Наших соперников – Финляндию и Данию – ООН называет самыми счастливыми странами мира. Что это означает и в чем их особенность?
Объясняют Лукомские из истории и социологии.
Раз в год по российским медиа прокатывается новость: «Финляндию признали самой счастливой страной мира». В 2021-м финны стали первыми в четвертый раз подряд, на втором месте оказалась Дания, третья – Швейцария. Россия – 76-я, замкнули рейтинг из 149 стран Руанда, Зимбабве и Афганистан.
Вот как выглядел топ-3 в другие годы.
2020:
1. Финляндия; 2. Дания. 3. Швейцария
2019:
1. Финляндия; 2. Дания; 3. Норвегия.
2018:
1. Финляндия; 2. Норвегия; 3. Дания.
2017:
1. Норвегия; 2. Дания; 3. Исландия.
2016:
1. Дания; 2. Швейцария; 3. Исландия.
Тренд на Скандинавию слишком очевидный. Чтобы понять, почему наши соперники по группе счастливее всех, Александр Головин позвонил двум социологам и одному историку Скандинавии. И, кажется, нашел ответ.
Оказалось, есть два рейтинга счастья. В другом лидируют не скандинавы, а бедные страны из Азии и Латинской Америки, потому что к счастью приходят по-разному
Русские медиа ежегодно цитируют рейтинг, который публикует ООН в рамках всемирного доклада о счастье. Впервые он появился в 2012 году и рассчитывается из шести параметров: ВВП на душу населения, социальная поддержка, продолжительность жизни, общественная свобода, щедрость, уровень коррупции. Плюс каждая страна сравнивается с гипотетическим государством «Антиутопия» – чем она дальше от «Антиутопия», тем выше балл.
Итого: людей напрямую не спрашивают о счастье, а высчитывают его уровень по косвенным признакам.
Существует и второй рейтинг – «индекс счастья». В нем людям прямо задают вопрос: «В целом чувствуете ли вы себя счастливыми?» В 2020-м в топ-5 вошли Колумбия, Индонезия, Эквадор, Казахстан и Нигерия. В 2021-м – Киргизия, Казахстан, Колумбия, Эквадор, Азербайджан. Скандинавы по «индексу счастья» не входят в мировой топ, хотя все равно находятся почти выше всех в Европе и выше среднемирового уровня счастья.
«Дело в разных подходах, – объясняет Sports.ru доктор социологических наук и вице-президент международной ассоциации Gallup International Андрей Милехин, который руководит компанией «Ромир» – она и проводит опрос для «индекса счастья» в России. – Первый подход включает в себя сложный анализ различных составляющих, которые, по гипотезе авторов, являются основой для счастья. Несмотря на глубокие основы и методологию, они могут быть сильно манипулятивны, потому что выбор факторов и их веса – вещь спорная (имеется в виду, что продолжительность жизни авторы могут оценить, например, в 20% от общей оценки, а ВВП – в 50% – Sports.ru).
Второй подход – когда у людей спрашивают их мнение. Так оказывается, что те факторы, которые закладывают для счастья авторы сложных методологий – а это какие-нибудь англо-саксонские агентства, которые формируют новую систему координат и ценностей, – не срабатывают».
Милехин говорит, что исследование, в котором участвует «Ромир», – старейшее в мире, проводится с 1947 года. Его инициировал великий социолог Джордж Гэллап, один из основателей рынка социологии и рекламы. Гэллап определял счастье как позитивное видение будущего: «Если мы считаем, что завтра будет жить лучше, чем сегодня, то это и есть стержень счастья».
Лидерство бедных стран при таком подходе Милехин объясняет тем, что при описании ощущений счастья люди не сильно задумываются о материальном благополучии. «Это вообще один из главных выводов проекта: счастье – не только материальные показатели. Да, никто не отменял пирамиды Маслоу: если люди беспокоятся за безопасность жизни, если им нечего есть, то там не до счастья. Но когда эти потребности удовлетворены, от того, что у тебя седьмые штаны или третья машина, счастья не прибавляется.
