Кристоф Бирманн. «Футбольные хакеры». Почему мнения раздражают, а вердикты неверны
***
Два профессиональных футболиста чувствуют, что их неправильно оценивают. Они находят новый взгляд на игру. И: почему мы все склонны к предвзятому отношению к подтверждениям и переоцениваем важность результатов.
ПРАВОСУДИЕ ДЛЯ ВЕДАДА ИБИШЕВИЧА
Я познакомился со Штефаном Райнартцем в понедельник вечером осенью 2011 года. В то время ему было 22 года, он был полузащитником леверкузенского «Байера», игравшего в Бундеслиге, и даже по немецким стандартам пунктуальности он прибыл немного раньше, чем это было необходимо. Мы должны были вместе выступить в прямом эфире на радио-шоу в Кельне. Но сначала он хотел мне кое-что показать.
Райнартц часто производит тревожное впечатление на тех, кто его плохо знает. Он может смотреть на тебя совершенно без всякого выражения. Только когда одна из его бровей медленно приподнимается, ты начинаешь подозревать, что за пустым фасадом скрывается, возможно, очень забавный, возможно, даже откровенно забавный человек. Но в то время я этого не знал. Этот довольно высокий мужчина стоял передо мной, как прокурор перед обвиняемым. В руке он держал обвинительный акт: папку, заполненную вырезками с оценками игроков из игр Бундеслиги, точно такими же, какие появляются в газетах и на веб-сайтах каждые выходные по всему миру.
Приняв тон тихого негодования, он выудил несколько страниц и аккуратно разложил их на столе. Кельнская ежедневная газета Kölner Stadt-Anzeiger оценила игру Ренато Аугусто, бразильского одноклубника Райнартца в то время, на 2 балла из 6 за его игру против «Фрайбурга». (В Германии футбольные рейтинги следуют за школьными оценками: 1, «очень хорошо», эквивалентно «А», лучшему в классе, и 6, «неудовлетворительно», абсолютному худшему, как «F» в Великобритании.) Однако старейший и самый уважаемый футбольный журнал Германии kicker, а также национальный таблоид Bild присудили Аугусто 5 баллов: «косячный». Будучи школьником, его переход в следующий класс был бы под серьезной угрозой.
В целом, было много разных вердиктов о его работе:
Похожая история произошла и с нападающим Ведадом Ибишевичем в тот же уик-энд. Его игра за «Хоффенхайм» против бременского «Вердера» разделила мнение обозревателей СМИ. Некоторые считали, что она была довольно хороша, другие думали, что он был довольно ужасен.
Райнартц привел еще несколько примеров в том же духе. Все они задавали один простой вопрос, и он очень хотел задать его от имени многих своих озадаченных коллег. «Как появились эти рейтинги?»
Это была первая строчка в его, безусловно обвинительном, деле. Я не был до конца уверен, действительно ли он все это время не знал ответа на свой вопрос. «Многим журналистам приходится начинать писать свои репортажи о матчах, пока игра еще в самом разгаре», — объяснил я, защищаясь. Нельзя было ожидать, что они правильно оценят каждую деталь. Если им также было поручено составить рейтинги, в дополнение к их основным статьям, они действительно оценивали игроков только по одному или двум важным моментам, которые они видели или, возможно, видели на повторах телевизионных мониторов. И даже если бы у них было больше времени, как же им соответственно оценить всех 22 игроков? Поскольку никто из авторов не был посвящен в предматчевый разбор полетов команды, они понятия не имели, почему полузащитник редко участвовал в атаке — потому ли, что был не в форме, или же он на самом деле следовал строгому указанию своего менеджера оставаться на своей половине поля. Я также сказал ему, что некоторые репортеры полагались на мудрость толпы в ложе прессы, проводя «соломенные опросы» [прим.пер.: опрос общественного мнения среди небольшой группы людей] по принципу «Райнартцевских: 3 или 4?»
