«TOR! История немецкого футбола» 5. Страх и аншлюс ~ Футбол при нацистах. Часть 1
Начало изменений ~ Борьба немецкого футбола за респектабельность
«Называйте меня безумным, называйте меня сумасшедшим» ~ Бернское чудо
***
Аудиокнига «TOR! История немецкого футбола»
***
20 октября 1929 года Германия играла с Финляндией перед 20 тысячами зрителей в Альтоне (Гамбург). К перерыву счет был 0:0, и болельщики ворчали из-за того, что тренер Отто Нерц недооценил финнов и испытывал свою удачу, впервые выпуская на международные игры как минимум шесть новых игроков. Тем не менее, это был один из тех новичков, которые разрушили чары через 52 минуты, подготовив почву для комфортной победы со счетом 4:0. В глазах многих это было вполне уместно, так как молодой Фриц Шепан, казалось, был экспертом по чарам. Дома говорили, что он не игрок, а фокусник.
Оглядываясь назад, можно сказать, что эта игра против Финляндии и тот факт, что Шепан забил в своем дебютном матче, означали перемены. Не столько из-за Шепана как личности, сколько из-за того, за кого он выступал. «Вернуться домой» для него означало оказаться в Шальке, рабочий район Гельзенкирхена, где находится футбольный клуб «Шальке 04». Шепан был первым игроком, которого вызвали в национальную сборную, и болельщики «Шальке 04» восприняли его выбор в команду как доказательство того, что их клуб находится на подъеме. Они были правы, но они и представить себе не могли, как далеко доведет этот подъем.
И было еще кое-что в матче с Финляндией. Четыре дня спустя Уолл-стрит потерпел крах, и фондовый рынок рухнул.
Великая депрессия разрушила экономику и жизнь почти в каждой стране мира. Но нигде гроздья гнева не были так горьки, как в Германии. Основная причина этого заключалась в том, что неопределенная и нестабильная политическая ситуация не позволила стране выработать действенную концепцию борьбы с кризисом. Номинально сильные левые исчерпали себя в окопной войне между своим коммунистическим и социал-демократическим крылом, тем самым лишив рабочий класс единого голоса. Умеренные консервативные партии были слишком разрозненны, чтобы способствовать созданию чего-либо, кроме путаницы. Так называемая Веймарская коалиция, состоящая из социал-демократов и двух либерально-демократических партий, потеряла свое абсолютное большинство в парламенте еще в 1920 году. К концу десятилетия политика превратилась в отчаянную борьбу между все более неэффективными демократическими партиями за удержание центра. С пугающей регулярностью власть переходила из рук в руки. В период с 1920 по 1933 год немцами управляли 11 разных канцлеров рейха, двое из которых дважды возглавляли страну, в то время как двое других даже не были связаны с какой-либо партией.
Общенациональные выборы, состоявшиеся 14 сентября 1930 года, принесли совершенно неожиданный результат. Одна из малоизвестных отколовшихся крайне правых групп, которая называла себя Национал-социалистической рабочей партией Германии (НСДАП), стала второй по силе партией в стране, увеличив свой процент голосов с менее чем трех до более чем 18. Два года спустя они более чем удвоили этот результат, и внезапно их лидер оказался в состоянии потребовать пост канцлера. 30 января 1933 года президент фон Хиндебург уступил, и Адольфу Гитлеру было предложено сформировать кабинет министров.
Нацисты назвали 30 января 1933 года Tag der Machtergreifung (днем захвата власти), что привело многих людей, в том числе немцев, к убеждению, что в первые недели того года почти вся страна приняла Гитлера как сильного человека, способного вывести их из отчаяния, и в слепом повиновении последовала за ним. Однако это было совсем не так. В то время многим казалось, что НСДАП все еще была лишь одной из многих партий в парламенте, борющихся за поддержку, а Гитлер был просто еще одним канцлером, которому суждено было вскоре потерять свой пост. Было широко распространено убеждение, что нацисты уйдут так же быстро, как и пришли.
Были веские причины верить в это. Во второй половине 1932 года улучшилась экономика, после чего НСДАП почти сразу потеряла более четырех миллионов голосов на общенациональных выборах и внезапно оказалась в обороне на многочисленных муниципальных выборах. Эта тенденция продолжилась и в марте 1933 года, через два месяца после назначения Гитлера, когда немцев попросили проголосовать на еще одних выборах. Нацисты были уверены, что получат абсолютное большинство, но, поскольку они не хотели ничего оставлять на волю случая, то послали свою безжалостную банду головорезов штурмовиков (штурмовики СА), чтобы избить или иным образом запугать избирателей — демократов и политиков, что лишило левых многих потенциальных голосов. Тем не менее, несмотря на такой систематический терроризм, НСДАП все еще набрала лишь 44% голосов и была вынуждена искать партнера по коалиции.