Основной драйвер счастья – динамика, ощущение развития, справедливости. Поэтому в последние годы наверху столько африканских стран: они развиваются с эффекта низкой базы. Еще люди счастливы там, где сравнивают себя не с глобальным миром – не по CNN или RT, – а с соседями. Лет 20-30 назад из-за этого выстреливала Юго-Восточная Азия, почти всегда высокие показатели у латиносов, но они в принципе относятся к жизни более позитивно, это их ментальность. В последнее десятилетие много африканских стран».
Милехин суммирует, что глобально при повышении уровня счастья снижается уровень дохода, но добавляет, что единственное исключение из этого правила – Скандинавия. «Этот феномен ярко заметен по нашему рейтингу, – говорит социолог из «Ромир». – Я называю его «скандинавским эффектом». Год от года ситуация меняется, но мы почти всегда видим, что если говорить про богатых и счастливых, то это скандинавские страны. Если Западная и Восточная Европа и Штаты в последнее время находятся в депрессии, то скандинавы традиционно наверху».
PhD, профессор и заведующий лабораторией сравнительных социальных исследований ВШЭ Эдуард Понарин называет оба рейтинга (и тот, где лидируют скандинавы, и тот – где африканцы и латиноамериканцы) правильными, потому что к счастью приходят по-разному.
– Для Скандинавии характерен высокий уровень жизни, который выражается, например, в ВВП на душу населения и в низком уровне социального неравенства, – рассказывает Понарин. – Это способствует тому, что общество чувствует себя более-менее цельным. Дети рабочих ходят учиться в ту же школу, что и дети миллионеров. Потому что это очень хорошие школы. То есть работает скандинавская модель – материальное благополучие и социальная справедливость.
В Латинской Америке счастье достигается другим способом. Там очень плотные социальные связи, люди много общаются, сидят за столом с друзьями и родственниками. Это сильно отличается от России и Скандинавии. Во-вторых, в Латинской Америке высокий уровень религиозности. Религия помогает жить, когда условия вокруг не очень хорошие. Если ты веришь, что высшие силы на твоей стороне, то это создает ощущение защищенности. Хотя объективно ситуация может быть не очень защищенной. В этом плане Латинская Америка напоминает наши мусульманские регионы.
– Но как быть с тем, что эти страны очень бедные?
– Сказывается, что нет контраста – бедные там почти все. Здесь можно привести пример из России: в Москве пенсионер, может, и знает, что теоретически живет лучше, чем люди за МКАДом, но каждый день видит дорогие кафе и машины, которые не может себе позволить. Из-за этих сравнений он чувствует себя хуже. В то время как в провинции люди в среднем счастливее. Они живут беднее, чем в Москве, но у них нет такого контраста. У них нет социальных сравнений, зависти, как в Москве. Так и в Латинской Америке.
При этом Россия все равно ни на кого не похожа, отмечает профессор Понарин. Не похожа на Скандинавию, потому что нет такого уровня социальной защищенности. И не похожа на Латинскую Америку, потому что религиозность – за исключением нескольких регионов – низкая, и социальные связи не такие плотные. «Люди довольно атомизированы», – заключает он.
Скандинавы – в топе, потому что работает шведская модель. Она возможна из-за врожденной законопослушности (влияет религия) и социального равенства (исторически все были рыбаками и крестьянами)
Скандинавов с оговоркой можно назвать самыми счастливыми людьми, считает кандидат исторических наук, доцент исторического факультета МГУ Евгения Корунова, которая специализируется на истории стран Скандинавии. Она обращает внимание на географические особенности: скандинавы – при всем высоком уровне жизни, добытом упорством, – живут на севере. Суровый климат, короткие зимние дни и длинные ночи сказались на их восприятии действительности.
«До сих пор в Скандинавии во многих сферах сохраняются основы скандинавской модели общества всеобщего благоденствия, заложенные много десятилетий назад, – отмечает Корунова. – Это позволяет скандинавам ощущать себя комфортно в обществе, которое их защищает».
