«Что вспоминать перед смертью? Сколько матчей выиграла?». Кузнецова – о мужчинах, деньгах и домашней Курниковой
Очень женский разговор в новиковском ресторане.
В 2018-м Светлана Кузнецова – чемпионка US Open и «Ролан Гаррос» и одна из главных теннисисток поколения – впервые в карьере за сезон не выиграла ни одного матча на «Шлемах» и впервые с 2001-го по результатам года оказалась за пределами топ-100. При этом она, вернувшись после первой операции, в 33 выиграла 18-й титул (первый за два года) и по этому показателю среди действующих теннисисток вышла на седьмое место.
Это типичная Кузнецова: непоследовательная, плохо поддающаяся анализу, не то дауншифтер, не то джетсеттер. Накануне нового сезона мы встречаемся в новиковском ресторане на Рублево-Успенском шоссе, чтобы обсудить ее планы, ночные кошмары и dad jokes. Но начинаем, конечно, с решения на корт пока не возвращаться.
– Что у вас болит?
– В моем возрасте болит уже все (смеется). Сейчас я восстанавливаю колено. У меня была старая травма, когда я хрящ ломала. И сейчас я начинаю тренироваться – и опять чувствую боль. Так что надо сначала реабилитироваться, а потом уже нагружать.
Я решила, что мне надоело постоянно куда-то гнаться. Я постоянно чувствовала себя, будто я забегаю в последний вагон. Так что теперь я хочу уже нормально подготовить себя и тело к нагрузкам и никуда не гнаться. Как будет – так будет. Я оглядываюсь назад и понимаю, что живу в постоянном стрессе.
Мне все говорят: ну когда ты уже будешь играть? А я думаю: дайте мне просто заняться своим здоровьем. У меня за это время, что я не играю, элементарно анализы крови стали лучше. Сон наладился. Мой стилист, которая меня собирает на мероприятия, мне сказала тут: у тебя волосы стали гораздо лучше, ты что с ними сделала? Хотя я на волосы никогда не жаловалась. Но, наверное, и правда это из-за того, что стресса стало меньше.
Я впервые решила не думать и не ставить себе сроков, потому что невозможно уже. Мне в инстаграме пишут: на корт-то когда? Но я же человек – хочу просто побыть, а не делать постоянно то, что надо. Хотя бы просто с собакой время провести.
– Но вы еще хотите играть? Когда вы так говорите, кажется, что вас уже теннис этот задрал.
– Просто я перфекционист и очень эмоциональная. Прошлый сезон дался мне очень тяжело, потому что, на мой взгляд, я заслуживала лучших результатов, чем у меня были. Поэтому я хочу перезарядиться, чтобы быть в состоянии снова выложиться в надежде получить хотя бы половину того, чего я заслуживаю.
– Почему сезон-2018 получился таким противоречивым?
– Да, сезон прошел под рабочим названием «Где логика?» – как передача, в которой я участвовала недавно (об этом ниже). На «Ролан Гаррос», «Уимблдоне», US Open – первые круги, хотя я безумно отдавалась тренировкам. Но мне реально не везло со жребием (впервых кругах попадала на Гарбинье Мугурусу, Барбору Стрыцову и Винус Уильямс соответственно). Я иногда смотрю сетки других девочек и думаю: можно мне вот такую сетку хоть раз, чтобы спокойно пройти пару кругов.
Для меня находиться долго в Америке – это самоубийство. Ничего не имею против страны и ко всем хорошо отношусь – у меня там есть болельщики, и я их очень ценю, – но долго быть так далеко от дома мне всегда тяжело. Но после «Уимблдона» я решила, что, раз поторопилась с возвращением, надо провести нормальный сбор уже по ходу сезона, и поехала готовиться в Америку. Это было для меня впервые, и эмоционально было очень тяжело. Хотя в тот момент я этого не осознавала – концентрировалась на работе. Мне вообще кажется, по жизни мы часто не осознаем, как мы счастливы или несчастны в конкретный момент. А потом он проходит, ты оборачиваешься… И я сейчас понимаю, как меня душила эта Америка, этот Майами.
