51 мин.

Ровно 100 лет назад родился Николай Озеров. Вот большой разговор с его дочерью

374

Об отце, политике и Черенкове.

В июне дочь Николая Озерова Надежда опубликовала в фейсбуке (принадлежит компании, чья деятельность признана экстремистской и запрещена в России) обращение. Ее маме Маргарите Петровне, вдове великого комментатора, требовалась операция на ноге, которая стоила 800 тысяч рублей. Без нее ногу ампутировали бы, а оперировать в районной больнице отказались. Надежда Озерова просила помочь маме, если у кого-то есть такая возможность.

Пост заметил болельщик «Динамо» Кирилл Шулика, опубликовал реквизиты в телеграме и собрал кучу репостов в спортивных каналах. 800 тысяч собрали за три дня. Маргарите Озеровой спасли ногу.

Через неделю после операции Александр Головин приехал на дачу к Озеровым в поселок Загорянский (граничит с подмосковным Королевым). Маргарита Петровна уже передвигалась на своих ногах и благодарила всех, кто переживал за нее и перечислял деньги. А Надежда Озерова рассказала большую и увлекательную историю семьи – от избушки, где ее прадед отпевал покойников (она до сих пор сохранилась на участке), до паломнических поездок с Федором Черенковым.

Гид по местам Озерова: на Проспекте Мира жил во дворе с падчерицей Жаклин Кеннеди и Окуджавой, в Подмосковье сидел на террасе дома 1908 года с Юрием Никулиным

– Папа обожал Загорянку – здесь он жил несколько месяцев в году, сюда возвращался после эфиров, здесь в детстве начинал играть в теннис. В поселке до сих пор сохранилась улица Теннисная, только кортов уже нет, – рассказывает мне Надежда Озерова.

Когда мы с братом были маленькие, программа «Время» заканчивалась в 21:30, папа читал новости спорта и тоже ехал в Загорянку. Мы не хотели спать и встречали его. Тут есть переулок, который мы называли Труба, потому что там лежала труба. Он останавливался у этой трубы и довозил нас. Это был ритуал.

Еще папа рассказывал, что как-то ему надо было сообщить важную новость своей маме, и он шел сюда пешком из Москвы. Всю ночь, 29 километров. Телефонов во время войны не было, а транспорт не ходил.

– Как у семьи появился этот участок?

– Его, 50 соток, купил папин дедушка – отец его мамы Надежды Ивановны Озеровой. Он работал главным врачом Ярославской железной дороги и приобрел здесь землю. Тогда вокруг не было ничего – ни Королева, ни нашего поселка. Только пять других участков и сплошной лес.

Дом построили в 1908 году по проекту архитектора Щусева (автор проектов гостиницы «Москва» на Манежной площади, мавзолея Ленина, станции метро Комсомольская-кольцевая – Sports.ru) – семья общалась с ним. Раньше стиль Щусева было отлично видно: круглое окно под крышей, большие белые колонны, от террасы шла огромная лестница, которая уходила в лес. Потом она сгнила, пока восстановить ее пока не получилось. Крышу тоже подняли – так что в современном виде это уже не Щусев.

В Загорянке мы жили с апреля по сентябрь-октябрь. Тут всегда было весело и интересно, чистый воздух. Папа, например, спал на улице. На террасе, на которой мы сидим, стояла тахта, летали комары и слепни, но он любил тут лежать. Днем собирались гости, стоял стол. Киношники сказали (Озерова сдает часть дома под съемки сериала для телеканала «Культура» – Sports.ru), что в Подмосковье нет таких террас в деревенском доме.

Вот эти балясины, кстати, оригинальные. Киношники нашли их под домом, ошкурили, покрасили и поставили.

– Кроме вашего отца, в поселке были знаменитые жители?

– Загорянка находится на границе с Валентиновкой – тоже известным местом. Там жили актеры Малого театра. Например, Юрий Никулин, который всегда приходил к папе, и они сидели на этой террасе. Еще Калягин, Ефремов, Макаревич, Караченцов, даже Валерий Леонтьев.

А видите второй дом? Он тоже на нашем участке, там была церковь Преображения Господня.

– Как это?

– Папин дедушка – уже другой, по линии папы, оперного певца (отец Озерова Николай Николаевич с 1919-го по 1946 год был солистом Большого театра – Sports.ru), был священником. Протоирей Николай Степанович Озеров из Рязанской губернии. Когда после Революции начались гонения на церковь, он сидел в Бутырской тюрьме. Это я узнала в архиве, в семье никто не рассказывал, тему вообще не обсуждали. Видимо, боялись.

Дачные старожилы вспоминали, что после тюрьмы – в конце 1920-х – начале 1930-х – Николай Степанович жил в Загорянке, служил в этом доме как в катакомбной церкви. То есть люди приходили к нему на службу. Рядом была колокольня, звенели колокола.

В лесу за домом-церковью до сих пор стоит маленькая избушка. Она называлась «мертвецкая». Туда со всей округи привозили покойников, и прадед отпевал их.

– Вы выяснили, что стало с прадедом?

– Его координаты теряются, хотя я писала в КГБ, в архивы. Его точно забрали, а что дальше и когда – непонятно.

У папы из-за этого как-то была история. Его вызвали в КГБ и спросили: «А почему вы скрыли, что ваш дед был священником?» – «Я ничего не скрывал, меня просто никто не спрашивал». Но почему-то в семье тема считалась табу.

При этом папа никогда не состоял в партии. Он говорил: «Я не могу сидеть на этих собраниях». Да его и не звали. Наверное, из-за происхождения: папина мама Надежда Ивановна – из дворянских кровей. Из рязанского рода Левицких, меня назвали в честь нее. Там род идет от 14 века, от великого князя Литовского Гедеминаса. У меня даже есть древо, которое бабушка пыталась сохранить для потомков. Я дружу с Кириллом Набутовым, он обожает такие вещи, тоже во всем копается. Когда езжу в Грузию, фотографию ему его фамильную деревню.

– Вы уже много раз сказали про папину маму.

– В семье все держалось на ней. У них были такие отношения… Если бы папа выбрал жену, и мама сказала, что невеста ей не нравится, все бы закончилось. Мать была для него всем. При этом со своим мужем она вела себя не так: когда он готовился к оперным спектаклям в Большом театре, все ходили по дому на цыпочках. Нельзя было слова сказать.

Надежда Ивановна воспитала двух известных сыновей, папин брат – известный режиссер Юрий Озеров (снял киноэпопею «Освобождение» о Великой Отечественной войне – Sports.ru). Они так друг друга обожали! Каждый день созванивались и до 1975 года даже жили в одной квартире на Садовом. Мама с папой, дядя с женой, бабушка и я с братом. Одним кланом.

Юрий Озеров на съемках 

Разъехались, когда бабушке стало тяжело ходить на костылях. Ее приходилось поднимать на третий этаж. В один момент папа пошел просить другую квартиру – ее дали в доме №16 по Астраханскому переулку, недалеко от Проспект Мира. На Садовом забрали – там дали.

В Астраханском мы поселились в доме, где 90% квартир принадлежало союзу писателей. В подъезде 16 квартир – и все известные писатели: Леонид Зорин, Давид Самойлов, Юрий Левитанский, Владимир Костров, Феликс Кузнецов, Проскурин, Леонов. Папа со всеми был в хороших отношениях, мы всех знали. Сейчас квартиры, конечно, распродали.