Конечно, нельзя полностью сбрасывать со счетов возможность того, что репортер просто не имел ни малейшего представления. А некоторые, возможно, следовали своим собственным тайным планам: они были щедры к тем, кто сообщал им о событиях в раздевалке, или наказывали тех, кто не сотрудничал или — что еще хуже — предпочитал общаться с другим журналистом. Эти вещи были далеко не так распространены, как раньше. Но они все равно случались.
В целом, я сослался на смягчающие обстоятельства от имени моих сообвиняемых. Райнартц казался понимающим, хотя и не совсем удовлетворенным. Интересно, что он не был не согласен с общей идеей рейтингов игроков. Напротив, он считал, что оценка является естественной частью профессиональной жизни. Он присоединился к «Леверкузену» в десятилетнем возрасте и играл во всех молодежных сборных в возрастах от 16 до 21 года. Молодым игрокам приходилось каждый божий день проходить аттестацию. Достаточно ли хорошо он тренировался, чтобы его выбрали на игру в выходные? Оправдала ли его игра переход в следующую, более старшую группу игроков? Бесчисленное количество раз он видел, как товарищей по команде убирали за то, что они были слишком медлительными, слишком маленькими, технически несовершенными, или им не хватало тактических навыков, или они были слишком психологически слабыми. Даже некоторые из игроков, с которыми он играл в национальной сборной до 20 и 21 лет, не попали в высшую лигу.
А потом в профессиональном спорте все стало только сложнее. Был ли он лучше своего соперника по той же позиции в своей команде Бундеслиги? Может быть, он был сильнее большинства немецких игроков на этой позиции и, следовательно, претендентом для попадания в национальную сборную? Или ему было лучше перейти из центра поля в оборону?
У Райнартца не было никаких проблем ни с чем из вышеперечисленного. Его жалобы на оценки в средствах массовой информации были мотивированы чем-то совершенно иным. Если его постоянно будут судить, то все, чего он хотел — это объективность и справедливость. Как оказалось, и то, и другое он сделал своим призванием.
Не было смысла отрицать, что журналисты в целом виновны по всем пунктам обвинения. Оценки, которые они выставляли, не имели объективной основы, и поэтому их нельзя было назвать справедливыми. К счастью, Райнартц оказался умеющим прощать прокурором.
Мы поддерживали связь, время от времени разговаривали по телефону и сталкивались друг с другом в странных местах: футболисты обычно не посещают конференции по спортивной аналитике, даже бывшие футболисты.
Через два года после нашей встречи на радиошоу Райнартц снова связался со мной. Не могли бы они встретиться за чашечкой кофе — у них есть желание кое о чем спросить? Под «они», как выяснилось, подразумевались сам Райнартц и его бывший товарищ по команде из «Леверкузена» Йенс Хегелер, который в то время выступал за «Герту», а в 2017 году перешел в «Бристоль Сити». Райнартц тоже только что сменил клуб и перешел из «Леверкузена» во франкфуртский «Айнтрахт». Мы встретились холодным зимним днем в берлинском кафе. Вскоре разговор принял неожиданный оборот, и оба они подробно расспросили меня об использовании игровых данных в футболе. Самое главное, они хотели знать, существует ли какой-либо конкретный набор данных, который надежно предсказывает результаты. Выиграли ли больше матчей те, кто больше бегал, больше ускорялся, лучше пасовал мяч или чаще бил по воротам?
Рейнартц и Хегелер часто слышали, как менеджеры говорили об этих факторах в своих разборах матчей. Они умоляли игроков помнить, что «победа в большем количестве подкатов, чем у соперника», является ключевым требованием для получения трех очков, или подчеркивали крайне важную необходимость больше и быстрее бегать или быстрее перемещать мяч, если игроки хотят выиграть матч.
Все, что я мог сделать, это рассказать им то, что они сами с самого начала знали. Конечно, нет ничего плохого в том, чтобы больше бегать, лучше пасовать и чаще бить по воротам, чем твой соперник, но, насколько я знал, ни один из этих параметров, как было статистически доказано, не гарантировал никаких побед. Следовательно, любой менеджер, говорящий им обратное, нес чушь.