Увы, то, чего не должно было произойти в теории, произошло на практике. Исторически сложилось так, что 30 января 1933 года действительно является днем, когда нацисты захватили власть. Как только демократия привела Гитлера к желаемому результату, он позаботился о том, чтобы она не продлилась достаточно долго, чтобы сместить его. Поджог рейхстага 27 февраля дал ему повод отменить конституцию, что, в свою очередь, позволило нацистам арестовывать коммунистов и социал-демократов, когда им только захочется. После мартовских выборов он представил парламенту Разрешительный акт, который по сути означал, что правительство отныне будет издавать законы и постановления по своему усмотрению. Закон был принят потому, что более 100 избранных представителей не смогли присутствовать при голосовании. Они были в тюрьме или в бегах от СА.
Причины последующего принятия Гитлера немецким народом выходят за рамки книги о футболе. Но среди населения было слишком много тех, кого 12 лет спустя назовут «попутчиками», людей, которые считали себя аполитичными, не понимая, что такое больше невозможно. Некоторые из них, такие как Феликс Линнеманн, уже имели националистические наклонности и не находили ничего изначально неправильного в диктаторской системе. Другие, такие как Отто Нерц, были подвержены предрассудкам, которые нацисты превратили в расистскую идеологию. Третьи, такие как Йозеф Хербергер, считали себя слишком простыми, чтобы понимать события за пределами их собственного маленького, частного мирка. В его случае этим мирком был футбол, но он недолго оставался частным.
2 июня 1933 года новый министр образования Германии Бернхард Руст приказал изгнать евреев из благотворительных организаций, молодежных групп и спортивных клубов. Что касается последних, то это было официально началом Gleichschaltung (принуждения к порядку), за которым позже последовали постановления, требующие, чтобы каждый член клуба доказал свое так называемое «арийское» происхождение, чтобы все несовершеннолетние члены вступили в Гитлерюгенд и чтобы клуб был передан в руки доверенных партийных людей.
Gleichschaltung был продолжением партийной доктрины, согласно которой ни одна сфера жизни не должна оставаться вне досягаемости и влияния НСДАП. Фактически, первоначальный план нацистов состоял в том, чтобы полностью отказаться от старых клубов и заменить их новыми, искусственными и централизованно управляемыми «местными спортивными группами». Эту цель нацисты никогда не упускали из виду, и они действительно вынудили немало клубов расформироваться или объединиться с другими, как, например, когда они создали VfL «Бохум» в 1938 году, объединив три отдельных клуба. Однако война помешала осуществить этот грандиозный план в более широком масштабе, и поэтому большинство традиционных немецких клубов сохранили свое название и внешнюю нормальность на протяжении всех фашистских лет.
Это не особо беспокоило нацистов. Потому что, хотя они могли изначально подозревать, что подрывные действия происходили в тех местах, где люди играли в английские игры, а иногда даже говорили о страшных иностранных вещах, таких как «профессионализм», большинство таких организаций практически не оставляли сомнений в том, за что они идеологически выступали. Приказ Руста от 2 июня о том, что евреи должны быть изгнаны, по сей день цитируется во многих историях клубов как доказательство того, что «выбора не было», в то время как на самом деле большинство спортивных функционеров уже поспешили втереться в доверие к новым хозяевам.
1 апреля 1933 года Немецкая федерация бокса исключила евреев из участия в официальных соревнованиях. 12 апреля выдающийся еврейский теннисист Даниэль Пренн был исключен из сборной Германии на Кубок Дэвиса. В том же месяце Федерация плавания исключила своих еврейских членов, а в мае Турнер сказал 20 тысячам своим товарищам, что они больше не нужны, потому что не являются арийцами. К тому времени, когда нацисты «не оставили выбора», большинство спортивных организаций уже давно выбрали путь, по которому они хотели идти.
DFB и его дочерние клубы не стали исключением. Совсем наоборот. Возможно, опасаясь старого ярлыка «английской болезни» и его последствий не патриотичности, футболисты одними из первых продемонстрировали свою покорность. 19 апреля 1933 года DFB использовала журнал «кикер» (который, напомним, был основан евреем Вальтером Бенсеманом) для официального заявления, в котором говорилось, что «представители еврейской расы и лица, оказавшиеся последователями марксистского движения, считаются неприемлемыми».
