Откровенно. Андре Агасси. Глава 1. Часть 14
У МЕНЯ ПОЛУЧАЕТСЯ ПОДАТЬ С ПЕРВОГО РАЗА. Багдатис искусно возвращает мяч мне. Хотя мне открыты три четверти его половины корта, я все равно перебиваю мяч лишь в десяти футах от него, прямо ему на бэкхенд. Он едва передвигается в сторону мяча, еле-еле выставляет ракетку, но не достает его. Больше, Агасси.
На двадцать втором очке гейма, после короткого розыгрыша, Багдатис наконец-то попадает в сетку. Гейм, Агасси.
Меняясь сторонами, я вижу, что Багдатис присел. Большая ошибка. Ошибка неопытного парня. Нельзя садиться при судорогах. Никогда не говори своему телу, что пора отдыхать, а потом: «Шутка!». Твое тело, как правительство. Оно говорит: «Делай, что хочешь, но если уж попадешься, то не вздумай мне врать». Так что, он будет не в состоянии подать. Он будет не в состоянии встать со стула.
И все же, он поднимается и подает.
Где этот парень берет силы?
Ах, да. Молодость.
При счете 5-5 мы разыгрываем неестественный гейм. В итоге, он ошибается и я выигрываю этот гейм. Я веду, 6-5.
Его подача. Он ведет 40-15. Всего одно очко отделяет нас от тайбрейка.
Я продолжаю бороться и выравниваю счет.
Потом я беру следующее очко и вот он, матч-поинт.
Быстрый, свирепый обмен ударами. Он заряжает сильнейший форхенд и, наблюдая за тем, как мяч покидает его ракетку, я понимаю, что это аут. Я знаю, что выиграл матч, но, в то же время, понимаю, что мне не хватило бы силы на еще один взмах.
Я приближаюсь к сетке, жму Багдатису руку - она у него дрожит – и спешу убежать с корта. Я не смею остановиться. Нужно продолжать двигаться. Я, пошатывясь, прохожу сквозь тоннель, моя сумка свисает с левого плеча, но такое впечатление что с правого, так как тело не подает признаков жизни. Добравшись до дверей раздевалки, я больше не могу двигаться. Не могу стоять. Я опускаюсь на пол. Входят Даррен и Гил, снимают с моего плеча сумку, поднимают и укладывают меня на стол. Люди Багдатиса кладут его на соседний стол.
Даррен, что со мной?
Лежи спокойно, дружище. Вытянись.
Не могу, я не могу.
Где болит? Это судорога?
Нет, защемление. Тяжело дышать.
Что?
Я не могу – Даррен, я не могу – дышать.
Даррен помогает кому-то положить лед на мои мышцы, поднять мне руки, позвать докторов. Он умоляет меня растянуться.
Просто расслабься, дружище. Не зажимайся. Твое тело зажалось. Расслабься, просто расслабься.
Но не получается. Это и есть проблема, нет? Я не могу расслабиться.
Передо мной мелькает калейдоскоп лиц.
Гил, массирующий мою руку и передающий мне энергетик. Я люблю тебя, Гил.
Штефани, которая целует меня в лоб и улыбается – от счастья ли, от переживаний, не понять. Так вот же, вот где я уже видел эту улыбку.
Тренер, который говорит, что доктора уже идут. Он включает телевизор над столом.
Чтобы было не скучно ждать, говорит он.
Я пробую смотреть. Слышу стоны откуда-то слева. Я медленно поворачиваю голову и вижу Багдатиса на соседнем столе. Над ним колдует его команда. Они тянут квадриципс, судорога хватает приводящую. Они тянут приводящую, хватает квадриципс. Он пытается вытянуться, хватает пах. Он сворачивается в клубок и просит оставить его в покое. Все покидают комнату. Только мы остаемся. Я оборачиваюсь к телевизору.
Спустя пару мгновений что-то заставляет меня повернуться к Багдатису. Он улыбается мне. Счастье или переживание? И то, и другое, наверное. Я улыбаюсь в ответ.
Я слышу из телевизора свое имя. Поворачиваю голову. Идет обзор матча. Первые два сета, насколько же обманчиво легкие. Третий, Багдатис начинает верить. Четвертый, жестокая заруба. Пятый, этот бесконечный девятый гейм. Возможно это мой лучший теннис, в который я когда-либо играл. Возможно это лучший теннис, который я когда-либо видел. Комментатор называет это классикой.
Периферическим зрением я замечаю какое-то движение. Я оборачиваюсь и вижу, что Багдатис тянет руку. Выражение его лица говорит: Мы сделали это. Я поворачиваюсь, беру его руку и мы так остаемся лежать, держа за руки друг друга, в то время как сменяющиеся картинки в телевизоре показывают сцены нашей жестокой битвы.
Наконец я перестаю контролировать свой разум и даю ему полную свободу. Его не остановить. Он, не стесняясь, стремительно затягивает меня в воспоминания о прошлом. И поскольку мой разум отмечает и запоминает малейшие детали я вижу все с поразительной четкостью и ясностью, все, что касается моих неудач, побед, битв, истерик, премий, девушек, измен, журналистов, жены, детей, экипировки, писем фанатов, взаимной неприязни и слез. Как будто второй телевизор надо мной показывает обзор моих последних двадцати девяти лет, этакий круговорот прошлого в HD разрешении.
Люди часто спрашивают, каково это, эта теннисная жизнь, и я никак не мог придумать, как же описать ее. Но это слово ближе всего. Подходит лучше, чем какое-либо другое, это засасывающий, захватывающий, жуткий, ошеломительный круговорот. Он даже вызывает некую центробежную силу, против которой я боролся на протежении тридцати лет. Сейчас, лежа на спине под трибунами Arthur Ashe Stadium, держась за руки с побежденным противником и ожидая кого-нибудь, кто нам поможет, я делаю единственную вещь, которую в состоянии делать. Я перестаю бороться. Я просто закрываю глаза и смотрю.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ГЛАВЫ