Я выиграла Вашингтон, но потом в Цинциннати мне выпало играть с Элиной Свитолиной – 5:7 в третьем я проиграла, – потом на US Open – с Винус Уильямс. И получается, что ты все время стараешься-стараешься, а тебе все время – бум-бум по башке. Я не сдаюсь, но просто так хочется выдохнуть. Но вместо этого надо было дальше ехать в Китай, а после полутора месяцев в Америке это было вдвойне тяжело: от дома далеко, еда чужая, никого из близких нет, все такое неродное. Я все думала: что я тут делаю? Что я тут забыла?
Так что сезон очень странный. К себе у меня нет претензий – только к жеребьевкам (смеется). Но видимо, так суждено, через это мне нужно пройти.
– Вы еще и с тренером расстались. А казалось, что у вас идеальный союз.
– Когда меня спрашивают, считаю ли какого-то тренера хорошим, я не понимаю, как на это отвечать. С тренером главное не его квалификации и заслуги, а обычное человеческое взаимопонимание. У нас с Карлосом Мартинесом этот коннекшн был, за все эти годы мы много через что прошли и стали уже не как тренер и ученица, а как брат и сестра, наверное. Мы до сих пор переписываемся, и он говорит мне, что я могу на него рассчитывать. Просто когда отношения становятся слишком близкими, трудно чувствовать грань, появляются недопонимания. Просто канат перетерся. Поэтому когда я после Карлоса начала работать с Гильермо Каньясом, я стала с ним специально держать дистанцию.
***
– В Майами были в гостях у Курниковой и Иглесиаса?
– Была (улыбается). Я, когда бываю в Майами, всегда пишу Ане, и мы пересекаемся, когда можем. Но с Энрике я познакомилась только в 2018-м.
У них очень красивый дом. Аня вся в делах – суперпрофессиональна в своем материнстве. По-моему, она в своей жизни более дисциплинированна, чем я в спорте. У нее четкий распорядок дня, она сама все делает с детьми и даже сама ходит на рынок за продуктами. Меня это поразило: Аня Курникова, выбирающая помидоры на рынке. Это очень круто: при такой известности и возможностях, как у нее, так высоко ценить семью, так трепетно относиться к своей роли жены и матери.
– В прошлом году вы еще были в гостях у Ким Клийстерс.
– Мне тогда запястье оперировал известный врач из Бельгии, и я потом несколько раз приезжала к нему на осмотр. И в один их этих приездов меня к себе пригласила Ким. Живет она реально в сельской местности – там даже дома далеко друг от друга. Ее дочка Джада, которую она родила, когда еще играла, уже сама играет в баскетбол. Сначала мы сидели с Ким дома, и она такая: «Я никогда не могла представить себе тебя у меня на кухне». Это так искренне было сказано, что я тоже представила, как ко мне в гости в Питере пришла бы Серена Уильямс. Мне тоже было бы странно.
Я играла с ее собакой, а она пошла кормить свиней и забирать какие-то коробки с бутербродами, которые ей откуда-то привозят. Потом мы поехали на матч местной команды, которую ее муж тренирует, и там ей позвонили. Она ржет и говорит мне: мои свиньи убежали, и мои родственники, которые живут неподалеку, их ловят. Это было очень смешно: Ким Клийстерс и ее свиньи. Кстати, свиньи живут очень мало, знаете? Когда Майли Сайрус завела себе свинью, я тоже об этом подумала и изучила вопрос.
– Вы в этом году сказали, что тоже все свои титулы променяли бы на семью. Звучало довольно удручающе.