Местные ассоциации и некоторые отдельные клубы действовали еще раньше. После 27 лет в качестве члена FV «Карлсруэ» бывший игрок сборной Юлиус Хирш покинул свой клуб 10 апреля, когда прочитал о плане исключения евреев из всех спортивных организаций и узнал об антисемитских настроениях против него. Клуб отправил ему письмо, в котором говорилось, что им жаль видеть его в бедственном положении и что «Карлсруэ» по-прежнему считает его членом клуба, поскольку они еще не получили четкого приказа исключить его. Однако это письмо было датировано 4 августа — почти через четыре месяца после ухода Хирша — что заставляет задуматься, насколько искренним был клуб на самом деле. Также в апреле 1. FC «Нюрнберг» исключил своих еврейских членов, а через несколько дней после этого франкфуртский «Айнтрахт», который до тех пор часто называли «еврейским клубом» из-за многочисленных еврейских членов и благотворителей, освободил казначея Хьюго Рейсса от своих обязанностей. Рейсс был евреем.
Таким образом, часто звучащее оправдание «Мы всего лишь выполняли приказы» скрывает пугающий факт, что нацификация немецких клубов была навязана людьми, которые были готовы выполнить эти приказы еще до того, как они были озвучены. DFB и ее клубы действовали за пять-десять недель до официального постановления Руста. И их холодность становится еще более ошеломляющей, когда понимаешь, что в нескольких отдельных случаях люди доказали, что хотя бы попытаться плыть против течения.
Футбольный клуб «Бавария» был на подъеме, когда нацисты захватили власть в Мюнхене. Клуб выиграл свой первый национальный чемпионат в 1932 году благодаря голу Оскара Рора, и у президента клуба Курта Ландауэра были основания надеяться на светлое будущее. Однако, как и очень многие из ведущие члены (и болельщики) «Баварии», Ландауэр был евреем. В марте 1933 года он был вынужден уйти в отставку. Позже он провел некоторое время в концентрационном лагере и бежал в Швейцарию в 1939 году, где, в отличие от своей семьи, пережил Холокост.
Пока что это типичная история. Примечательно то, что «Бавария» никогда не скрывала, что поддерживает Ландауэра и только вынужденно принимает приказы сверху. Уже в 1940 году вся команда отправилась в Швейцарию, чтобы передать привет своему бывшему президенту. Кроме того, клуб проявил себя искусным в назначении новых президентов, которые лишь выполняли приказы сверху. Естественно, такой подход в долгосрочной перспективе дорого обошелся «Баварии». Нацисты явно чувствовали, что «Мюнхен-1860» был более надежным клубом (помимо того, что в нем присутствовали черты рабочего класса, столь ценимые фашистами), и помогали Синим, где могли. После войны, Красным в «Баварии» потребовалось более двух десятилетий, чтобы восстановить былую силу, которой они когда-то обладали.
Курт Ландауэр вернулся из ссылки в 1947 году и вновь был избран президентом мюнхенской «Баварии». Однако его судьба была уникальной. Готфрид Фукс (человек, забивший десять голов за сборную Германии в одной игре в 1912 году) бежал в Канаду в 1937 году и больше никогда не ступал на родную землю. Юлиус Хирш остался в своей родной стране, надеясь, что все обойдется. Он был убит в Освенциме.
Принимая во внимание этот фон предрассудков и страха, тупого национализма и бессмысленного милитаризма, можно было бы ожидать, что футбол в нацистские годы будет описан в терминах, аналогичных тем, которые были в СССР и ГДР в 1970-х годах — «хорошо организованный, но безжизненный», «роботоподобный» или «лишенный индивидуализма». И все же мрачные 1930-е годы породили две самые известные команды в истории немецкого футбола, ни одну из которых нельзя обвинить в недостатке таланта. Была национальная сборная 1937 года, получившая прозвище Breslau-Elf (сборная Бреслау), и — прежде всего — был Волчок.
Термин «волчок» (Kreisel по-немецки) может показаться странным для описания стиля игры, но современные авторы сочли, что он прекрасно отражает то, как игроки «Шальке 04» расправлялись со своими соперниками. Они никогда не продвигались по полю, делая длинные передачи и гоняясь за ними. Вместо этого они использовали зачастую обескураживающую последовательность коротких, быстрых передач, всегда держа мяч на земле, всегда ища более подходящего человека. В лучшем случае это оставляло другую команду в замешательстве, никогда не уверенную, куда будет послан мяч в следующий раз.
Защитник «Шальке» Ханс Борнеманн позже скажет, что это был первый случай в истории футбола, когда направление игры определял не человек с мячом, а его товарищи по команде, выбегающие на пространство, которые не просто просили мяч, а требовали его. «Только когда не оставалось абсолютно никого, кому можно было бы передать мяч, — говорил Борнеманн, — мы наконец-то забивали его в ворота».
