«Хиллсборо: Правда» 1. Навлечение катастрофы
***
На задворках сознания каждого полицейского сидит ноющая тревога, что следующий инцидент, каким бы незначительным он ни казался, может привести к ранению или даже к смерти. Риск, связанный с работой полиции — это вездесущий страх подвергнуться насильственному нападению. Статистика показывает, что убийства британских полицейских при исполнении служебных обязанностей происходят редко, что реальный риск минимален. Смерть — это такая редкость, что имена тех, кто умирает, навсегда остаются в памяти сослуживцев. И все же это неопределенность смерти, сама ее непредсказуемость питает страх: в любое время, в любом месте, любой из офицеров.
В начале октября 1988 года 24-летний полицейский стажер из Южного Йоркшира столкнулся лицом к лицу с реальностью. В одиночестве, отрезанный от своих сослуживцев-офицеров, он темной ночью подвергся жестокому нападению территории монастыря в районе Ранмур в Шеффилде. Двое вооруженных людей в военной форме, с лицами, скрытыми балаклавами, потащили его на пустырь. Его заставили лечь лицом в грязь, руки сковали за спиной наручниками, приставили к голове пистолет. Его брюки были спущены. Он боялся худшего. Неудержимо дрожа, ожидая смерти, он услышал щелчок, увидел вспышку — но не пистолета, а фотоаппарата.
Распростертый и перепуганный, лежа на земле, молодой офицер повернул голову и увидел, как вооруженные люди снимают свои балаклавы. Они смеялись. Смеющиеся полицейские. Он был в шоке, его выворачивало, когда он пытался одеться и восстановить хоть какое-то подобие самообладания. Унизительное и уничижительное нападение, не редкое в военных полка́х, было своего рода инициацией, позже описанной как «шалость». В нем участвовала группа офицеров, и все они базировались в полицейском участке «Хаммертон-роуд» в Шеффилде.
В то время как жертва нападения прошла стресс-консультирование, пятеро его коллег, включая инспектора, были отстранены от службы. Заявление об ограничении ущерба полиции Южного Йоркшира подтвердило, что не был вовлечен никто из общественности. Член парламента Хиллсборо Мартин Фланнери не был этим впечатлен, утверждая, что офицеры были представителями общественности, и нападение произошло в общественном месте. Другие сообщения предполагали, что подобные инициации в участке на Хаммертон-роуд были институционализированы, и женщина-офицер утверждала, что она была вынуждена уйти в отставку из-за группы офицеров, которые «превратили жизнь новых рекрутов в ад».
Фланнери без колебаний потребовал, чтобы офицеры предстали перед судом. Однако после доклада следователя Королевская прокуратура решила, что уголовное преследование было «неуместным». Консультации между подразделением Южного Йоркшира и Управлением по рассмотрению жалоб на действия полиции привели к внутренним дисциплинарным мерам в отношении сотрудников. Четырех офицеров, включая инспектора и двух сержантов вынудили уйти в отставку. Два других сержанта были понижены в должности, а два констебля получили выговор и штраф.
Хотя офицеры, по сути, были уволены, подобная мера защищала их возможности для поиска альтернативной работы и получения полицейской пенсии. Мартин Фланнери вместе с депутатом-консерватором Ирвингом Патником потребовали обнародовать результаты полицейского расследования. Им было отказано. Вскоре после отставки, в начале марта 1989 года, глава участка на Хаммертон-роуд, главный суперинтендант Брайан Моул, был переведен в Барнсли. В объявлении об этом говорилось, что такой шаг был «частью изменений в ранговой структуре». Не было упомянуто ни о Ранмурском инциденте, ни о наложении дисциплинарных взысканий на офицеров, ни о более широкой озабоченности поведением в участке на Хаммертон-роуд.
Время перевода главного суперинтенданта Моула было не только совпадающим, но и неудачным. Репортер Боб Вестердейл в своей статье в «Шеффилд Стар» отметил, что опытного офицера «неоднократно хвалили за управление толпой на серьезных матчах на стадионе "Шеффилд Уэнсдей"». В действительности же, именно под его юрисдикцией стадион «Хиллсборо» был восстановлен в качестве места проведения полуфинала Кубка Англии после приостановки этой привелегии из-за проблем при управлении толпой и безопасностью на стадионе в 1981 году. Полуфинал 1987 года вернул «Хиллсборо» его прежний статус, и главный суперинтендант Моул установил Оперативный порядок по охране этого события. Он перенес его, с некоторыми изменениями, и на полуфинал 1988 года «Ливерпуль» - «Ноттингем Форест». Это был его последний полуфинал в качестве командира матча.
Без раскрытия документов, относящихся либо к дисциплинарному разбирательству, либо к переводу Моула, прямая и неоспоримая связь между этими событиями невозможна. Что несомненно, так это то, что освобождение его от обязанностей на Хаммертон-роуд всего за 21 день до полуфинала на «Хиллсборо» 1989 года лишило это событие услуг самого опытного командира матча в подразделении. Это также означало, что его заместитель, главный суперинтендант Дакенфилд, взял на себя командование одним из главных спортивных событий Великобритании имея минимальный соответствующий профессиональный опыт в этом деле. Практически весь груз ответственности ляжет на плечи старших офицеров, унаследованных им от Моула. За исключением имен и распределения обязанностей, Оперативный порядок на день остался неизменным. В одиннадцатом часу подразделение поручило эту работу новичку в управлении футбольными толпами болельщиков. И случилось это при самых противоречивых обстоятельствах. Если Моул и предлагал свои услуги, то ему отказывали, потому что 15 апреля 1989 года он был на дежурстве в другом месте.
* * *
Ранним весенним днем, около 14:15, на одном из лучших футбольных полей Англии люди возбужденно толпились у турникетов. Это была большая толпа на главном кубковом матче между командой из Мидлендс и командой с Северо-Запада. Давление вокруг турникетов быстро нарастало, и болельщики были вдавлены в стены. На трибунах, рядом с турникетами — везде было полно народу. Было так тесно, что некоторых мальчишек передавали через головы толпы вперед.
По мере того как турникеты продолжали подавать регулярный поток в заднюю часть трибун, те, кто находился ближе к переднему краю, начали ощущать давление. Некоторые болельщики попытались вырваться из плотной давки, но к 14:35 двигаться было уже невозможно. За двадцать пять минут до начала игры огороженная трибуна была полна. Между полицией и персоналом стадиона возникла неразбериха из-за закрытия турникетов.
Через пять минут снаружи стадиона толпа собралась такой же плотности, как и на трибунах. Связь между этими двумя областями была практически невозможна. В течение нескольких минут положение внутри стало серьезным, поскольку люди в явной тревоге пытались избежать ужасной давки. Некоторые упали на землю, и были растоптаны товарищами-болельщиками, которые не могли не наступить на их тела.
За десять минут до начала матча открылись выходы за трибунами. Толкотня у турникетов мгновенно улеглась. Через ворота и другими способами на стадион хлынули более 2000 человек, усиливая и без того невыносимое давление на трибунах. Некоторые болельщики, которые протиснулись в заднюю часть, оказались вытесненными в переднюю часть трибуны не имея какого-либо контроля над своими собственными движениями.
В 14:55 команды выбежали на поле под обширный прием зрителей. Толпа закачалась, и те, кто стоял на трибунах, потянулись, чтобы взглянуть на своих героев. Стратегически расположенные ограждения не позволяли колышущейся толпе сжиматься на всем протяжении трибуны. Металлические барьеры рассеивали толпу. Но была одна воронка, где не было никаких барьеров до самых нижних ступеней. Сжатие здесь было огромным, перенося всю тяжесть болельщиков на заднюю часть трибуны. От напряжения рухнули два барьера, и толпа повалилась на искореженную сталь.
Тела были свалены в три или четыре кучи, а те, что были прижаты, не могли подняться по ступенькам. Среди полицейских, сотрудников скорой помощи Святого Иоанна и других болельщиков стало ясно, что происходит серьезная катастрофа. Через двенадцать минут арбитр встречи остановил игру и увел игроков с поля. Случилась самая страшная массовая катастрофа в английском футболе. Но это был не «Хиллсборо» 1989 года, а «Бернден Парк» 9 марта 1946 года.
