«В 31 год я закончил карьеру, вложился в свиноферму и потерял все деньги»
Начало четвёртой главы.
Я играл за «Барселону» 5 лет, с 1973 по 1978. У меня сложилась прочная связь с клубом и с каталонцами, и она получила подкрепление спустя десятилетие, когда я приехал сюда тренировать, а моя семья поселилась здесь и уже жила без происшествий. Конечно, и первый сезон в качестве игрока, описанный ранее, был отличным. Я радовался переезду, радовался победе над «Реалом» со счётом 5:0, чемпионству, а ещё был замечательный ЧМ-1974. От «Барселоны» всегда ждали многого, однако после 1974-го при мне мы ни разу не становились первыми. И вплоть до моего последнего сезона нам не покорялся Кубок Короля.
Чем дольше я играл в Испании, тем больше понимал, какую важную роль политика играет в футболе. Поначалу у меня и мысли не было придерживаться линии партии, как делали остальные игроки. Это не для меня. Я амстердамец, я привык говорить, как есть. В годы правления генерала Франко и какое-то время после такое поведение было нетипичным для Испании. Арманд Карабен, каталонский националист, который в то время входил в состав руководства клуба, считал мою позицию правильной. Я особо не уделял этому внимания, но позже осознал, что он нарочно использовал мою фигуру как часть вклада клуба в нараставшую борьбу Каталонии за свободу и против власти Мадрида. Будучи всемирно известным игроком из-за рубежа, я был полностью неприкосновенен, а это давало возможность время от времени провоцировать Франко.
Сперва я не понимал, что он делал. Я играл в футбол, не в политику. Но в итоге я обнаружил, что дела шли не так хорошо, как следовало бы. Это же безумие, что мне удалось побыть частью чемпионской команды лишь раз за пять сезонов. И в 1977-ом нас буквально ограбили. Я был в лучшей форме в своей жизни, всё указывало на то, что мы заберём титул. Затем меня без причины удалили в игре с «Малагой». Если верить арбитру, я обозвал его сукиным сыном. Я никогда не произносил подобного – ни до, ни после. Я много говорил на поле, но только подсказывая и подначивая партнёров. Порой, конечно, в пылу борьбы вылетали не совсем вежливые выражения, но мы всё же играли в футбол на топ-уровне, иногда приходилось говорить жёстко, чтобы тебя поняли. И всё равно я никогда не унижал других людей оскорблениями вроде «сукин сын».
В матче с «Малагой» я крикнул что-то одному из партнёров, который несколько раз опустил опекаемого игрока. Нечто вроде «Ты должен держать его». Когда реф подбежал и показал красную карточку, я был ошеломлён. Это же незаслуженно. Увы, это случилось, и позднее на заседании дисциплинарного комитета он выступил против меня. Я даже не питал надежд – меня дисквалифицировали на 3 игры, две из которых мы проиграли, а ещё одну свели к ничьей. После этого о чемпионстве оставалось лишь мечтать. Первое место занял «Атлетико», прервав пятилетнюю череду побед соседей из «Реала». По сей день то удаление остаётся для меня наглядной иллюстрацией того, как сильно политика влияла на соревнования в те дни. Хорошо, что с тех пор в Испании многое изменилось, и после перехода к демократии, который случился в районе 1980 года, «Барселона» выиграла 15 чемпионств, а «Реал» – 12.
Жизнь игрока «Барселоны» восхитительна. Как место для жизни этот город чудесен. Просто фантастика. Присутствие Ринуса Михелса и Йохана Нескенса, купленного после меня, позволяло не терять привкус голландской жизни. Жаль только, что я в полной мере не мог наслаждаться в Испании семьёй, потому что футбол отнимал много времени. Выезды стали настоящим испытанием, поездки на автобусах и поездах, нередко по ночам, вынуждали спать прямо в дороге. Я немало времени провёл вдали от дома, иногда такой образ жизни становился совсем изнурительным.
Когда я приехал, Ринус Михелс был тренером, но не он отвечал за моё приглашение. Арманд Карабен рассказывал в дальнейшем, что у Михелса в приоритете был лучший бомбардир Бундеслиги Герд Мюллер. Я никогда не говорил с ним об этом, а он, в свою очередь, никоим образом не показывал, что я для него был вторым, и, как в «Аяксе», продолжал обсуждать всё со мной заранее и делать меня главным на поле. Совсем иначе было с Хеннесом Вайсвайлером, который пришёл на место Михелса перед сезоном 1975/76. Я редко спорил с тренерами, и он был единственным, с кем я не мог работать. Его главная проблема в том, что он вечно говорил взрослым людям, что им нужно делать, независимо от того, могли ли они с этим справиться. Это работает, если игрок обладает нужными навыками, однако он, казалось, вообще это не учитывал. Некоторые футболисты были сильно озадачены.