Это описание напоминает австрийскую команду Wunderteam («Чудо-команда») того же периода, которая в 1932 году едва не стала первой иностранной командой, победившей в Англии, за 20 лет до венгров. И действительно, в 1927 году «Шальке» нанял австрийского тренера Густава Визера, чтобы помочь им усовершенствовать «волчок». Неудивительно, что некоторые немецкие эксперты сомневались в эффективности этого метода. «Любовный роман "Шальке" с мячом ограничивает и непродуктивен», — утверждал один журнал в конце 1920-х годов. Редко какое пророчество оказалось более точным.
Клуб вышел в свой первый национальный финал в 1933 году. Это была по многим причинам символическая игра. Она была сыграна менее чем через полгода после того, как Гитлер был назначен канцлером, и впервые в истории это было полностью западное мероприятие — местом проведения был Кельн, финалисты «Шальке» и «Фортуна Дюссельдорф». «Фортуна» выиграла со счетом 3:0, возглавляемая великим Полом Джейнсом, который вскоре стал капитаном сборной Германии и в 1941 году стал рекордсменом страны по количеству игр за сборную. (Джейнс обладал этой честью в течение ошеломляющих 29 лет, пока Уве Зеелер наконец не превзошел его.) Однако этот результат был чем-то вроде аберрации. «Шальке» обыграл «Фортуну» всего за несколько недель до финала, и хотя «Дюссельдорф» так и не выиграет больше ни одного национального титула, шахтеров из Гельзенкирхена уже было не остановить.
И только год спустя они вернулись, чтобы еще раз побороться за титул, встретившись с «Нюрнбергом» в Берлине. За две минуты до конца матча франконцы вели в счете — 1:0. Более того, два самых важных игрока «Шальке» были неэффективны: Фриц Шепан не мог пройти защиту «Нюрнберга», а Эрнст Кузорра едва мог ходить из-за грыжи. Затем угловой пролетел над головами на мгновение дезорганизованной защитной линии «Нюрнберга», и Шепан забил гол с близкого расстояния. Счет стал 1:1, и дополнительное время казалось неизбежным. Но на последней минуте игры Кузорра собрал всю энергию, оставшуюся в его измученном болью теле, пробежал мимо двух защитников и пробил в дальний угол. Кузорра тут же упал на землю, потеряв сознание. Когда он проснулся, ему сказали, что теперь он может называть себя чемпионом Германии.
Это был достойный героический конец этого финала. Потому что, независимо от всех титулов, которые «Шальке» получит в дальнейшем, самым прочным наследием этой команды было создание концепции (мифа, если хотите), которая пронизывает немецкий футбол и особенно Рур по сей день — честный, близкий к народу, пролетарский футбол. Почти все игроки «Шальке» выросли в Гельзенкирхене или его окрестностях, и большинство из них знали друг друга с раннего детства. Большинство из них работали либо в шахтах, либо на металлургических заводах, и многие продолжали это делать, в свободное время выигрывая чемпионаты.
Как будто этого было недостаточно, чтобы сделать их сплоченной группой, они также были семьей в буквальном смысле этого слова. Фриц Шепан был женат на одной из сестер Эрнста Кузорры, резервный игрок Фриц Телен — на другой. Родная сестра Шепана была женой Карла Амбрисса. Жены Эрнста Рекманна и Августа Соботки были двоюродными сестрами. В 1931 году Эрнст Кузорра женился на дочери человека, который управлял пабом клуба. Вингер Бернхард и вратарь Ханс Клодт были братьями (хотя они играли вместе всего несколько лет).
Этот футбольный клан в период с 1934 по 1944 год выиграл региональный чемпионат Западной Германии 11 раз подряд, легко преодолев сильную местную оппозицию, такие команды как «Херне», «Бохум» и вскоре ставшие ожесточенными соперниками дортмундской «Боруссии». Эти команды играли в так называемой Вестфальской Гаулиге (лига округа Вестфалия). Гаулига была создана нацистами, которые в 1933 году перестроили организованный футбол и разделили страну на 16 Гау. (Слово Гау было старым, редко используемым немецким термином для обозначения «региона» и имело отчетливые племенные оттенки, которые так любили нацисты.) В соответствии с этой системой 16 победителей Гаулиги были разделены на четыре группы. Затем победители групп выходили в полуфинал национального чемпионата. Эту систему пришлось немного изменить, когда в связи с политикой расширения Гитлера к Рейху неудобно было присоединять новые Гауэ. В последние годы войны она была заменена менее требовательными с точки зрения логистики раундами на выбывание.