За сорок три года и один месяц до «Хиллсборо» 33 человека погибли и более 500 получили ранения во время матча Кубка Англии между «Болтон Уондерерс» и «Сток Сити». Собралась гораздо большая толпа, чем предполагалось: Ожидалось 50 тыс. человек, но, по оценкам, прибыло 85 тыс. Ворота выхода были открыты, потому что мужчина, пытавшийся вырваться со стадиона вместе со своим маленьким сыном, вскрыл замок.
Расследование Министерства внутренних дел, возглавляемое Моэлвином Хьюзом, критиковало полицию и официальных лиц стадиона за то, что они не придавали значения застройкам за пределами стадиона, учитывая кучность людей на трибунах внутри стадиона. В то время как свидетели официального расследования говорили о «вместимости» огороженной трибуны, она так и не была должным образом оценена: «То, что они подразумевают под вместимостью — это наибольшее количество людей, которое могли быть безопасно размещены там в предыдущих случаях», — говорится в отчете.
Было подсчитано, что трибуны были заполнены в 14:35, но турникеты продолжали пропускать болельщиков еще в течение десяти минут, таким образом вбрасывая еще 2000 болельщиков в уже заполненные ограждения. С этими дополнительными 2000 болельщиками, получившими вход непосредственно перед началом матча, трибуны были значительно переполнены. Власти подвергались резкой критике за отсутствие стратегии, медленную реакцию и отсутствие организации.
Доклад «сожалел, что не было простого выхода для тех, кто по какой-либо причине хотел покинуть стадион, и что было так прискорбно легко открыть выходные ворота». В то время как «безбарьерный путь» сверху донизу не был определен в качестве основной причины, вес рухнувших заграждений был огромным. Один из барьеров был «сильно проржавевшим».
Моэлвин Хьюз дал много рекомендаций, чтобы предотвратить повторение подобной катастрофы. Его предложения были сосредоточены на экспертизе трибун; расположение, прочность и тип барьеров; положение и состояние входов; адекватные средства для выхода во время игры; и средства для непрерывного движения внутри каждой огражденной трибуны на стадионе. Он также рекомендовал научный расчет максимального количества людей, допущенных в каждый из вольеров. Но, как утверждалось в отчете, «установление максимума не имеет никакой ценности, если нет способа узнать, когда эта цифра достигнута или... когда больше желающих попасть внутрь, чем он может вместить в себя...» Он рекомендовал «механические средства», чтобы точно установить цифры для каждой огражденной трибуны, которые затем могут быть переданы в центральный пункт. По мере того как каждый вольер заполнялся до отказа, турникеты, которые пропускали в него людей, могли закрываться. Центральная координация будет обеспечиваться «ответственным официальным лицом стадиона» и «ответственным полицейским», работающими вместе и использующими телефоны, чтобы закрыть трибуны и обеспечить их надлежащую охрану и управление.
В докладе отмечалось, что чиновник ФА, давший показания, «опасался, что катастрофа в Болтоне может легко повториться на 20 или 30 других стадионах». «Как просто, — заключил он, — и как легко возникает опасная ситуация на переполненной закрытой трибуне. Это происходит снова и снова, без фатальных или даже травматичных последствий». Одного или двух дополнительных факторов было достаточно, чтобы перевести «опасность» в разряд «смерть и увечья».
В 1958 году «Болтон Уондерерс» одержал победу в финале Кубка Англии над пораженным трагедией после мюнхенской катастрофы «Манчестер Юнайтед». Разгорелся спор о том, не сфолил ли Нэт Лофтхаус на Харри Грегге, мужественном вратаре «Юнайтед», когда тот отправил игрока и мяч в сетку ворот. О приоритетах футбола свидетельствует тот факт, что дебаты по поводу этого единственного инцидента оставались яркими на протяжении многих поколений, в то время как гибель 33 человек на «Бернден Парк» всего десять лет назад безмолвно ушла в историю. За пределами Болтона один из самых важных уроков в истории футбола был похоронен рядом с теми, кто погиб.
* * *
«Красивая игра»... «Славная игра»... «Народная игра»; профессиональный футбол всегда захватывал воображение. Задолго до того, как игроки смогли договориться о больших долях своих непомерных трансферных сборов или получить полудоходную зарплату, их имена были широко известны, их подвиги были долговечны. Немногие болельщики могли надеяться играть даже на полупрофессиональном уровне, но все могли смотреть и мечтать. Послевоенный футбол оставался преимущественно мужским зрелищным видом спорта, но его влияние ощущалось во всех слоях общества. Владельцы фабрик и бизнес-менеджеры постоянно рассказывали о том, что производительность растет или падает наряду с судьбой местной команды.
В то время как игроки боролись за признание в качестве артистов в спорте, за которым наблюдала масса людей, стоимость самой игры была перенесена на трибуны. Образ «народной игры» относящейся к рабочему классу доминировал в мышлении, снабжении и инвестициях. По мере того как богатые и местные знаменитости занимали свои места в директорских ложах, а те, кто мог позволить себе досрочный платеж, покупали сезонные билеты на сидячие трибуны, масса игроков стояла в любую погоду, часто без укрытия, на бетонированных насыпях земли.
Условия, учитывая, что регулярное посещение не было дешевым, были ужасными. Несмотря на весь романтизм «золотого века» горячего «Бовриля», тепловатого чая и мясных пирогов, для зрителя смотреть футбол вряд ли было приятно. И все же, невероятно, острые ощущения от игры, ярко-зеленый газон освещенных прожекторами вечерних матчей и рев толпы затмевали реальность. Реальность ветхих стадионов, грязных туалетов и заблокированных видов — все это было одурачено.
Предупреждающие знаки были у всех на виду. Особенно с Паддока под Главной трибуной «Ливерпуля», прямо перед директорской ложей, откуда мужчины в костюмах и верблюжьих пальто, женщины в мехах смотрели на битком набитый стадион. Справа на знаменитой трибуне «Коп» «Энфилда» люди были набиты под завязку. Как все восхищались парнями с «Копа», когда они пели, раскачивались и вздымались; волны тел разбивались о ступени, как волнующееся море о берег. Назад по ступенькам, короткое затишье, и следующая волна. Время от времени обмякшее тело передавалось над головами по периметру к офицерам Скорой помощи Святого Иоанна. Как они свистели, если это была женщина.
Потеря сознания на «Копе» была частью игры. Бледнолицые тела будут растянуты вдоль бровки к туннелю по которым проходят игроки и отправлены на излечение. В 1960-е годы «Ливерпулю» было трудно не поддаться страсти игры. При Билле Шенкли команда была выведена из Второго дивизиона, впервые в своей истории выиграла Кубок Англии и стала чемпионом Первого дивизиона. Вскоре на «Энфилд» пришли европейские соревнования, а вместе с ними и первый из многих памятных вечеров. Билеты на дерби с «Эвертоном», самопровозглашенных «Научной школой», были как золотая пыль.
Шенкли, консервативный моралист с индивидуалистическим социализмом, укоренившимся в городах и деревнях Шотландии, был острым на язык и очень сообразительным. Футбол, говорил он — это не вопрос жизни и смерти, это гораздо важнее. Конечно, эти слова никогда не должны были восприниматься буквально, хотя теперь они и преследуют память о нем. Он просто отражал невероятную страсть, возникшую на переполненных трибунах. «Что бы вы сделали, если бы Иисус Христос пришел в "Ливерпуль"?» — гласила надпись у церкви на Эвертон-Броу. «Переместил бы Сент-Джона на правый край», — был нацарапан чуть ниже ответ. Иан Сент-Джон был одним из самых успешных игроков, подписанных Шенкли.
В 1966 году, всего за несколько недель до успеха сборной Англии на чемпионате мира, команда вышла в полуфинал Кубка обладателей кубков. Противостояние, распространенное на два матча, было еще одним предзнаменованием грядущих событий. Против них был чрезвычайно талантливый «Селтик». В 4 часа утра, в то утро, когда билеты поступили в продажу на «Энфилд», очередь растянулась от ворот прямо вокруг Стэнли-парка, почти достигнув стадиона «Эвертона» — «Гудисон Парк».
Многие ждали всю ночь. Футбол был плохо подготовлен к новому рынку. Позиция клуба заключалась в том, что если болельщики готовы стоять в очереди всю ночь — это их дело, а не ответственность клуба. Когда люди поняли, что могут не купить билеты, началась мини-паническая давка. Контроль над толпой был минимальным, безопасность толпы отсутствовала как класс.