Кстати, соседний дом – №14 по Протопоповскому переулку – тоже известный. В нем живет Анна Дмитриева, причем в квартире Луиса Корвалана (председатель компартии Чили, свергнутый Пиночетом в результате госпереворота – Sports.ru).

– Вау! Я был у нее дома, но она ничего не рассказывала.

– Когда Корвалана обменяли на диссидента Буковского, ему дали эту квартиру на седьмом этаже. Окна в окна с нами. Его дочки учились в моей школе.

В другом доме – №16 по Протопоповскому – жила Кристина Онассис (дочь греческого судостроителя и миллиардера Аристотеля Онассиса, второго мужа Жаклин Кеннеди – Sports.ru). Она вышла замуж за русского, я тогда учились в первом классе.

Когда Кристина приехала, сказала: «Давайте я заплачу государству два миллиона, и вы уберете соседний дом, потому что он портит мне вид?» Говорила так про дом Анны Владимировны. Еще в первую ночь у нее сняли колпаки на «Мерседесе». Но вместе с мужем они жили недолго – чуть больше года.

Дом Анны Дмитриевой (справа) и Кристины Онассис 

– Немыслимо. У ее отца была огромная яхта и остров, а она жила на Проспекте Мира.

– А над нами жил поэт Николаев. Его зять – отец Владимир Вигилянский – сначала работал журналистом «Огонька», а потом стал священником и пресс-секретарем патриарха Алексия II. В доме Кристины Онассис жил Окуджава.

Это один двор, один мирок, там все разгуливали. Например, писатель Олег Волков, который отсидел 27 лет в лагерях. Он из князей Голицыных, долго прожил, а умер так: гулял с собакой, провалился в колодец, и после этого сдал (Волков умер в 1996 году в возрасте 96 лет – Sports.ru). Как-то встретил меня с тетей: «Дворяне все проиграли в 1917 году». Хотя какие мы дворяне, папа никогда этим не кичился.

– Возвращаясь к отношениям папы и его брата…

– Про это тоже есть история. Когда их мама оставила наследство, то сказала, что дом делит пополам: половина – дяде, половина – папе. Но дядя подарил свою половину папе. Не детям, а брату. Он сказал: «У тебя дети, зачем они будут делить?» И переехал в соседний дом, где до этого была церковь. Но семья дяди жила в нем всего два лета. Он все время находился к экспедициях, снимал «Освобождение».

– У дяди остались дети?

– Два сына. Один – военный переводчик, долго работал в Индии. Второй – преподает на ВМК (факультет вычислительной математики и кибернетики) в МГУ, он доктор математических и технических наук. Ему за 70 лет, он взял фамилию своего деда – Сухомлин. А его сын, то есть мой племянник, был журналистом и блогером под псевдонимом Кливер. Такой, патриотических взглядов. Во время чеченской войны делал сайт Чечня.ру, потом – Сербия.ру. Когда я ходила на митинги, видела, как люди даже шли с его лицом на плакатах.

Он погиб в 2003 году – до смерти забили менты. Скорее всего, влез в финансирование войны как хакер. Было громкое дело, о нем писали в «МК». Исполнителей нашли, они отсидели. А заказчиков так и не нашли. Хотя мы приблизительно понимаем, кто это сделал. 

Озеров одинаково относился к рабочему и министру и помогал всем: вернул Перетурина на Первый канал, пробил для Яшина звание героя соцтруда, детей дворника устроил в детский сад

– Почти всю жизнь отец прожил в Советском Союзе – сложной стране для свободных людей. Как он воспринимал то время?

– Сейчас трудно сказать, но знаю одно: он очень хорошо принял новое время, в отличие от моего дяди. Когда началась перестройка, многие люди себя потеряли. Они не знали, куда деться. Папа отлично приспособился, принял новое время как данность.

Перестройка и девяностые стали для него временем открытий. Ему приходилось учиться, а это он любил в любом возрасте. Ему нравилось узнавать интересное в разных областях. Он не говорил: «Я все знаю». Он до старости узнавал новое, был подвижный, несмотря на болезнь. Полный физически, но легкий на подъем.

Когда он ушел с ТВ в 1987-м, начал ездить по стране с рассказами и концертами – так зарабатывал деньги. Потом к нему пришел легкоатлет Петр Болотников (олимпийский чемпион-1960 в беге на 10 тысяч метров – Sports.ru) и перестроечный экономист Станислав Шаталин, фанат «Спартака». Они решили восстанавливать общество «Спартак». Думаю, что это было невозможно при рыночной экономике, но папа хотел, чтобы все виды спорта были под одним обществом. Последние годы постоянно думал об этом, даже организовал «Кубок Спартака» по танцам.

Видели, что при въезде на нашу улицу слева есть мемориальная доска в честь отца? Когда ее открывали, мне звонил начальник отдела спорта Щелковского района: «Зачем открывать доску? Мы можем сделать это позже, когда будет 100-летие «Спартака» – «Какое 100-летие «Спартака»?»

Я разговаривала с дочкой Старостина. Она тоже говорит, что день рождения «Спартака» – 19 апреля 1935 года. Николай Петрович и все это подтверждали. Хотя пусть отмечают: чем больше праздников, тем лучше.

Но это отступление. Про папу… Для папы «Спартак» был всем. Когда перед смертью я отвозила его в реанимацию, врачи думали, что помогут ему. Что он не уйдет 2 июня (1997 года – Sports.ru), потому что ему стало лучше. И когда стало лучше, он сразу взял телефон и позвонил не семье, а заму – Анне Борисовне Алешиной. Последние его слова ей: «Все надо делать вовремя».

Я запомнила их, потому что мы каждый раз: «А, потом». А дальше время уходит. Взять эту доску – ее подписал губернатор Московской области Тяжлов еще в 1999 году. Когда папа умер, он постановил открыть доску и переименовать улицу в улицу Озерова. Раньше она называлась улицей Энгельса. Но открыли доску только 2 июня 2022 года.

– Папа принимал новое время, а были моменты, которые не понимал?

– Он ничего не соображал в экономике. Тогда было время рэкета. К нему приходили люди, разговаривали, что-то стали обсуждать по поводу денег. Он говорит: «Ой, спасибо, вы нам хотите помочь?» А они наоборот хотели с него взять.

Или Лужков ему говорил: «Николай Николаич, оформите на себя здание «Спартака» на Озерковской набережной». Если бы он оформил, мы бы сейчас деньги на операцию не просили. Представляете, в центре Москвы! Но папа сказал: «Как? Это «Спартак». Я же не вор». При этом все, кто был с Лужковым, приватизировали все что можно. 

Да и общество «Спартак» теперь живет за счет того, что сдает это помещение. У них есть еще одно здание – в Малом Толмачевском переулке. Раньше там было ВДФСО «Профсоюзов», папа как-то выбил его для «Спартака». Что со зданием сейчас – не знаю.

Помню момент, как «Спартак» заработал какие-то деньги, папа всех собрал: «Как будем распределять?» Типичный русский начальник разве приглашает по таким вопросам подчиненных? Но хорошо, что папа так делал. Он пытался воплотить утопию, но зато он нормальный человек, который не воровал. Сами видите, как мы живем: в бабушкином доме. Нам не стыдно перед людьми. То, что произошло с мамой, лишний раз показало: есть огромный пласт людей, который помнит отца.

Я думаю, что все возвращается. Его хорошее отношение ко всем вокруг, то, что он очень любил людей. Он со всеми мог найти общий язык – от дворника до министра. Например, был такой замминистра культуры Василий Кухарский. Он еще был женат на маме Стаса Намина. Фронтовик, ходил с папой на все футболы, помогал папе. В один момент его убрали. Как только убрали, папа начал общаться с ним еще больше. Он говорил: «Как же так? Что, человек теперь никому не нужен?» То есть в тяжелые моменты начинал сильнее поддерживать людей.

