Он пил пиво с Сафиным и менял внешность ради ставок. Как зарабатывать тысячи евро в неделю на теннисе
Смена внешности, подставные подруги и пьяные тусовки.
Роман Семенов работал журналистом «Чемпионата» и менеджером Анны Чакветадзе и знал все о теннисном закулисье, а потом стал кортсайдером. Гонял на турниры от Парижа до Майами, передавал информацию о каждом розыгрыше, а коллеги делали ставки, опережая букмекеров.
Кто позвал Семенова в этот бизнес? Как его ловили и чем угрожали? Почему он любил матчи Павлюченковой? Сколько денег увозил с турнира?
Обо всем – ниже.
Писал колонки за Сафина и пил с ним пиво, переспал с теннисисткой
– Расскажи для тех, кто слышит о тебе впервые: как ты оказался в теннисе?
– В начале нулевых теннис особо не показывали. Только «Уимблдон» ночью на НТВ, и то пару матчей. Как-то перед сном я увидел игру Винус Уильямс, и стрела поразила сердце. Кажется, я начал с лучшего, что может быть. Винус на траве в те годы – визуально самое красивое, что когда-либо было в теннисе.
Я влюбился, начал читать журнал «Теннис+», следил за сестрами. В 2005-м Винус собралась в Москву на Кубок Федерации. Я понял, что мне нужно попасть на матч, но не знал, как это сделать. Я был школьником, а просить деньги у родителей не хотел. Спросил тренера, которая занималась со мной в теннисном парке: «Татьяна Николаевна, как мне попасть на теннис?» – «Хочешь поработать болбоем?» – «Очень хочу».
Так я попал на несколько турниров в Москве. Болбой – странное занятие. С одной стороны, видишь теннис с корта: чувствуешь запахи, слышишь дыхание. С другой стороны, это работа, поэтому наслаждаться нет времени. Но когда отработал сколько-то дней, по аккредитации можешь смотреть матчи с трибуны.
Игру Винус я смотрел как зритель. Нарисовал плакат: розовое сердечко, в нем написал «Винус». Было немного людей, я громко болел. Она увидела меня и кинула мяч. Он летел прямо в руки, но от нервов ударился о пальцы, скатился вниз. Я – за ним, чуть не нырнул с трибуны. Все это снимали, на следующий день в газете опубликовали мое фото.
В 2008-м я устроился на «Чемпионат». Увидел в ленте новостей, что нужны корреспонденты, и подумал: «Это шанс попасть в мир тенниса». Как у игрока не получилось, поздно начал – в 14 лет. Но была мечта: попасть в мир тенниса и в мир кино. Начал с тенниса.
Написал несколько пробных материалов, Даниил Сальников (редактор отдела тенниса на «Чемпионате» – Спортс) сказал: «Пишешь неплохо – давай на испытательный срок». Месяц ездил по турнирам ITF – 15- и 25-тысячникам, – писал репортажи, брал интервью. Дальше взяли в штат – за время работы написал пару тысяч статей. Они небольшие, потому что писал по статье в день.
В какой-то момент поработал на Спортсе, вел текстовые трансляции и написал несколько статей. Параллельно взяли редактором новостного отдела журнала «Теннис». Как я понял, из-за Марата Сафина – его поставили туда главным редактором. Именно лицом, потому что он не ходил на летучки. Журнал существовал два-три номера.
– Ты общался с Сафиным?
– На «Чемпионате» писал за него колонки. Звонил ему каждую неделю в течение нескольких лет. С Маратом сложно разговаривать, он говорит односложно и нехотя. Но у меня был план, о чем спрашивать. Я проговаривал мысль, он отвечал: «Да, примерно так». Из такого 15-минутного диалога я составлял колонку.
Писал красивым языком, а не односложно. Где-то редактировал, где-то добавлял от себя. Марат читал первые несколько материалов, потом сказал: «У тебя неплохо получается, я даже читать не буду».
– Ты предупреждал, что у тебя много историй про теннисное закулисье. Как они появились?
– Я всегда любил тусоваться и со всеми знакомиться. Когда появилась журналистская аккредитация, ходил на вечеринки турниров, банкеты, премии. Профессионального толка от этого не было, просто приходил и веселился. Из-за хороших отношений с игроками и организаторами меня пропускали в лаунж-зону, куда нет доступа журналистам. Какие-то истории узнавал оттуда, какие-то – от теннисистов, с которыми приятельствовал. Многие со мной общались, потому что я не выдавал секретов.
– Самая великая вечеринка из тех, что видел?
– Куча историй, как на препати «Кубка Кремля» начинаешь с шампанского, потом с кем-то из организаторов или игроков общаешься на баре, дальше вы едете в заведение, а просыпаешься непонятно где. Однажды под утро я оказался в районе МГУ в квартире сына Шамиля Тарпищева Амира, который был директором «Кубка Кремля». Половину не помнил, оглядывался: «Кто эти люди?»
Как-то тусовался, позвонила очень известная российская теннисистка: «Ромыч, ты где? Приезжай». Встретились, я запрыгнул в ее спорткар. Она и водитель – впереди, а сзади не очень много места, поэтому я ехал лежа. Под головой оказалась огромная клетчатая сумка как с рынка. В ней – тонна налички пятитысячными купюрами. Я спросил: «Что это?» – «Призовые» – «Можно пару пачек возьму?» – «Нельзя».
Дальше закрутилось и пришло к совершенно ненужному вечернему продолжению. Я оказался у нее дома.
– Вы переспали?
– Ну да.
– То есть она вызвала тебя для этого?
– Моментами мы кадрились друг к другу. Но не думаю, что ей и мне это было супернужно. Просто тогда мы оказались навеселе, она узнала, что я недалеко тусуюсь. Решили, что можно продолжить вечер.
Но имя не назову. Она очень известная даже в мировом теннисе.