В вечер матча против «Селтика» «Коп» был столь же возбуждающим, сколь и пугающим. Травмированный Джефф Стронг забил славный победный гол в ворота напротив трибуны «Коп». Немногие копиты — болельщики с «Копа» — видели, как мяч вошел в сетку, когда приливная людская волна пошла вниз по ступенькам. На противоположной трибуне «Энфилд-роуд» фанаты «Селтика» были ошеломлены. А потом это случилось. Бутылки дождем посыпались с трибуны к воротам, которые защищал Томми Лоуренс. Он выбежал из штрафной, спасаясь от гнева своих соотечественников — голкипер сборной Шотландии в футболке «Ливерпуля». Спереди ливерпульский мальчик был сбит бутылкой, предназначенной для Лоуренса. Он впал в кому. По словам Боба Пейсли, более позднего главного тренера «Ливерпуля», с поля было убрано более 4000 бутылок.
Несколько недель спустя, по стечению обстоятельств, «Ливерпуль» играл в финале в Глазго на стадионе «Хэмпден Парк» против дортмундской «Боруссии». Болельщики «Селтика» распахнули объятия тысячам ливерпульцев. Это была попытка примирения после того, что запомнилось как самый жестокий эпизод на «Энфилде». Узы, выкованные в Глазго, сохранились; совместные шарфы «Ливерпуля»/»Селтика» до сих пор носимы болельщиками «Ливерпуля».
Это была ужасная майская ночь. Десятки тысяч людей проделали этот путь, в основном на автобусах, по, казалось бы, нескончаемому шоссе А74 до Глазго. Дождь лил не переставая, и «Ливерпуль» проиграл из-за эффектной случайности в конце дополнительного времени. Человек по фамилии Либуда нанес берущийся удар, он просто пробил из пределов половины поля «Ливерпуля», поразив и перекладину, и возвышающегося центрального защитника «Ливерпуля» Ронни Йейтса, оба — мяч и гигант — оказались в сетке ворот.
Промокшие и деморализованные болельщики поплелись обратно к автобусам и долгому пути домой, их европейская мечта закончилась. Окна запотели, когда промокшая одежда высыхала на замерзших телах. Такова была реальность футбольного наследия. Преданные болельщики, которые всю ночь стояли в очереди, пропускали работу и брали больше отгулов, чтобы поехать в Глазго, были бесцеремонно брошены в 5 утра посреди городов Мерсисайда, идя домой мокрые, несчастные, измученные и сломленные.
Никто и глазом не моргнул. Это было в порядке вещей, часть еженедельной эксплуатации гордости и страсти. То, что тысячи болельщиков будут часами стоять на опасных трибунах, подвергаясь воздействию стихии, было принято как часть «народной игры». Оглядываясь назад на те несколько недель в 1966 году, можно было увидеть башни-близнецы растущего недуга футбола. Опасность смотреть футбол в изменчивых, переполненных толпах людей на разрушающихся трибунах была сопоставима с возникающей опасностью насилия, связанного с футболом. В чьи обязанности входило читать плохие предзнаменования и отвечать на них?
* * *
Десять лет спустя после той жаркой майской ночи в Глазго «Ливерпуль» отправился на еще один памятный вечерний матч. Это было 4 мая 1976 года на «Молинью», родине некогда великих «Вулверхэмптон Уондерерс». Это было новое поколение звезд «Ливерпуля», команда-победитель и в Англии и в Европе. Успех против Волков — и Красные снова станут чемпионами.
В то время как многие клубы должны были находиться в тисках «футбольного хулиганства», выездная поддержка «Ливерпуля» не привлекала организованного насилия. Болельщиков постоянно хвалили за хорошее настроение и справедливое отношение. В тот приятный майский вечер на шоссе М6, казалось, каждый дом Мерсисайда прислал своего представителя; бампер к бамперу, красно-белые знамена хлынули в самое сердце Мидлендс.
Многие взяли отгул после обеда, и скопление людей, приближающихся к Вулверхэмптону, было намного выше, нежели в обычные дни матчей. «Молинью», как и многие другие большие стадионы, был окружен кроличьим лабиринтом домов рядовой застройки. Вскоре узкие улочки заполнились до отказа, десятки тысяч людей собрались перед медленно продвигающимися турникетами. Поскольку на игру не нужно было заранее покупать билеты, оплата требовала дополнительного времени.
Было очевидно, что толпа превысила вместимость стадиона, и по мере приближения времени начала матча в 19:30, те, кто был снаружи, поняли, что не все попадут внутрь. Очереди распадались на сплошную массу людей, прижатых к стенам, выходным воротам и турникетам. Контроль над толпой был давно утерян. На трибунах, где толпилось большинство болельщиков «Ливерпуля», было мало места.
Трибуна за воротами простиралась на всю ширину поля, и болельщики двигались вбок, вперед и назад, чтобы найти хоть наполовину приличное местечко. По мере того как нарастал предматчевой ажиотаж, пошли разговоры о локауте и хаосе за пределами стадиона. Болельщиков внутри заверили, что как только трибуна заполнится, турникеты автоматически закроются, и счастливчики внутри смогут успокоиться.
Без всякого предупреждения раздался страшный грохот. Огромные деревянные ворота сразу за трибуной рухнули под тяжестью наружней толпы. Сотни людей высыпали на заднюю часть трибуны. Полиция и стюарды изо всех сил старались помешать бо́льшему количеству болельщиков попасть внутрь. Для тех, кто уже был на трибуне, давка сразу стала отчаянно ощущаться, поскольку локти были вжаты в грудные клетки. Люди с трудом дышали.
Впереди все было серьезно. Как будто синхронно, болельщики подтягивались через стену периметра к безопасности дорожек и поля. Полицейские и сотрудники скорой помощи Святого Иоанна помогли им выбраться на безопасное место, перетаскивая людей через стену. Те, кто был на трибуне, никак не могли оттолкнуться. Сотни людей были на поле. К счастью, команды все еще находились в раздевалках, и полиция начала распределять толпу.
Они сопровождали болельщиков на разные части стадиона. Некоторые сидели на дорожке перед стенами. Это был пульсирующий матч. «Ливерпуль» выиграл со счетом 3:1, голы забили Киган, Тошак и Кеннеди. Титул был их и выиграли они его со стилем. Тысячи людей были заперты снаружи, но слонялись вокруг стадиона, чтобы принять участие в празднествах. Для тех, кто оказался на грани трагедии, это была одна из тех вещей, о которой скоро забудут. Они были в нескольких минутах от смерти, но, вероятно, так этого и не поняли.
* * *
«Брэдфорд Сити» - «Линкольн Сити»: обычно это не так игра, которая поражала воображение. Но 11 мая 1985 года был особенным днем для Брэдфорда. Они выиграли титул в Третьем дивизионе, и их трофей был представлен и демонстрировался перед игрой. Регулярная посещаемость в 6 тыс. человек была почти удвоена, когда город оказался на праздновании повышения в футбольном классе. «Брэдфорд Сити», находившийся в процессе банкротства и ликвидации всего два года назад, вкушал успех невероятного восстановления. Так часто бывает, когда вечеринка в самом разгаре — игра была скучной, анти-кульминационной. Но перед самым перерывом разразился настоящий ад.
Две фотографии с интервалом в несколько минут рассказывают ужасную историю. На первой изображены болельщики, стоящие на деревянных полах среди примитивных деревянных сидений без спинок. Под их ногами, сквозь щели в усыпанном сигаретами полу, видны языки пламени. Сквозь щели поднимается дым. Люди, кажется, не хотят двигаться: это небольшой пожар, и кто-то пошел искать огнетушитель. На второй фотографии вся трибуна охвачена пламенем — это ад сверху донизу. Оно распространилось «так быстро, как только может бежать человек». Пятьдесят шесть человек погибли и еще много получили серьезные ранения.
Главная трибуна «Брэдфорда» была построена, когда был основан сам клуб в 1908 году. Задняя секция, проходившая по всей длине поля, состояла из деревянных скамеек на деревянном полу. Впереди стояли пластиковые сиденья на бетонном основании. Тесовая крыша была покрыта рубероидом и заделана гудроном. Под деревянным полом десятилетиями скапливался мусор, просачиваясь сквозь щели в досках. Было подсчитано, что в своем первоначальном несгоревшем состоянии мусор должен был быть глубиной в 30 сантиметров.