Райнартц и Хегелер были довольны этим ответом и медленно начали объяснять, почему они в принципе спросили меня обо всем этом. Оба пришли к простому выводу обо всей этой истории с футболом и статистикой. Если существующие данные ничего не говорят о склонности команды к победе в матче, необходимо найти новые, более точные данные. Их идея была, на первый взгляд, простой: они суммировали количество обойденных игроков во время игры. Предварительные результаты были в процессе оценки спортивным аналитиками в ходе исследования, которое они оба лично финансировали. Как мы сейчас увидим, эта новая концепция превратится в нечто довольно серьезное.
Мне показалось поразительным, что два действующих футбольных профессионала посвятили себя революционизированию анализа игры с помощью новых данных. Мне также пришлось вспомнить жалобу Райнартца на оценки. Количество энергии и времени, которые они оба посвятили поиску лучшего способа оценки выступлений игроков, было продиктовано стремлением к большей справедливости.
Они также были сыты по горло всеми глупостями, которые часто говорили им менеджеры. Штефан и Йенс, казалось, принадлежали к довольно небольшой группе игроков, которые не только хотят играть в футбол как можно лучше, но и по-настоящему понимают его. Некоторым было суждено стать менеджерами или техническими директорами после их игровой карьеры, но я никогда раньше не встречал действующих футболистов, проявляющих глубокий интерес к аналитике.
Во время Евро-2016 телезрители смогли увидеть то, что Райнартц и Хегелер в общих чертах объяснили мне тремя годами ранее и с тех пор превратилось в действующую модель. Они придумали способ присвоить численное значение эффективному пасу и дриблингу, подсчитав количество противников — в частности, защитников — выведенных из игры точным продвижением мяча вперед. Они назвали свою новую метрику «Packing» — англо-немецкий гибридный термин, основанный на глаголе packen и его разговорном использовании в спортивных контекстах как синонима обыгрыша кого-либо.
Ни с того ни с сего телевизионный эксперт Мехмет Шолль поставил перед миллионами людей новую метрику Packing. Шолль, бывший игрок сборной Германии и победитель Лиги чемпионов в составе мюнхенской «Баварии», был глубоко впечатлен этой концепцией и очень сильно, если не сказать немного неуклюже, опирался на нее, пытаясь придать статистическое обоснование своему анализу матчей чемпионата Европы во Франции. Это не то что бы сработало. Шолль упростил концепцию до такой степени, что она больше не давала понимания, а была простой банальностью. Возможно, основополагающие принципы следовало бы объяснить более подробно. В любом случае, Packing оставила бо́льшую часть аудитории недоумевающей и озадаченной, что было досадно, поскольку от ее правильного использования можно многое получить. Но для многих традиционно настроенных футбольных болельщиков злополучная попытка Шолля разобраться в исходе матча с помощью какого-то странного количества пасов была всего лишь еще одной иллюстрацией более широкой, прискорбной тенденции, которая привела к тому, что напыщенные всезнайки добавили ненужные уровни сложности к простой игре.
Один из самых привлекательных аспектов футбола заключается в том, что каждому позволено иметь свое мнение. Или, выражаясь немного иначе: футбол процветает благодаря тому, что все мы можем судить о матчах и игроках. Причина, по которой рейтинги игроков столь популярны, заключается в том, что они дают нам возможность сравнить их с нашими собственными наблюдениями. В наши дни мы все являемся членами жюри, постоянно оценивая людей и их выступления на реалити-шоу или в социальных сетях. Ты не можешь избежать участия в опросах и запросах на обратную связь с аудиторией. Всех интересует мнение других буквально обо всем. Facebook, Twitter и Instagram — это виртуальные здания суда, которые управляют общественным мнением 24/7.
Футбол, игра, основанная на эмоциях, редко склонна к чрезмерному рациональному дискурсу; аргументы в основном базируются на чувствах, а не на фактах. Существует естественная тенденция превозносить тех, кто забивает победный гол за наши команды, и проклинать тех, кто совершает дорогостоящие ошибки. Но футбол — это не просто удивительно простая, эмоционально заряженная игра. Она также очень сложная игра, и при ближайшем рассмотрении становится только сложнее.