– Расскажи историю с именами.
– Сафин однажды открывал благотворительный забег на Патриках и бежал как пейсер. Я тоже участвовал и в процессе нагнал его, потому что он бежал не поднимая ноги. Просто прошаркивал. Мы поравнялись: «Марат, что-то ты несвеж» – «Да ты тоже не очень» – «Я вчера бухал» – «Я тоже. И единственное, о чем сейчас мечтаю, – попить пивка».
Мы добежали – на финише его встречали журналисты, получили медали и пошли в ближайшее заведение. Прямо на ступеньках открыли пиво.
– А если не про Сафина?
Анастасия Рублева
– Ты знал, что Андрей Рублев официально женат? Наверняка нет. У Медведева есть жена и дочь, а Андрей как бы один. Мне вообще казалось, что он гей, – радар так сработал. Но потом сказали, что много-много лет женат. У него большая любовь с юности.
Хотел жениться на любой из сестер Уильямс, не любит Шарапову и Джоковича
– Когда ты работал на Спортсе, там вышла новость: «Серена Уильямс поблагодарила ведущего текстовых онлайнов Романа Семенова за поддержку». Что это?
– Тогда твиттер в России не был суперуспешным, но в мире считался хорошей площадкой. Я общался там с Сереной. Писал комментарии, несколько раз она отвечала. Потом завел блог о Серене и Винус на Blogspot, кинул ей ссылку. Она сказала, что это просто супер. Потом что-то еще кинул, прикрепил совместное фото. Она ответила, что помнит меня. Видимо, редакторы заметили это и дали новость.
– Откуда у тебя совместное фото с Сереной?
– Несколько раз виделся с ней и Винус на турнирах, общался с папой. У Ричарда даже просил разрешение жениться. Встретил его на турнире в России: «Ричард, я невероятно люблю ваших дочерей, очень хочу на них жениться. Вы дадите одобрение?» – «Нет, ты слишком белый». Пока я приходил в себя, он спросил: «А на ком хоть?» – «Все равно» – «Ну определишься – приходи». Думаю, он не хотел меня обидеть. Это был шуточный диалог.
С сестрами тоже разговаривал. Они очень прикольные и веселые. На корте выглядят устрашающе. За кортом Винус тоже закрытая, мало улыбается и мало общается. А Серена – наоборот: супердевочка, вся такая женственная, даже чересчур. Как будто 18-летняя.
– Приведи пример.
– Например, ее манера переминаться с ножки на ножку, поправлять юбочку, волосы. Или одежда – она любит яркое, с вырезами, короткое. К стилю есть вопросы, но надо делать скидку, что она из бедной семьи.
Когда Серена разговаривает – трогает за плечо. Когда делаешь фотку – приобнимет: «Ты такой милый». Один раз в щеку поцеловала. Если не брать ее руки и физическую силу… Хотя многие девушки бьют сильнее, чем она. Просто у нее идеальная техника: Серена классно разгоняет мяч, и он летит с космической скоростью. Это отмечают все, кто играл с ней и с кем я разговаривал.
По поведению и по тому, как она себя подает, Серена более женственная, чем худенькие девочки с белыми волосами.
– Почему ты так кайфовал именно от сестер?
– Нравилось, что они никогда не сдавались. В голове всплывают кадры, как Винус на «Уимблдоне» упала в момент розыгрыша, встала, побежала за мячом, еще раз упала, отбила. Девочка растерялась, пробила в нее. И, уже лежа, Винус выиграла мяч. Или взять, как на матчболах она била в линию, потому что не собиралась мелочиться.
Еще нравилось, что они суперяркие. Что выходят на корт, как на подиум: длинные ногти, сережки, безумный макияж, телесного цвета трусы. Они большие суперзвезды, продукты американской системы, но другие девочки не такие. Очевидно, в них сидит что-то природное. Они выходили, и все понимали, что это звезды.
Таких не было и до сих пор нет.
– От Шараповой такой энергетики ты не чувствовал?
– Она крутая теннисистка и большая звезда, но всегда казалась чересчур холодной и себе на уме. Мне не нравилось ее поведение на корте, она не цепляла. В глазах Шараповой я всегда читал, что она стерва и сука. Судя по комментариям соперниц, она могла ей быть. Может, и не была.
С журналистами она прекрасно отрабатывала и всегда улыбалась. Но ты же видел Машу на корте? Холодный взгляд, сжимание кулачка, безумный крик и долбежка мячом. Я не видел в теннисе Маши ничего красивого.
Я люблю теннис, потому что за ним интересно наблюдать. Мне хочется видеть, как игроки меняют тактику, борются друг с другом. Маша в этом смысле не подкупала. По этой же причине не люблю Джоковича. Я признаю, что он великий теннисист. Возможно, самый великий. Но мне не нравится его теннис, я не вижу в нем красоты.
Кстати, по поводу физической силы – вспомнил историю, как Майкл Фелпс приезжал в Москву. Он выступал в бассейне «Олимпийского», а я находился рядом по теннисным делам и очень хотел увидеть его. Пришел, он давал интервью в закуточке за ленточкой. Я перешагнул через нее и встал рядом. Я не держал диктофон, потому что пришел не работать, а просто полюбоваться. Стоял-стоял и не нашел ничего лучше, чем делать видео и фото его тела. Снимал буквально в упор: от трусов до шеи. И то ли стал отправлять друзьям, то ли пересматривать…. Фелпс увидел это и послал: «Эй, чувак, пошел нахрен».
Я знаю, что поступил не очень хорошо и звучу как сумасшедший. Но Фелпс не похож на обычного человека. Он выглядит как представитель неземной цивилизации.
Что такое кортсайдинг и как на нем зарабатывали?
– Работа кортсайдером. Для начала объясни: что это такое?