Большая часть мусора под деревянной трибуной лежала там уже много лет. В обугленных останках была обнаружена газета 1968 года выпуска, а также обертки с ценами до децимализации. Сигаретные пачки, полистирольные стаканчики, спичечные коробки и бумага тянулись по всей длине трибуны. Это была «пороховая бочка», устроенная так, как и многие домашние пожары. Под высохшей древесиной лежала смесь спрессованной бумаги и других горючих материалов, а сверху — надстройка из дерева и легковоспламеняющегося гудрона. Достаточно было одной небрежно брошенной спички или сигареты, чтобы зажечь бумагу, и огонь распространился бы, как через дымоход. Кто-то услужил, и форма крыши трибуны привлекла пламя.
Эксперт-свидетель последующего публичного расследования подсчитал, что «значительный поджог мусора» под трибуной «мог развиться за 90 секунд», и он был «способен воспламенить соседние брусья примерно за 30 секунд». Потолок трибуны поднимал пламя в пять раз выше обычной высоты, что «создавало у свидетелей впечатление движущегося огненного шара, приближающегося к ним». Перед пламенем был густой дым, подавляющий болельщиков в то время, когда они пытались убежать в заднюю часть трибуны.
Когда болельщики бросились уходить тем же путем, каким и пришли, там царили хаос и неразбериха. Огнетушителей не было, и несколько выходов были заперты, заблокированы или труднодоступны. Даже при нормальных обстоятельствах на то, чтобы все покинули трибуну уходило до десяти минут, и, конечно, ее нельзя было эвакуировать меньше чем за рекомендованные две с половиной минуты. Как заключило следствие, «доступных выходов было недостаточно для того, чтобы зрители могли безопасно избежать разрушительных последствий быстро распространяющегося пламени».
Один из ярких образов пожара в Брэдфорде — полицейский, спасающийся бегством от пылающей трибуны, его одежда загорается от сильной жары. Многим людям повезло выбраться на поле. Следствие пришло к выводу, что «несомненно верно», что «если бы существовали закрытые ограждения по периметру… потери были бы значительно выше». Он отметил, что «экстренная эвакуация» может быть необходима при ряде обстоятельств, и это будет достигнуто только в том случае, если будут гарантированы «достаточные и адекватные средства для выхода, включая выходы через само ограждение периметра».
Пожара в Брэдфорде можно было и нужно было избежать. В «Зеленом руководстве по безопасности на спортивных площадках» 1976 года, составленном после катастрофы на стадионе «Айброкс», отмечалось, что «пустоты» под полом были «общей чертой» на трибунах, уязвимых для огня. Они стали «пристанищем для бумаги, картонных коробок и других горючих материалов, которые можно незаметно поджечь небрежно брошенным окурком». Руководство рекомендовало проводить проверки по очистке мусора до и после каждого мероприятия. Через девять лет после публикации Руководства Главная трибуна «Брэдфорда» была подожжена мусором, накопившимся за три десятилетия.
В ходе расследования также рассматривались отношения между футбольными клубами и полицией, в частности ответственность за безопасность болельщиков на стадионе. Оно пришло к выводу, что, в то время как клуб несет ответственность за физическую безопасность и техническое обслуживание стадиона, полиция несет «фактическую ответственность за организацию болельщиков со всеми вытекающими последствиями во время игры». Расследование обеспокоило то, что полиция не проводила обучений или инструктажа «по вопросу об эвакуации». Хотя офицеры проявили «похвальную эффективность» на «Брэдфорде», расследование рекомендовало, чтобы «процедура эвакуации была предметом полицейской подготовки и являлась частью инструктажа полицейских перед футбольным матчем».
* * *
В течение трех недель после пожара в Брэдфорде на трибунах стадиона «Эйзел» в Брюсселе погибло 38 человек и около 400 получили ранения. Если и какое одно-единственное событие объединяло насилие, связанное с футболом, плохое управление толпой и небезопасные стадионы — то это было именно оно. «Эйзел», как стало известно, был неизбежным результатом футбольного пренебрежения: недуг настолько серьезный, что только фундаментальные изменения в структуре, организации и управлении игрой — на национальном и международном уровнях — могли его преодолеть. Это привело к трагической реальности рисков, на которые были готовы пойти корпоративные интересы, а также жестокие личности во имя соревновательного спорта.
«Ливерпуль», действующий чемпион Европы, против «Ювентуса», одного из величайших клубов Европы. Это был один из матчей года, транслировавшийся в прямом эфире по телевидению на всех континентах. Все предвещало захватывающую выставку футбола, поддерживаемую двумя самыми страстными группами болельщиков Европы. Болельщики «Ливерпуля» явно не присутствовали на бо́льшей части фактов насилия во время предыдущих двух десятилетий, завоевав широкую похвалу за свою лояльность и порядочность. От их выездных поклонников не ожидалось никаких неприятностей, хотя ходили достоверные слухи, что в Брюссель приезжает ряд известных английских «хулиганов», некоторые из которых имеют ультраправую политическую принадлежность.
В течение всего теплого летнего дня в центре города происходили стычки. Хотя полиция сообщала о случаях насильственного поведения, многие гражданские свидетели утверждали, что это были не более чем группы лихих, шумных и, в некоторых случаях, пьяных фанатов. Было некоторое опасение, что полиция чересчур реагировала, жестко и без провокации со стороны фанатов. Конечно, они были не в настроении терпеть любой намек на насилие.
Между некоторыми из соперничающих фанатов существовала враждебность. Годом ранее «Ливерпуль» играл с «Ромой» в европейском финале в Риме. Более 40 болельщиков «Ливерпуля» были серьезно ранены в результате ножевых нападений, и многие из них, разбившие лагерь на разрешенных участках недалеко от центра города, на протяжении всего своего пребывания находились в постоянной осаде со стороны местных банд. В то время власти не воспринимали эти инциденты всерьез. Однако они вызвали серьезные сомнения в выборе Рима для финала и роли УЕФА в защите здоровья приезжих болельщиков. В то время как «Ювентус» — туринская команда, среди некоторых болельщиков «Ливерпуля» тлело негодование по отношению к итальянцам.
Возникало много споров по поводу того, должен ли вообще финал 1985 года проходить на «Эйзеле». Конечно, «Ливерпуль» был недоволен местом проведения, особенно состоянием стадиона. Ему было почти 60 лет, его трибуны на обоих концах стадиона находились в ужасающем состоянии. Ступеньки были не более чем бетонным бордюром на утрамбованной земле. Большая часть бетона разваливалась и осыпалась, а ограждения были в плохом состоянии.
Впоследствии Бельгийская парламентская комиссия по расследованию назвала стадион «обветшалым» со структурно разрушенными «колоннами, барьерами и ступенями». Стоячие трибуны, в частности, были «запущены», а «нормальные ремонтные работы» не проводились. Отсутствие выходов в передней части трибуны представляло смертельно опасную проблему при эвакуации.
Боковое ограждение, разделяющее три вольера — X, Y и Z — было непрочным, сделанным из проволочной сетки, как и те, что окружали теннисные корты парка. Некоторые стены казались свободностоящими, не покрытые раствором и не прикрепленными к соседним бетонным стенам. Боковая стена на огражденной трибуне Z, где погибло большинство людей, и ограждение по периметру были структурно слабыми, недостаточно прочными, чтобы выдержать длительную давку.
Ограждения были разделены сверху донизу тремя «коридорами», чтобы облегчить охрану изогнутой трибуны. Но не было никакой возможности контролировать доступ к каждому вольеру, как только болельщики прошли через турникеты. В заборе по периметру было всего три калитки, по одной на каждую закрытую секцию, и открыть их можно было только со стороны поля. Доступ и выход с трибун был опасно неадекватным, и стадион, конечно же, не получил бы сертификат безопасности в Великобритании.
Трибуны X и Y были отведены для болельщиков «Ливерпуля», Z предназначался для «нейтральных» болельщиков, билеты на которые продавались в Брюсселе. Но это был финал Кубка чемпионов, и билеты стоили дорого. Было очевидно, что спекулянты и другие дилеры будут отчаянно пытаться достать билеты на трибуну Z. Так оно и оказалось. Несмотря на заверения в том, что продажа билетов будет контролироваться, договоренности не были выдержаны. По меньшей мере 2000 билетов попали в руки туристических организаций и спекулянтов. У одного агента было 60 билетов, которые он продавал по 100-кратной номинальной стоимости. Поскольку многие «нейтральные» билеты достались болельщикам «Ювентуса», планы по сегрегации испарились в пух и прах.
