Один из самых необычных игроков 90-х: поражал техникой, наводил страх на Кафельникова и вошел в историю «Ролан Гаррос»
Альберто Берасатеги и его «гавайский» форхенд.
90-е – последнее десятилетие, когда в одиночном финале «Ролан Гаррос» можно было увидеть двух игроков из США (и это не считалось чем-то из ряда вон выходящим), ни одному испанцу попросту не удавалось добраться до решающих стадий «Уимблдона», а верхушка мужского тенниса менялась порой так быстро, что болельщики едва успевали запоминать новые лица. Еще эта эпоха подарила истории немало нестандартных теннисистов, аналогов которым не найдешь сейчас. Один из таких примеров – Альберто Берасатеги.
Уехал в США, не зная английского, а в 14 удивил всех на родине
Берасатеги родом из маленького городка Арригорриага, что в 7 километрах от Бильбао, и в теннис он пришел благодаря отцу, построившему корт для своих детей. Хотя самые первые удары в семь лет приходилось выполнять у стены. «Никто не хотел со мной играть», – вспоминал Альберто в 1994-м. Уже позже он стал заниматься с тренером, а в 13 поехал развивать свои навыки – и заодно учить английский – в США. Там подростка приняли в академию легендарного тренера Гарри Хопмана, и адаптироваться он смог не сразу. «Я не знал английского, никого не понимал. Я был совсем один. Сначала хотел вернуться, довольно часто плакал, скучал по семье. Но через три месяца все изменилось».
За океаном Берасатеги прогрессировал довольно быстро: приехав на чемпионат Испании спустя год, он победил всех своих ровесников, включая Алекса Корретху. Руководство федерации, удивленное уровнем малоизвестного баскского юноши, предложило ему вернуться на родину, но это случилось лишь через пару лет. И после, тренируясь уже в Барселоне, он укрепился в статусе одной из главных надежд страны.
С Корретхой, который на год младше, Альберто пересекался нередко. Вместе они выступали на молодежном первенстве мира (ныне юниорский Кубок Дэвиса) в 1989-м, а друг против друга играли на своих первых профессиональных турнирах в 1991-м. В 1992-м оба дебютировали в основных сетках «Больших шлемов», пройдя квалификацию в Париже, – и оба вылетели в первом же круге. Но в дальнейшем пошли немного разными путями.
За два года прорвался с «Челленджеров» в топ-10, сыграв в первом испанском финале «Ролан Гаррос»
Наш герой избрал путь резкого взлета в мировой топ. Если в 1992 году он только осваивался на «Челленджерах» и не входил в первую сотню рейтинга, то 1993-й закончил 36-м, проведя четыре финала ATP и выиграв один, в Сан-Паулу. Новый рывок удалось сделать следующей весной: сперва испанец завоевал титул в Ницце, где победил третью ракетку мира Стефана Эдберга и №4 Джима Курье, а затем, еще не входя в топ-20, провел две лучших недели карьеры на «Ролан Гаррос». Тогда Альберто, прежде не попадавший даже в третий раунд «Шлема», одержал шесть побед без потери сета; его игра поставила в тупик более рейтинговых Седрика Пиолина, Евгения Кафельникова и Горана Иванишевича. Правда, сразу два соперника – Уэйн Феррейра и Хавьер Франа – по ходу матчей снялись. Не побоялся Берасатеги в итоге лишь его соотечественник Серхи Бругера, взявший верх со счетом 6:3, 7:5, 2:6, 6:1. Несмотря на поражение, Альберто вошел в историю как первый (и до сих пор единственный) баск в парижском финале, а также участник первого чисто испанского матча за Кубок Мушкетеров. И многие могли ожидать, что 21-летний парень с необычной техникой будет одним из самых ярких грунтовых специалистов тура еще не один сезон.
В краткосрочной перспективе ожидания как будто бы оправдывались. В июле Берасатеги ворвался в десятку за счет титула в Штутгарте, а осенью достиг седьмой строчки, выиграв еще пять трофеев уровня тура и «Челленджер» (да-да, «Челленджер» в Барселоне) и заодно отобравшись на итоговый. Его успешная серия на грунте оборвалась в ноябре на 28-м матче – прямо перед «финальной восьмеркой» во Франкфурте, где он постелил в буквальном смысле ковровую дорожку Агасси, Чангу и Бругере, взяв у них суммарно восемь геймов в группе. Впрочем, сам факт участия в таком турнире должен был доставить Альберто немалое удовлетворение.