– В теннисе огромный объем ставок. Это связано с тем, что каждую неделю по миру проходит несколько турниров разного уровня. Почти с каждого турнира есть хотя бы одна камера. Плюс в теннисе можно ставить почти на каждое действие – розыгрыш, брейк-поинт, гейм, сет. Больше 100 событий за матч.
Ставки породили профессию кортсайдера – человека, который приходит на стадион, следит за каждым розыгрышем и, нажимая на кнопку, передает информацию о победителе. Все для того, чтобы передать ее на несколько секунд или миллисекунд раньше, чем о событии узнает букмекер. Раньше это было возможно – судьи не сразу нажимали на кнопку изменения счета, потому что ждали приземления мяча, букмекеры тоже запаздывали. А если ты опережал букмекера, то мог сделать ставку на заведомо выигрышное событие.
– Как ты попал в этот мир?
– Раньше я активно вел твиттер, у аккаунта было под 10 тысяч подписчиков. По тем временам это много. Однажды в твиттере обратился чувак, который до этого комментировал посты. Я знал его как подписчика. Он написал: «Я привез подарки из Нью-Йорка и Мельбурна. Давай встретимся на «Кубке Кремля» и познакомимся».
Встретились, он подарил сувениры. Попросил пароль от вайфая, я сказал. Как потом узнал, быстрый интернет важен, чтобы вовремя передавать информацию. Мы продолжили общаться, через какое-то время он написал: «Есть предложение по работе». Мы снова встретились. Он рассказал про работу кортсайдера: «Попробуем?» – «Попробуем».
Почему стало интересно – захотелось посмотреть теннис с новой стороны, плюс турниры проходят в крупных городах. Появилась возможность путешествовать и зарабатывать.
– Кто еще входил в команду?
– Она состояла из четырех человек. Мой подписчик занимался технической составляющей: передавал технику и телефоны. Другой – организационной: давал деньги на расходы, покупал билеты. Третий делал ставки на основе моих данных, а я ездил по турнирам.
Того, кто делал ставки, я никогда не видел – только переписывался в телеграме. Общался с двумя организаторами – условными Димой и Лешей. У нас быстро возникли доверительные отношения. Сами ребята запалились где только можно, их имена знали. Они зависели от меня. Если бы отказался, им пришлось бы искать нового сотрудника. А найти человека, который разбирается в теннисе, знает нюансы и готов месяцами ездить по миру – то есть без основной работы и семьи – сложно.
У меня еще оказались способности. Я знал, как играют многие теннисисты, потому что часто видел их по телику.
– Как долго ты работал в этом?
– В мое время люди выдерживали мало. Раньше было проще – до 2010-2011 годов теннисные ассоциации почти не боролись с кортсайдерами. Но в один момент они заключили контракт с букмекерскими компаниями и стали передавать им права на трансляции и статистику. Контракт на огромную сумму.
Букмекерам стало невыгодно, что кто-то ездит по турнирам и пытается их обыграть. А так делал не только я. На любом турнире этим занимались десятки, если не сотни человек. Это суперразвитая система. Причем на маленьких турнирах кортсайдеров было больше, чем на крупных, потому что проверок меньше, а количество ставок – такое же.
Из-за этого теннис начал активно бороться с кортсайдерами и вкладывал в борьбу миллионы. Людей, которые работали по пять-шесть сезонов, отлавливали. Хотя это полностью легальная работа. По сути, кортсайдеры собирают статистику. Тем же самым занимаются тренеры и компании, которые производят аналитику.
Но дошло до того, что на входе на стадион заработали видеокамеры. На трибунах кортсайдеров отслеживали специально обученные сотрудники WTA, ATP и ITF. В таких условиях я продержался долго – полные четыре сезона, а потом ездил на отдельные турниры. Помогало, что мы придумывали инновационные штуки.
– Какие?
– Когда-то на трибунах разрешали даже ноутбуки. Потом запретили, дальше не разрешили долго сидеть в телефонах и снимать. Кортсайдеры нашли выход: держали телефон под мышкой другой руки. В телефон вшивали специальную программу а-ля пиццерия. Заходишь в нее, а под паролем другое приложение. Если выиграл первый игрок – нажимаешь кнопку «громче», второй игрок – «тише».
Стадион в этот момент просматривают несколько агентов. Они замечают тех, кто долго сидит неподвижно. А кортсайдеры сидят именно так – с первого до последнего розыгрыша. Конечно, если счет 5:1, и букмекеры перестают принимать ставки, смысла сидеть нет. Но в основном не двигаешься, не пьешь, не ходишь в туалет, не куришь, ни с кем не болтаешь, не зависаешь в новостях. Важно передавать каждое очко и не ошибаться.
Моя команда придумала использовать не руки, а ноги. В ботинках под большими пальцами положили две кнопки. Ходить было адски больно и неудобно. Двигаться приходилось с приподнятыми пальцами, плюс мозг подает информацию до ног чуть дольше. Руками нажимать на кнопки быстрее и удобнее. Зато я мог работать почти без палева, а многих из тех, кто передавал вручную, выгоняли.
Зарабатывал тысячи евро в неделю – а организаторы бизнеса в десять раз больше
– Ты ездил на все «Шлемы»?
– Нет, потому что в какой-то момент на билетах стали печатать, что организаторы могут выгнать зрителя по любой причине. Частное мероприятие – хотим, выгоняем. Хотя я уже потратил деньги на перелет и проживание и не хочу уходить в минус. Поэтому все передвижения просчитывали заранее.
Мой сезон начинался в феврале. Две недели проводил в Дубае. Потом Питер. Доха – когда как. Дальше США – Индиан-Уэллс и Майами. В основном ездил в Майами, потому что до Индиан-Уэллс дорого добираться. Это деревушка в Калифорнии – чтобы доехать до нее, нужно перелететь через весь континент, потом три часа на машине. Еще в Калифорнии сухой климат и очень жарко.
