«Я также надеюсь, что моя истина понравится вам, потому что истин много, очень много. Вам предстоит решить, какая из них истинная, и проанализировать ее».

Роналдо

В воскресенье, 12 июля 1998 года, Бразилия сыграла с Францией в финале Кубка мира. Матч проходил на стадионе «Стад де Франс» в Сен-Дени, Париж. Я смотрел его по телевизору в Рио-де-Жанейро. Бразильцы, как правило, не смотрят матчи сборной в общественных местах, предпочитая оставаться дома со своими семьями. Я был приглашен в квартиру друга. По дороге я купил у уличного торговца футболку с фамилией Роналдо на спине. Июль — это бразильская середина зимы. Погода была ниже 20 градусов, серая и моросящая.

Бразилия была фаворитом. Они не только были обладателями титула, но и имели в своем составе 21-летнего Роналдо, который дважды признавался Игроком года по версии ФИФА. Если он был лучшим в мире, значит, и его команда должна быть лучшей в мире. Но когда я приехал, мне сказали, что Роналдо нет в стартовом составе. Помимо осознания того, что на мне — и еще нескольких миллионах человек — надеты футболки, которые внезапно потеряли свою актуальность, я почувствовал изменение настроения. Бразильцы воспринимали победу как должное. Теперь возникли сомнения.

Незадолго до начала игры телекомментаторы объявили, что Роналдо все-таки сыграет. Мы наблюдали за тем, как команда выходит, взявшись за руки, — диковинка, придуманная за четыре года до этого для демонстрации единства. Роналдо на самом деле был включен в состав. Однако облегчение было кратковременным. Как только игра началась, Бразилия заиграла бесцельно. Роналдо выглядел медлительным и безразличным, его осанка была подавленной. На 27 минуте Зинедин Зидан вывел Францию вперед. В конце первого тайма он забил еще один мяч. Эммануэль Пети довел счет до 3:0: самое тяжелое поражение Бразилии на чемпионате мира. Когда прозвучал финальный свисток, некоторые женщины в зале уже перестали смотреть, а мужчины — я это очень хорошо помню — плакали. Я почувствовал, что слезы были вызваны не только поражением, но и тем, как это поражение случилось. Бразилия даже не сопротивлялась.

Бесцеремонное выступление Бразилии было загадкой. Они были неузнаваемы по сравнению с захватывающей командой в четверть- и полуфинале. В ходе вскрытия появились сообщения о том, что Роналдо почувствовал недомогание перед матчем. Мы узнали, что он был срочно доставлен в клинику для обследования, что объясняет, почему тренер Марио Загалло не включил его в основной состав команды. Когда он вернулся из клиники с положительным заключением, Загалло поставил его обратно. Уникальные обстоятельства ситуации располагают к созданию сказочных теорий заговора. Самый знаменитый спортсмен мира собирался принять участие в самом важном матче в своей карьере, как вдруг, по необъяснимым причинам, заболел. Это был стресс, или эпилепсия, или, возможно, его накачали наркотиками?

Было подтверждено, что Роналдо испытывал какие-то проблемы во второй половине игры. Врачи команды не были уверены, что это было, так как у нападающего не было приступов в анамнезе. Анализы, по результатам которых Роналдо был полностью здоров, также не дали никаких подсказок. Стали задаваться вопросы о роли компании Nike, производителя спортивной одежды, которая спонсировала как Роналдо в отдельности, так и бразильскую сборную. Возможно, компания Nike, вложившая в него столько денег, настояла на том, чтобы Роналдо играл, когда здравый медицинский смысл подсказывал, что его следует оставить в запасе. Возможно, это было надуманно — зачем Nike рисковать жизнью своего героя? — но это была теория заговора, которая прижилась.

Компания Nike была готовым козлом отпущения. Уже во время турнира она вызвала подозрения в том, какую власть она имеет за кулисами. Десятилетний контракт с Бразилией стоимостью $160 млн. стал крупнейшим в истории спонсорским соглашением с национальной командой. В сочетании с общим ксенофобским недоверием к иностранной компании возникли опасения, что за такую большую сумму команда отдала слишком много контроля.

