступила гармония. Я боролся на корте, а дома я был в своей крепости, защищённый ото всего. Когда мне исполнилось 30 лет, я понял, что наступило время, когда нужно сказать профессиональной карьере «Прощай!». Я добился всего, чего хотел в теннисе, этот спорт столько мне всего дал…».
Сегодня Беккер - преуспевающий тренер. Он заботится о Новаке Джоковиче и помогает ему доминировать в «белом спорте» вместе со всей его командой.
«Тайна успеха заключается в решительности. А также в осознании своих корней. Временами требуется преодолевать различные препятствия, что не всегда бывает легко. В те переломные моменты матча, будь то в финале на ЮС Опен или на Уимблдоне, важно помнить, что необходимо бороться, идти до конца. Когда 25 тысяч жителей Нью-Йорка кричат тебе в ухо, превращай это в энергию, которой ты движим. Когда ему тяжелее всего, посередине поединка, он вспоминает, что он Новак из Сербии, и это то, что делает его сильным. Он осознаёт своё происхождение, что очень важно, поскольку для того чтобы знать, куда идти, важно и знать, откуда вы пришли».
Помимо работы тренером, Беккер занимается бизнесом.
«Конкретно - недвижимостью. Я люблю инвестировать средства в эту сферу, в работу, в людей. Я играю и на бирже, которая представляет собой нечто невероятное, но очень сложное для понимания. Вначале мне было нелегко понять объяснения 28-летнего брокера о причинах падения или скачка акций, когда и он сам не до конца их понимал. Я учил эту тему, читал книги, я полностью погрузился в финансы. В конечном итоге всё сводится к отношениям с людьми, которые необходимы для того, чтобы преуспеть в работе. Вы должны их хорошо знать, верить им, а для того чтобы выстроить доверительные отношения, требуется время.
Ключ к этому заключается в общении, но важно и говорить на иностранных языках, чтобы понимать других людей. Важно иметь открытый ум, быть готовым учиться и совершенствовать себя. Мы живём в интересное время, когда у вас всё под рукой благодаря интернету. Мне кажется, что в глобальном отношении Сербия – это растущий рынок, поскольку всё развивается. Вы голодны до успеха, вы хотите быть лучше. Не только по отдельности, но и как команда. Вклад в это развитие вносит и фонд Новака Джоковича, который вкладывает средства в детей, в молодёжь и даёт им шанс мечтать».
Борис уделяет много внимания воспитанию своих детей, он прокомментировал взаимоотношения с сыновьями.
«Старший сын ходил в школу в Майами и имел большой талант к баскетболу, который является моим вторым самым любимым видом спорта. Поскольку я был недостаточно высок и довольно медлительный, я не мог реализоваться в баскетболе. Но я думал о том, что это мог бы сделать мой сын. Я уже представлял себе, как парень по фамилии Беккер играет за НБА. Это была моя мечта. Моему сыну было 16 лет. В то время его приняли в сборную Германии. Его агитировали, поскольку видели, что он обладает исключительным потенциалом, и его просили оставить школу в Америке и переехать во Франкфурт.
Когда он получил приглашение, он попросил меня сесть и поговорить. Он сказал мне: «Папа, я очень тебя люблю. Но мечта о том, чтобы я стал великим баскетболистом, - это твоя мечта, а не моя. Я больше люблю музыку». Я вскричал: «Что?!». Он напомнил мне, что я сам получил от своих родителей, когда мне было 15 лет. Это была возможность делать то, что мне нравится, - играть в теннис. Он тоже хотел от меня того же самого, чтобы я разрешил ему заниматься музыкой, это его выбор. Он получил образование, сформировал группу, которая называется «Пекарня», путешествует по миру, организует концерты, он выпустил и первый альбом. Он зарабатывает деньги сам, он успешен, и у него есть будущее. Мой вам совет – выбирайте то, что любите. Боритесь за свободу выбора, будьте ответственными перед собой и другими и живите своей жизнью. Будьте тем, кем вы являетесь!».
(Интервью брал Небойша Мандрапа, опубликовано в журнале Фонда Новака Джоковича «Оригинал», фото «Профимедиа»).
Также в посте использованы фотоматериалы агентства Getty
Огромное спасибо (хвала лепо!) Елена_Филиппова за перевод.
Ну вот на фига Боря раскрыл важнейший ментальный секрет Новаче?
Красиво батя отбрил амера. "Всё продаётся, всё покупается..." Ага.