С апреля по июнь работал на европейских турнирах: Рим, Мадрид, Барселона, Париж, Лондон. В августе был перерыв, потому что начиналась американская серия, и мы делали брейк. С US Open не сложилось, каждый раз возникали бытовые сложности. Конец года – снова Европа: Париж, Москва, Лондон и что-то еще.
То есть ареал обитания – Ближний Восток, Европа и Майами. В Австралию не летал, потому что дорого. В Азию и Южную Америку тоже не ездил. Говорили, можно огрести, потому что там не суперправовые государства. Еще не решался на маленькие турниры. Минимум – основная сетка ATP 250 и WTA 250. Несколько раз пробовал квалификации, но видел, что кортсайдеров легко вычисляли. Когда на матче 50-100 человек, риски выше.
– Сколько денег ты зарабатывал на одном турнире?
– До 2010-2011 года люди увозили с матча по несколько тысяч долларов. Речь про тех, кто работал в поле. Кто не в поле – получали десятки тысяч. За год суммы выходили астрономические. Я не попал в то время – начал в 2013-2014-м. Тогда заработок был меньше.
Бывало, я приезжал с турнира с хорошей суммой. Иногда с минусовой, потому что ошибался или чувствовал, что за мной следят. Ребята соглашались, что надо сворачиваться: мы теряли пару тысяч на расходах, зато я мог отработать турнир в будущем.
Если уходили в минус, переносили его на другой турнир. Там зарабатывали, и получался плюс. Иногда возникали вопросы, насколько точно… То есть я же просто передавал счет. От меня требовалось, чтобы я не ошибался и работал быстро. Как они пользовались информацией, какие делали ставки, продавали ли их, ошибались ли – я не знаю.
Когда возвращался домой, мне показывали эксель-табличку с подсчетом по каждому матчу. Мы смотрели, сколько заработали, сколько стоила конкретная ошибка. Вычитали мои расходы – я скидывал, сколько потратил, фотки чеков. Получившуюся сумму делили по процентам. Я получал на карту 20%. Человек, которому передавал информацию и который делал ставки, – тоже 20%. Организаторы – по 30%.
– Самый большой доход с одного турнира?
– Два или три года подряд хорошо складывалось с «Ролан Гаррос». Выходило 3500-4500 евро за две недели. Точно не 5000 евро, эту сумму я не пробил ни за один турнир. В основном было 300-500-1000-2000-4000. Для меня деньги были большими, для ребят – нет. В самые жирные годы они зарабатывали плюс нолик или два нолика к тому, что получали при мне.
Наш бизнес считался скромным. Чаще кортсайдерством занимались крупные компании, у которых в штате по 50 человек. Таких же, как я, которые ездят и передают информацию. Но мне было запрещено общаться с другими кортсайдерами. Я никогда к ним не подходил, чтобы не палить себя. Их могли поймать и попросить сдать других. Они бы указали на меня – и мы потеряли бы деньги.
– В больших компаниях кортсайдеры зарабатывали больше?
– Насколько знаю, в крупных компаниях платят фикс. В районе 50-100 долларов за сет. Я даже видел объявления, где приглашали людей. Объявления назывались «аналитик, сбор данных».
– Сколько матчей реально отработать в день?
– Обычно работают по матчу или по сету. Больше двух матчей – сложно. Теряется концентрация и скорость реакции. Три матча, наверное, никто не отрабатывал. Но у меня случалось. Я ходил на три матча, если это важный турнир.
Мой подход вообще отличался, я работал в своем режиме. Если понимал, что ситуация накаляется, мог не пойти на матч или уехать пораньше. На финал не оставался, потому что всего один матч, а билеты стоят космически дорого. Плюс на нем несколько сот человек, которые занимаются тем же самым.
В основном работал до четвертьфиналов, после этого тусил в городах. Действовал спокойно, чтобы не было косяков и скандалов.
Детали работы: на какие матчи ходить, где сидеть, как передавать информацию ногами
– Давай в деталях проговорим, как строилась твоя работа.
– Мне покупали авиабилеты, выдавали оборудование. Я летел, заселялся в отель, искал будку, где продают симки. Покупал, проверял интернет. Если он тупил, менял оператора. Потом был день, чтобы погулять и поспать. Дальше шел на стадион.
Билет на трибуну покупал онлайн или лично. С «Уимблдоном» вообще жопа. Там можно купить билет в кассе за космические деньги – плюс нолик к обычной цене. А можно дешевле, но надо приехать заранее и занять место в Очереди – огромной очереди на поляне размером с два-три футбольных поля. Люди выстраиваются змейкой, расставляют палатки и ночуют в них. Рано утром следующего дня очередь начинает двигаться.
Когда я понимал, что надо сэкономить, вставал в очередь. Только ночевал не в палатке, а в спальном мешке. Англичане вокруг адово бухали, слушали музыку, курили. Мне нельзя было этим заниматься – с утра начиналась работа.
– Как ты понимал, на какой матч идти?
– Выбирал заранее. Если фаворит играл против ноунейма, на этот матч не ходил. Нет интриги – не будет хороших ставок. Соответственно, выбирал более-менее равных соперников.
Несколько раз были ситуации, когда играла Серена, и я говорил ребятам: «Хочу на Серену» – «Не пойдешь, потому что в это время №45 играет против №98. У них намечается борьба». Однажды Серена играла прямо на соседнем корте против Ализе Корне. Получился упорный матч, стадион болел за свою, ревел. Я понимал, что рядом происходит мясорубка, хотел быть там. Но мне нельзя.
– То есть нужен матч с интригой, чтобы на подачу каждого соперника был хороший коэффициент?
– Да. Но можно 100 раз предположить, что будет интрига, а по факту ее не получается, даже если играет №15 против №17. Например, из-за того, что один игрок плохо себя чувствует. Это тоже работа кортсайдера – передавать атмосферу. Пишешь в чатик: «По ощущениям, у этого – травма». Или: «Этот устал, перегрелся на солнце». Или: «Судья тупит, принял несколько спорных решений. Из-за него я ошибся, но это его ошибка».