«Шальке» доминировал в национальном чемпионате, выиграв пять титулов в период с 1934 по 1940 год. Их единственные неудачи произошли в 1936 году, когда «Нюрнберг» обыграл их в полуфинале, и в 1938 году, когда они проиграли «Ганноверу» со счетом 3:4 в переигранном финале после ничьей 3:3, что стало одним из самых больших потрясений в истории немецкого футбола. В 1939 году они вышли в свой шестой финал за семь лет, и эта игра была такой же односторонней, как и напряженные матчи в Ганновере. Урбан забил, Тибульски забил, Кузорра забил, Шепан забил. О, и Эрнст Кальвицки забил — пять раз. Но с исторической точки зрения, не столько счет 9:0 сделал финал 1939 года особенным. Скорее это было имя соперника «Шальке» — «Адмира Вена». И, конечно же, это был последний финал в мирное время.
Когда «Шальке» выиграл свой третий титул, одержав реванш над «Нюрнбергом» со счетом 2:0 в 1937 году, была подготовлена сцена для еще одного дебюта. Потому что в том же сезоне Königsblauen (Небесно-голубые) также подняли Кубок страны, став, таким образом, первой официальной командой страны, сделавшей дубль. Однако это нуждается в некотором объяснении, особенно если учесть, что первый раунд Кубка был сыгран в конце августа, через два месяца после того, как «Шальке» обыграл «Нюрнберг», и что финал состоялся только 9 января 1938 года.
Соревнование, которое позже стало известно как DFB-Pokal (Кубок Германии по футболу), было представлено еще в 1935 году. Можно подумать, что какой-то кубковый турнир было бы проще всего организовать и, следовательно, исторически должен предшествовать любой форме чемпионата. Действительно, так и было в большинстве других стран, включая, конечно, Англию. То, что Кубок появился в Германии с опозданием, было следствием неспособности создать национальную профессиональную лигу.
Каким бы легким ни казалось соревнование на выбывание, единственное, что оно включает в себя — это переезды, а в такой большой стране, как Германия, это означает обширные путешествия. Носители двойных стандартов дилетантизма не только считали, что коротать часы в поезде — это попахивает полу профессионализмом, но и предполагало, что у вас есть какой-либо интерес отказаться от шанса сыграть со своими местными соперниками в пользу встречи с незнакомой командой с крайнего севера или юга. Региональные ФА в основном чувствовали, что у них все хорошо и в их собственных маленьких мирах. И то, как был организован национальный чемпионат, означало, что, в отличие от Англии, Испании или Италии, обладатели титула определялись в одном матче на нейтральном стадионе. Включив некоторые элементы кубкового соревнования на его более поздних стадиях, это сделало необходимость в отдельном соревновании менее насущной.
Был кубок, но в нем участвовали представительные команды различных местных ассоциаций. Кубок наследного принца (названный в честь сына кайзера Вильгельма II, который его учредил) увидел свет в 1909 году и живет по сей день как турнир, в котором участвуют лучшие любители из каждого региона, хотя он никогда не захватывал воображение публики. Итак, история немецкого кубка страны действительно начинается с нацистов, и в частности с лысеющего, любящего хорошо покутить человека, имени которого ни один футболист или гимнаст никогда не слышал до того, как он стал главой немецкого спорта. Ганс фон Чаммер унд Остен был назначен рейхспорткомиссаром (позже рейхспортфюрером по моде того времени) в апреле 1933 года, и менее чем через два года он пожертвовал трофей, который носил его имя до конца войны — Кубок Фон Чаммера. «Соревнование открыто для каждого из 14 000 футбольных клубов, — объяснил он, — но только команды с двух верхних уровней [Гаулиген и районные лиги ниже них] должны участвовать». Идея состояла в том, чтобы поддерживать игроков в форме в течение приближающегося сезона, отсюда и своеобразное расписание, которое будет изменено только после того, как фон Чаммер будет мертв, как Третий рейх.
Ганс фон Чаммер унд Остен был одним из тех странных людей, которых немецкий фашизм либо породил, либо на ком был построен. Он обладал яркой индивидуальностью, но, по-видимому, не обладал характером. Хельмут Шен помнил его как «красивого, тщеславного, напыщенного человека», но большинство спортивных людей, которые встречались с ним, описывали фон Чаммера как веселого и общительного человека, который любил рассказывать анекдоты, опустошая стакан за стаканом. Он почти ничего не знал о спорте, но хорошо ладил со многими футболистами и часто следил за тем, чтобы вечеринка не слишком мешала его подопечным.