А вот в дальнейшем на испанца свалилось немало проблем. «[Открытый чемпионат Франции 1994 года] стал отличным трамплином в моей спортивной карьере. Я был неизвестен, а после обо мне заговорили в спорте. Но чтобы свыкнуться с этим, понадобилось время. Я бы хотел добиться того результата на «Ролан Гаррос» несколькими годами позже», – признавался он в 2014-м. «Синдром второго сезона» не обошел Берасатеги стороной, и в будущем он уже не смог вернуть свои лучшие кондиции. Хотя до завершения выступлений в 2001-м все-таки выиграл целых семь титулов (не считая «Челленджеров») и дошел до четвертьфинала на Australian Open-1998.
Стал самым неудобным соперником для Кафельникова и выиграл рекордный гейм
На самом деле с августа 1993-го по апрель 1999-го, то есть почти шесть лет, Альберто неизменно стоял в топ-50. Большую часть этого времени он вовсе провел во втором-третьем десятке. Хотя держаться на плаву, конечно же, позволяли успехи на любимом грунте (кроме 21 финала за этот период можно отметить два полуфинала в Риме, четвертьфинал в Монте-Карло и два четвертых круга в Париже), Берасатеги работал над своим теннисом на более быстрых покрытиях. Если еще в сентябре 95-го он без шансов проигрывал мексиканцам из третьей сотни на Кубке Дэвиса, то уже через пять месяцев останавливал Курье в Дубае. В 96-м в Берси была, к примеру, даже победа над Рихардом Крайчеком, в том сезоне покорившим «Уимблдон» и блистательно игравшим на ковре. Но ничто из этого не сравнится с AO-1998, где 25-й теннисист планеты выбил местного фаворита Патрика Рафтера и ушел с 0:2 по сетам в поединке с начинавшим свое возрождение Андре Агасси, прежде чем уступить Марсело Риосу в четырех сетах. Почти полтора года спустя именно Риос не пустит своего более опытного соперника в 1/4 «Ролан Гаррос», тем самым убив надежды на возвращение старого Берасатеги из 94-го.
Что еще нередко поднимало боевой дух баска, так это триумфы в матчах с более известными противниками. За время в ATP-туре он 11 раз побеждал представителей топ-10, а еще успел стать для некоторых тем, кого Дарья Касаткина обычно характеризует фразой «заноза в заднице». Так, помимо двух побед в двух матчах с Курье Альберто пять раз обыгрывал Карлоса Мойю – и дважды в сезоне, когда тот взял «Ролан Гаррос». Но едва ли не больше всех натерпелся от испанца Кафельников. Именно его Евгений упомянул первым, когда вспоминал своих самых нелюбимых оппонентов в недавнем интервью: «Я даже ни одного сета не мог выиграть. Хотя мы играли только на грунте. Если бы играли в зале, на хард-корте, я бы, может, проявил себя».
Шесть матчей (один на «Челленджере») – шесть поражений. Статистика говорит сама за себя.
Наверняка многие из указанных матчей стали для Берасатеги запоминающимися. Стал таковым и первый круг соревнований сезона-1996 в Касабланке против Марсело Филиппини. Только по другой причине. Дело в том, что в начале второго сета теннисисты провели самый долгий гейм в истории ATP-тура. 28 минут – даже Новак Джокович и Карлос Алькарас, как ни старались, не побили этот рекорд в прошлогоднем финале «Уимблдона» (уложились в 26 с небольшим). Альберто реализовал седьмой брейк-пойнт в 46-м розыгрыше, повел 2:1 и в итоге победил 6:2, 6:3 менее чем за полтора часа. Бернард Томич может только позавидовать такому упорству.
Использовал настолько экстремальную хватку, что для нее придумали особое название
А что же делало Берасатеги неудобным соперником для некоторых топов и в принципе помогало ему побеждать? Безусловно, упорство в том числе. В этом плане он не отличался от многих других испанцев. «В матчах со мной соперники знают, что будут страдать. Я не очень одарен, но борюсь до последнего очка, – не скрывал баск в одном из интервью. – И обычно я вынуждаю много бегать. Видно, что это отражается на них психологически и помогает мне».
А вот что он вспоминал в начале 2021-го: «У меня не было выдающихся качеств. Я невысокий, не обладал мощной подачей или хорошим бэкхендом, плохо играл с лета. У меня был один удар, ноги и голова – и с этим я стал теннисистом. Очень многие, кто стоял за мной в рейтинге, играли лучше меня: лучше били, имели более хорошие данные. У них было практически все. Но из-за того что у них не было правильного настроя, из-за того что они не были готовы страдать, они всегда шли позади меня.
В конечном итоге то, что у тебя в голове, гораздо важнее самой игры».
Психология важна, скорость тоже. Но что это за «один удар», которым располагал Альберто? Его визитной карточкой стал форхенд. Испанец с детства использовал экстремальную хватку при ударе справа – настолько, что аналогичных примеров в теннисе нет совсем. Для нее даже было придумано специальное, полушуточное, название – «гавайская». При такой хватке кисть руки буквально выворачивалась наизнанку, а сам удар наносился как бы обратной стороной ракетки – относительно той, которой пробивают форхенд все остальные теннисисты. В результате форхенд и бэкхенд Берасатеги выполнял одной и той же стороной, что кажется немыслимым.