С течением времени я обнаружил, что правильно оценивать игроков и матчи становится все труднее, а не легче. На самом деле должно было быть наоборот, поскольку мне выпала честь присутствовать на сотнях игр на самом высоком уровне, и я познакомился со многими замечательными тренерами, великими спортивными директорами и интересными игроками. Я был свидетелем того, как знания о футболе постоянно расширялись и углублялись. У тебя возникает ощущение, что все постоянно узнают что-то новое о футболе и пытаются лучше его понять. Ключевой вопрос: что нам делать со всеми этими знаниями?
УДИВИТЕЛЬНЫЙ МИР КОГНИТИВНЫХ ПРЕДУБЕЖДЕНИЙ
Йорг Шмадтке был одним из самых успешных игроков Бундеслиги за последнее десятилетие или около того — при условии, что кто-то готов смотреть не только на трофеи и позиции в таблице. С тех пор как в 2001 году бывший голкипер менхенгладбахской «Боруссии» был назначен на должность в ахенскую «Алеманнию» из второго дивизиона, он ни разу не видел, чтобы одна из его команд выигрывала чемпионат или Кубок Германии. Тем не менее, его работа была экстраординарной, поскольку он обычно везде добивался больших успехов.
Он вывел команду из Ахена с большими долгами не только в Кубок УЕФА/Лигу Европы, благодаря выходу в финал кубка страны, но и в 2007 году впервые за 30 лет — в высшую лигу. Во время его правления в «Ганновере-96» (2009-13) нижнесаксонцы дважды выходили в европейские соревнования и провели свой лучший сезон в Бундеслиге. А в 2017 году Шмадтке сумел после 25-летнего отсутствия вывести «Кельн», один из самых легендарных, но и самых темпераментных клубов Германии, в Лигу Европы.
Существует много различных определений роли спортивного директора в Бундеслиге. Для Шмадтке поиск игроков всегда был ключевой частью его работы. Часто он эффективно выполнял функции главного скаута и путешествовал по миру в поисках новых рекрутов, попутно подбирая большое количество очень хороших нападающих. Не говоря об этом прямо, Шмадтке пришлось столкнуться с одной из самых больших проблем скаутинга — склонностью к систематическим ошибкам в суждениях. Или, как это называют психологи: когнитивная предвзятость.
«Раньше я посылал своих скаутов на матчи, не сообщая им, какой игрок мне интересен», — сказал он мне в Лондоне незадолго до первой за 25 лет европейской игры «Кельна» против «Арсенала». Держать своих сотрудников в неведении не было задумано как странная проверка их способностей или подлый трюк, чтобы выбить их из колеи. «Я хотел, чтобы они смотрели на игру свежим взглядом, без каких-либо предположений. В идеале им понравится тот самый игрок, которого я нашел интересным». Шмадтке воздерживался от того, чтобы сузить фокус своих скаутов. Он расширял его. Поступая так, он инстинктивно пытался избежать явления, которое поведенческие экономисты называют предвзятостью подтверждения. Как только скаут узнает, что поддерживающий его директор положил глаз на конкретного игрока, он может относиться к нему иначе; таким образом, объективно судить о нем становится сложнее. Мы склонны отфильтровывать информацию, которая не согласуется с ранее существовавшими представлениями.
Но это лишь один из вариантов предвзятости, которая проявляется во многих обличьях. Скауты, которым нравятся динамичные, физически развитые игроки, могут не замечать технических недостатков или недостатка футбольного интеллекта или считать эти недостатки менее важными. Те, у кого есть склонность к элегантной технике, наоборот, возможно, более снисходительны, когда дело доходит до оценки способности игрока возвращать владение мячом.