Эта более приятная сторона его личности заставила некоторых людей предположить, что он был не только неуместен на своем посту, но и что его назначение на самом деле было ошибкой и что изначально для этой работы предназначался брат фон Чаммера. Однако симпатичный рейхспортфюрер был более чем готов отказаться от своей философии «живи и давай жить другим», когда получил приказ сверху. Он был не только светским львом, но и ветераном Первой мировой войны и крепким человеком из СА, всегда расхаживающим в полном военном снаряжении, который создал тайную полицию, предназначенную для преследования, пыток и убийств коммунистов и социал-демократов.
Он выжил на своей работе отчасти потому, что хорошо говорил об игре, но главным образом потому, что большинство идеологических и организационных обязанностей были сняты с его плеч стремящимися угодить футбольными чиновниками. Феликс Линнеман поклонялся земле, по которой ходил фон Чаммер, а пресс-секретарь DFB Гвидо фон Менгден поднимался по служебной лестнице, пока не стал очень влиятельным человеком в немецком спорте, делая все то, что фон Чаммер не мог или не хотел делать. «Национал-социализм, — писал фон Менгден, — восстановил значение спорта», добавив, что «футболисты — политические солдаты фюрера». С такими угождающими мужчинами, которых можно было найти в DFB, фон Чаммер мог спокойно отдыхать и направлять свои усилия на вино, женщин и песни.
Тем временем его кубок процветал. Более 55 тысяч человек увидели первый финал, победу «Нюрнберга» над «Шальке», и 72 тысяч были на стадионе год спустя, когда Шепан и Кузорра обыграли «Дюссельдорф», выиграв свой первый дубль. Тем не менее финал Кубка 1938 года (состоявшийся в январе 1939 года) посмотрели всего 36 тысяч болельщиков. Отчасти это было связано с ужасными погодными условиями — смесью снега и дождя, которые отпугнули людей. Однако не помогло и то, что матч не имел особого очарования для берлинских футбольных болельщиков. В конечном итоге проигравшие приехали из Франкфурта, но это был не сильный и популярный «Айнтрахт», который не вышел в полуфинал чемпионата 1938 года только по среднему показателю забитых голов, а гораздо менее популярный FSV «Франкфурт». И победителями были даже не немцы: Венский «Рапид» поднял трофей.
12 марта 1938 года немецкие войска вошли в Австрию, по словам Гитлера, потому что новый глава австрийского правительства Артур Зейсс-Инкварт попросил его «вернуть страну в состав рейха». В нацистской Германии Австрию называли Остмарк, еще одним из этих древних терминов, означающим регион к востоку от границы, но все еще считавшийся частью национальной территории. И действительно, после Первой мировой войны большое число австрийцев потребовало, чтобы их страна стала частью Германии, что было категорически отвергнуто державами-победительницами. Теперь, менее 20 лет спустя, сотни тысяч австрийцев выстроились на улицах, чтобы поприветствовать немецких солдат и подбодрить Адольфа Гитлера, человека, который вырос в Линце и Вене до переезда в Мюнхен, дабы избежать призыва.
Естественно, история аншлюса более сложна. Фашизм явно набирал силу в Австрии, с широко распространенными антисемитскими и пронацистскими настроениями, и с начала 1930-х годов самым сильным союзником страны была Италия Муссолини. Но не вся Австрия приветствовала Гитлера с распростертыми объятиями — проблема заключалась в том, что выбора не было. Чем ближе становились Гитлер и Муссолини, тем более стесненной чувствовала себя Австрия, и когда появились намеки на то, что Англия готова проглотить все, что Гитлер сделал со своей родной страной, судьба Австрии была решена.
Немало людей, чьи руки оставались крепко скрещенными на груди, когда немцы начали ходить гуськом, оказались футболистами. Например, был «Хакоах Вена», еврейский клуб (даже сионистский), который выиграл первую в Австрии полностью профессиональную лигу в 1925 году. В других столичных клубах, в первую очередь «Австрия» и венской «Вена» (обычно по-английски называемая «Первая Вена»), также было много еврейских членов и игроков, что неудивительно, учитывая, что в 1930-х годах еврейское население города составляло более 200 тысяч человек.
Но даже нееврейские футболисты и болельщики вовсе не были рады, что ими управляют новые хозяева. Для многих из них это не имело ничего общего с политикой или моралью, это была футбольная проблема. Страна очень гордилась наследием своей команды Wunderteam, легендарной команды, зародившейся в мае 1931 года, когда сборная Австрии сначала обыграла гордую сборную Шотландии со счетом 5:0, а затем разгромила сборную Германии со счетом 6:0. В декабре 1932 года эта команда играла с Англией на «Стэмфорд Бридж», и, несмотря на поражение со счетом 3:4, австрийцы произвели сильное впечатление на хозяев поля. Газета «Дэйли Мейл» объявила Маттиаса Зинделара, Йозефа «Пепи» Смистика, Вальтера Науша и Адольфа Фогеля одними из «величайших игроков в мире» и признала их «гениальными». Однако после 1932 года Wunderteam постепенно развалилась, и больше не показывала такие хорошие результаты. Тем не менее, как отметил социальный историк Вольфганг Мадертанер: «Миф о Wunderteam как синоним идеализированных венских добродетелей должен был сохраниться на протяжении десятилетий».