Обратный пример – матч, когда не должно быть борьбы, но вдруг условный Роджер сливает Жене Донскому в Дубае. В этом случае приходишь на стадион прямо во время матча.
Обратный пример – когда работаешь только первый сет. Если он был упорным и закончился в пользу фаворита, высока вероятность, что во втором сете ловить нечего. Встаешь и идешь на другой матч, который смотришь со второго или третьего сета. Ну, или с половины первого. Если там начинается хрень, переходишь на следующий.
За день работаешь на одном, двух, трех матчах. Между ними делаешь перерыв – ешь, пьешь, гуляешь, фоткаешь. Делаешь вид, что обычный турист. Когда темнеет, пишешь: «Ребят, на сегодня все». Относишь амуницию в отель, чтобы не потерять. Дальше спишь или гуляешь.
– Как выглядела амуниция?
– Два провода с кнопочками на каждом. Я клал их под большие пальцы ног, закреплял скотчем. Вдоль ноги проводил провод. Чтобы его не было видно, надевал ботинки и штаны. Даже если турнир в Дубае, Майами, майском Париже или июльском Лондоне, вариантов нет: должен сидеть в штанах и ботинках. Бывало, встаешь, а под попой – болото. Представь, час сидеть на жаре в штанах, когда все вокруг ходят в трусах.
Передатчик находился в кармане штанов. Чтобы пустить в него провод, в кармане делал дырку. Сам передатчик выглядел как пауэрбэнк. Это на самом деле был переделанный пауэрбэнк. Через блютус он связывался с телефоном.
Когда я нажимал кнопку ногой, информация через проводок шла на передатчик, потом на телефон и дальше человеку, который делал ставки. До матча мы договаривались: «Игрок 1 – такая фамилия, игрок 2 – такая фамилия». Первый всегда был левой ногой, второй – правой. Иногда на ровном месте нажимал другой ногой. Так происходило, когда уставал.
Оборудование я надевал в туалете. Там же делал проверку: «Вам быстро приходит?» – «Да, все окей». Но 150 раз бывало: приходишь на матч – пластырь отклеился, потому что ноги потеют. Идешь в туалет переклеивать.
Если вдруг техника ломалась, был запасной вариант – работать руками. На телефоне стояла программка, а запасное оборудование лежало в отеле. Но это на экстренный случай, потом что палевно, а ребята старались меня беречь. Не гоняли на все турниры, чтобы не примелькался.
– Ты смотрел теннис из первого ряда?
– Кто был на теннисе, знает, лучший обзор – за теннисистом. Там плохо видно другую сторону корту, но хорошо – направление мяча и то, улетает ли он в аут или нет. А моя задача была – нажать на кнопку и передать информацию раньше, чем это сделают судья и чувак, который работает на официальных поставщиков данных. То есть логика подсказывала, что надо садиться в лучшую точку.
Проблема в том, что сидящих близко палят ребята, которые отслеживают кортсайдеров. Поэтому я садился в самую жопу. Чаще всего – по диагонали или еще дальше. Спасало неплохое зрение, плюс много работал на чутье. Знал, куда летит мяч и заранее нажимал на кнопку. Были косяки, но я перекрывал их хорошей работой на протяжении остального матча.
– Следил за каждым розыгрышем?
– За каждым ударом каждого розыгрыша. Если видел, что угол открыт, чувак бьет в него, а соперник не успевает, то как только мяч отлетал от ракетки, я нажимал на кнопку. Чтобы быть на несколько миллисекунд быстрее, чем судья.
Стили некоторых теннисистов подходят под кортсайдинг. Я ходил на матчи игроков, которые играют плоско, активно и часто атакуют. Например, Настя Павлюченкова – на ее матчах я зарабатывал суперденьги. Плевать, с кем играет – иду, потому что читаю ее игру на изи.
Обратный пример – отказывался ходить на матчи Надаля. Он так сильно закручивает мяч, что тот очевидно летит в аут. Но за счет вращения вкручивается в корт.
Интересная ситуация, когда игрок выкидывает свечку. Кажется, ему кранты. Соперник должен выйти к сетке и забить свечу. Это детский элемент, сразу нажимаешь кнопку. Но даже супертопы могут ударить в сетку. В этом момент думаешь: «Мы потеряли несколько сотен или тысяч долларов, ну ## твою мать».
Но моментально надо собраться на следующий розыгрыш. Нет шанса переживать ошибки, работаешь как на конвейере.
– Если устал или захотел в туалет, мог пропустить гейм?
– Прислушивался к советам ребят, но последнее слово всегда было за мной. Только находясь на стадионе, можешь дать адекватную оценку. Я мог написать: «Этот гейм пропускаем». Выдыхал, что-то фоткал, читал новости, записывал аудио маме. Живот тоже бурлил не раз. Со временем стал брать таблетки от всего.
Иногда писал: «Не рискуем. Чувствую, что идет слежка. Давайте сделаем паузу, я буду есть попкорн и пить пиво». С пивом нельзя работать, потому что притупляется скорость. Но если понимал, что ситуация опасная, что могут отследить, я переставал работать.
То же самое, если устал и делал ошибки. Следующая могла стать фатальной, поэтому заканчивал. Одна ошибка допустима, две можно стерпеть, если это неважный розыгрыш при 40:15. Если 40:40, брейк-пойнт или сетбол – это все. Весь матч насмарку, потому что из-за суммы ставки все потеряли. Три ошибки даже в простой ситуации – ######.
– Я слышал, что у кортсайдеров есть правило: в одной букмекерской конторе они делают максимум две ставки на один матч, чтобы не вызывать подозрений. Ты передавал по 60-80 событий за сет. Коллеги делали ставки в 30 разных конторах?