– Все, что у меня сейчас есть, мне принес теннис, и я не жалуюсь. Но эта вечная кочевая жизнь с чемоданами, стрессом, ночными кошмарами о поражениях и забытых ракетках за столько лет вымотала. Поэтому мне уже хочется семейного очага, спокойствия. Поэтому же я взяла эту паузу: организм истощился, я стала болезненно воспринимать поражения, чаще травмироваться.
– А семья с теннисом несовместима? Некоторые же ездят по турнирам с мужьями, детьми.
– Каждый выбирает для себя, но для меня это не то. Я с 14 лет не живу дома, и мне уже не хочется мешать личные и рабочие эмоции. Тем более в теннисе, чтобы быть рядом с тобой, человек должен отказаться, по сути, от своей жизни. Это сложно.
Но в этом нет никакой драмы. Не готов человек ради тебя пойти на жертвы – значит, это не твой человек. Мы иногда слишком остро воспринимаем некоторые вещи, напрасно загоняемся. Я тоже переживала и страдала. Ну выстрадала же.
– Что думаете про скандал в финале US Open?
– Я, честно говоря, не в курсе деталей. Но понятно, что Серена проигрывала, и на этом фоне у нее и произошел нервный срыв. С кем не бывает.
– Но она же настаивает, что ее притесняли, потому что она, во-первых, женщина, а во-вторых, черная.
– А в-третьих – мать (улыбается)? Мне тут недавно в твиттере стали писать, что я хейтер Серены, хотя я никогда ничего подобного не говорила. Я в одном интервью сказала, что ей позволено больше, чем другим. Это факт. Но мои слова так вырвали из контекста, что получилось, будто я что-то против нее имею. Мне в такие моменты неудобно перед ней – что она решит, что у меня какие-то к ней претензии.
– Люди стали критиковать судью за то, что он слишком четко следовал правилам. Это не абсурд?
– Сколько ни осуждай судью, все равно решения принимает он. Мне как-то впаяли 1 500 фунтов штрафа, потому что мне Карлос сказал: «Vamos!». Это было несправедливо, но что я могла сделать? Судья так решил. Мне уже неинтересно в этом разбираться – пусть делают что хотят. Когда что-то не нравится Серене, это всегда будет громкой историей. Мне вообще все равно. Только Осаку было очень жалко.
– А сексизм в теннисе есть?
– Я его не ощущаю.
– Даже когда говорят, что женщины не заслуживают получать призовые наравне с мужчинами?
– Я знаю, какую большую работу проводит WTA за равенство призовых, и я должна сейчас размахивать руками: я за равные призовые! И я действительно не против (улыбается). Но я понимаю обе стороны. С одной, на мужчин в целом приходит больше зрителей – соответственно, они приносят больше денег. Но девушки в своей жизни большим жертвуют, чтобы играть: они не могут без ущерба для карьеры завести семью и возить ее с собой.
Еще мне не нравится, когда некоторые игроки-мужчины разглагольствуют, как много людей приходит на них посмотреть. Хочется сказать им: слушай, не подмазывайся. Много людей приходит не на тебя, а на Роджера Федерера. Не говоря уже о том, что у них-то в любом случае никто ничего не забирает, – WTA же не требует отдать ей призовые ATP.
***
– Вам деньги никогда в голову не ударяли?
– Мне ничего не давалось легко, так что я сказала бы, что нет. Я очень хорошо помню, как в 2001 году нам с Динарой Сафиной дали wild card в квалификацию турнира WTA в Мадриде – это был наш первый турнир такого уровня. И мы с ней сидели там на матче Марии-Хосе Мартинес-Санчес и Анабель Медины – они тогда стояли уже, наверное, в топ-50 – и думали: вот бы нам так когда-нибудь. А потом я вышла в основу, и мне тренер такой: ты на матч юбку-то надень. А у меня нету. У меня вообще одежды не было особо, потому что не было спонсора – внешность не та, плюс из России. Но я не жалуюсь, потому что меня это закалило. Есть много историй о детях, которым помогали богатые федерации, но в итоге их это сгубило, потому что на них все сразу упало и прицелы сбило. А когда ты работаешь за свои деньги, ты и ценишь все заработанное больше. У меня контракты были не очень, даже когда я была первой в мире, хотя у девочек из Америки, которые играли хуже меня, они были по 300 000 долларов. Потому что они были светловолосые, худенькие.