Как и в 1950 году — единственный раз, когда они проиграли в финале Кубка мира, — Бразилия обнаружила, что второе место оставляет больше эмоциональных впечатлений, чем первое. Через несколько недель адвокат начал гражданский процесс в суде Рио-де-Жанейро, требуя объяснений по поводу того, что произошло в день поражения. Судья даже вызвал Загалло в суд, но из этого дела ничего не вышло. Одновременно региональный медицинский совет Рио-де-Жанейро начал разбирательство по поводу профессиональной этики в отношении медиков команды Лидио Толедо и Жоакима да Матта. И Загалло, и Роналдо дали показания. В итоге медики были единогласно оправданы.

Подозрения в отношении Nike не утихали. Теоретики заговора почувствовали свою силу, когда в январе 1999 года в прессу просочилась информация о контракте между Nike и Бразильской конфедерацией футбола (CBF). Контракт показал, что Nike имела право участвовать в организации матчей. Фирма имела право организовать до пятидесяти «товарищеских матчей Nike», в которых должны были сыграть не менее восьми игроков первой команды. Один влиятельный журналист назвал сделку «меланхоличной капитуляцией перед властью денег. Теперь я понимаю ту волну народного чувства, которая обвинила в поражении Бразилии коммерческую сделку».

В Бразилии за дело взялся малоизвестный конгрессмен-коммунист Алдо Ребело. Он подал петицию в Палату депутатов — нижнюю палату Конгресса — с требованием начать расследование контракта между Nike и CBF. Он основывал свои аргументы на том, что контракт мог нарушить «суверенитет, автономию и национальную идентичность», которые гарантируются бразильской конституцией.

Петиция Алдо пролежала в очереди полтора года. CBF усиленно лоббировал против его реализации. Казалось, что срок расследования истек, когда в сентябре 2000 года появились Камерун и Рената Алвес.

Рената Алвес впервые напомнила мне о том, как она прекрасна, по телефону перед нашей встречей.

— Вы уверены, что узнаете меня? — спрашивает она.

Я отвечаю, что, поскольку она регулярно появляется в газетах и на телевидении, я хорошо знаком с ее внешностью.

— Послушайте, — все равно говорит она. — Вы не можете меня пропустить. Я высокая и худая, и люди говорят, что я очень красивая.

Ее поздний приход в шикарную пиццерию недалеко от Ипанемы вызывает восхищенные взгляды остальных посетителей. Мы переходим за неприметный столик. Рената садится и успокаивает меня: «Я очень знаменита».

Рената, несомненно, печально знаменита. Красота ее не столь очевидна. У нее крупное, широкое телосложение и лаконичные, немного суровые черты лица. Над птичьим ртом густо нарисованы брови. На ней золотое ожерелье с медальоном с буквой «R», золотые браслеты, три золотых кольца и золотой лак для ногтей. В ее волосах, уложенных в прическу, есть золотистые блики. Мы заказываем пиццу, которую она ест с горчицей и кетчупом Heinz (Это признак бразильской утонченности. В более дешевых заведениях горчица и кетчуп никогда не бывают Heinz).

Рената, которой уже за 30, встречалась с футбольным тренером Вандерлеем Люшембурго. Между делом она рассказывает, как они познакомились. «Это было на Авенида Бразил. Он следил за моей машиной. Когда мы оба припарковались, я сказала ему, чтобы он перестал меня преследовать. Он сказал, что не может перестать следить за такой красивой женщиной». Я киваю головой, как бы говоря: «Конечно!»

У пары начались отношения — внебрачные, с его стороны, — которые в 1993 году переросли из сексуальных в финансовые. Люшембурго нанял Ренату в качестве своего доверенного лица. Она посещала аукционы и покупала ему недвижимость, автомобили и водные мотоциклы. Только она купила так много, что это привлекло внимание налоговых следователей. В августе 2000 года судья в Рио одобрил запрос полиции на проверку частных банковских счетов Люшембурго по подозрению в уклонении от уплаты налогов. Это решение вызвало большой общественный интерес, поскольку к тому времени Люшембурго был тренером национальной футбольной команды.