В нем сидела доброта, он чутко относился к людям. Например, лет в 17 мой брат играл в теннис с другом. В один момент друга привлекли за то, что во время кражи он стоял на шухере. Посадили в тюрьму на несколько лет. Его родители приходили к папе, просили помочь. Папа пошел к прокурору, потом – к судьям, и сказал, что берет его на поруки. И парня отпустили. Его семья и он сам до сих пор звонят из Германии – даже моей маме. Они помнят добро, которое папа сделал для незнакомого человека.

Или, например, он дружил с дворником Камилом. Тоже постоянно помогал ему, устраивал детей в детский сад.

Кто ни обращался – всем помогал, потому что все записывал. Говорил мне: «Ты ничего не помнишь, записывай». Я теперь тоже все записываю.

– Дмитриева рассказывала про его маленькие записные книжечки.

– Да, блокнотик. Если что-то сегодня не делал, переписывал на следующий день. И в этом блокноте были не спортивные заметки, а что и кому нужно сделать. Куда-то сходить, что-то попросить. У него была такая харизма, что ему никто не мог отказать.

Анна Борисовна Алешина рассказывала, как он звонил на завод, ему отвечали: «Да-да, Николай Николаич». Он говорил: «Анна Борисовна, занимайтесь этим. Этот человек сказал, что поможет». Она приезжала, а ей уже говорили: «Нет» – «А почему вы Озерову так не ответили?» – «А мы не можем ему так сказать».

Может, это какой-то актерский дар, но он знал, как общаться с людьми. Он рассказывал, как брал с собой на стадион 10 студентов, с которыми вместе учился, и говорил: «Делегация, делегация, делегация». И всех пропускали бесплатно. Поэтому ни один чиновник не мог ему отказать.

Взять то, как он пробил звание Героя социалистического труда для Яшина за 13 дней до смерти Льва Ивановича. «Динамо» не могло пробить, а папа смог. Он действовал через Раису Максимовну Горбачеву. Вечером ей передали письмо от папы, а утром Яшину уже присвоили звание.

Или история с тем, как к нам приезжал Бадри Патаркацишвили – партнер Березовского, который возглавлял Первый канал. Почему я помню его: к папе пришел Перетурин и сказал, что закрыли «Футбольное обозрение». «Помогите». Папа позвонил Бадри и сказал: «Можно я приду к вам на прием?» – «Николай Николаич, зачем? Я к вам сам могу прийти».

Утром я вышла гулять с собакой, на каждом этаже стоит мужик. Кого так охраняют? Оказывается, приехал Бадри. Подарил папе часы с эмблемой «ОРТ» и сказал: «Что хотите – сделаем». На следующий день «Футбольное обозрение» с Перетуриным снова было в эфире. Хотя папа уже давно не работал на ТВ, а там сменилась власть.

У отца вообще не было друзей из сильных мира сего – тех, кто принимает решения. Он очень дружил только с Лапиным (председатель Гостелерадио с 1970-го по 1985 год – Sports.ru). Один раз я даже приходила к нему в гости лет в семь-восемь. У него была фантастическая библиотека, он привозил поэтов, которых не издавали в Союзе, и давал читать маме.

Говорили, что папу любил Брежнев, но они не знакомы. Может, просто раскланивались. При Брежневе папу вообще хотели посадить. Он тогда ездил во Францию и встретил своего учителя по теннису – Анри Коше (в 1920-х – 1930-х выиграл 15 турниров «Большого шлема», один из «четырех мушкетеров» французского тенниса – Sports.ru). Задолго до этого Коше приезжал в Москву, проводил теннисный мастер-класс, и папа в 10 лет с ним занимался. Коше сказал: «Из этого толстяка выйдет толк».

После войны пустили слух, что Коше помогал фашистам. Но когда папа с ним встретился во Франции, он что, знал об этом? В стране ведь не было никакой информации. Он просто встретил учителя. Когда вернулся в Союз, начались неприятности. Спас наш сосед, политический обозреватель Валентин Зорин. Он раскопал все про Коше – про то, что он участвовал в сопротивлении, а не работал на фашистов. Отдал информацию наверх, и проблемы закончились.

– Вы сказали, что у папы не было элитных друзей, кроме Лапина. А кто его друзья?

– В основном – спортсмены и актеры. С институтскими друзьями по ГИТИСу они каждый год собирались у нас дома, на встречу приезжали люди из разных концов страны. Приходил и Анатолий Папанов, и Андрей Саныч Гончаров, который возглавлял театр Маяковского. И отмечали 5 декабря – день фронтовой бригады.

Запомнила Юрия Владимировича Никулина. Он был добрый, ласковый, отношение к людям – как у отца. Спортивный фанат, любил животных,. У него были собаки – ризеншнауцеры. Они собирались с папой на терасске: тут стоял стол, мама приносила чай, пирожки.

Дружил с Николаем Афанасьевичем Крючковым (актер театра и кино, снимался в фильмах «Свинарка и пастух», «Гусарская баллада», «Осенний марафон – Sports.ru). Крючков все время ходил с нами на хоккей, его зять – хоккеист Александров. Помню, как в Киев с ним ездили, ходили по рынку, ему всё и все давали бесплатно. Такая популярность!

Никиту Симоняна папа помнил еще мальчишкой. Они общались, а теперь Симонян на день рождения собирал всех старых футболистов и почему-то пригласил меня. Мы сидели в ресторане, он сказал: «Теперь будем так каждый год отмечать». Это в 96 лет!

Папа, кстати, хорошо играл в футбол, выступал за дубль «Спартака». Андрей Петрович Старостин ему бутсы дарил, но теннис перетянул. С Андреем Петровичем они тоже дружили, а мы дружим с Катей Старостиной – внучкой. Она тоже помогла маме, отправила деньги. Ее муж – американец, но живут они в России.

Три больших папиных друга руководили театрами. Александр Петрович Левинский – директор театра Сатиры. Дядя Миша Шерман работал в театре в Киеве. Матвей Абрамович Ошеровский возглавлял театр оперетты в Одессе. Он вообще считался третьим братом Озеровых. Когда его родителей арестовали, наша бабушка взяла его жить. Он ночевал у нас на диване.

– Как папа переживал бы последние события на Украине?

– Очень тяжело. Там у него было много друзей. Его последняя поездка – круиз по Черному морю вместе с ветеранами «Спартака». В Одессе их встречал Буряк и весь «Черноморец». Папа после этого часто повторял: «Какой прием они устроили нам, спартаковцам!»

Помню, как в 1989-м мы с папой и Яшиным ездили на проводы Олега Блохина. Это была фантастика. Все «Динамо» отказалось участвовать в мероприятии, в итоге его провожали Грузия и Россия. Действие проходило в концертном зале, артисты чествовали Блохина. На следующий день он играл прощальный матч против сборной мира.

– Почему «Динамо» отказалось?

– Игроки сказали, что у них тренировка. А вообще – потому что зависть. Обычно дело.

Папа ежегодно устраивал мероприятие в кинотеатре «Варшава» (на Войковской – Sports.ru) перед хоккейным турниром на приз «Известий». Очень хорошие концерты для команд, в которых участвовали артисты, начиная от Райкина. В один такой раз устроил проводы Бориса Михайлова. И игроки ЦСКА сказали: «Мы не придем, у нас тренировка». Согласились только Харламов и Петров, партнеры Михайлова по тройке. Но папа позвонил Тихонову и сказал: «Будь любезен всех собрать и приехать». Они приехали, правда, ко второму отделению.