«Когда я мерзну, сидя на трибунах, все становится сложнее», — сказал Шмадтке, признав, что раздражение на стадионе также может негативно повлиять на вердикт скаута об игроке, который мог бы сделать гораздо лучший отчет теплым летним вечером. Сколько специалистов, ищущих таланты, сталкивались с подобными проблемами дождливым днем в Восточной Европе или морозным вечером в Скандинавии? Дрожа и пребывая в плохом настроении, они, возможно, упустили сложную игру крайнего защитника при выходе в атаку или мощь проникновения сквозь защиту от центрального нападающего, игроков, которые в итоге перешли в клуб-соперник, чьи скауты видели их игру в солнечный и приятный день. Существует также опасность того, что произойдет обратное. Игроков, которые выступают на хорошем, удобном стадионе, заполненном восторженными болельщиками, могут переоценивать, потому что скаут слишком сильно наслаждается зрелищем.
Важность когнитивных предубеждений привлекла много внимания за последние несколько лет, не в последнюю очередь благодаря плодотворной работе израильского экономиста Даниэля Канемана, лауреата Нобелевской премии за его открытия в этой области. Его книга «Думай медленно… Решай быстро» стала международным бестселлером. Канеман и другие ученые обнаружили 188 различных форм когнитивной предвзятости, которые частично связаны или взаимосвязаны. Все они имеют свою причину в склонности мозга ошибаться, когда он вынужден думать быстро, а не спокойно и аналитически. Поспешные суждения часто ошибочны, поскольку мы сильно переоцениваем свои собственные способности принять правильное решение за короткий промежуток времени. Именно такие быстрые, непродуманные вердикты и оценки также лежат в основе проблем, с которыми столкнулись Штефан Райнартц и Йенс Хегелер, и в ответ побудили их разработать свои собственные футбольные данные.
Однако данные сами по себе не обязательно приводят к лучшему анализу. Напротив, цифры могут легко привести к бо́льшей когнитивной предвзятости. Существует огромное искушение выбрать статистику, которая подтверждает ранее существовавшее мнение об игроке, и отвергнуть те, которые представляют противоречивую картину. Менеджеры склонны поступать именно так, когда они порой качают головой, глядя на плохие показатели в единоборствах игрока, которого они уже подозревали в том, что он не выиграл достаточно подкатов, одновременно игнорируя тот факт, что он совершил больше ускорений, чем обычно, чтобы перекрыть возможности паса команды соперника.
Как футбольный болельщик, ты сразу понимаешь, что имел в виду швейцарский писатель Макс Фриш, когда сказал, что «мы примеряем истории, как примеряем одежду». Футбол — это гигантская фабрика повествований, где каждый сезон разворачивается новая серия мыльной оперы под названием «Премьер-лига», «Лига чемпионов» или «Чемпионат мира». У каждого из них есть свой собственный, ненаписанный сюжет, радующий зрителей непредвиденными изгибами и поворотами. Рядовые аутсайдеры поднимаются из глубин отчаяния, чтобы стать героями. У каждого соревнования, лиги и клуба есть своя история. Кто мог не влюбиться в сказку о «Лестер Сити», победителе Премьер-лиги в 2016 году и самом большом аутсайдере в истории английского футбола? И как можно не восхищаться фантастической траекторией карьеры Джейми Варди, деятельного нападающего, который раньше играл за полулюбительскую команду, с электронной меткой под гетрой, будучи приговоренным к домашнему аресту после наступления темноты за нанесение тяжких телесных повреждений?
Но есть и клубы, которые внезапно оказываются в неожиданном кризисе. Именно это случилось с «Кельном» после их возвращения в европейский футбол, и именно поэтому Шмадтке покинул их в конце того же сезона. Афоризм Макса Фриша снова прозвучал правдиво. История упрямого, но блестящего спортивного директора с гениальным чутьем на таланты больше не соответствует внешним обстоятельствам. История «Кельна» теперь рассказывалась совсем иначе — это была история спортивного директора, который стал слишком непримиримым и в процессе потерял свое влияние на трансферном рынке.