Люшембурго унаследовал этот пост — самый важный в стране, как часто говорят, после президента Бразилии — после чемпионата мира 1998 года. Под его руководством команда выиграла Копа Америка 1999 года. Однако впоследствии показатели ухудшились. Как это ни постыдно. В отборочной группе к чемпионату мира 2002 года Бразилия в течение месяца проиграла Парагваю и Чили. За всю 70-летнюю историю турнира Бразилия проиграла в отборочном турнире лишь во второй и третий раз. Популярность Люшембурго висела на волоске. Когда стало известно о его предполагаемых финансовых нарушениях, общественность зашумела от злорадства.

Журналисты, следившие за налоговым делом, к своему удовольствию обнаружили, что Рената не поддерживает своего бывшего мужчину. Совсем наоборот. Рената и Люшембурго рассорились, и она подала на него в суд, требуя около £500 тыс. в качестве якобы невыплаченной зарплаты и комиссионных. Подстрекаемые прессой, оба вскоре начали публично изливать свою злость. Она говорит, что в ее намерения не входило нападать на своего бывшего босса, но ее спровоцировали его комментарии в ее адрес. «Когда я услышала, как он сказал, что не знает меня, я заплакала. Люди говорили мне, что я должна перестать быть маленькой девочкой и начать говорить то, что знаю».

И, Боже, что же она знала! Или сказала, что знает. Рената, как никто другой, приоткрыла крышку футбольной гнусности. Самым серьезным ее утверждением было то, что Люшембурго, когда он был тренером клуба, зарабатывал незаконные «барыши» на покупке и продаже игроков. Предполагалось, что все это продолжалось, но утверждения Ренаты были крайне важны из-за позиции Люшембурго и потому, что она утверждала, что у нее есть доказательства.

Рената также проявила врожденный талант к саморекламе. Люшембурго, по ее словам, настоял на том, чтобы она оделась для секса в футбольную футболку «Палмейраса», длинные белые гетры и туфли на высоких каблуках.

Подвергнувшись обвинениям, Люшембурго полетел на Олимпиаду в Сиднее. Олимпийское золото — единственный главный футбольный титул, который Бразилии еще не достался. Если бы Люшембурго одержал победу, он мог бы вернуть себе расположение общественности. Вместо этого Бразилия была выбита из турнира самым неожиданным и унизительным образом — в четвертьфинале против Камеруна, у которого на поле было всего девять человек. Через неделю Люшембурго был уволен.

Совместный эффект Камеруна и Ренаты Алвес привел бразильский футбол в состояние беспрецедентного кризиса. Бразильцы уже понимали, что в основе их внутренней игры лежит что-то гнилое. Они едва смогли организовать национальную лигу, игры проходили на полупустых стадионах, большинство клубов находились на грани банкротства, а их лучшие футболисты играли в Европе. И все же, пока национальная команда показывала хорошие результаты, эти проблемы можно было замять. Теперь национальная команда стала международным посмешищем. Политики почувствовали, что климат требует действий. Через несколько дней после увольнения Люшембурго Сенат — верхняя палата Конгресса — начал громкое расследование состояния игры.

Расследование имело статус Парламентской Комиссии по Расследованию (ПКР), которая является самым серьезным видом слушаний в конгрессе. У ПКР более широкие полномочия по расследованию, чем у полиции, поскольку они могут вскрывать банковские счета, налоговые и телефонные записи. Ранее ПКР занималась такими проблемами, как наркоторговля, коррупция в банковской сфере и судебная система. Теперь, впервые, на скамье подсудимых оказался футбол.

Обвинения Ренаты сыграли решающую, если не основную, роль в провоцировании сенатского ПКР, поскольку они послужили отправной точкой для расследования. Она была разоблачителем футбола. Я могу сказать, что Рената с энтузиазмом адаптировалась к своей публичной роли. Она блестяще играет мыльно-оперную роль обиженной женщины, борющейся за справедливость. «Я больше не «бывшая секретарша» и не «бывшая любовница», — злорадствует она. — Я — Рената Алвес. Я — общественная собственность». Она с удовольствием рассказывает мне, что у нее девять адвокатов, что она купила шесть париков, чтобы переодеваться, и иногда путешествует в багажнике машины, чтобы избежать прессы. Она открывает сайт www.renataalves.com.br, на котором я позже прочитал такие незаменимые советы, как: «Если вы начинаете новые отношения, никогда не берите с собой в ресторан мобильный телефон. Не него может позвонить ваш бывший парень».