Папа всегда хотел устроить людям праздник. Он часто делал вечера, посвященные спортсменам. После Михайлова организовывал вечер Каспарова, когда тот стал чемпионом мира. То есть работал еще как антрепренер. Сейчас бы сказали, что продюсер. Причем на проводах люди выступали бесплатно. Никаких денег.

На подобные концерты папа приглашал не только известных, но и начинающих артистов. Например, в 12 лет я впервые увидела у нас дома Мишу Евдокимова (актер, юморист, в 2004 году стал губернатором Алтайского края, погиб в автокатастрофе в 2005 году – Sports.ru). Кто его познакомил с папой – не знаю, но они дружили. Миша постоянно приходил к нам домой, папа приглашал его на концерты, раскручивал. А еще Миша фанат футбола, поэтому мы вместе ходили на футбол.

В ответ Евдокимов настолько трепетно относился к отцу – даже после его смерти. Например, звонил: «Я на кладбище съездил». Вроде сама не ходишь, а тут незнакомый человек ходит.

Папа давал продвижение Хазанову. Да даже Яшину. Валентина Тимофеевна много раз говорила: «Яшина сделал Озеров. Если бы он не говорил о Леве в каждой программе, его бы не было». Папа везде говорил, что Лев Иванович – его любимый спортсмен. Даже когда у Яшина начались неприятности, он писал о нем в газетах. Работал как пиарщик.

Когда Яшин умер, Валентина Тимофеевна отдала папе его костыли. Он ходил на них и гордился: «Яшинские!» Очень любил его.

Анна Владимировна рассказывала, что у них с папой было замечательное слово – «ОВВ». Я думала, что это «общество взаимной выручки». На самом деле – «общество взаимного восхищения». Как я понимаю, папа создал как бы масонскую ложу еще с театральных времен. Например, человек приходил в театр, говорил «ОВВ», и ему сразу давали билеты. Надо устроить ребенка в школу – говорил «ОВВ», его пристраивали.

Мне, наверное, повезло, потому что других отношений внутри семьи и между людьми я себе не представляю. Папа нас с братом безумно любил, потому что мы поздние дети. Когда мы родились, маме было 37 лет, а папе – 47 лет. И я всегда измеряю жизнь по нему: «А что бы он сказал? А как отреагировал?» Он постоянно говорил: «Как ты будешь жить? Ты же никому даже позвонить не можешь, ничего попросить не можешь». Но ничего, как-то живу, сама не зная, как. Была тихая и скромная, а теперь приходится...

Вообще, я не люблю интервью и внимание. Мне всегда хотелось спрятаться. Папа с детства меня везде таскал, потому что я больной человек – проблемы с почками. Меня некуда было девать, и на меня показывали пальцем: «Это дочка Озерова». Из-за этого хотелось залезть под стол, чтобы никто не видел.

Со временем это прошло. Теперь у меня гипертрофированное чувство ответственности. Я друзей не могу бросить, а они сейчас все сидят в тюрьмах и изоляторах. Все время посылки им передаю. Когда началось «Московское дело», я многим помогала. Работала на выборах с Яшиным (признан иноагентом на территории РФ – Sports.ru) в 2019 году. Выходила с пикетами к мэрии.

Сейчас уже не выхожу. Понимаю: если меня посадят, кто будет за мамой следить? Есть приоритеты, я больше не выступаю. Кстати, думаю, папа меня в этом вопросе поддержал бы. Он меня всегда поддерживал.

– Он бы не сказал: «Как же можно идти против власти?»?

– Нет. Он говорил: «Мне главное, чтобы ты была счастливой».

Я не думаю, что они с мамой нас воспитывали. Они просто показывали своим примером, как нужно жить.

Сына Озерова осудили по фейковому делу о взятке – и это просто безумная история

– Когда вы заинтересовались политикой?

– В целом я всегда ходила на митинги – с 1989 года. Перестройка, Сахаров, миллионные демонстрации… Но дальше произошла дикая история с моим братом. Он работал главой поселения в Загорянке. Мы мало общались, потому что он жил здесь, а мы – в Москве. Как-то мне звонят: «Брата арестовали за взятку в особо крупном размере – шесть миллионов». И началась ужасная жизнь.

Сын Николая Озерова

Я сразу впряглась в это дело. Первое, что сделала – продала машину, заплатила адвокатам. Сейчас думаю: «Зачем?» Адвокаты в нашей стране ничего не решают. Но я не знала, с чего начать, я девочка с музыкальным образованием. Сейчас-то разбираюсь, окончила школу общественного защитника. А тогда звонила всем, кому могла – тому же Хазанову. Почти все отказали. Единственные, кто помогли, – Кобзон, Тарпищев, Тайванчик и Наина Иосифовна Ельцина.

Первые четыре месяца брат сидел в СИЗО Зеленограда с экономическими преступниками. Когда избрали меру пресечения, я начала рыдать. Приехала передать посылку, а уже вечер, посылки передают в определенные дни днем. Но вдруг полицейский говорит: «Проходите». Я рыдаю, жить не хочется, а, оказывается, к брату там хорошо относятся. Я потом по Илье Яшину (признан иноагентом на территории РФ – Sports.ru) поняла это – его любят все полицейские. Они работают на систему, а отношение все равно человеческое. Есть отморозки, но в основном – нормальные. И брат в ответ тоже относился к ним нормально. В СИЗО не работала канализация. Так он сам вызвал человека из Щелково, чтобы ее починили.

Через четыре месяца СИЗО заменили на домашний арест. Такого почти не бывает по особо тяжкой статье, но с братом случилось. На заседание приехал адвокат Падва (участвовал в ряде громких процессов, был защитником семьи Бориса Пастернака, Андрея Сахарова, криминального авторитета Япончика – Sports.ru), который в 80 лет выступил, а нам сказал: «Ни про какие деньги слышать не хочу. Я делаю это из уважения к вашему отцу». В этот момент появилась надежда, что мы докажем правду в суде, потому что дело – полная фабрикация.

– Что было дальше?

– Три года домашнего ареста здесь, в Загорянке. Это тоже такая профанация. Приезжали девочки, которые следят за браслетом. Расписывались на наделю вперед, что они как бы проверяли. А сами говорили: «Ой, у нас дети».

Сейчас уже спокойно вспоминаю, а тогда был кошмар. У нас проходили обыски. Помню, как мы нашли жучок под портретом Николая Афанасьевича Крючкова. Хотя чего у нас искать? У нас счетов не было, даже сберегательных книжек. Мы жили на зарплату.

Следователи приезжали определенного склада. Молодой парень увидел портрет папы: «Это что, Брежнев?» Жена брата отвечает: «Это Николай Николаевич Озеров» – «Че ты гонишь? Озеров у нас в СК сидит».

В общем, когда я во все это влезла, я стала ярой противницей власти. Поняла, что происходит и что нужна только люстрация. Без нее ничего никогда не изменится. Чтобы человека выпустили или посадил, носятся чемоданы денег. А в Подмосковных судах все просто зависят от местной власти.

Начальник Щелковского суда – тогда была Тюшляева – за счет руководства района построила себе трехэтажный особняк. И это повсеместно. Все, что пишет Навальный, – это правда. Можно под любого копать.

– Если дело сфабрикованно, то за что с братом так поступили?  