Корунова объясняет, что скандинавская модель (еще называют шведской – финны и норвежцы ее скопировали) существовала не всегда и не возникла одномоментно. Первые реформы пришлись на межвоенный период: «Демократический прорыв, который пережили шведы в начале XX века, сделал возможным приход к власти Социал-демократической рабочей партии. В 1936 году партия окончательно утвердилась у власти и приступила к реализации программы по созданию общества, которое должно было стать общим домом для всех, без привилегированных и униженных и классового неравенства. В то время как в Италии и Германии крепла власть фашистов и нацистов, скандинавы окончательно убедились в своих симпатиях к социал-демократам.
Партия провозгласила концепцию folkhemmet – «Дом народа». В программе говорилось, что в «хорошем доме» царят равенство, забота, сотрудничество, взаимовыручка, а управление государством осуществляется демократическими методами. Соответственно, принимались реформы, которые касались прежде всего социальных благ. Например, началось строительство домов, доступных для средней категории граждан. Тогда же появился Medelsvensson – среднестатистический швед с фамилией Свенссон, которого использовали в статистике для расчетов уровня жизни. Свои плоды реформы стали давать в 1950-е – уже после Второй мировой, в которой Швеция не участвовала, – а пик пришелся на 1960-е».
Итого: скандинавская модель – это, с одной стороны, рыночные отношения, государственное регулирование и частная собственность, с другой – полная занятость, выравнивание доходов и социальное страхование.
Уточняю, как все это получилось именно у скандинавов, – к социальному государству стремятся многие, но ближе всех к идеалу подошли именно страны Северной Европы.
«Скандинавы вообще практичные, – отвечает историк. – Они скромные, добрые, отзывчивые, люди высокой морали. Отчасти все эти качества свойственны им благодаря лютеранской религии, которая пришла в Скандинавию вместе с Реформацией. Лютеранству присущи трудолюбие, немногословность, умение жить по средствам, стремления к аскетизму и уединению.
Сейчас, конечно, в Скандинавии много атеистов, но некоторые черты, воспитанные поколениями, как признаки их культурного кода остались навсегда. Они следуют букве закона и требуют от других того же. Соблюдение правил дает им чувство уверенности и покоя. Вспомните хотя бы фильм «Вторая жизнь Уве». Сюжет очень хорошо иллюстрирует их качества характера».
Профессор ВШЭ Понарин отмечает вторую важную причину успеха шведской модели. Это историческое социальное равенство: «Для Норвегии, Финляндии и значительной части Швеции характерно то, что все население было крестьянами и рыбаками. Там никогда не было помещиков – крепостное право давно отменили, а аристократия считалась слабой. Национальный характер никогда не знал угнетения».
Как работает социальное равенство, Понарин предлагает разобрать на примере. Для иллюстрации берет США, где высокий уровень неравенства. «Во время локдауна губернатор Калифорнии запретил собираться в ресторанах – только на улице и небольшими компаниями, – объясняет Понарин. – Издал указ и сразу после него отметил собственное торжество в ресторане внутри помещения. Получается, народу один закон, а мне – представителю элиты – другой закон.
В Финляндии такую ситуацию невозможно представить, потому что там люди воспринимают себя как членов одного общества. Скандинавский менталитет означает, что если ты чем-то лучше или богаче, то не высовывайся. Покупай Volvo, а не Ferrari. Если хочешь оторваться, то купи замок во Франции, а тут в стране никому не мозоль глаза. Результатом этого подхода стало то, что люди воспринимают друг друга как равных, даже если они отличаются по богатству. Это как в деревне – там тоже считается, что все одинаковые. Поэтому воровать у соседа – непристойно. Все друг друга знают. Социальное неравенство вызывает отчужденность. Когда закон для масс и элит разный, то какая может быть законопослушность? И наоборот».
Евгения Корунова из МГУ называет третий (кроме религии и отсутствия крепостного права) фактор того, что именно скандинавы построили государства всеобщего благоденствия. Он связан с географией: «Они всегда жили на обочине Европы. С одной стороны, шли вслед за европейскими тенденциями. В то же время – смотрели на европейские процессы как бы со стороны. Это позволяло им взять паузу и подумать, подходят они им или нет».