– Как Джинни Бушар.
– Да. Она зарабатывает этим больше любой девочки из двадцатки. Но она объективно очень симпатичная и, очевидно, занимается своей внешностью, своим телом – вот и кайфует от себя. Я иногда в инстаграме смотрю на всяких фитоняшек, которые постоянно постят себя в купальниках, и вроде думаю: да сколько можно-то, – а потом понимаю: человек столько вкладывает в себя – понятно, что ему хочется показать результат.
– В общем, вы деньги всегда считали?
– Ну как – всегда. Был момент, когда мне вдруг показалось, что у меня очень много денег – наверное, когда я несколько лет подряд стояла в десятке. И я как-то раз в магазине потратила больше тысяч долларов, чем провела в нем минут, – на шмотки. Я вообще основную часть своих денег трачу на шмотки, если честно. Я фанат одежды, люблю наряжаться, слежу за модой.
Хотя у меня в юности была подруга из состоятельной семьи, помню, какой для меня был шок, что ее кеды Dolce&Gabbana стоят 300 долларов. Я не понимала, что в кедах может стоить таких денег и чем они отличаются от моих Levi’s. Потом я стала в свои приезды в Москву выходить в свет – там все были очень нарядные, и я тогда начала носить каблуки. А потом вышла куда-то в каблуках в Испании – на меня там люди смотрели как на ежика из тумана.
– Я до сих пор помню двубортный пиджак Balmain, в котором вы прилетели в Москву после победы на «Ролан Гаррос». Десять лет почти прошло.
– Он до сих пор у меня есть. А с кубком я тогда, кстати, фотографировалась в белом пиджаке Zara евро за 50.
Так что с деньгами у меня немного странные отношения, я до сих пор иногда про большие суммы не понимаю: насколько это много? У меня это от папы: он отчаянный фанат своего дела – спорта, – а о финансовой выгоде не думает вообще. Сколько стоит булка, например, он не знает. И вот однажды я думала об одной большой покупке. Предзаказ сделала, но еще сомневалась, что это стоит таких денег, что я заслужила. Об этом узнал папа и сказал: «Дочка, ты достойна всего самого лучшего. Я тебя обязываю купить это». И только тогда я с чистой душой пошла и купила.
– Это машина была?
– (Улыбается). Ну, я не очень хочу говорить. Я даже в инстаграме стараюсь выкладывать как можно меньше роскоши, потому что у людей тяжелая жизнь, а я не хочу зависти, раздражения, агрессии. И так достаточно поводов. Да, у меня есть деньги, и я заработала их честным и прозрачным трудом, но не хочу этим кичиться и не люблю о них говорить.
– Но инстаграм у вас стал в последнее время очень прокачанный.
– Это моя вторая работа, а никак не способ порисоваться. Это рабочий инструмент. Я не сразу это поняла и раньше этим пренебрегала, но теперь веду его сознательно. Мы придумываем рубрики, планируем, чем будем делиться, о чем писать.
– Зачем? Для эго?
– Да нет. Просто это способ поддерживать свою популярность, репутацию, создавать имидж. А чем более ты популярен и на виду, тем больше дверей перед тобой открывается. Для этого же я хожу на телевидение. Правда, мама про мою импровизацию в «Слава богу, ты пришел» (юмористическое шоу СТС, где четыре гостя-звезды соревнуются в импровизации) сказала, что это полный провал. Мне там пришлось петь, а я не умею. Были прикольные моменты с танцами, но их вырезали. В «Где логика?» мы тоже выглядели… не очень сообразительными (улыбается).