Мы понимаем, как работает такое высокоселективное и гибкое повествование, когда речь идет о нас самих. Мы тоже пытаемся объединить множество моментов и единичных жизненных событий в несколько связную историю. Но повествование постоянно развивается. Почти никто не продолжает рассказывать себе ту же автобиографическую историю, которую они рассказывали себе десять лет назад. Другие вопросы приобрели бо́льшее значение по мере того, как мы продвигались дальше по жизненному пути, и в ретроспективе все выглядит совсем иначе. Это не обязательно форма лжи самим себе или умышленного искажения фактов. Существует глубоко укоренившаяся человеческая потребность объединить все в одно всеобъемлющее, кажущееся последовательным повествование. Предвзятость к истории — так социальные психологи называют эту черту характера.
Посмотрите на различные истории, которые разворачиваются, когда тренеры вносят много тактических изменений или ротируют свой состав — или и то, и другое — от одной игры к другой. В случае с Пепом Гвардиолой его высокочастотное вмешательство стало неотъемлемой частью повествования о «гении», восхваляющего тренера, который продолжает расширять границы футбола, как в плане теории, так и на поле. Это позитивное восприятие во многом связано с тем, что команды Гвардиолы выигрывают большинство матчей, в которых они играют. Но могло быть и более банальное объяснение: деньги. Гвардиола до сих пор тренировал либо самые дорогие, либо вторые по стоимости команды в лиге, команды, которые были финансово явно сильнее большинства своих соперников. В Барселоне, Мюнхене и Манчестере в его распоряжении были лучшие игроки. Они в основном выигрывали в годы, предшествовавшие его приходу, и продолжали в основном выигрывать, когда он уходил. Эти команды, вероятно, выиграли бы большинство игр и без каких-либо сложных тактических решений.
Тренеры, которые пытаются быть тактически разносторонними, возглавляя неэлитные клубы, и поэтому довольно часто проигрывают, наоборот, рискуют столкнуться с другой историей. Как эксперты, так и болельщики быстро обвиняют их в «незнании своего лучшего стартового состава» или в «отсутствии индивидуальности». Люди высмеивают их как мастеров своего дела, вечно находящихся в поисках формулы победы, которая продолжает от них ускользать.
До тех пор, пока он сенсационно не выиграл Премьер-лигу с «Лестер Сити», чтобы на короткое время стать гением и получить статую, воздвигнутую по его образу, Клаудио Раньери был известен как один из самых печально известных мастеров-ломастеров. Он выиграл титул, выставляя почти одинаковый стартовый состав в каждой игре за Лис, заигрывав меньшее общее количество игроков в течение сезона, чем большинство других команд в лиге. Но когда его команде пришлось участвовать в матчах Лиги чемпионов в следующем сезоне, он стал ротировать свой состав, чтобы учесть возросшую нагрузку, и неудивительно, что проиграл немного больше игр. Вскоре его снова стали считать слишком перемудрящим. От этого повествования нельзя было убежать. От повествования нельзя убежать, и точка. Люди запрограммированы на то, чтобы придавать смысл вещам, рассказывая истории, даже если это редко бывает самым полезным способом анализа проблем и поиска решений.
Когнитивные предубеждения распространены во всех сферах жизни. На работе, в отношениях или в интерпретации политических событий. Футбол тоже пронизан ими. Так называемая иллюзия кластеризации, если взять другой пример ошибочного мышления, заставляет нас видеть предполагаемые закономерности в накоплении событий. Команда, пропускающая голы со стандартов в двух матчах подряд, сразу же вызывает дискуссию об их слабости при подаче угловых и штрафных ударов. А другая команда, пропустившая несколько голов на последних минутах, безошибочно приводит к тому, что эксперты говорят о физическом состоянии команды. В обоих случаях это действительно могут быть правильные наблюдения, а не простое совпадение. Но нет никакого способа с какой-либо уверенностью узнать это наверняка. Размер выборки просто слишком мал.