Рената рассказала мне, что утром она позировала для фотографий для каталога бикини. Она добавляет, что на нее навалились все самые лучшие журналы. Они хотят сфотографировать ее в одной лишь футболке «Палмейраса», больших белых футбольных гетрах и на высоких каблуках.

Позирование в обнаженном виде — проверенный способ утверждения женской знаменитости. «Плейбой», регулярно выходящий самый продаваемый ежемесячный журнал страны, является традиционной витриной для футбольных муз. Две причудливо одинаковые бывшие подружки Роналдо, например, начали карьеру «Роналдас», появившись на страницах журнала в лесбийских клинчах.

Я посоветовал Ренате, что, позируя обнаженной, она окажет себе плохую услугу, поскольку потеряет весь свой авторитет.

— Я не согласна, — отвечает она. — Люди, которые увидят фотографии, подумают: «Разве Вандерлей не сделал хороший выбор».

ПКР Сената дала Алдо Ребело политический импульс для возобновления расследования по делу Nike, которое также имело статус ПКР. Конгресс никогда раньше не привлекал внимание к футболу. Теперь им одновременно занимались и нижняя, и верхняя палата.

Алдо хотел раз и навсегда прояснить, что произошло в день финала Кубка мира 1998 года. Для этого его следственная комиссия проголосовала за вызов главных персонажей, окружающих тайну здоровья Роналдо. Первый — Марио Загалло. Я лечу в Бразилию, чтобы наблюдать за событиями с бровки.

Это дает мне возможность встретиться с Алдо, который быстро становится самым популярным латиноамериканским коммунистом после Фиделя Кастро. Мы обедали вместе в испанском ресторане с серебряным сервизом в нескольких кварталах от Конгресса. За соседним столом сидит Педро Малан, канцлер казначейства Бразилии. Алдо очень подходит для международной леворадикальной эстетики. У него густые усы в стиле Сталина, он курит сигареты с высоким содержанием смолы и склонен переходить на марксистский жаргон. При этом он серьезен и не лишен юмора. Он часто улыбается, широко оскалив идеальные зубы. У меня сложилось впечатление, что он порядочный, трудолюбивый и идеалистичный человек.

В 1998 году, когда сборная Бразилии возвращалась домой после поражения во Франции, Алдо рассказывает, что увидел в газете фотографию болельщиков, ожидающих в международном аэропорту Рио. Один из них держал знамя с бразильским флагом, на котором вместо девиза «Порядок и прогресс» было написано «Nike». Тяжелая машина CBF уничтожила протест. Алдо говорит, что этот образ выкристаллизовал его мысли о том, что происходит.

«Конечно, мы отдали суверенитет, — утверждает он. — Я считаю, что CBF предал нацию, хотя не думаю, что у них было такое намерение». Он считает, что контракт с Nike унизил национальную команду, заставив ее играть с неумеренным количеством менее сильных стран исключительно в целях маркетинга. «Дисней не экспортировал Микки и Дональда, но CBF продал национальную команду, — говорит он. — Нет ничего более представительного для страны, чем футбол. Это элемент нашего самоуважения. Нельзя позволить бизнесу уничтожить страсть».

До вступления в должность ПКР Алдо был больше известен как депутат, стоявший за законопроектом о защите португальского языка от иностранных слов — в частности, от американского английского. «Два моих боя — это часть одной общей борьбы, — говорит Алдо, попыхивая сигаретой Marlboro. — Это борьба за сохранение национальной идентичности под натиском глобализации. Я думаю, что вы можете интегрироваться в мир, не принимая культурных стандартов [других стран]».

Алдо говорит с характерным местным говором. Он родом из Висозы, небольшого городка в штате Алагоас, где его отец работал фермером в большом скотоводческом хозяйстве. У него было очень бедное детство. Алдо говорит, что вырос, играя в футбол апельсинами, добавляя, что лучше всего подходят зеленые, так как они менее мягкие. Он явно увлечен футболом. Он начинает перечислять команды конца 1960-х – начала 1970-х годов.