Продажа этих билетов противоречила директивам УЕФА, а также предматчевому соглашению. «Ясно, — заявила Следственная комиссия, — что естественная вражда переросла в ссоры, драки и обвинения; третья часть всего этого имела трагические последствия и, несомненно, могла бы быть предотвращена, если бы в секции Z не было так много итальянских болельщиков… продажа билетов, организованная КБФА [Бельгийским футбольным союзом], была при этом решающим элементом, и они в этом виноваты».
Секции X, Y и Z охранялись национальной бельгийской жандармерией. На предматчевых брифингах между КБФА и другими властями было решено, что жандармы будут размещены на каждой ступени коридора, разделяющего секции Y и Z. Невероятно, но командир матча жандармерии не присутствовал на брифингах и не знал об этом соглашении. Его организация была подвергнута критике со стороны Комиссии за ее несовершенную командную структуру, двусмысленность в издаваемых приказах, плохую связь и отсутствие приспособляемости к ситуации. Жандармов было слишком мало, чтобы выполнить «тяжелую задачу» по разделению секций трибуны.
Одна из печальных ироний «Эйзела» заключалась в том, что беспорядки толпы в течение всего позднего дня и раннего вечера происходили на том конце стадиона, где располагались болельщики «Ювентуса», с ожесточенными боями между итальянскими болельщиками и жандармами. Заборы были срезаны, временные барьеры разрушены, оружие конфисковано, а жандармы внутри подверглись постоянному граду кусков из бетона и металла. Двадцать семь жандармов были ранены во время почти мятежа на трибунах «Ювентуса», и лишь чудом было предотвращено вторжение на поле.
На другом конце стадиона, в соответствии с предматчевой разведкой, болельщики «Ливерпуля» были спокойны. Когда секция Z начала заполняться итальянскими болельщиками, в нее полетели камни и несколько файеров. Болельщики «Ливерпуля» в Z попытались сбежать в Y. К 19 часам секции X и Y были заполнены, вмещая около 15 тыс. болельщиков, в то время как толпа в Z была менее плотной, около 5 тыс. По мере того как напряжение нарастало, болельщики в Y пытались прорвать сетчатое ограждение до Z. Поскольку вокруг было так мало жандармов, а коридор практически был совсем без них, некоторые болельщики сумели прорваться. Третья атака небольшой группы жестоких англичан вызвала всеобщую панику в Z. В стремлении избежать атаки те, кто был впереди, были растоптаны; не было никакого пути через ограждение периметра, и слабая боковая стена рухнула. Из-за того, что одни тела навалились на других и из-за неумолимого давления сзади, 38 человека погибли. Сотни получили травмы.
Даже когда развернулась чудовищная катастрофа, было решено, что матч состоится. Когда обе команды вышли на поле, нереальность ситуации взяла верх. На глазах у огромной толпы и мировой телевизионной аудитории «Ювентус» обыграл чемпионов Европы «Ливерпуль» со счетом 1:0. Катастрофа привела к долгосрочной европейской дисквалификации на участие всех британских клубов в еврокубках. Для «Ливерпуля» она была еще дольше, чем для других клубов, и разрушила их статус одной из лучших команд Европы. В то время как гнев бушевал против небольшой горстки английских болельщиков, которые вызвали панику на трибунах, решающие дебаты о безопасности на стадионах, управлении толпой и эффективности полиции были проиграны. Призрак хулиганства вновь затмил реальность неадекватных, опасных трибун, неэффективности полиции и несовершенного управления толпой.
* * *
Что шокирует в этих отчетах, так это то, как много было известно, понято и рекомендовано, но все безрезультатно. Политики, журналисты и академические исследователи, казалось, попали в центр внимания хулиганства, их взгляды были прикованы к контролю над толпой. Безопасность болельщиков и вездесущая угроза небезопасных стадионов практически игнорировались. Поскольку контроль над болельщиками и полицейская деятельность рассматривались через призму хулиганства, важные вопросы корпоративной ответственности и обязанности по обеспечению интересов редко всплывали. Тем не менее, крупная катастрофа всегда была где-то поблизости. Как заявил Моэлвин Хьюз в своем пророческом отчете по «Бернден Парк», лишь несколько ингредиентов нужно было добавить к регулярной последовательности событий и за этим последует трагедия.
Не то чтобы не было предупреждающих знаков или отсутствовали соответствующие советы. Реальность футбола, как и многих других видов спорта, заключалась в том, что его площадки разваливались. Наспех построенные стадионы, возведенные еще на рубеже веков, в значительной степени опирались в своих конструкциях на дерево. Стоячие трибуны часто были деревянными, их входы и выходы совершенно неадекватны. Регулярно на спрессованных отвалах шлака закладывались бетонные трибуны. В 1960-е годы еще можно было посетить стадионы с трибунами, построенными из не более чем-то существенного — из спрессованного клинкерного кирпича и глины, чьи задники заросли и были украшены каналами, выточенными дождем.
Футбол страдал от чрезмерной эксплуатации билетной выручки владельцами клубов и недостаточных инвестиций в кирпичи и строительный раствор. Изменения, как правило, были «дополнениями», а не столь необходимой реконструкцией. Некоторые стадионы, включая «Хиллсборо», подверглись модификации к чемпионату мира 1966 года, но даже они сохранили большую часть оригинальной структуры. Большинство топ-клубов обновили ограждения, ворота и заборы, но это было лишь необходимой частью. К концу 1980-х трибуны, такие как «Лепингс-лейн» на «Хиллсборо», представляли собой смесь старых и новых заграждений, что-то убрано и что-то добавлено.
Наиболее значительные изменения произошли в сфере охраны порядка, сегрегации и сдерживания. Насилие, связанное с футболом, или футбольное хулиганство, не стояло на политической повестке дня до конца 1960-х. Когда бутылки дождем посыпались на ворота Томми Лоуренса на «Энфилде» в 1966 году, «растущая тенденция» болельщиков выбегать на поле в конце игр была деликатно отмечена в Палате общин. Но в течение трех лет «хулиганство» было обычным явлением в политических дебатах, раздуваемых освещением в средствах массовой информации неуправляемого поведения, насилия и вандализма в поездах, автобусах и вокруг стадионов.
В докладе Харрингтона 1968 года о «хулиганстве» отмечалась «легкость, с которой опасная ситуация» могла «возникнуть на переполненных закрытых трибунах». Далее говорилось: «Некоторые руководители клубов не считают себя обязанными приводить свои территории в состояние... необходимое для [безопасного] контроля толпы». В докладе, помня о «Бернден Парк», содержался призыв к «соответствующим властям» действовать «до того, как произойдет еще одна катастрофа». Харрингтон, несмотря на то, что он сосредоточился на «хулиганстве», предупредил, что распространение ограждений по периметру, чтобы удержать болельщиков от поля, «может быть опасным в случае массовых беспорядков болельщиков, поскольку безопасные выходы на поле будут заблокированы». Он пришел к выводу, что проходы или туннели к трибунам и от них создают узкие места, делая их «бесполезными» при эвакуации.
1970-е годы стали десятилетием «футбольного хулиганства». За исключением всех других соображений, внимание было сосредоточено на насилии и его контроле. Практически во всех парламентских репортажах или репортажах СМИ о футболе доминировали «хулиганство» и полицейский контроль над ним. В 1971 году катастрофа на «Айброкс Парк» в конце матча «Рейнджерс» - «Селтик» стоила жизни 66 болельщикам в ужасной давке в выходном проходе между рядами, ведущем с трибун. Это привело к «Докладу Уитли» о безопасности болельщиков на спортивных стадионах, централизованной системе лицензирования специально отведенных стадионов и вспомогательным руководящим принципам, известным как «Зеленое руководство» (прим. пер.: обложка этого руководства была зеленого цвета, отсюда и отсылка к цвету). Уитли предупредил владельцев клубов, что безопасность болельщиков является «главным предметом обсуждения». Новые условия должны были быть реализованы, даже если некоторые клубы были вынуждены «обанкротится». Доклад лорда Уитли был представлен в 1972 году и был встречен прохладно, если не сказать, молчаливо.
Авторы заголовков гораздо больше интересовались «хулиганами» и «безмозглыми идиотами». Политическое и медийное общественное мнение мощно объединились в требовании эффективной полиции, строгого контроля и суровых наказаний. В широких дебатах о беззаконной мужской молодежи, модников, рокеров, скинхедов, панков и хулиганов приходилось приводить в соответствие. Касаемо футбола это привело непосредственно к стратегии полицейского сдерживания. Идея заключалась в том, что если болельщиков, особенно выездных, можно будет «сдерживать» с момента их отъезда из родного города до момента возвращения, то вероятность насилия, беспорядков или ущерба можно свести к минимуму.