Одна из самых популярных когнитивных ошибок в футболе — предвзятое отношение к прошлому. После события люди убеждают себя, что с самого начала знали об исходе. Одна команда неожиданно попадает в зону вылета, другая делает неожиданную заявку на титул. Не нужно много думать: «У меня было предчувствие, что это может случиться». (Это также связано с тем, что мы постоянно переоцениваем нашу собственную способность выносить обоснованные суждения.) Мы всегда знали, что один конкретный игрок добьется успеха! Или нет. Конечно, никто не может быть достаточно смелым, чтобы притвориться, что они предсказали чудо «Лестера» или возвышение Джейми Варди. Но все мы склонны ошибочно считать наши футбольные прогнозы гораздо более точными, чем они были в то время. Вот почему записывать свои прогнозы перед сезоном и проверять их позже — очень полезное упражнение в смирении.
Как игра с небольшим количеством голов, футбол по своей природе порождает единичные события, которые остаются в памяти. В восприятии людей это игра решающих моментов. Мы помним фантастический подкат в последний момент, смертоносный пас и, самое главное, невероятный удар с 25 метров в верхний угол ворот. Эти моменты пересказываются снова и снова, пока не становятся мифологией. Они определяют, как мы видим и понимаем игру.
Но есть одна проблема. Термин «эвристика доступности» описывает ошибочное предположение нашего разума о том, что вещи, которые запоминаются, также важны. Это приводит к тому, что мы несправедливо думаем о некоторых нападающих исключительно в связи с некоторыми громкими промахами, которые мы случайно помним или, возможно, вспоминали о них благодаря социальным сетям, которые снова и снова выкладывают эти кадры. У каждой футбольной культуры есть свои особые воспоминания, которые попадают в категорию «он не забил верняк!». Немцы навсегда запомнят Франка Милля, нападающего дортмундской «Боруссии», который не просто в одиночку пробился к воротам, но и мастерски обыграл голкипера мюнхенской «Баварии» Жан-Мари Пфаффа, а затем с пяти метров при пустых воротах пробил в штангу. В Англии форвард «Ливерпуля» Ронни Розенталь никогда не забудет свой промах в матче с «Астон Виллой». «Моя бабушка забила бы тот гол», — раздается крик.
В высокорезультативных играх, таких как баскетбол или бейсбол, конечно, есть особые моменты, которые определяли чемпионство и, как и следовало ожидать, стали запоминающимися. Но как может один-единственный бросок определить историю заурядного баскетбольного матча, который заканчивается со счетом 102-93? Меньшая важность отдельных событий автоматически делает высокорезультативные игры более структурированными и сложными, чем футбол. В футболе мы фокусируемся на решающих моментах и интерпретируем игру в обратном направлении. Американский спорт так не работает. Статистический анализ там гораздо более распространен.
Можно с полным основанием утверждать, что именно критическая важность отдельных действий делает футбол таким приятным, в частности, для болельщиков. Но возникает проблема, если важные, дорогостоящие решения — о будущем тренера или трансфере игрока — принимаются на основе когнитивных предубеждений; если спортивные директора, тренеры или другие ключевые фигуры предпочитают пробовать разные истории, а не тщательно анализировать ситуацию. Если они думают быстро, а не медленно.
Это особенно верно в отношении матери всех когнитивных ошибок в футболе: так называемой предвзятости результата. Она указывает на нашу неудачную тенденцию интерпретировать суждения, которые берут за отправную точку результат, а не намерения и стратегии тренера. Проще говоря: если результат положительный, мы предполагаем, что его план или решения перед игрой были правильными. Однако, если результат отрицательный, мы быстро приходим к выводу, что его тактика, должно быть, была плохой. Такое мышление особенно распространено в футболе, поскольку каждая игра сопровождается измеряемым простыми числами результатом. Критика действий игроков и тактики менеджера, как правило, гораздо более сурова для проигравшей стороны, чем для тех, кто выиграл. Можно сказать, что это единственно правильно и логично. Но она не учитывала бы следующую, по-настоящему большую проблему, с которой мы сталкиваемся в футболе: зачастую существует большой разрыв между игрой и результатом.
***
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где только переводы книг о футболе.