Если вы играете в теннис и хотите испытать на себе такую уникальную технику, просто попробуйте взять ракетку за самый конец ручки и выкрутить запястье так, чтобы ударить по мячу непривычной для вас стороной. На самом деле вам будет тяжело просто попасть в корт – не говоря уже о том, что в долгосрочной перспективе эта хватка выглядит весьма травмоопасной. Однако Берасатеги провел с ней не один год в туре, причем форхенд справедливо считался его главным оружием. Ведь мяч, вылетая со струн, получал такое сильное вращение, что на грунте совладать с ним мог отнюдь не каждый. По эффективности на глине этот удар был достаточно близок к форхендам Джека Сока и Рафаэля Надаля в наши дни.
В общем и целом форхенд Альберто – точно из тех ударов, которым детям запрещают подражать на тренировках. Хотя сам теннисист пришел к нему естественным путем: «Такую хватку я стал использовать случайно. Вначале она была нормальной, но мало-помалу стала меняться сама по себе – я даже не замечал. А потом увидел, что такая хватка делает форхенд эффективнее: придает больше силы, больше контроля, снижает количество ошибок. Так что я поворачивал, поворачивал ручку – и в итоге оставил такой вариант. В США меня пытались переучить, но поздно: нужно было снова начинать с нуля. Они решили, что это невозможно, – и слава богу. Потому что иначе, если бы хватку поменяли, я бы вообще не стал теннисистом».
Бэкхенд, надо сказать, тоже был у Берасатеги очень нестандартным. Делая замах обеими руками, он в последний момент отпускал левую и выполнял одноручный удар. Это напоминало двуручные бэкхенды Бьорна Борга и Матса Виландера – с той разницей, что шведы отпускали левую руку сразу после контакта с мячом. Но не исключено, что Альберто вдохновлялся ими: когда он впервые взял ракетку в руки, Борг был на пике популярности, а расцвет карьеры Виландера пришелся на 80-е, период юности испанца.
Таким образом, оба удара Берасатеги были необычными. Только вот форхенд считался его оружием, а бэкхенд соперники старались атаковать. Впрочем, на быстрых покрытиях диктовать игру было непросто и справа: мяч отскакивал низко, а при «гавайской» хватке встречать его удобнее всего в высокой точке.
Подвергался критике и насмешкам соперников – едва ли заслуженно
«Многие тренеры не понимают, как я играю. Некоторые даже смеялись над моим форхендом, чтобы меня сбить. Если матч для них не складывался, они в шутку имитировали мой удар справа. Но в итоге проигрывали. А я горжусь своими ударами», – рассказывал испанец о причудливой технике в свой лучший сезон. Когда в тот же сезон он квалифицировался на итоговый, иностранные теннисисты пытались не допустить его участия и требовали замены на действующего чемпиона Михаэля Штиха. Кто-то утверждал, что Берасатеги приехал в Германию травмированным, кто-то – что он не заслужил играть, так как весь сезон зарабатывал очки лишь на грунте.
В последнюю категорию входил, в частности, Агасси. И хотя тогда объект его критики правда выступил провально, спустя несколько лет в Мельбурне он заставил американца признать, что способен показывать высокий уровень и на непривычном для себя покрытии.
«Те слова остались в моей памяти, тем более что они исходили от Агасси. И когда я обыграл его на центральном корте, во время рукопожатия он сказал мне: «Ты сильно прибавил на харде». Я подумал: «Да-да, ты тоже». А перед выходом на корт они стояли с Брук Шилдс в туннеле и смеялись, пока я был рядом наедине со своими ракетками. Помню, как она обратилась к нему: «Заканчивай побыстрее, и пойдем ужинать». Это была вечерняя сессия, восемь часов. Через три с половиной я наблюдал, как она на том же месте плакала и утешала Агасси».
Критика и насмешки со стороны едва ли были справедливыми и объективными. Среди грунтовиков ей подвергались, впрочем, и другие – от Томаса Мустера в ту эпоху до Каспера Рууда в нынешнюю. Это, однако, не отнимает у них всех честно заработанных титулов, очков и иных достижений.
Ушел в 27 из-за выгорания, травм и судорог, но потом пожалел
Альберто принял решение об уходе из тенниса рано – в 27 лет. В конце 90-х он чаще снимался с матчей из-за физических проблем, его форхенд стал менее разрушительным, передвижение по корту замедлилось, да и в личной жизни намечались перемены: жена Аранта ждала первенца. Последний полноценный сезон испанец провел в 2000-м (тогда же единственный раз съездил на «Уимблдон», где взял шесть геймов в первом круге), а в апреле 2001-го сыграл прощальный матч в Барселоне.