«Феликс, Оливейра, Гальярдо, Ассис и Марко Антонио. Денилсон и Диди. Кафуринга, Самароне, Флавио и Лула», — говорит он без передышки. В составе «Флуминенсе» были игроки из Кубка Роберто Гомеша Педросы в 1969 году, который он помнит, как слушал по радио. «В финальном матче Флавио получил травму, и вместо него играл Микки. Он забил победный гол головой после подачи Денилсона со штрафного».

Алдо удалось уехать из Висозы, чтобы учиться в Масейо, столице Алагоа. Там он стал одним из лидеров антидиктаторского студенческого движения. Впервые он был избран в Конгресс в 1989 году в возрасте 33 лет. Я спрашиваю его, искренне ли он верит, что Роналдо поставили в состав из-за давления со стороны Nike. Он отвечает: «Предполагается, что Nike предпочитала, чтобы играли их собственные игроки». Я спрашиваю его: было ли давление на Роналдо? «Я вынужден так думать», — говорит он.

Он добавляет, что присутствие Nike создало вредную атмосферу внутри сборной: «Я не думаю, что Nike была единственной причиной [«здоровья» Роналдо], но я думаю, что она помогла. Думаю, на Роналдо оказывалось больше давления, чем он мог выдержать».

Я говорю Алдо, что появление футболистов, объясняющихся в парламенте, особенно комично, поскольку большинство стран мечтали бы выйти в финал чемпионата мира, независимо от счета. Алдо искренне улыбается: «Второе место на чемпионате мира — это полный провал. Это как если бы вы общались с девушкой, а она сказала, что вы занимаете лишь второе место в ее симпатиях, потому что она предпочитает кого-то другого».

Во вторник, 21 ноября 2000 года — через два года, четыре месяца и девять дней после того, как Бразилия проиграла 0:3 на «Стад де Франс», — Загалло предстал перед комиссией конгресса Алдо. Это одно из самых долгожданных слушаний года. Десятки людей теснятся в освещенном неоном коридоре в очереди за хорошим местом. Лишь немногие из них присутствуют на заседаниях соседних комитетов: расследование регионального финансирования и расследование захвата государственных земель в Амазонии.

Загалло прибывает вместе с Лидио Толедо и Жоакимом да Матта. Трое мужчин выглядят как деревенщины, явившиеся на городскую свадьбу в нарядных костюмах разных цветов, не к месту и слегка ошарашенные происходящим вокруг.

Нас впускают в зал заседаний. Загалло, обладатель толстых очков и седых волос, сидит на возвышении рядом с Алдо, председательствующим на слушаниях. Перед ними — несколько скамеек депутатов, а за ними — около полусотни представителей прессы.

В своей народной манере Загалло начинает сессию так, словно он — приглашенный гость на телевизионном спортивном шоу: «Очень приятно находиться здесь... Я никогда не уклонюсь от участия в мероприятии, где желтый и зеленый цвета будут на первом месте. Мне всегда нравится говорить о желто-зеленых цветах, а иначе и быть не может».

Внезапно он становится агрессивным. Он протягивает копию спортивной газеты и говорит, что в ней утверждается, что он отправил письмо, чтобы попытаться остановить расследование. Он утверждает, что это ложь.

— Я хочу посмотреть, у кого здесь есть мораль, — обвиняет он.

Депутаты начинают кричать в микрофоны «порядок, порядок».

— Я не бесчестный, черт возьми! — отвечает Загалло.

Алдо говорит ему, что он не может говорить не по правилам.

— О чем вы? Вы хотите, чтобы я молчал, пока тут все болтают? Это просто смешно.

Эдуардо Кампос, молодой депутат из Пернамбуку, говорит: «Я, возможно, вдвое моложе вас, но во много раз превосхожу вас по уравновешенности... Пожалуйста, не чувствуйте себя оскорбленным, но и не будьте столь жестоки, чтобы нападать на кого-либо из сидящих в этом доме».

Лицо Загалло ярко покраснело — наполовину от гнева, наполовину от смущения. Его агрессивный стиль не оправдал себя. Он выглядит совершенно униженным. Загалло, которому 69 лет, является самым титулованным бразильским футболистом, участвовавшим на чемпионатах мира. Он играл в 1958 и 1962 годах, тренировал в 1974 году, был помощником тренера в 1994 году и снова стал тренером в 1998 году. Он — олицетворение Бразилии, талисман национальной команды. Ассистенты обращаются с ним так, словно он обвиняемый в убийстве. Столкновение футбольной и политической культур переходит в фарс.