Другая важная деталь, по словам социолога Милехина, – возраст государств: «Дания и Швеция – одни из старейших государственных монархий в Европе, многие этапы общественного развития они давно прошли. Мы, конечно, можем считать себя от кого хотим и находить корни хоть в скифах, хоть в древнем переселении народов, но если считать государственность от Московии, то мы молодое образование. Посмотрите, что пережили Англия в конце XVII века, Франция – в XVIII. Мы это получили в начале XX века: cмену элит, смену форм правления, окончание монархии с законодательно утвержденным внутренним рабством. Скандинавы все это прошли. Это позволило им создать реальные социальные институты».
Заключительная гипотеза, которую озвучивает Милехин, – суровый климат. «Он подразумевает, что люди должны жить в гармонии с соседями, по-другому просто не выживешь, – говорит социолог. – Как любой народ, который живет в экстремальных условиях, они вынуждены относиться с большим уважением друг к другу. Я сейчас беру не южное побережье Швеции, где Гольфстрим позволяет работать гольф-полям круглый год, а про основную территорию Скандинавии. Эти суровые люди всегда жили в коммунальной ментальности. Даже если вы посмотрите спорт, они во многом сильны в командных видах. Тот же хоккей, гандбол. Там, где нужно плечо и взаимопонимание».
Финляндия не просто скопировала шведскую модель, но и воспользовалась положением между Россией и Западом. При этом шведы относятся к соседям по-снобски
Финляндию многие часто относят к в Скандинавии. На самом деле это не так: она не находится на Скандинавском полуострове, также финны не относятся к скандинавам этнически и даже в плане языка – он принадлежит к финно-угорской группе. «Но историческая общность и схожесть менталитетов позволяют причислять Финляндию к странам Скандинавии», – комментирует доцент исторического факультета МГУ Евгения Корунова.
В России над финнами часто потешаются, например, вспоминают пьяные паромы из Хельсинки в Таллин или Петербург, где алкоголь дешевле и доступнее, чем в Финляндии. Корунова отмечает, что такие слова финнов очень обижают: «Они разумная нация – просто попроще, потому что у них быт был проще. Долгое время у них не было аристократии и своей политической элиты. У норвежцев аналогичная история. В отличие от шведов и датчан, у норвежцев и финнов формирование политической элиты началось довольно поздно, во второй половине XIX века. А у финнов и норвежцев не было ни того, ни другого. В XX веке они взращивали элиты на пустом месте».
Как же финны создали комфортное государство, если они проще всех скандинавов?
Евгения Корунова считает, что финны взяли многое от шведской модели и в первой половине XX века часто принимали решения с оглядкой на Швецию. «В Финляндии долгое время даже сохранялось два государственных языка – финский и шведский, – напоминает она. – Страны стали сильно идти в общем фарватере после 1917 года, когда Финляндия получила независимость. Будучи новичком в большой политике, финнам нужно было на кого-то ориентироваться, и они предпочти близкую им Швецию. Пример Германии и России, переживших распад империй после Первой мировой, был не самым удачным. Швеция, в свою очередь, демонстрировала образ успешного государства, избежавшего участия в войне. Такой пример не мог не привлечь финнов.
В межвоенный период финны стремились к тому, чтобы попасть в клуб скандинавских стран – и выйти из положения младшего брата, встав в один ряд со Швецией, Данией и Норвегией. Шведы эту инициативу поддерживали. Они видели в финнах хорошего партнера и очень боялись, что Финляндия оторвется и развернется в сторону или Советской России, или Германии. А шведам было крайне важно контролировать ситуацию на Балтике. Поэтому в 1930-х они пригласили финнов к сотрудничеству в рамках скандинавских встреч на высшем уровне, где обсуждались вопросы внешней политики, сотрудничества стран Севера, экономика и проблемы нейтралитета».
Разворот Финляндии не в ту сторону чуть не случился во время Второй мировой, когда финны начали сотрудничество с Германией Гитлера. Это напрягло шведов – они выступали за нейтралитет. Тогда вся Скандинавия оказалась разобщенной: Данию и Норвегию завоевали, Швецию – нет, а Финляндия находилась в неопределенном статусе.