– Он противостоял застройке полей. Без него администрация не могла подписать ни одного постановления. Вокруг Щелково раньше были огромные поля сельхозназначения. Определенные люди начали скупать паи и застраивать. Разрешения должна подписывать администрация. Брат отказывался. Им оказалось легче убрать неугодного главу, и они совершили провокацию – подкинули взятку. Причем это пытался сделать знакомый, которого мы хорошо знали. Видимо, его зацепили за какие-то дела и использовали. Но он пришел к брату и ничего не дал. Нервничал дико. Но даже без доказательств брата осудили. А на следующий день после его ареста его зам подписала все разрешения на строительство.

Такая ситуация с полями происходит по всей стране. Поля застраивают, потом с людей даже требуют деньги за въезд в поселок. Или у собственников нет разрешения на участки, а их уже продают.

Есть старая статья «Страна посаженных мэров». Вы не представляете, сколько глав поселений сидят по всей стране. С двумя я даже в пикетах познакомилась, они приехали в Москву искать правду.

– Тех, кто выступил против брата, до сих пор не посадили?

– Только одного недавно – Барченков, мафия из Щелковского района. В районе он скупил все.

– Я знаю его. Все поля вокруг моей дачи сейчас тоже застраивают, потому что раньше это были совхозные земли, которые контролировал Барченков. Когда его посадили, земли перевели на жену, изменили категории и распродали, чтобы вывести деньги. Теперь вместо полей и лесов – коттеджные поселки.

– В том числе против него боролся брат. В итоге осудили и брата, и через много лет Барченкова (Барченкова осудили не за махинации с землей, а за мошенничество при строительстве отеля и отмывании денег – Sports.ru).

– Сколько лет дали брату?

– Восемь. Еще на нем висит штраф – 360 миллионов рублей. Сначала вообще арестовали этот дом и квартиру. Я судилась, сказала: «Это мое имущество, я тут при чем?»

– Брат уже вышел?

– Он вообще не сидел.

Как все было: под домашним арестом брата оперировали в Боткинской больнице – возникли проблемы с желчным пузырем. В этот же момент проходил суд. Без него. Там ему дали восемь лет.

Когда врач из больницы позвонил и попросил снять браслет на время операции, они ответили: «Ой, у нас бензина нет». Тогда он кусачками перегрыз браслет. И все равно никто не приехал. Или, например, я возила брата в суд на своей машине. Человека по особо тяжкой статье, по которой светит до 15 лет тюрьмы. А у них опять не было бензина. Человек под такой статьей, а он никому не нужен. Как и все в нашей стране.

После больницы мы вернулись в Загорянку, собрали вещи. Никто не приехал. На следующий день пришли люди из ФСИН: «Вы нам больше не принадлежите, браслет забираем». Сидим дальше – две недели, три недели.

Когда про ситуацию написала Ева Меркачева из «МК», началось какое-то шевеление. Но брат к тому моменту уже уехал. Нормальный человек не пойдет в тюрьму на такой срок, только Навальный приехал.

С тех пор брата никто не ищет. Первое время только искали, приходили с обысками, вызывали меня на допросы.

– Брат уже не должен сидеть?

– Должен. Но это тяжелый момент.

– Вы сказали, что вам помог Кобзон. Как?

– Он сказал: «Нам все-таки удалось вытащить его из СИЗО». Я не знаю, каким образом, но после четырех месяцев брата действительно отправили под домашний арест.

Кстати, встреча с Кобзоном меня поразила. Было ощущение, что я попала в Коза ностру, пришла к сильному мира сего. Когда он общался с папой, все было нормально. Когда пришла я, он сидел на стуле, а три девушки из Донецка делали ему маникюр в офисе в гостинице «Пекин» (рядом с ней случилась драка Кокорина, Мамаева и его друзей с водителем телеведущей – Sports.ru). И я такая перед ним: с трясущими руками пришла просить за брата.

Еще он сказал: «Если бы сейчас у власти был Лужков, у нас бы не было проблем». Но Лужкова уже убрали.

– Какая помощь поступила от Тайванчика?

– Он решил вопрос, когда у брата начались проблемы в СИЗО. Его пытались развести на деньги, а вымогателя звали Мага Грозный. Тайванчик звонил, чтобы от брата отстали. И все действительно затихло.

Еще интересный момент. У меня подруга занимается русским шансоном. Возит в тюрьмы артистов как продюсер. Когда она узнала, что все произошло, она сказала: «Сейчас мы в этом СИЗО сделаем концертик». В итоге сотрудники напились так, что все оказалось открыто. Моя мама, которой следователь запрещал свидания с сыном, спокойно прошла в СИЗО. Следователь об этом вообще не узнал.

– Еще вы вспомнили про Тарпищева.  

– Он ходил к начальнику следственного комитета Москвы. Сначала ведь с нас требовали деньги. Сказали: «Восемь миллионов – и его завтра отпустят». Самое главное в таких делах – не довести до суда.

Тарпищев вообще папу любил. Например, он сделал огромную академию тенниса в Рязани и назвал ее в честь Озерова. И это было именно тогда, когда посадили моего брата. Он не побоялся. Теперь там проходят два турнира имени папы.

С ТВЦ, где я долго работала, получилось наоборот. Там прекрасное руководство, но, когда у папы был прошлый юбилей в 2012-м, они отказались ставить фильм о нем и вообще упоминать, потому что случилась история с братом. Получается, сын за отца отвечает.

– Откуда у Тарпищева такая любовь к отцу?

– Папа подсказал ему идею стать тренером. Как-то Шамиль пришел к нему и сказал, что больше не хочет играть. Папа был председателем федерации тенниса Москвы и сказал: «Давай ко мне, тренером».

Другой момент: папа играл в паре с Ниной Сергеевной Тепляковой. Ее ученицы – Анна Дмитриева, Света Чернева и Оля Зайцева. Тарпищев ухаживал за этой Олей, а она жила в нашем доме. Но в итоге ему не разрешили на ней жениться из-за религии.

Черенков – любимый футболист Озерова, с ним дружила и Надежда. Он спал в гробу, верил в бога и погиб, потому что никого не оказалось рядом

– Когда я проходил мимо вашей машины, вы сказали, что раньше на ней ездил Черенков. Это как?

– Мы с Федей дружили, я знаю его с 1988 года. Когда он ушел, его жена Ира подарила мне его машину. С тех пор меня даже просили продать ее на аукционе, потому что в ПТС написано «Черенков Федор Федорович». Но я никогда не продам.

Она почти новая, потому что он не ездил на ней. Может, месяца три-четыре. А я езжу и такой кайф ловлю. 2500 километров в Грузию – наслаждение. Особенно – по серпантину.

– Как вы познакомились с Черенковым?

– Сначала – потому что он был любимым футболистом папы. Папа снимал о нем много сюжетов, Федя приходил к нам домой. Он был очень простым, они нашли общий язык.

Потом я со «Спартаком» стала ездить по загранице. Старостин сказал: «Пока мир открыт, надо ездить». И разрешил брать в поездки жен и знакомых. По одному человеку от футболистов и одному – вместо папы. Брату было пофигу, поэтому ездила я.

Первая поездка случилась в Неаполь в 1990-м. Мы с женами жили в Сорренто, футболисты – в другом месте. Федя еще тогда меня поразил. Он брал не жену, а родного брата. Говорил: «Брату ведь тоже интересно».