– Меня не посвящали в детали. Пару раз спросил, услышал обтекаемые ответы и понял, что информация не для моих ушей. Я просто передавал каждое очко. Что именно они с этим делали – не знаю. Может, даже продавали информацию другим ребятам, у которых не было своих людей на матче.
Допускаю, что ставили не на каждый розыгрыш. Иногда я делал ошибку и извинялся. Они отвечали: «Ничего страшного, здесь неважно». Наверное, в этот момент пропускали розыгрыш по каким-то причинам.
В рамках конспирации менял внешность, постоянно переодевался и привозил подруг. Но его все равно ловили
– Тебя выгоняли с турниров?
– Да. Самый неприятный случай – турнир в Дубае. Обычно кортсайдеров отслеживали сотрудники федерации, которые катались по странам. Но иногда организаторы нанимали частную контору. В Дубае одну и ту же контору нанимали несколько лет подряд. И каждый год меня палил один чувак.
В первый год не спалил, во второй – я вызвал у него подозрения. На третий год он пристально следил. Несколько раз выводил и досматривал. Но прощупывал и ничего не находил. «Что это? Телефон? Хочешь показать его или вызвать полицию?» – «Вы не имеете права, но я покажу, мне нечего скрывать». Его это бесило. Он прямо прессовал, а я отвечал, что просто люблю приезжать в Дубай и люблю теннис. Говорил: «Я что, один такой?»
На четвертый год мы общались уже как друзья. Он спрашивал: «Ты снова здесь? Как дела?» В очередной раз прощупал меня, задрал штанину и нашел. Не очень разобрался, что это, но понял, для чего. Глаза загорелись: «Я знал, я знал!» Завел в какую-то каморку, прижал грудь рукой и начал: «Говори, кто с тобой работает! Вот этот?» И показывает фото чувака, с которым я работаю. Отвечаю: «Не знаю, кто это» – «По твоему ответу я понял, что знаешь. Можешь больше не говорить».
Как я понял, он дядька с прошлым. По ответу считал, что я соврал. Как выяснил, что я работаю именно с ними – не знаю. Но это был один из моих последних турниров. К тому моменту я уже и сам заканчивал. Но еще стало понятно, что нужно делать что-то новое в плане технологий.
В другой раз выгнали в Риме без объяснения причин. Так происходило часто. При мне выгоняли обычных людей. Выводили с трибуны, проверяли и не возвращали. Меня выгнали и заставили подписать бумагу, что в течение турнира я больше не посещу его.
Третий раз выгнали на «Уимблдоне» и дали отстранение на пять лет. Бан закончился в прошлом году. Удивительно, что поймали, хотя я не палился. Но «Уимблдон» – самый передовой в плане технологий. Они начали сканировать лицо задолго до того, как это появилось в других местах. Может быть, после Дубая и Рима я был в базах.
– Поймали, хотя не палился – это как?
– Засекли на трибуне, куда пошел как зритель. Отработал матч и пошел на другой – смотреть пару Винус и Серены. Понял, что за мной идет слежка. Завернул в туалет, там три человека взяли под ручки и отвели в специальный офис. Дяденька сказал: «Сейчас мы вызовем полицейских» – «Зря меня пугаете полицейскими, потому что у Великобритании ко мне ноль вопросов» – «Окей, к тебе вопросов нет, вас таких сотни, просто колись, на кого работаешь».
Я начал хи-хи-ха-ха, мы долго говорили. Дяденька то входил, то выходил, играл в доброго и злого полицейского. В итоге сказал: «Мы должны проверить банковские карточки – твои ли они. И должны проверить телефон. Для этого можем оставить тебя в участке на два дня. Тебе оно надо?» И вышел. В этот момент я написал в закрытом чате коллеге: «Что делать?» – «С тобой ничего не случится, ты ничего не нарушил. Но они могут трепать нервы. У них есть мои данные, просто скажи, что работаешь на меня, иди в паб и наслаждайся Лондоном».
Когда дядя вернулся, я сказал: «Ребята готовы, чтобы я дал их данные. Вы их и так знаете». Я дал данные, он сказал: «Мы так и думали» – «Почему?» – «Этим делом занимаются ребята со всего мира, конкретно в Европе много европейцев и армян, они просто оккупировали бизнес. А русских осталось мало, потому что у вас запоминающаяся внешность. Вас проще отследить, чем любого европейца или американца».
Но убило другое. В конце он сказал: «В октябре мы будем в Москве. Посоветуй, куда пойти тусоваться» – «В смысле?» – «Ну, потанцевать». Я назвал пару заведений.
– Ты раскрыл коллегу. На него это повлияло?
– Нет, он давно в бизнесе, его все знают. Это замкнутый круг: кортсайдеры умудряются вербовать новых людей и придумывать новые схемы, чтобы зарабатывать. Турниры придумывают новые способы, чтобы отлавливать молодежь. Отловили – пришло новое поколение.
Но даже те ребята, которым я передавал информацию, не совершали ничего противозаконного. Просто делали ставки. Букмекеры их блочат, потому что не хотят с ними работать. Но нарушений нет.
– Кортсайдер из Австралии написал про свои приключения книгу – «Game, set and cash». В ней он говорит, что его забанили на 20 лет. Получается, ты легко отделался?
– Как понимаю, ему дали 20 лет, потому что ловили несколько раз. Про него было известно.
А у меня ничего не нашли ни в Риме, ни на «Уимблдоне». Я следил за конспирацией, включал актерские данные. Например, со мной ездила подруга. Когда обнимаетесь или пьете кофе, подозрений меньше.
Иногда мне меняли внешность. Задумались об этом, когда я отработал полтора-два сезона. До этого менял кепки и очки, одежду, отпускал и брил бороду, красил волосы, менял прически. Местами я выглядел странно, но это чисто имиджевые перемены.