***
– Когда вы в 19 выиграли «Большой шлем», почему не зазвездились?
– Я тогда не осознавала, что это значит – выиграть «Шлем». Для меня это просто был турнир – ну, большой. И мне повезло, что я тогда базировалась в Испании, так что из Нью-Йорка поехала туда, а не в Россию. В России в тот год был теннисный бум, и меня бы тут разорвало. А в Испании мне один из главных тренеров академии говорил: «Ты понимаешь, что вошла в историю?» – а я не понимала. Я была как ребенок, которого в маленьком возрасте поставили на лыжи, потому что он еще ничего не понимает и поэтому не боится.
– Через пять лет на «Ролан Гаррос» вы тоже отреагировали очень сдержанно, хотя уже через многое прошли.
– Динара тогда подала двойную на матчболе, так что я уже была такая: ой, все, закончилось – и слава богу.
Да просто мне и с одним «Шлемом» было нормально, я не чувствовала себя нереализовавшейся. Тем более у меня же было еще два финала, которые я проиграла Энен и про которые почему-то никто не помнит. Я всегда слышала: ты должна выигрывать больше. Но я никогда не чувствовала, что кому-то, кроме своих родителей, что-то должна.
– А почему вы хотели играть?
– Да я не хотела. До 14 лет я играла, потому что надо было. В моем окружении все занимались велоспортом, но ехать и смотреть одни и те же деревья мне было вообще неинтересно – лучше играть в игру, которая тебя развивает, учит думать и открывает перед тобой большие возможности. Потом я переехала в Испанию и почувствовала, что надо отблагодарить родителей, ведь папа в меня всегда вкладывал только свои деньги – никогда ни у кого не просил, хотя у него были знакомства и связи. У нас была семья совершенно обычного достатка, так что было непросто, но даже тогда он любил пошутить: я знал, конечно, что теннис – дорогой спорт, но никогда не думал, что буду на вас с мамой тратить как на всю велосипедную команду (Александр Кузнецов – ведущий мировой специалист по велоспорту, подготовивший шесть олимпийских чемпионов; глава Центра олимпийской подготовки «Локомотив» в Петербурге).
– Папа на юморе.
– Да, и всегда на добром. Хотя у меня раньше были непростые отношения с родителями. Они меня хотели контролировать, а я сопротивлялась. Папа хотел, чтобы мама со мной ездила по турнирам, а она у меня очень эмоциональная, и ее стресс передавался мне, поэтому я хотела все делать по-своему. Он тогда общался с Валентиной Матвиенко – она была президентом Федерации тенниса Петербурга – и жаловался на меня, что я упрямая и неуправляемая. А она ему: дайте-ка я угадаю, в кого это она.
***
– У вас репутация королевы раздевалки, но сами вы говорите, что обстановка там не та, что вам нравилась.
– Я стала веселиться гораздо меньше, потому что моих ровесниц уже мало и я уже знаю далеко не всех. И теннис стал гораздо более индивидуалистичным – не как во времена, когда мы с Надькой Петровой и Леной Дементьевой вместе ходили на Земфиру в Париже. Сейчас есть ощущение, что каждый живет на своей планете. Мугуруса, помните, говорила, что ни с кем не дружит?
– И что у нее маникюр лучше.
– Маникюр? У меня такой мысли в жизни не было, но допустим (смеется). С Гарбинье, я помню, мы раньше общались нормально. Однажды летели куда-то вместе, сели рядом, разговаривали. Она что-то спрашивала у меня – я делилась опытом. Но команда, которую ты вокруг себя создаешь, очень на тебя влияет. И все, кто работает с Сэмом Сумиком (тренером Мугурусы), перестают общаться. Это его стратегия работы. Я не осуждаю – просто мне кажется, что в туре и так дико одиноко, а если вообще ни с кем не общаться, то еще тяжелее. Но сейчас молодые гораздо больше уверены в себе, чем были мы, в рот никому не смотрят – и речь не только о теннисе. Вы нынешний рэп слышали? Мне аж неловко слушать это, хотя я могу слушать что угодно.