Этот миф был сосредоточен вокруг дунайского стиля игры команды, или того, что венские болельщики с любовью называли «игрой Шайберля». Назовите это комбинационным или пасовым футболом (прямого перевода, конечно, нет), упомяните слова «балет» и «грация» — или просто скажите, что австрийцы играли так, как играл «Шальке». Что бы это ни было, это было не то, что мир считал типично немецким. На самом деле многие австрийские игроки испытывали только презрение к немецкому футболу. «Они играют строго по армейским правилам, — якобы пошутил Ханс Пессер из венского "Рапида". — Это их футбол с силой в ударе». Он, должно быть, сказал это до того, как «Шальке» выставил «Адмиру» на посмешище в финале 1939 года, но факт остается фактом: австрийские игроки вели себя несколько отчужденно и мало интересовались немцами, которые внезапно стали их соотечественниками, их братьями по оружию и — возможно, самым раздражающим аспектом для Зинделаров и Пессеров — их товарищами по команде.
Немцы чувствовали примерно то же самое. Можно было бы ожидать, что их игроки и тренеры будут заинтригованы перспективой включения легендарных венских волшебников в свою национальную сборную. Однако история сыграла с Германией злую шутку, которую она повторит примерно 50 лет спустя. Территориальная экспансия открыла новые возможности, но вскоре они оказались скорее проблемами, чем решениями. Во-первых, немецкие игроки не любили австрийцев почти так же сильно, как и наоборот. Они считали венских звезд немного заносчивыми людьми и утонченными до безобразия футболистами. Во-вторых, за предыдущие десять лет Германии, после многих горестей и горьких поражений, наконец,о удалось создать национальную команду, которой страна гордилась почти так же, как австрийцы своей угасающей Wunderteam. Это был состав, известный в футбольной истории как Breslau-Elf.
Учитывая, насколько основательно «Шальке» доминировал в немецком футболе в 1930-е годы, тренеру сборной Отто Нерцу казалось логичнымстроить свою команду на основе игроков из Гельзенкирхена. Была только одна проблема: Нерцу не нравился «Шальке». Точнее, ему не нравился их стиль игры. «Волчок» был для детей, считал он, и то, что вращается до бесконечности, но никогда никуда не уходит. Что Нерц любил, так это английский футбол — быстрый, физический и всегда направляющийся к воротам соперника. Эрнст Кузорра и Фриц Шепан, без сомнения, были одними из величайших игроков страны, но Нерц не мог понять, как их использовать и, что почти так же важно, как с ними обращаться. Или, может быть, он никогда по-настоящему и не пытался. Там, где другие восхищались дальновидностью и техническими способностями двух игроков, он беспокоился об их недостаточной скорости и злился на их склонность игнорировать его авторитет.
В конце октября 1933 года Германия собиралась сыграть с Бельгией в Дуйсбурге (где Хербергер курировал развитие западногерманской футбольной ассоциации). Кузорра сыграл в пяти из предыдущих девяти игр, и он был в очень хорошей форме. Газеты были убеждены, что он выйдет в стартовом составе против Бельгии, и сам Кузорра, должно быть, был в этом уверен. Он даже говорил в интервью о тактике, которую должен использовать Нерц. На самом деле, он продолжал разговаривать с журналистами, пока другие игроки собирались на командное собрание. Когда он запоздало вошел в комнату, Нерц объявил состав на игру. Когда Кузорра услышал имя Вилли Вигольда из «Дюссельдорфа» в линии атаки, он понял, что его нет в команде.
Хербергер, который присутствовал при этом, позже отметил: «Я думаю, Кузорра так и не понял, что он сделал не так». Как всегда, Хербергер был прав. Много лет спустя Кузорра сказал журналисту, что он сам принял решение не играть и что он симулировал травму: «По правде говоря, — говорил он, — я снялся, потому что мой шурин Шепан, с которым я обычно играл, был всего лишь игроком замены». Конечно, это было далеко от истины, но для такого простого, упрямого и гордого человека, как Кузорра, его собственная версия могла бы стать «правдой» благодаря пересказу, его способу справиться с развитием событий, которого он не мог понять. Или не до конца понял, потому что он очень хорошо понимал другую часть проблемы между ним и Нерцем, ту, которая не имела никакого отношения к упрямому Кузорре, но все это имело отношение к Кузорре, игроку «Шальке».