После Италии ездили в Марсель, в Грецию, где фанаты АЕКа бросали в нас монетами. Помню, как футболисты скупали все, потому что в России ничего не было, и запихивали покупки в автобус. Федя с братом купил мебель – ее тоже запихнули в автобус. Один раз он даже не смог тронуться.

Еще со «Спартаком» постоянно летали какие-то бизнесмены – в 90-х деньги из России вывозили чемоданами. Случались моменты, когда вместо «Шереметьево» мы приземлялись в «Домодедово». Он не был международным аэропортом, поэтому мы выходили и шли по полю. Никто не проверял паспорта, не досматривал. Вывозить и привозить можно было все.

– Какая поездка с Черенковым особенно запомнилась? 

– В Голландии мы с Федей ходили в музей Рубенса – его очень интересовало искусство. Он даже посещал консерваторию, любил Андрея Гугнина (пианист, лауреат множества международных конкурсов и фестивалей – Sports.ru) говорил, что это талант, за ним будущее. А теперь Гугнин действительно везде выступает.

В 1993-м мы летали в Монте-Карло, а жили в Ницце. Федя тогда принес в номер бутылку розового «Мартини» – я впервые его видела. Этот момент вроде обычный, но и показательный, что в Феде не было жадности. Он был внимателен к людям, абсолютно доступный.

Сейчас мы дружим с его второй и последней женой Ирой. Последние годы ей приходилось трудно – у него была тяжелая болезнь. Шизофрения. Она открылась, когда Феде исполнилось 24 года. А тяжело потому, что в России в основном карательная психиатрия. Когда Федя попадал в больницу, ему кололи галоперидол (сильнодействующий препарат, который используют в психиатрии и который ведет к множеству побочных эффектов – Sports.ru). Плюс у нас до сих пор подвязывают и током бьют. Ты не знаешь, каким овощем выйдешь из больницы.

Поэтому Федя отказывался от помощи и творил чудеса: без ботинок выходил зимой и шел по Ленинскому проспекту, ему чудились голоса. Последнее время он звонил мне и наезжал, что я сводница, знакомила жену с кем-то.

Он жил в своем мире. Жалко его было – ужасно. И не знали, как помочь. В конце Ира сказала: «Живи один, я буду приносить тебе еду».

– Есть версия, что шизофрения случилась от нагрузок.

– Такого не бывает. Я думаю, что это генетическое.

Несмотря на болезнь, Федя был тихим, спокойным человеком. Он сам ездил к батюшке – отцу Сергию Вишневскому в село Флоровское Ярославской области. Там венчался с Ирой – сам этого захотел. Из гостей была одна женщина и я, больше никого. Я пела на венчании.

До этого брат [Черенкова] отправил его к какому-то старцу Иоанникию в Ивановскую область, хотя я считаю, что у нас нет старцев. Все – лжестарцы. Федя потом рассказывал такие ужасы: как работал там трудником и спал в гробу. Я спрашивала: «Зачем?» – «Так смиряют. Мы спали в гробу прямо в храме». Говорил, что их заставляли всегда думать о смерти. Это же секта какая-то. Но хорошо, что он сам оттуда ушел – пробыл полгода и сбежал.  

Для меня христианство – это все-таки о любви. Я не понимаю нашего: запугать, ты самый черный, самый грязный. Это извращение под нашу культуру и суеверия. Русские вообще суеверные. С одной стороны, мы покупаем квартиру и кота в нее запускаем. С другой – освещаем. А потом еще обмываем.

– «Спартак» пытался помочь Черенкову?

– Да, но он не поддавался. Говорил, что все нормально. Хотя иногда жаловался: «У меня депрессия».

Повар «Спартака» рассказывала мне, как это было: сидит, в одну точку смотрит. Потом попьет рисполепт (антипсихотическое средство – Sports.ru) – вроде нормально становиться.

Он и погиб потому, что никто ему не помог.

– Погиб?

– В том смысле, что он был один. Болел, таблетки запивал алкоголем. Так нельзя делать при лекарствах от шизофрении. У него отказала поджелудочная, он упал в подъезде – и все.

Я считаю, что он погиб. Смерть можно было предотвратить. Но я никого не обвиняю, с такими людьми очень тяжело жить. Ира его сильно любила, они 25 лет были вместе. Периодами все было нормально, мы вместе ездили в Грузию. Потом ему становилось плохо, голоса приходили: «Мне Божья Матерь сказала…».

– Расскажите про поездку в Грузию, тем более сейчас вы там проводите много времени.

– Это целая история. Начну с того, что по образованию я дирижер-хормейстер – регент церковного хора. Начиная с 1989 года работала на ТВ в «Добрый вечер, Москва», но ходила в храм и пела там. В один момент стало интересно узнать духовную историю – пошла на высшие богословские курсы в Троице-Сергиевой лавре.

От курсов как-то поехала в паломническую поезду в Грузию. Гидом была дочка митрополита Ахалкалакского и Кумурдойского Николая, который раньше работал мультипликатором и окончил ВГИК. Она привезла группу в монастырь, там нас встретил владыка Сергий Чекуришвили. Стал проводить экскурсию и в один момент сказал: «Я был футболистом, играл за команду из Харькова». В ответ я стала спрашивать о футболе, он удивился: «Откуда у вас такие познания?» – «Да у меня папа был спортивным комментатором» – «А фамилия?» – «Озеров». Он как за голову схватился: «Я же служил по нему панихиду». То есть он папу не знал, но так ценил.

Дальше он везде ездил с нами на автобусе. Когда я вернулась в Москву, он позвонил: «Я приехал в лавру, приезжайте в гости». Тут я набрала Феде как верующему человеку: «Федя, я одна боюсь, поехали со мной». Поехали целой компанией, подружились. Владыка спрашивал, какие молитвы Федя читает, тот отвечал. Мы с таким интересом на него смотрели – не знали, как глубоко он верит.

В мае 2010-го владыка позвал нас всех в гости в Грузию. Мы полетели. В Грузии я познакомилась с племянником владыки – начались отношения, он стал моим женихом. А в 2014 году разбился на мотоцикле.

Он оставил мне дом и участок в 200 метрах от азербайджанской границы. 26 соток рядом с кавказским хребтом. Там растет все – от хурмы до помидоров.

Тяжело вспоминать, но после этого я стала сильнее. Как-то выжила. Теперь живу на два дома, езжу туда-сюда. Считаю, что в Грузии у меня много родных, но из России никак не могу уехать из-за мамы.

– Слышал, что в Грузии вы дружите с дочкой Котэ Махарадзе.

– Все так. У нас папы дружили, теперь – мы. Замечательные люди, но далеко от меня – 160 километров.

Мака много рассказывает про отца. Котэ последние годы жил с Софико Чиаурели (советская и грузинская актриса – Sports.ru). И вот как-то отмечали его юбилей, Софико стояла на балконе, а люди шли и шли. Она не выдержала и сказала: «Если бы я знала, что у тебя столько родственников, я бы никогда не вышла за тебя замуж».

Толпы родственников и друзей – норма для Грузии. На похоронах моего жениха собрался весь город, пять тысяч человек. Может, это и хорошо. Нет личного пространства, зато никогда не остаешься один. Матвей Ганапольский (признан иноагентом на территории России – Sports.ru) рассказывал, как его теща-грузинка умирала от рака. Рядом с ней в последние дни дежурили 17 одноклассниц.

Папа всегда любил Грузию, со многими дружил. Особенно – с Котэ, которого все называли Котик. Только говорил: «Не люблю туда ездить, потому что там заставляют пить». А в детстве он говорил мне на грузинском «Я тебя люблю». Потом уже я начала учить язык. Сначала выучила молитвы, теперь пою. Хотя язык очень тяжелый, в нем одни глаголы.