Грим пошел после палева в Риме – решили перестраховаться. Я использовал его на нескольких турнирах – менял разрез глаз и губ, делал скульптурирующий макияж. В Питере нанимали гримера и состаривали кожу: натягивали ее и склеивали, чтобы появлялись морщины. Обычный киношный грим, но лицо стало реально старым. Плюс наклеили бороду, сделали ее седой. Могли поставить синяк. Была куча вариантов.
Легкий грим занимал 40 минут. Сложный – часа полтора.
Каждый турнир я менял одежду. На это выделяли деньги, я специально ездил в магазины. Ну и не жестил: не ходил на малолюдные матчи, это палевно.
– Офигеть!
– В какой-то момент носил солнцезащитные очки, а по краям была тоненькая полоска с зеркалом заднего вида. Чтобы мог видеть, что происходит сзади – следит кто-то или нет. Очки делали на заказ.
Иногда я чувствовал себя Джеймсом Бондом. Нужно зайти без палева на стадион, потому что на «Шлемах» сканируют камеры, у организаторов есть базы данных. Дальше – отработать и спокойно выйти. А еще ты не можешь пройти через металлоискатели со всем обмундированием. Надо пройти без него. Что-то клал в чехол с очками, что-то – в карманы.
– Ты несколько раз сказал про споттеров, которые вычисляют кортсайдеров. Расскажи о них.
– Наши отношения похожи на кошки-мышки. Мы делали вид, что обычные зрители, и прятались от них. Они прятались от нас и тоже делали вид, что обычные зрители. Предполагаю, они тоже меняли внешность. Помню чувака, который на следующий турнир приехал блондином.
Часть людей работала на конкретных турнирах, другие переезжали с турнира на турнир. Обучали персонал, показывали фотки кортсайдеров, приметы, руководили. Я знал в лицо тех, кто работает на федерацию.
Кстати, Кадер Нуни – известный судья – тоже этим занимается. Когда он сидит на вышке, видит зрителей с трех сторон. А в перерывах между геймами поворачивается назад и разглядывает, что происходит за спиной. Был случай, когда он взял рацию, вызвал чувака, и через пару минут в перерыве между геймами к зрителю подошли охранники и вывели его. Почти уверен, что по его наводке.
Видимо, он настолько опытный, что работает на две ставки. Плюс судьям запрещено общаться с игроками, прессой и вообще со всеми. Их офис – закуток за пластиковыми шторками, все бедненько. Погулять до или после матча нельзя – весь день на стадионе. Наверняка ему стало скучно.
– Ты сказал, что ездил на турнир с девушкой. С одной?
– Разными – подругами и знакомыми. Они знали, чем я занимаюсь. Говорил: «Будешь моей спутницей для компании». Но я менял девушек не каждый турнир. Например, в Дубай в феврале ехал с одной, с ней же – в июле в Лондон.
В Дубае случилась прикольная ситуация. Подруга весь день пила пивко. Ей было скучно, потому что никто из моих знакомых не интересуется теннисом. А в Дубае компактный стадион: коридор, по которому игроки выходят из раздевалки, проходит по зрительской зоне. Вдруг объявляют, что идет Роджер. Она: «О, его я знаю. Пойдем посмотрим». Мы протискиваемся в первый рядом, Федерер должен проходить в метре от нас. Я взял у кого-то маркер и сказал: «Когда он будет проходить, попроси расписаться у себя на сиськах» – «О, давай!»
Подходит Роджер, я говорю: «Роджер, это моя девушка. Распишитесь, пожалуйста, у нее на груди». Он не понял, переспросил. Я повторил про boobs. Он нереально смутился и ушел. Видимо, не часто об этом просят. Подруга спросила: «Что это было?» – «Он тебя послал» – «Что? Меня Федерер послал?»
– Расходы подруги оплачивала твоя артель?
– Да, но это не мое пожелание. Запрос шел от них. Они говорили: «Мы знаем, что на этом турнире тебе нужна компания. Там много и часто проверяют. Есть, с кем ты хотел бы поехать, или нам поискать?»
Когда со мной не хотели ездить, мы пытались найти кого-то через соцсети или объявления. Ничем хорошим не заканчивалось. Я встречался с человеком в Москве и понимал, что с ним будет не очень комфортно долго проводить время. Поэтому всегда ездил со знакомыми. Когда они не могли, ехал один.
На первый турнир ездил с коллегой. Он показывал, как и что устроено.
– Твой самый большой провал?
– Ошибок было много, но не назвал их бы провалами. Обычный рабочий процесс. Когда возвращался, мы проводили анализ, почему я ошибся. Ребята спрашивали: «Что не так? Тебе было неудобно?»
Иногда я выбирал не те места. Как-то они попросили сидеть в солнцезащитных очках, а через них плохо видно. В другой раз во время розыгрыша мимо меня проходил чувак, наступил на ногу, и нога нажала на кнопку. Коллега подумал, что я передал очко. А я не успел взять телефон и написать, что это не очко.
Однажды поехали со знакомым в Барсу, после рабочего дня купили в магазине несколько бутылок сангрии. В номере поняли, что она безалкогольная. На следующий день снова зашли за сангрией, напихали в холодильник. С утра по пути на стадион я пил ее, думая, что она все та же. Но быстро понял, что алкогольная. Пока дошел по жаре, стало очень весело. Работать было невозможно. Я написал ребятам, что случайно хлебнул сангрии, надо протрезветь. Посидел, попил кофе, к вечеру вышел на работу.
Из забавных историй: в Майами стояла жара, я купил белые штаны. Под них надел оранжевые боксеры и пошел на стадион. Работал, работал, встал размяться. Хлопал, вел себя как болельщик. Вдруг слышу, что сзади – дикий ржач. Рядом подруга угорает. Оказалось, я жутко вспотел, а штаны становятся прозрачными, когда намокают. То есть жопа оказалась просто оранжевой.