С чем-то похожим на ликование Кузорра рассказал журналисту о поучительном диалоге между ним и Нерцем, который действительно имел место, хотя и не по случаю игры против Бельгии. «Нерц сказал мне: "Позволь мне сказать тебе кое-что, ваш беспроигрышный футбол в "Шальке", все, что происходит вокруг, меня нисколько не впечатляет. Если ты и Шепан будете играть вместе, это все равно будет просто игра и дриблинг»». Кузорре довелось сыграть еще только две игры за свою страну, одну в 1936 году и одну в 1938 году.
К счастью, Нерц был более терпелив с Шепаном, пусть и неохотно. В своем третьем выступлении за сборную Германии, одержав победу со счетом 4:2 над Данией в 1931 году, Шепан забил три гола, но чувствовал себя очень неуютно в своем окружении. Сначала был тренер, который никогда не переставал ворчать о том, «какой медлительный Шепан». Вдобавок ко всему, другие игроки, особенно Рихард Хофманн, старались игнорировать пролетарского повстанца из Рура. После финального свистка Шепан ворвался в раздевалку и лихорадочно начал собирать свою сумку. «Будет банкет», — сообщил ему Нерц. «Я еду домой, — огрызнулся Шепан. — Вы, конечно, больше не увидите меня в этой команде. В будущем я буду играть только за "Шальке". Знаете, у меня там десять приятелей, и это важно для игры в футбол. Приятели, вы понимаете?»
Нерц так и не простил Шепану эту сцену, и добровольное изгнание игрока длилось два с половиной года, в течение которых тренер не предпринимал никаких попыток заманить его обратно. Однако затем приближался чемпионат мира 1934 года в Италии. Нерц мог обойтись без Кузорры, так как у него было более чем достаточно способных нападающих — Эдмунд Конен (FV «Саарбрюккен»), Эрнст Ленер («Швабен Аугсбург») и Отто Зиффлинг («Вальдхоф Мангейм») были выдающимися талантами. Но в части творчества был дефицит, и поэтому Нерц решил в кои-то веки признать свою неправоту и буквально постучал в дверь Шепана.
— Мы планируем перенять схему WM «Арсенала» для игр на чемпионате мира, — сказал Нерц. — Что ты об этом думаешь?
— Что ж, — скептически ответил Шепан, — если это означает, что вся команда обороняется, имея только трех нападающих, это не мое представление о футболе.
— Мы будем строить атаку от защиты, опираясь на прочную оборону, — объяснил Нерц. — Но это не будет стереотипным. Мы хотим забивать голы. Мы хотим играть. Современная, гибкая система с игроком-стоппером. Хочу убедиться, что ты будешь с нами.
В этой речи было слишком много ключевых слов, чтобы Шепан не смягчился — таких слов, как «игра», «современный» и «гибкий». Чего он не знал, и о чем Нерц мудро умолчал, так это о том, что он должен был стать стоппером.
Германия отказалась от участия в чемпионате мира 1930 года, фактически даже отказалась от предложения ФИФА провести турнир. Причина была типичной — нельзя было ожидать, что морально неподкупные немцы, утверждал DFB, будут делиться полями с командами, которые выставляли профессионалов. (Австрия, кстати, также была определена ФИФА в качестве возможной принимающей страной, но у нее не было достаточного количества стадионов.) Однако четыре года спустя все изменилось. Как мы видели, многие немецкие футболисты, в том числе Зепп Хербергер, считали антипрофессиональную позицию DFB все более анахроничной, и даже те пропитанные духом коринфянства чиновники начали признавать, что игра против профессионалов не была ни заразной, ни возмутительной.
Однако основные причины участия Германии в чемпионате мира 1934 года имели мало общего с проблемой любителей. Во-первых, на Олимпийских играх 1932 года не было футбола (хоккей был единственной игрой с мячом, предлагаемой в Лос-Анджелесе), и все — игроки, тренеры и болельщики — жаждали настоящих, соревновательных матчей. Во-вторых, футбол в Германии больше не был вопросом даже шовинизма и патриотизма. Это стало гораздо важнее — это была пропаганда.
***
Автор перевода: Антон Перепелкин
Редактор перевода: Алёна Цуликова
***
Любите немецкий футбол! Цените немецкий футбол!
Смотрите немецкий футбол, подписывайтесь на наш блог и твиттер.
Присоединяйтесь к нашему каналу на YouTube, телеграм-каналу и группе VK.