Сдерживание соперничающих фанатов стало центральным элементом полицейских стратегий сдерживания. Конечная логика этого заключалась в том, чтобы запретить фанатам покидать стадион, и некоторые клубы, проконсультировавшись с местной полицией, пошли по этому пути. Сегрегация, однако, стала наиболее предпочтительной стратегией. Болельщики были разделены на транспорте с усиленным полицейским конвоем, сопровождавшим автобусы и «специально-футбольные» поезда с болельщиками. Затем полиция сопровождала болельщиков на стадион, где они размещались в специально отведенных секциях.
После матча болельщиков гостей держали внутри стадиона, часто до часа, а затем провожали обратно к их транспорту и вывозили из города. Вскоре стало очевидно, что многие из тех, кто совершал самые жестокие акты сами были высокоорганизованными и не хотели путешествовать на организованном для них транспорте. Они ехали на машинах и встречались со своими соперниками вдалеке от стадионов. Часто они были кем угодно, но не стереотипными безработными хулиганами из рабочего класса.
В докладе Макэлхоуна 1977 года о поведении футбольной болельщиков рекомендовались боковые ограждения внутри трибун, чтобы предотвратить боковое передвижение. Такие «улучшения, направленные на предотвращение движения болельщиков, должны включать в себя предоставление подходящих точек доступа». Ограждение по периметру должно было быть «не менее 1,8 метра в высоту», однако «точки доступа» были жизненно важны «для того, чтобы поле можно было использовать в случае необходимости эвакуации зрителей в чрезвычайной ситуации». Невольно, при всей авторитетности правительственных отчетов, ловушка была расставлена.
Мало того, что трибуны были изменены, чтобы отделить соперничающих фанатов, но они еще были разделены в загоны. За воротами могло быть целых шесть загонов, разделенных боковыми заборами и так называемыми «стерильными зонами», занятыми полицией. Впереди по периметру стояли высокие нависающие заборы, предназначенные для того, чтобы сделать невозможным доступ на поле. Трудно было совместить ограждение периметра, предназначенное для предотвращения вторжений на поле, с использованием поля для экстренной эвакуации. Суть в том, что на «Бернден Парк», «Молинью» и «Брэдфорд» число погибших было бы значительно больше, если бы там стояли ограждения по периметру.
Загоны прямо как загоны для скота, ограничивали доступ сзади и препятствовали движению в сторону или на поле. Узкие ворота в заборах по периметру были заперты и охранялись полицией. Фанаты в загонах, хулиганы в клетках. Следить за переполненностью было уже невозможно. Системы контроля на турникетах просто выдавали количество людей на всей трибуне. Поскольку болельщикам оставалось только распределяться, некоторые загоны, особенно те, что находились за воротами, регулярно заполнялись, в то время как другие оставались малозаполненными. Непоколебимая приверженность содержанию в загонах ввела потенциально смертельную стратегию сдерживания путем сегрегации.
Затем, в марте 1985 года, в разгар дебатов по вопросам угля, телевизионная битва между фанатами «Миллуолла» и «Лутона» на стадионе последних доминировала в новостях. Очевидно, премьер-министр Маргарет Тэтчер увидела эти сцены по телевизору и пришла в ярость. У самоуверенного правительства, предвкушающего победу «закона и порядка» над шахтерами, была еще одна цель, на которую оно могло направить свой авторитарный крестовый поход. Леон Бриттан, тогдашний министр внутренних дел, не разочаровал. Два месяца спустя, представляя драконовский авторитетный доклад об общественном порядке, он прогремел: «Люди имеют право на защиту от издевательств, ущерба, запугиваний или обструкций, независимо от мотивов виновных, будь то насильственные демонстранты, бунтовщики, устрашающие массовые пикеты или футбольные хулиганы».
На следующий день «Дейли Экспресс» подогрела интерес к теме Бриттана, добавив «расовые беспорядки, демонстрации за права животных, Гринхэм, забастовку шахтеров и осаду ливийского посольства» к «футбольному насилию». В то время как Тэтчер ругала «внутреннего врага», она и ее министры подпитывали ненасытный аппетит одержимых насилием СМИ. Вместе они создали литанию беззакония, и «футбольное хулиганство» было центральным элементом их политических намерений. Но насколько точным было это изображение? Насколько масштабным было насилие, которое, казалось бы, вселяло страх в сердце нации?
В сезоне 1984/85, когда правительство Тэтчер было сосредоточено на борьбе с футбольным насилием, процент арестов составлял 0,34 на 1000 посещающих матчи, а общий процент арестов/выводов со стадиона — 0,72 на 1000. В течение следующего сезона, в то время как «хулиганство» попадало в заголовки газет и раздувало политическое воображение, цифры ареста и вывода со стадионов упали на 51% и 33% соответственно. Цифры оставались неизменными в течение следующих нескольких сезонов, что привело недавно созданную Ассоциацию футбольных болельщиков к выводу, что «многие болельщики» считают проблему хулиганства «завышенной... средний футбольный стадион в субботу днем не становится полем боя».
Однако, «хулиганская» истерия не утихала. После трагедии на «Эйзел» 1985 года на волне праведного негодования возобновились прежние призывы к возврату акций, публичной порке и поливанию краской. Эта «моральная паника» серьезно затормозила необходимые более широкие дебаты вокруг управления болельщиками, общественной безопасности и гражданских свобод.
В то время как буйные фанаты подвергались полицейским арестам за драки и порчу имущества, подобные случаи проецировались как массовые гражданские беспорядки на всех футбольных матчах. Чрезмерный контроль со стороны полиции над болельщиками привел к размыванию их права свободно передвигаться в дни матчей, предполагалось, что они «виновны» до тех пор, пока не докажут свою «невиновность». В британском обществе не было параллелей: загоняли в поезда и автобусы; обыскивали; помещали под постоянное наблюдение; останавливали на автостраде и снова обыскивали; загоняли из поездов и автобусов; и конвоировали по городам.
Сравнение с подконтрольными животными распространялось и на те самые термины, которые полиция использовала при разработке стратегий сдерживания. Встреча и сопровождение болельщиков со станций, стоянок автобусов или других мест прибытия назывались «загон скота в вольер». Оказавшись там, фанатов регулярно обыскивали и изолировали, а затем загоняли в загоны на ветхих трибунах.
Охрана путем сдерживания обеспечивала контроль за счет бережности, безопасность за счет невредимости. Когда жестким авторитаризмом ставки были повышены, а фанаты загнаны в загоны и вольеры, насилие контроля породило поведение, которое оно намеревалось подавить. Эти военные операции с использованием специальных сил приводили к гневу, фрустрации и конфронтации. Производя аресты, иногда по самым безобидным причинам, полиция часто применяла произвольные и жестокие наказания. Если «футбольный хулиган» получил побои, то кому какое дело?
Оглядываясь назад, всегда можно утверждать, что катастрофы или другие трагедии «ждут своего часа». Их происхождение неизбежно проявляется в плохих привычках, неправильных обычаях и практике, а также в институционализированной халатности. Другие утверждают, что катастрофы являются результатом ряда неблагоприятных обстоятельств, как непредсказуемых, так и случайных. В то время как толпы болельщиков на многих стадионах уязвимы и постоянно подвергаются риску, всегда существуют обстоятельства, характерные для данного момента.
Как показала давка на «Молинью», предпосылки к происшествиям происходили и практически никогда не регистрировались. Тем не менее, как отметил Харрингтон, власти, казалось, не желали предпринимать инициативы по обеспечению безопасности платежеспособных клиентов. Существовала также всеобщая халатность по поводу управления толпой у турникетов. За полчаса до старта турникеты всегда были самым оживленном местом. Простой математический расчет мог бы установить время, необходимое для перемещения толпы людей через турникеты. Но это редко когда делалось. Если болельщики не прибывали равномерно более чем за два часа до начала матча, невозможно было организовать гладкую работу без заторов.
Потенциальная опасность тысяч людей за пределами стадиона за несколько минут до начала матча выявлялась снова и снова. Макэлхоуна заметил, что стадион особенно уязвим, когда ожидается бо́льшее, чем обычно количество болельщиков. Он был обеспокоен тем, что «скопление толпы у турникетов, особенно за полчаса до начала матча», может «привести к чувству разочарования среди зрителей», что приведет к «неприятностям как снаружи, так и внутри». Чего следовало избегать, так это позднего наплыва болельщиков «на трибуны, когда игра уже идет полным ходом». Однако стало слишком легко пренебрегать более широким контекстом институционализированной практики, материальных обстоятельств и профессиональных приоритетов.