Ради детей Озеров вернулся в театр, пошел на концерт «Наутилуса», а за жизнь заработал только на две машины

– Родители поженились, когда папе было 47. Вы знаете историю их любви? Я читал, что у него была другая женщина, но она бросила его, он сильно переживал и боялся женщин.

– Про это он мне не рассказывал. Но мама вспоминала, что много лет назад действительно была какая-то женщина. Даже старше папы, актриса. В итоге вышла замуж за другого. А он так и не встретил никого до мамы.

Мама – очень красивая. С папой они сошлись на почве балета. Их познакомила Ольга Васильевна Лепешинская, любимая балерина Сталина. Маме был 21 год, папа – на 10 лет старше. Оба любили искусство, ходили по театрам, концертам. Это была абсолютная дружба. Плюс жили рядом: она – на Красных воротах напротив высотки, он – напротив кинотеатра «Новороссийск» (находился на пересечении Садового кольца и Покровки, последние годы в здании находился кинотеатр «35мм» – Sports.ru). Если ехать по Садовому кольцу – трехэтажный дом справа, где сейчас хинкальная.

Потом мама закончила институт и уехала по распределению в Новосибирск. Она – логопед. Они виделись иногда, но отношений не было. В итоге папа женился на ней только через 16 лет. Как говорит мама, все переросло из дружбы, а не страсти. Хотя думаю, она все это время любила папу.

Спальня Маргариты Петровны Озеровой 

– Вы идете в школу, а отцу уже за 50 – необычные ощущения?

– Сейчас это вообще не проблема. В наше время было ужасно. Мне все время говорили: «Твой дедушка?» По этому поводу у меня ужасный комплекс. Плюс папа с 1976 года ходил с палочкой. Один раз при мне к нему в метро подошли: «Ой, вы так похожи на Озерова» – «Я только похож». Не верили, что человек, который работает на ТВ, может ходить с палкой как инвалид.

Сейчас я понимаю, что у меня прекрасные родители, чего бога гневить. Но тогда было тяжело, переборола это только с возрастом.

– Отец много занимался вами?

– Даже больше, чем надо, и это шло в ущерб работе. Если стоял выбор, ехать куда-то по работе или везти меня в музыкальную школу, он выбирал меня. Когда поздний ребенок, приоритеты другие.

Например, в первом классе я полгода лежала в больнице – проблемы с почками. Папа приезжал каждый день. Посетителей не пускали, но его пускали. Вплоть до того, что один раз собаку мне привез. 

Или взять театр. Когда мы родились, он уже ушел из него (Озеров состоял в труппе МХТ – Sports.ru), потому что стало тяжело совмещать и не давали суперроли. Для этого надо жить в театре, а он разрывался. Но мы с братом все равно увидели «Синюю птицу» с участием папы, которую он играл специально для нас. Хотел, чтобы мы запомнили его в театре, просил руководство, чтобы на один раз вернули в состав. Так мы дважды увидели его как артиста – в четыре года и в восемь лет.

Но когда папа закончил с театром, он все равно остался в этом кругу. Много ездил по стране с программой «Поет товарищ кино». В ней участвовали разные артисты, папа – тоже, рассказывал байки. Потом эта история с концертами популярных групп и исполнителей. Я на них никогда не была, даже не знаю, что он там делал. Но слышала, что он много ездил с Ротару, «Несчастным случаем», «Ласковым маем». Привозил какие-то плакаты с Разиным (продюсер «Ласкового мая» – Sports.ru).

Еще в этих концертах участвовал «Наутилус». А я очень любила их, как и весь рок. Выросла на Башлачеве, обожаю «Алису», «ДДТ». И вот однажды раздался звонок: «Это Слава Бутусов. Николай Николаевич сказал, что вы очень любите нашу группу, мы хотим пригласить вас на концерт». Я чуть не упала в обморок.

Так мы с папой поехали во дворец спорта на улицу Лавочкина. Он сказал: «Я тебя отвезу» – «Ты ведь слушаешь оперу, а не рок» – «Нет, я поеду с тобой». Для него это была хрень полная, но ради дочери он терпел и тоже слушал Бутусова.

– Удивительна его любовь к операм – вообще не вяжется с образом.

– Если бы он не был спортсменом, то стал бы оперным певцом. Он обожал музыку, все время водил меня в Большой театр, знал все оперы наизусть. Это шло с детства: маленьким он брал палочку и дирижировал оркестром. Окончил музыкальную школу, играл на рояле. Очень хорошо пел, хотя мне говорил, что нет верхних нот.

С пением связан смешной случай в институте. Как-то его, тенора, заставили за кого-то петь баритоном в опере «Паяцы». То есть папа спасал положение. На опере присутствовал его отец, оперный певец. После выступления он сказал: «Я много халтур в жизни видел, но такой – никогда».

– Отец приучал вас к спорту?

– Очень хотел, возил брата на соревнования по теннису. Но у Коли неспортивный характер, он как-то перегорел. Хотя хорошо играл, доходил до второго места на первенстве Союза. Но в один момент положил ракетку: «Все». 

У меня – наоборот: папин удар справа, хотелось победить. Только из-за почек не стала заниматься дальше. Начала в четыре года, а в восемь лет, когда сделали операцию, закончила. Хотелось, но мне запрещали даже прыгать. Сейчас понимаю, что это бред, а тогда перестраховывались: «Все внутри оторвется». Поэтому я пошла в музыку.

– Кем работала мама после женитьбы?

– Когда мы родились, уже не работала. До этого – редактором в издательстве «Прогресс». Потом ухаживала за бабушкой, у которой случился инсульт. Теперь уход понадобился уже маме. Последнее время у нее усиливались боли в ноге, она не могла ходить.

– Боли из-за возраста?

– Забились артерии. Она еще курит с 17 лет. Сейчас уже три сигареты в день, но все равно (Маргарине Озеровой 90 лет – Sports.ru).

Я каждый день обрабатывала ногу, но язвы развивались все сильнее. Я обратилась к врачу, который нас вел. Он сказал, что есть два выхода: оставить как есть, но осенью придется ампутировать ногу. Или использовать систему Jetstream: «Но даже не представляю, сколько она стоит».

Мы попробовали сохранить. Оттяпать-то всегда можно, плюс операция по удалению ноги – очень тяжелая. По совету я пришла в «Медси» в селе Отрадное под Красногорском. Врач сказал: «800 тысяч» – «А сколько дней на сбор?» – «Два дня, чтобы оплатить депозит – 300 тысяч» – «Хорошо».

Я не очень понимала, где найти такие деньги. Думала занять, взять кредит. Вдруг девочка с ТВЦ перевела 200 тысяч и сказала: «Отдашь потом». Потом началась история с переводами от сотен людей – это что-то невероятное. Посмотрите, сколько переводили и какие суммы: 200 рублей, 50 рублей, 350 рублей, 100 рублей. И почти все – с пожеланиями здоровья маме. За три дня мы полностью закрыли операцию, собрали больше 800 тысяч. Я очень благодарна всем, кто переживал за маму и переводил ей деньги.

– От кого поступил самый неожиданный перевод?

– Известный теннисист перевел 100 тысяч рублей, но не хотел, чтобы это афишировали. Еще была целая история из Рязани.