«Когда война закончилась, финны выбрали особую внешнеполитическую стратегию, и она оказалась весьма выигрышной, – продолжает Корунова. – Они пошли по пути политики нейтралитета, получившем впоследствии название «Линия Паасикиви-Кекконена». В основе этой политики лежала идея неприсоединения к союзам и блокам. Такой шаг был обусловлен соседством с СССР. В 1948-м Финляндия подписала Договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи с СССР, у них сложились очень тесные отношения. В СССР понимали, что не надо поддавливать Финляндию, иначе страна развернется в сторону Запада – и НАТО окажется у наших границ. В то же время Финляндия нормально сотрудничала с Западом – с той же Швецией. Так финны смогли динамично развиваться».
Больше 100 лет (с 1809-го по 1917 год) Финляндия входила в состав Российской Империи. Спрашиваю у экспертов, как сильно это отразилось на стране. «Герцогство Финляндское имело самую большую автономию, даже свою монету печатала. Присутствие там Российской империи было относительным. Они и дедушку Ленина прятали перед Революцией», – отрицает сильную связь Милехин.
Такое же мнение у Эдуарда Понарина: «Хоть Финляндия и считалась частью Российской Империи, местная элита там была из Швеции. Страна имела свой парламент, валюту и даже таможенную границу с остальной империей. Когда в Финляндии началось национальное возрождение, шведы из элиты перекрасились в финнов и продолжили управлять страной как финны. В этом причина, почему между Швецией и Финляндией так много общего».
Шведскую модель критикуют все сильнее, а многие финны сидят на антидепрессантах и не понимают лидерства в рейтинге счастья
В начале разговора Корунова сказала, что скандинавская модель начала разрушаться еще в 1970-х. Прошу ее пояснить, что это значит, если финны и датчане до сих пор регулярно входят в топ самых счастливых стран. «Я говорю про экономику, – отвечает историк. – В 1970-х случились нефтяные кризисы, которые еще называют структурными кризисами. Сильнее всего они затронули экономики стран западной демократии. Но скандинавы не живут в вакууме, и ситуация в Европе и мире не могла их не коснуться. Им тоже пришлось искать выходы из сложной ситуации, в которую попали большинство стран мира. Социальная модель с трудом выдерживала натиск экономических трудностей.
В какой-то момент еще и оппозиция начала критиковать социал-демократов, говорить, что их модель не отвечает потребностям времени. Так стали появляться партии, которые предлагали реформы, противоречащие социал-демократической модели. И сегодня эта борьба продолжается, хотя социал-демократические партии продолжают удерживать ведущие позиции».
Критикуют не только социал-демократов, но и рейтинг счастья. Франк Мартела, исследователь из финского Университета Аалто, рассказал, что в 2018-м, когда Финляндия впервые заняла первое место в рейтинге счастья, эксперты и журналисты раскритиковали методологию, поставили под сомнение выводы доклада и указали на недостатки финского общества. Не поняли исследование и в комментариях на Iltalehti.fi (сайт третьей по популярности газеты страны), где написали, что если бы ученые замеряли уровень эндорфинов, Финляндия оказалась бы на дне рейтинга. По данным yle.fi (финская государственная телерадиокомпания) на 2018 год, 500 тысяч финнов (из 5,5 млн человек) принимают антидепрессанты –в два раза больше, чем в 1998-м.
– И правильно критикуют рейтинг, – говорит Корунова. – Я вообще удивлена их лидерством, потому что у меня не складывается впечатление, что скандинавы и финны самые счастливые люди. По крайней мере, от самих скандинавов я такого не слышала. У них обыкновенная жизнь, со своими житейскими трудностями и проблемами. Все как у нас.
Хотите расскажу вам историю про философа Рене Декарта? Будучи человеком в годах, он был приглашен шведской королевой Кристиной в Швецию, чтобы давать ей знания, развивать ее. Он долго не соглашался, в итоге приехал со словами, что здесь замерзают даже мозги. Королева поднимала его рано утром и заставляла заниматься пять-шесть часов без перерыва. В итоге Декарт, который привык жить по-южному, с бокалом вина, не выдержал и умер от воспаления легких. На его надгробии написали, что его невинная жизнь была загублена недругами – имея в виду шведов.