Доктор Росинья, левый депутат с кустистой бородой, бормочет: «Он не на бровке футбольного поля, где он может кричать на игроков».

Путаница с письмом объясняется. Загалло подписал заявление для CBF, в котором отрицал, что Nike имеет влияние на национальную команду. Это заявление было использовано CBF в письме, которое он разослал для лоббирования против слушаний. Но конфронтационный подход Загалло задает тон. Как только атмосфера успокаивается, он начинает защищаться и это ему не помогает.

Он рассказывает о своей версии событий, произошедших в замке Гранд-Ромен в Лезиньи под Парижем 12 июля.

Загалло говорит, что команда пообедала вместе, а потом все разошлись по своим номерам. Он отправился к себе, где посмотрел видеозапись полуфинала Франции против Хорватии. По его словам, он услышал шум на улице, но решил, что это французские болельщики, и не обратил внимания. Затем он заснул примерно до пяти часов вечера. Только когда он вышел из номера, ему сказали, что с Роналдо случился странный припадок — примерно через три часа после того, как это случилось.

Вечером Роналдо отправили в парижскую клинику «Лилас». Загалло отправился на «Стад де Франс» вместе с остальными членами команды.

Загалло говорит, что вместо Роналдо был выбран Эдмундо. Во время командной беседы он говорит, что для мотивации игроков рассказал им историю о чемпионате мира 1962 года, когда Пеле был вынужден не играть из-за травмы, но Бразилия все равно победила.

Примерно за 40 минут до начала матча Роналдо появился на стадионе и, по словам Загалло, начал надевать свою форму. Тесты ничего не выявили. Роналдо не терпелось сыграть. «Столкнувшись с такой реакцией, я выбрал Роналдо, — рассказывает Загалло на слушаниях. — Итак, стал ли его выбор причиной поражения Бразилии? Точно нет. Я думаю, это была [коллективная] травма, вызванная атмосферой того, что произошло».

Перекрестный допрос больше похож на громкую послематчевую пресс-конференцию. Депутаты задают вопросы, как разочарованные спортивные журналисты. Загалло обосновывает свое решение словами: «Если перевернуть ситуацию и я не выпустил бы Роналдо, и Бразилия проиграла бы со счетом 0:3, то люди сказали бы: «Загалло упрямый, он должен был его выпустить, Роналдо был лучшим игроком в мире». Поэтому я думаю, что сделал бы то же самое снова... Я даже спросил [Роналдо] об этом в перерыве: “Как ты себя чувствуешь?” [Он сказал] “Загалло, не волнуйтесь, я чувствую себя прекрасно“».

Он обосновывает свое решение неоднократными ссылками на медицинские анализы. «Я всегда говорю, что результаты [медицинского обследования] были получены во французской клинике». Он делает ударение на слове «французский», как будто это гарантирует его авторитет. Потому что, если бы это была бразильская клиника, никто бы в это не поверил.

После четырехчасовой речи Загалло вызывают Лидо Толедо и Хоакима да Матту вместе. Один из помощников шерифа — врач, и разговор становится чисто техническим.

Толедо и да Матта говорят, что все еще не уверены в том, что на самом деле произошло с Роналдо. Они говорят, что это не могло быть каким-либо припадком, поскольку в тестах не было обнаружено никаких следов. Они говорят, что разговаривали с медиками и коллегами о том, что бы это могло быть, но никто не знает. Инцидент с Роналдо, по их словам, был уникальным в истории спортивной медицины.

Толедо, как и Загалло, защищает свое решение позволить Роналдо играть, подчеркивая, что ему было все ясно. «Французские врачи сказали, что он может играть. Они попросили его только об одном — чтобы он не забил гол в ворота сборной Франции».

Он описывает давление, которому он подвергался: «Представьте, если бы я остановил [Роналдо] от того, чтобы он играл, и Бразилия проиграла бы. И если потом он скажет: «Я не играл из-за доктора Лидио». В тот момент мне пришлось бы уехать и жить на Северном полюсе».

Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где переводы книг о футболе, спорте и не только!