Кто-то считает, что всему виной та самая уникальная техника: якобы она при всех своих игровых преимуществах приводила к частым травмам запястья. Альберто не согласен: травма запястья в действительности была только одна, но к ней добавилось и несколько других. В итоге он потерял рейтинг, вдобавок «перегорел» ментально и не хотел размениваться на мелкие турниры. Но впоследствии пожалел, что не предпринял еще одну попытку: «Тогда я этого не осознавал, так как был молод и слишком «наелся» теннисом. Спустя время мне очень обидно, что я не исчерпал все внутренние ресурсы».
К слову, проблемой, которая преследовала испанца всю карьеру, были судороги. В 1995-м, например, он снялся в гейме от победы над Альбертом Костой в Ницце. «Корретха ехал со мной в больницу, потому что у меня в организме закончился калий. Пришлось сделать инъекцию».
Берасатеги перепробовал самые разные способы борьбы со спазмами, но ничего не помогало. «Я посетил бесчисленное количество врачей и специалистов, и каждый из них что-то мне втолковывал. Помню, как врач мюнхенской «Баварии» говорил, что у меня проблема с витаминами. Мы с братом приехали за две недели до «Ролан Гаррос», и он сказал: «Я дам тебе то же самое, что давал Борису Беккеру». Один раз он сделал мне 40 уколов в спину, после чего она превратилась в крышку для стола. На следующий день я отдохнул, а потом вернулся за витаминами. Он сказал: «Теперь тебе станет намного лучше, вот увидишь». Две недели спустя я поехал на «Ролан Гаррос» – и у меня снова начались судороги».
Были и другие комичные истории. «Потом я ездил к знаменитому неврологу. Помню, как зашел в кабинет, он усадил меня на кушетку, несколько секунд смотрел в глаза, а потом сказал: «Здесь я ничего не могу сделать. Ты кажешься спокойным человеком, но очень нервничаешь. Единственный вариант – принимать душ перед играми, но точного решения нет». Самая быстрая консультация в моей жизни!»
С годами судороги мешали все больше, и это не могло не отразиться на итоговом решении Альберто. Пусть и в основе этого решения, как часто бывает, лежало много факторов.
После завершения карьеры Берасатеги работал комментатором, тренировал Фелисиано Лопеса, помогал в организации мадридского «Мастерса» и открыл свой падел-клуб. Он остался жить в Барселоне и стал отцом пятерых детей, периодически выходит на корт и наверняка не жалуется на недостаток занятости. А в туре Альберто запомнили еще и как хорошего человека. «Он один из лучших парней в туре, – говорил Корретха в 2001-м. – Я бы выделил в нем человеческие качества и чувство юмора, о котором знают немногие. Он умеет рассмешить».
Другие интересные факты об Альберто Берасатеги:
Последние два года в туре провел под руководством будущего тренера Рафаэля Надаля Франсиско Ройга. Берасатеги предложил ему сотрудничество, когда тот еще сам выступал профессионально. Позже называл Франсиско самым знающим из всех тренеров, что он встречал.
Когда однажды Альберто спросили, почему он ест курицу за 15 минут до матча, ответ был такой: «А вы видели, как быстро они бегают?»
Как-то на Australian Open пил пиво во время игры, надеясь справиться с судорогами. Для конспирации алкоголь пришлось заранее перелить в другую емкость.
Почему хватка Берасатеги называлась именно «гавайской»? Дело в том, что в теннисе есть четыре основных вида хваток: континентальная, восточная, полузападная и западная. Первая получила название благодаря своему европейскому происхождению, вторая появилась на Востоке США, последняя – на Западе. Самой экстремальной из них является западная. Поскольку Альберто использовал наиболее близкую к ней, но даже более экстремальную хватку, ее назвали «гавайской» (остров Гавайи располагается еще дальше, чем материковая западная часть Штатов).
Вот что Берасатеги говорил об уникальности своего форхенда: «Не совсем такой же, но похожий был у Джима Курье. Тем не менее я не знаю ни одного игрока, который бы использовал одну и ту же сторону для ударов справа и слева. В Валенсии был мальчик, который играл такой же хваткой, но профессионалом он не стал. У меня получилось, но такому не учат. К тому же надо иметь определенные характеристики: я очень быстро разгонялся и двигался, что помогало выполнять хорошие удары».
Своими увлечениями в бытность игроком называл нарды, танцы и лыжи.
)) Забавно, юморной похоже мужик)))))
по поводу того, что он всегда играл одной стороной ракетки, не очень понятно, что это давало ему в плане игры. видимо, просто дело привычки.