– То есть депрессия развилась от климата?
– Да, потому что мало света, долгие зимы. Возьмите тех же скандинавов, проживающих на юге. Они другие. В Швеции есть область Сконе – это, можно сказать, северная Италия в том плане, что там люди наслаждаются едой и солнцем. А на севере совершенно другие шведы. Серьезные люди, которые ценят световой день – рано ложатся спать и рано встают.
«Половина Скандинавии живет в полярной ночи. Но этот факт не отменяет того, что большинство там чувствует уверенность в будущем, – говорит Милехин. – Это страны, в которых есть серьезная инфраструктура и социальные институты. Да, кому-то повезло, как Норвегии с нефтью, но посмотрите, как разумно они к этому относятся, понимают, что она конечна».
Распространено мнение, что Швеция – один из лидеров по самоубийствам. На самом деле эта история осталась в прошлом. По данным ООН на 2019 год, шведы находятся на 47-м месте по числу суицидов на душу населения (12,4 на 100 тысяч человек). Финляндия – на 38-м месте (13,4), Дания – на 107-м месте (7,6). Для сравнения: Россия – на 11-м (21,6), Украина – на 19-м (17,7), США – на 31-м (14,5).
«Они серьезно занялись решением вопросов, связанных с суицидальными настроениями в 1980-х. Стали активно внедрять световые лампы, которые позволяли получить эффект фотосинтеза, – делится неожиданным фактом Корунова. – Благодаря в том числе и этому переломили ситуацию. Последние годы у них активно обсуждается другой вопрос – выгорание. Они первыми сказали, что нужно сокращать количество часов в рабочей неделе. Что вовсе не обязательно перерабатывать, чтобы считаться эффективным работником. Что счастливый человек принесет компании больше пользы, чем тот, который выгорел».
Корунова добавляет, что во многих аспектах скандинавы вообще идут впереди других стран: «У них особый склад ума, который позволяет совершать удивительные открытия. Тот же ремень безопасности для автомобилей придумали именно шведы».
В последние годы скандинавы активнее других обсуждают экологию, хотя внутри стран занимаются этим вопросом давно. «Они озаботились проблемой сортировки мусора еще после Второй мировой войны, – снова удивляет Корунова. – Сначала люди активно сопротивлялись этому, но уже в 1990-х годах вопрос можно было считать решенным. Даже самые ленивые шведы сортируют мусор и удивляются тому, что кто-то в мире этого еще не делает».
– Вы рассказали столько невероятных фактов про скандинавов. А какой самый шокирующий знаете?
– Я хотела бы сказать про стереотипное мышление. У нас все вспоминают викингов, говорят, что скандинавы – воинствующие. А они себя такими давно не считают. Они приверженцы политики нейтралитета.
Еще у нас часто скандинавов и финнов не разделяют вовсе, приписывая им одинаковые свойства характера. Вот норвежцы, например, люди приземленные, простые. Если русским искать себе подобных среди скандинавов, то ближе всего по менталитету окажутся именно норвежцы.
Финны – смелые и отважные, шведы – дальновидные. Датчане похожи и на немцев, и на голландцев, при этом сочетают в себе черты, присущие скандинавам.
Фото: REUTERS/FRIEDEMANN VOGEL, RITZAU SCANPIX, HANNAH MCKAY; globallookpress.com/Tomi Hänninen, Anders Wiklund, Erik Simander, Günter Grüner, Tatyana Gritsenko, imago stock&people
Когда нет этого желания побряцать оружием и вводить войска в половину земного шара и говорить всем как жить, - то можно устроить 50+% налогов и более-менее нормальное распределение средств. Правда, и сами граждане амбиций особо проявлять не должны (и не проявляют).
Правильный это путь, или нет - вопрос риторический.
Но факт, что России, в том виде, в котором она есть, такой не стать никогда.
Как и Штатам, например.
Как и Китаю, например.