– Самый необычный турнир по атмосфере?
– Римский. Корты поражают тем, что находятся в углублении. С расстояния смотришь – корта нет. Подходишь – ступени идут вниз, на дне – корт. Нет полноценных трибун, люди сидят как на ступенях. Вокруг стоят фашистские статуи времен Муссолини. Еще итальянцы курят прямо во время игры, пепел скидывают вниз. Им плевать на правила.
До переезда на «Хард Рок Арену» турнир в Майами проходил в Ки-Бискейне. Выезжаешь из города, едешь по трассе, проложенной в океане, до небольшого островка райского вида. На нем – стадион. Очень необычные ощущения.
– Ты увозил с турнира до 5000 тысяч евро. На что тратил?
– Часть суммы уходила на чемоданы европейских сыров, хамонов и духов для мамы. Однажды в «Шарике» чемодан не вывезли на ленту. Я подошел к стойке, там предложили поехать домой, а чемодан привезут. Я сказал: «Если вы найдете его только через несколько дней, не надо возвращать. Оставьте себе». Там было столько вонючего сыра, что его нашли бы по запаху.
Остальные деньги тратил на жизнь. Ни квартиру, ни машину на них не купил.
Сейчас снимается в рекламе, а теннис смотрит для удовольствия
– Ты вышел из дела в 2018-м. Почему?
– Сократились доходы. Первый сезон был хорошим, второй – отличным, третий – хуже, четвертый то хорошим, то отвратительным. Ребята настаивали, что еще год протянем. А у меня появились другие дела – работал менеджером нескольких спортсменок.
С экс-пятой ракеткой мира Анной Чакветадзе
Плюс пропадает эйфория, я пресытился и устал. Мало виделся с родными, потому что отсутствовал две недели в месяц. Ну и когда ездишь на один турнир четыре года подряд – надоедает. Со стороны работа кажется прикольной – летаешь по миру, гуляешь по Риму, пьешь сангрию. На самом деле она нервная и выматывает. Сначала было в кайф, потом начал уставать.
Но я ушел не сразу. Съездил еще на несколько турниров, когда ребята просили.
– Вы нормально расстались?
– Они сказали: «Мы хотим, чтобы ты продолжал, но понимаем тебя». Через несколько месяцев обратились: «Рома, мог бы поработать за фикс? Мы будем отправлять новичков, а ты обучишь их нюансам». Я пообщался, все им рассказал.
У первого быстро не получилось – его поймали. У второго не получилось чисто технически. Ребята поняли, что найти кого-то еще – сложновато. Плюс в этом бизнесе стало совсем тяжело. Турниры следили еще строже, судьи ускорились – появилась возможность нажимать на кнопку раньше, чем приземлился мяч. Это заметно: судья объявил счет, мяч приземлился в ауте, он быстро изменил решение.
Видимо, федерации и букмекеры поняли, что бороться с кортсайдерами, выгоняя их с трибун и отслеживая по камерам, невозможно. Отрезаешь одну голову – вырастают две новых. И сделали так, чтобы кортсайдеры не успевали передать информацию быстрее, чем обновлялись официальные данные. Так появились специальные люди, которые передают счет. Те же кортсайдеры, но от теннисных организаций.
– Как ты относишься к букмекерам?
– Нормально. Идея совместной работы букмекеров и спорта – абсолютно здравая. Это естественный движок. Многие клубы и лиги существуют за счет букмекеров.
Когда люди проигрывают машину, квартиру и сходят с ума – это плохо. Но, наверное, это ответственность отдельного человека. Как с алкоголем на матчах. Да, убухиваться – страшно. Но перекладывать проблемы алкоголизма на алкогольные компании – странно.
У людей есть выбор, ставить или не ставить, пить или не пить.
– Ты делал ставки?
– Ни разу в жизни. Знакомые говорили: «Рома, да сам бог велел». Но единственное, как я связан со ставками… Однажды «Рейтинг букмекеров» попросил сделать прогноз на «Оскар». Взяли трех экспертов – Роднянского (признан иноагентом – Спортс’‘), какого-то журналиста и меня как любителя кино.
Было много ночей, когда думал: «Ром, было бы неплохо заработать. Не факт, что выиграю, но я точно разбираюсь, я полгода катаюсь по турнирам и вижу, кто в какой форме». Но не ставил и не давал советов, потому что не хотел брать ответственность за чужие деньги.
– Чем ты занимаешься сейчас?
– Работаю актером рекламных роликов. Иногда снимаюсь в кино или музыкальных клипах. Я не говорю громко «Я актер», потому что не чувствую себя выдающимся профессиональным актером. Может быть, я на пути к этому. Может быть, никогда не приду.
В начале разговора я сказал, что с детства было две страсти – теннис и кино. В мир тенниса я попал в разных сторон. Не попал только со стороны игрока и судьи, но сделал то, что хотел. Сейчас просто смотрю его и с Катей Бычковой веду подкаст о теннисе.
– В каких фильмах снимаешься?
– В Армении снялся в военном фильме Дживана Аветисяна. В Москве – в паре фестивальных. Но это настолько минимальным опыт, что говорить о нем странно.
В рекламе за 2023 год снялся в 63 проектах – на российский, армянский и грузинский рынки. Но, снимаясь в рекламе, я не чувствую себя полноценным актером, потому что это не кино. Хотелось бы попасть в него, но посмотрим, насколько получится. Пока запал есть.
Фото: instagram.com/roman__semenov, reina_dolores; Gettyimages.ru/Gary M Prior, Ian Walton, Olivier Anrigo, Clive Brunskill, Julian Finney, Adam Pretty, Mike Hewitt, Joe Scarnici; amazon.com.
Классический пример типажа "езжу на трамвае, Феррари пока в ремонте". И да, я просто завидую.