– Теннис – самый прибыльный спорт для женщин. Успешным теннисисткам из-за этого сложнее найти мужчину?
– Помню, мы с Аной Иванович (на фото с мужем Бастианом Швайнштайгером) как-то разговаривали, и она такая: «Да нас не будут бояться только те, кто зарабатывает как минимум столько же, сколько мы». Но таких, во-первых, не так много, а во-вторых, чем больше у человека денег, тем с ним, как правило, сложнее общаться, потому что деньги дают ощущение вседозволенности.
– О сексе речь?
– Знаете, как говорят о мужчинах: кому-то не хватает одной женщины, и он находит пятую-десятую, а кому-то не хватает целой жизни, чтобы любить одну. Я понимаю, что у мужчин более острые потребности, но достойный мужчина не станет это выставлять напоказ. А вообще, я верю в судьбу и в то, что все случится, когда должно. Надо просто жить и развиваться – и не надо циклиться на поисках.
– Просто ждать и в тиндер не ходить?
– Тиндер в России какой-то некрасивый, честно говоря (улыбается). Есть вот одно иностранное приложение – я однажды установила его, чтобы посмотреть. Оно закрытое, там нужно пройти жесткий контроль, чтобы тебя одобрили, и потом еще им платишь за каждый месяц. Там очень много теннисистов, хотя у меня много знаменитых подруг, которых туда не пустили.
– Чем заняты ваши дни, пока вы не тренируетесь?
– Хожу в школу ораторов: там разрабатывают дикцию, дают уроки актерского мастерства. Хочу заняться современными танцами, но с реабилитацией времени на это не остается. Но пару занятий я взяла – и после тенниса оказалась страшным бревном (смеется). А мне еще предлагали в инсту выложить! Мне надо год заниматься, чтобы было не стыдно людям показать.
Сейчас впервые в жизни, пользуясь паузой, съездила во Францию покататься на сноуборде аккуратненько. Кататься-то умею с детства, но во взрослой жизни никогда не ездила.
Концерты, на которые хотела сходить: Jah Khalib, Мот – в прошлом году я пропустила. Вообще, для меня очень важно продуктивно проводить время именно дома, в России, развиваться на родине – тем более сейчас полно возможностей. Год назад я за неделю сходила на «Северный ветер» в МХТ, на Хиблу Герзмаву (российская оперная певица, солистка Московского музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко), «Анну Каренину» в Театр оперы, пару мюзиклов. После этого у меня, правда, с непривычки случился передоз эстетики.
Еще год назад, пока я не играла, я сделала маме операцию на сердце – я об этом еще никому не рассказывала. Ее в Питере все отправляли от одного врача к другому, и в какой-то момент я поняла, что со своим теннисом упускаю такие важные вещи, как здоровье родителей. Нашла клинику и отправила маму с братом туда обследоваться и оперироваться.
Для меня очень важно свою жизнь не только теннисом наполнять. Я недавно смотрела интервью какого-то нашего футболиста, и он говорил: надо не забывать жить. Потому что если циклиться только на работе, то когда она закончится, у тебя ни ее не будет, ни жизни. А перед смертью ты что будешь вспоминать? Сколько матчей выиграла?
Фото: instagram.com/svetlanak27, anaivanovic; Gettyimages.ru/Ryan Pierse, A. Messerschmidt
Надеюсь Света поправит здоровья и еще пошумит в туре!Пример той же Веры Звонаревой перед глазами..когда снова находишь кайф в игре и здоровье позволяет, то не так важно сколько лет
в итоге спустя годы и она похорошела и у меня видимо вкусы чуть поменялись: смотрю на нее и думаю-хороша!