Так кто же должен был предвидеть потенциальную трагедию и подстраиваться? Каковы были относительные обязанности владельцев клубов, хозяев стадиона и сотрудников службы безопасности местных властей? Как были определены, распределены и претворены в жизнь обязанности полиции и клубных стюардов по управлению толпой болельщиков? Опять же, расследование ситуации на стадионе «Брэдфорд», как и предыдущих, подчеркивало ключевую роль и ответственность полиции как снаружи, так и внутри стадиона. Оно подчеркнуло необходимость адекватной и надлежащей подготовки по вопросам безопасности болельщиков и процедурам эвакуации. Это включало в себя тщательные брифинги по каждой игре, отмечая, что безопасность болельщиков отсутствовала на тренировках и брифингах в полицейских подразделениях.
Вместо этого акцент, в соответствии с приоритетами полиции, но также отражая политическое направление и общественную озабоченность, был сделан на более жесткой линии работы полиции путем сдерживания. Обучение и инструктаж ставили во главу угла регулирование и контроль от сопровождения автобусов, поездов и автомобилей до загона болельщиков в вольеры и заключения их в клетки без надлежащего доступа или возможности спасения. Это была политика нетерпимости, «жесткого подхода» — ответ мачо на состояние мачо. Чтобы оценить баланс приоритетов между контролем над болельщиками и безопасностью этих самых болельщиков, мало что требовалось, кроме как прочитать оперативные приказы полиции по охране крупных игр.
* * *
После всего, что произошло за предыдущее десятилетие, особенно почти смертельной давки на трибунах «Лепингс-лейн» на «Хиллсборо» в полуфинале 1981 года, безопасность болельщиков должна была стать приоритетом в Оперативном приказе полиции Южного Йоркшира на матч 1989 года. Но едва ли там было нечто подобное. В период с 1981 по 1987 год на «Хиллсборо» не проводилось ни одного полуфинала, и трибуны претерпели некоторые изменения. Матч 1987 года «Лидс» - «Ковентри» начался в полдень. Главный суперинтендант Моул написал Оперативный приказ, был командиром матча и принял решение всего за 15-20 минут до старта отложить начало матча. Обе группы болельщиков задержались на пути в Шеффилд.
Несмотря на это, в полуфинале 1988 года «Ливерпуль» против «Ноттингем Форест» не упоминалось о возможных задержках или соответствующих действиях. Болельщики «Ноттингема» стояли на пороге, но большинству болельщиков «Ливерпуля» пришлось ехать через все Пеннины — их путь занял более двух часов. В целом матч 1988 года прошел без происшествий. Два события оставили неизгладимое впечатление. Приближаясь к стадиону, болельщики вспоминали, как полицейские просили их показать билеты. Это был своего рода «фильтр», замедляющий приближение толпы. Многие другие, включая дежурных полицейских, помнили, как они были раздавлены в центральных загонах, 3 и 4, сразу за воротами. Доступ к этим загонам был под Западной трибуной, по туннелю, идущему вниз под углом 1-к-6 (16,67%), вход в который находился прямо напротив турникетов. В 1988 году офицеры ограничили доступ в туннель, как только эти загоны были заполнены, перенаправляя болельщиков в боковые загоны.
Нет адекватного объяснения тому, почему полиция не включила уроки матча 1988 года в Оперативный приказ 1989 года. Когда 20 марта путем жеребьевки «Ливерпулю» снова был определен в соперники «Форест», прошлогодний Приказ был снят с полочки, с него стерли пыль и, с небольшими изменениями, переиздали; в комплекте с исправленными орфографических ошибок. Оперативный приказ на матч 15 апреля 1989 года состоял из 12-страничного общего обзора, подписанного командиром матча, за которым следовал подробный отчет об ответственности каждого отряда полицейских, дежуривших в этот день. Каждый отряд — как правило, десять полицейских констеблей под командованием одного сержанта — был назначен.
Заявленное намерение состояло в том, чтобы «позволить этому матчу состояться», обеспечивая общественный порядок и безопасность как внутри, так и за пределами футбольного поля», а также «изолировать и контролировать противостоящих болельщиков», предотвращая «ненужное затруднение продвижения на шоссе и повреждение имущества». Какими бы ни были споры, последовавшие за этим, в Приказе подразумевалось, что полиция берет на себя ответственность за обеспечение безопасности болельщиков на стадионе.
Однако ни в Приказе, ни в прилагаемом перечне обязанностей нигде не говорилось о том, что влечет за собой эта ответственность. Ссылка на «аварийные и эвакуационные процедуры» ограничивалась вызовом о закладке бомбы или реакцией на пожар. Приказ просто сообщал старшим офицерам, что о начале эвакуации по громкой связи будет передано закодированное сообщение. Никаких упоминаний о чрезвычайных процедурах, касающихся переполненности, перегруженности или проблем на трибунах, сделано не было.
На двадцать одного полицейского была возложена ответственность за охрану всего периметра. Они стояли лицом к толпе перед началом матча, в перерыве и в конце матча, или если начиналось «волнение толпы». Им было приказано обратить «особое внимание... на то, чтобы никто не перелезал через забор, чтобы получить доступ на стадион». Ворота ограды по периметру должны были «все время оставаться запертыми на засов», и «никому... не разрешалось входить на дорожки с трибун без согласия старшего офицера». Последнее заявление было написано заглавными буквами и подчеркнуто.
Внутри стадиона два отряда, каждый из которых состоял из десяти полицейских и сержанта, отвечали за охрану задних ограждений — одного к северу, другого к югу — от трибуны «Лепингс-Лейн». Им было поручено просто обеспечить соблюдение основных правил, касающихся баннеров, оружия, файеров и алкоголя. Ни слова не было сказано об управлении болельщиками или безопасности, их инструкции касались только контроля. В случае эвакуации полицейские должны были помочь болельщикам благополучно выйти через ворота для выхода. У турникетов на «Леппингс-лейн» дежурили четыре отряда, в обязанности которых входило только соблюдение основных правил.
Оперативный приказ показал, насколько полицейское планирование футбольных матчей превратилось в полноценную военную операцию. Болельщики «Ливерпуля» ехали на поездах, автобусах, микроавтобусах и в частных автомобилях. С того момента, как они прибыли в Южный Йоркшир, их должны были отслеживать, направлять, в случайном порядке останавливать и обыскивать, высаживать и «контролировать» до стадиона. Те, кто прибывал по железной дороге, в зависимости от станции, должны были быть доставлены автобусом или «пешком... под надзором полиции» до трибуны «Леппингс-лейн» стадиона.
Автобусы и микроавтобусы должны были останавливаться в произвольном порядке «поисковыми отрядами», чтобы убедиться, что у пассажиров есть билеты, они не находятся в состоянии алкогольного опьянения или не перевозят алкоголь. Полицейские должны были быть удовлетворены тем, что болельщики были «пригодны для участия в этом мероприятии». После тщательного досмотра транспортным средствам, которым будет разрешено продолжить свой путь, будет выдан знак одобрения. Очевидно, это относилось только к тем автобусам и микроавтобусам, которые останавливались, но многие из них были задержаны подобными обысками.
Автобусы, микроавтобусы и «транзитные фургоны» должны были направляться на специально отведенные места для парковки, их пассажиры проверялись и инструктировались сотрудниками службы регистрации, а затем отпускались на стадион под наблюдением полиции. Насколько это было возможно, такие же ограничения были наложены и на частные транспортные средства. В Приказе говорилось, что после игры ни одна машина не может выехать, пока не будет получено разрешение Наземного управления и лишь тогда, только по назначенным маршрутам.
Пока болельщики будут идти на стадион, их свобода передвижения будет ограничена закрытием улиц и подъездных дорог рядом со стадионом. Полицейские отряды будут размещены на заграждениях вокруг стадиона, чтобы поддерживать сегрегацию болельщиков. Фанаты «Форест» на другом конце стадиона испытали на себе те же самые правила и ограничения. Для тех, кто пытается встретиться с друзьями за пределами ограждений, доступ будет закрыт.