Когда в прошлом году я поехала туда на турнир Озерова, со мной списался краевед Игорь Радченко. Я привезла ему родословную бабушки. Там много читать, а на кортах – сумбур. Сказала: «Давайте вы дома перефотографируете, а утром в гостиницу принесете?» На меня стали орать: «Ты что? Ты его первый раз видишь, неизвестно какому человеку отдаешь такую ценность». Начали требовать с него паспорт. Я говорила: «Да зачем ему нужна моя реликвия, кому это вообще надо?» В итоге закончилось нормально, он все вернул.

После этого мы несколько раз переписывались в фейсбуке. Я вижу, что он то в Норвегии, то еще где-то. Похоже, плавает, но чем именно занимается – не знаю. Когда с мамой случилась беда, он написал: «Надя, я тут плаваю далеко, но подтянул своих богатых друзей. Вам пришел перевод на 100 тысяч?» – «Да, а я и не знаю от кого».

Вот так не угадаешь, от кого придет помощь. Видела человека раз в жизни, а он помог маме и знает всю нашу родословную. Показывал мне имение под Рязанью в селе Спас-Утешение, которое сожгли в 1918 году. Оно шло по линии Надежды Ивановны Озеровой. В селе стоял храм, где служил папин дед – уже по линии отца. Там они все и перезнакомились.

Кстати, Надежда Ивановна привила папе особое отношение к вере. Он всегда возил с собой икону. Когда ложился спать – крестился. Или говорил мне «Спи спокойно» и тоже крестил. А когда проезжали храм Знамения на Рижской, выключал радио и читал молитву.

– Я в восторге от того, что ваша мама уже ходит, хотя после операции прошла неделя. Как это возможно?

– Новые технологии. До этого она лежала в районной больнице, где отказали в операции: «Мы не можем, человек старый. Надо ампутировать, иначе начнется гангрена». И все время ставили капельницы.

Но есть и новый подход: если человек нормальный, зачем пичкать его лекарствами? В «Медси» не сделали ни одной капельницы. Более того – операция проходила без наркоза. Врачи во время нее говорили: «Повернитесь направо, налево».

Сохранили конечность, хотя многие люди теряют руки и ноги при забитых артериях. А здесь пробурили сосуд, и поставили стент. По двум артериям началось кровообращение. В обычной больнице сказали: «Риск возраста гораздо выше риска при операции». В Красногорске ответили: «Возраст вообще ни при чем. У нас были пациенты и в 99 лет».

– Если бы такие технологии были, когда умирал отец…

– Как минимум у него бы меньше болело. Последние годы ему по два-три раза в день кололи инсулин, но были и проблемы с тазобедренным суставом из-за спорта – коксартроз. Сейчас их меняют на раз-два, а тогда не меняли. Болело так… Все время ставили блокады. В этом плане жизнь бы облегчили.

Но когда он умирал, у него отказали все органы. Тут уже не думаю, что из-за сустава или диабета. Наверное, общее состояние организма. Работа в прямом эфире – это дикие нервы, постоянный контроль, который сказывается на здоровье. Я много лет работала ассистентом режиссера – не расслабишься вообще ни на секунду.

– Удивительно, что отец был таким деятельным, работал всегда и на стольких работах, при этом сейчас вы собираете на операцию 800 тысяч.

– Он стеснялся популярности и не пользовали ею в личных целях. Помню историю времен карточек. Папа пошел в продуктовый магазин в Астраханском переулке и встал в очередь за колбасой. Вдруг продавщица закричала: «Лапуля! Иди сюда, зачем ты стоишь в очереди?» Папа рассказывал: «Я повернулся и вышел их магазина. Стыдно стало».

Как-то он приехал к спортивному комментатору в Канаду, тот позвал его на виллу. А у папы – никакой виллы, он жил в квартире матери с остальной семьей. Потом обменял ее на квартиру в Астраханском переулке. У меня нет семьи и детей, я думала со временем вывести ее из жилого фонда и организовать музей-квартиру папы. Мама собрала о нем огромных архив – около 100 альбомов за все годы. Хочется это сохранить и показать людям.

Но факт в том, что квартира-то перешла папе, а потом мне – от его родителей. Дача – тоже по наследству. Когда-то папа получил комнату в коммуналке как теннисист, но отдал ее партнерше Клавдии Борисовой, маме Вадика Борисова. Теперь дача Вадима – рядом с нами, за забором.

Папа за жизнь купил только машину – сначала 21-ю «Волгу», потом – 24-ю. Еще одну машину в 1988-м ему подарил директор «КамАЗа» Бех – «Оку», на которой я проездила 11 лет. Потом продала в гонки на выживание за 250 долларов.

Такую же «Оку» подарили Соткилаве (знаменитый оперный певец – Sports.ru). У него тоже дочка ездила, сейчас она живет в Испании. Как-то в эту «Оку» ей засунули записку, обращаясь к отцу: «Смени машину, не позорь нацию».

***

– Самое теплое воспоминание об отце?

– Он называл меня «Динуля». Бабушку вообще звали Дина, но на французский манер называли Надин. Меня назвали в честь нее, поэтому я тоже как бы Динуля.

Папа редко был дома, приезжал по вечерам. Я забиралась к нему на колени, он всегда целовал, обнимал: «Динуля, моя самая любимая, самая лучшая».

Вот эта теплота, которая от него шла… Он был такой большой. Это тепло меня до сих пор согревает, я чувствую себя счастливым человеком. Его нет, а я до сих пор живу в этой любви. Я не чувствую себя одинокой.

Кажется, он мне все время помогает. Когда плохо, я говорю: «Папа, помоги. Помолись за меня». Я даже на кладбище к нему не хожу. Я там ничего не чувствую. Кажется, что там ничего нет, а он – просто рядом.

– Отец похоронен в Лефортово.

– Да, на Немецком кладбище (речь про Введенское кладбище – Sports.ru) – он, бабушка, дядя Юра. Могилу помог сделать Пал Палыч Бородин (c 1993-го по 2000 год был управляющим делами президента – Sports.ru) – дал 40 тысяч долларов на памятник. Не свои, а от администрации президента. Хотели на Новодевичьем кладбище, но папа просил к родителям. Они тоже на Немецком кладбище, но у них маленькое место, там не подойдешь. В итоге папе дали отдельную могилу. На ней стоит огромный крест, который я нашла. На каждом столбике папины вехи – репортаж, театр… Это мне не нравится, а крест нравится.

Когда дядя умер, его тоже хотели похоронить на Новодевичьем – все-таки лауреат. Но в итоге решили к брату. Тогда его жена сказала: «Это козни Коли». Они ведь любили друг друга.

Нам вообще повезло с папой – что мы с братом росли рядом с таким человеком. И я не про известность. Папа говорил: «Не будут меня показывать по ТВ – забудут на следующий день».

– Но не забыли.

– Не забыли. Значит правильно жил.

– Он говорил вам, каким человеком надо быть?

– Говорил. «В каждом человеке ты должна видеть только хорошее. Не смешивай человека со злом, которое в нем».

Я стараюсь так делать. Доброжелательно отношусь к людям, меня так воспитали.

И еще папа всегда говорил: «Самое главное в жизни – любить. Без этого вообще нельзя». Вряд ли он говорил про отношения полов, скорее, про любовь ко всему – от природы до родины. Это не умирает.

Умирает все остальное, а любовь остается. Это даже не чувство, а константа.

Впервые текст опубликован в июле 2022 года.

logoФедор Черенков
logoНиколай Старостин
logoКотэ Махарадзе
logoНиколай Озеров
logoЛев Яшин
logoСпартак
logoпремьер-лига Россия