Согласно Приказу, «подавляющее большинство» пабов согласились закрыться с обеда до раннего вечера. Те, что оставались открытыми, «открывали "избирательную дверь", в которую не допускались футбольные болельщики». Ответственность за охрану порядка в этих местах возлагалась на сотрудников, находившихся за пределами стадиона, которые выявляли «те помещения, которые оставались открытыми», и следили за «поведением лиц, к ним прибегавших».
В Оперативном приказе алкоголь рассматривался как главная проблема. Предполагалось, что большая часть патрулирования за пределами стадиона, от случайных обысков автобусов до наблюдения за пабами, будет направлена против пьянства. Судя по указаниям Приказа и огромному количеству дежурных полицейских, те, кто был пьян или нес банки с пивом, не могли добраться до стадиона.
То, что Оперативный приказ все же не смог решить эту проблему, было столь же поразительно, как и его приоритеты. Несмотря на предупреждающие знаки, «Зеленое руководство», полицейские инструкции и официальные отчеты, не было никаких непредвиденных обстоятельств для неизбежного скопления за пределами стадиона непосредственно перед началом матча. В Приказе ничего не говорилось об узком месте у турникетов на «Леппингс-лейн» и очевидной опасности скопления людей в зоне турникетов. Обе проблемы были хорошо известны полиции, и в 1988 году там были серьезные заторы. Не было никаких планов на случай непредвиденных обстоятельств, чтобы отложить начало матча, открыть ворота для выхода, справиться с переполненными загонами или закрыть туннель, ведущий в центральные загоны.
Это был Оперативный Приказ, написанный добросовестно, исходя из прошлого опыта. И все же он нес в себе заразу халатности. Он не сумел включить в себя опыт 1987 и 1988 годов и принял вид уверенности в том, что полиция Южного Йоркшира сделала все правильно согласно своим обычаям и практикой. Но он был ущербен в своих упущениях. Зациклившись на приверженности к сдерживанию и регулированию, он пренебрег благополучием и безопасностью болельщиков. В своих заявленных намерениях он обеспечивал общественный порядок и безопасность; в своих письменных инструкциях последнее было потеряно ради первого.
* * *
Это была передачей наследства Дакенфилда от Моула, когда они встретились 22 марта, всего за пять дней до перевода Моула из участка Хаммертон-роуд. По словам Моула, это была «срочная» встреча с участием его группы планирования и других заинтересованных сторон. Похоже, что принятие прошлогоднего Оперативного приказа было принципиально согласовано. Не упоминалось ни о проблемах с заполнением в центральных загонах, ни о решении перекрыть туннель и перенаправить толпу к крайним загонам. Дакенфилд чувствовал, что ему вручают испытанную процедуру, действующую под руководством первоклассной, опытной команды старших офицеров. У него не было ни причин, ни опыта специалиста, чтобы думать иначе. Если раньше не возникало никаких серьезных проблем, то приоритеты и стратегии полиции должны были быть эффективными.
29 марта Дакенфилд снова встретился с группой планирования, на этот раз уже без ушедшего Моула. В Оперативный приказ были внесены лишь незначительные изменения. Доверие Дакенфилда к своему наследству из его решения принять существующий Порядок даже без короткого визита на «Хиллсборо» было очевидно. На самом деле его первый визит состоялся через несколько дней, когда «Шеффилд Уэнсдей» играл с «Миллуоллом». Хотя формально он был главным на этом матче, он оставил управление игрой своим помощникам и проводил время, прогуливаясь по стадиону, «знакомясь» с функционированием.
Вряд ли это было подходящее сравнение. У «Миллуолла», вероятно, было максимум 2000 выездных болельщиков, а стадион был заполнен значительно ниже пропускной способности. Все выглядело так просто: ни скопления людей, ни заторов, ни переполнения, ни чрезвычайных ситуаций. Полицейское функционирование шло как по маслу, ничто не настораживало чувства о надвигающейся катастрофе.
Чего бы Дакенфилд ни надеялся добиться от своего знакомства, никаких предупреждающих звоночков не прозвучало. Хотя он посетил турникеты на «Леппингс-лейн», внутренний вестибюль и центральный туннель, он не увидел никаких потенциальных проблем, даже отсутствие указателей, направляющих болельщиков к загонам на трибуны. Он по-прежнему ничего не знал о планировке трибуны «Леппингс-лейн», особенно о том, как устроены ворота в боковом и наружном ограждении. Он не имел представления об обязанностях клуба по управлению болельщиками, о том как они были согласованы с Моулом. Дакенфилд ошибочно полагал, что главная ответственность за управление болельщиками на стадионе лежит на клубе и что стюарды клуба будут дежурить в задней части загона и у входа в туннель.
Возможно, из-за обременительных требований, связанных с захватом власти на участке Хаммертон-роуд, Дакенфилд был уверен в полуфинале. Он не читал большинство справочных документов и руководств, касающихся охраны правопорядка на футболе. Он полагал, что его старшие офицеры хорошо осведомлены и могут справиться со всеми непредвиденными обстоятельствами. Он также не стал расспрашивать о серьезной давке в 1981 году или о задержке начала матча в 1987-м. Он также не сообщил своим полицейским о потенциальной опасности быть раздавленным в загонах, хотя позже утверждал, что признавал такую возможность. В качестве типичного примера мудрости задним умом он утверждал, что дробление в загонах должно было контролироваться полицейскими, дежурившими над загонами на Западной трибуне. В этом он был непреклонен. Так почему же эта важная обязанность не была отражена в Оперативном приказе?
По мере приближения дня матча Дакенфилд проводил дальнейшие брифинги, включая пресс-конференцию. Решение о переводе Моула всего за несколько недель до полуфинала вызвало удивление как у старших, так и у младших офицеров. Несмотря на весь его профессиональный опыт, его короткая встреча с охраной правопорядка на футболе десятилетием ранее едва ли подготовила Дакенфилда к преемственности на «Хиллсборо». Он находился не в своей тарелке, и задача держаться на поверхности легла на плечи окружавших его старших офицеров.
Нетрудно представить, как новость о смене командования разнеслась по всему Южному Йоркширу, учитывая полемику вокруг событий на Хаммертон-роуд и последующие отставки офицеров. Те, кто был верен Моулу, видели в нем мальчика для биться для выходящих из-под контроля шалостей. Какими бы противоречивыми ни были взгляды на те события, учитывая полуфинальную игру, большинство полицейских сочли его перевод несвоевременным. Моул написал и осуществил два предыдущих заказа и должен был взять на себя ответственность за полуфинал 1989 года. И все же он ушел.
Несомненно, у новоиспеченного начальника Дакенфилда были близкие друзья в полиции. Он часто встречался с ними вне работы. Поскольку они регулярно встречались в гольф-клубе, группа старших офицеров стала известна в полицейской среде как «Т-блок». Хотя нет никаких свидетельств непрофессионального поведения, их тесная связь рассматривалась другими офицерами как влиятельная, именуемая «силой внутри подразделения».
Невозможно оценить значение разделенной лояльности и влияние, казалось бы, необъяснимых организационных решений на моральный дух тех, кто работает в цехе. Как и все другие сложные организации, полицейские силы имеют мощную полицейскую среду с ненасытным аппетитом к слухам и инсинуациям. Ясно, что 15 апреля 1989 года, когда Дакенфилд вышел для инструктажа большинства младших офицеров, он не пользовался большим доверием в их глазах. Кто он такой? Что он знал? Что он мог им сказать? Тем не менее, самый важный вопрос, поднятый этой позорной историей, заключается в том, как можно считать уместным доверить командование полуфиналом Кубка Англии минимально опытному офицеру всего за несколько дней до этого события. Какими бы ни были способности Дакенфилда, он был обречен на провал.
Теперь все ингредиенты катастрофы были на месте. В тот день все, что будет нужно — это несчастное стечение обстоятельств, и за этим последует трагедия. Да, некоторые болельщики будут хуже себя вести из-за выпивки, а небольшое меньшинство будут оскорбительны и воинственны. Да, некоторые болельщики поедут на «Хиллсборо», а другие — на «Уимблдон», на «Лордз» или на рок-концерт без билетов. Именно так спекулянты и зарабатывают на жизнь. И да, большинство болельщиков прибудут на стадион не поздно, а за 30 минут до начала матча. В конце концов, инструкция, напечатанная на их билетах, требовала, чтобы они были на стадионе всего за 15 минут до начала. В этом для них не был никакой новости. Этого и следовало ожидать: это часть рутины. Все это было вполне предсказуемо. Но кто за этим всем присматривал?