В итоге я спросил: «Чего вы добиваетесь? Вы же заставляете игроков делать то, на что они не способны». Вайсвайлер был в ярости и не мог понять мою позицию. Типичная пропасть в тренировочных подходах голландца и немца. В те дни в Германии было принято, чтобы тренер принимал решения, а остальные послушно следовали за ним. В Голландии мы старались работать совместно: если все приходили к согласию, мы действовали; если нет – то нет. В тот сезон мы финишировали вторыми вслед за «Реалом». Незадолго до конца чемпионата Вайсвайлер был уволен, и он винил в этом меня. Но если бы посмотрелся в зеркало, то увидел бы, что его методы не работали не только со мной – они не работали со всей командой. Союзу Вайсвайлера и «Барселоны» было предначертано оказаться неудачным. Не тот тренер не в том клубе.
В 1978 году я решил уйти. Оба моих предыдущих клуба организовали прощальные матчи, и их исход словно символизировали то, что моя карьера не должна была заканчиваться именно таким образом. В составе «Барселоны» я проиграл «Аяксу» 1:3, а в матче, который позже состоялся в Амстердаме с «Баварией», нас разнесли 0:8. Совсем не то прощание, о каком мечтаешь. После этого я стал бизнесменом. То решение послужило мне, возможно, главным уроком на всю жизнь.
Это случилось в период, когда всё вышло из-под контроля. Я видел тестя 3-4 раза в год. Пока я играл, Кору как агенту особо ничего не приходилось делать. Контракты подписывались на несколько лет, условия были согласованы, 80% времени я играл и тренировался. Но после окончания карьеры эти 80% пошли на различные дела. А моя баранья упёртость, помогавшая в футболе, теперь шла во вред.
Не буду называть имён, скажу лишь, что за время игровой карьеры появились определённые знакомства, и вот один из таких знакомых предложил инвестировать в проект, который в перспективе выглядел классно. Я в этой сфере совершенно не ориентировался и, что самое страшное, никак не был с нею связан. Моим неведением воспользовались. Я был при деньгах, а где деньги, там поблизости обязательно будут и крысы. Все мы это знаем, знаю теперь и я. Но тогда – не знал.
Верьте или нет, я вложился в свиноводческое предприятие. Как, чёрт побери, я мог в это впутаться?! Если вам что-то нравится или вы чем-то интересуетесь, тогда инвестиции в это дело объяснимы. Но в моём случае объяснения не было. Я просто нырнул в это с головой. Даже не сказав Денни. Порой не осознаёшь свою тупость до того момента, пока не признаешь, что обманываешь самого себя. Кто-нибудь спрашивает: «Боже, что ты творишь? Это твоё будущее? Ты этим будешь теперь заниматься до конца жизни?» После этого остаётся лишь признать, что совершил ошибку. Что свиньи тебя вообще не волнуют. Что ты бьёшься головой о стену. И никаких оправданий этому нет.
Какое-то время я думал, что занимаюсь хорошим делом, но потом тесть нанёс мне визит в Барселону. Он сурово спросил: «Что ты наделал?» Я сказал, что купил 3 земельных участка, на которых всё будет строиться. Кор потребовал показать документы на землю. Я был в шоке: я ведь заплатил и не стал просить никаких бумаг. Я был не приучен работать с документами.
Если вкратце, то актов о передаче собственности вообще, кажется, не было. Кор сказал, что меня ободрали. «Ты заплатил деньги, но тебе ничего не принадлежит». Делать было нечего. Кор прямо заявил: «Выкинь это из головы. Смирись, что всё потерял, и займись теперь тем, что умеешь».
Казалось бы, куда уж хуже. Но тут появился Хосеп Луис Нуньес, ставший в 1978-ом президентом «Барселоны». Я стал первым из многих людей, кого он вводил в заблуждение. Много лет испанские клубы выплачивали за своих игроков налоги. В какой-то момент закон поменяли, и теперь каждый должен был рассчитаться по старым долгам. Клуб заявил, что возьмёт на себя обязательства каждого игрока – кроме меня. Так как я уходил из «Барселоны», Нуньес отказался за меня платить, несмотря на то что это были деньги, которые я заработал как игрок данного клуба. Остальные игроки были нужны ему на следующий сезон, поэтому он решил их проблемы, а я уходил, поэтому пришлось разбираться самому.
Понятия не имею, сколько денег потерял в то время. Ни малейшего. Я лишился почти всей собственности. В марте 1979-го за долги изъяли нашу квартиру, нам пришлось собирать и вещи и переселяться. В газетах писали, что мои долги достигали 6 млн. долларов, но я не знаю, правда ли это. Знаю только, что сумма действительно была огромной.
Вскоре я снова взял себя в руки. Всё было не настолько плохо благодаря тому, что я никогда особо не переживал из-за денег. Тесть постоянно следил за моими финансами. И когда в 2008-ом он умер, мне впервые за 30 лет пришлось идти в банк. Я даже не знал, в каком банке открыт мой счёт. Я всегда избегал деловых решений.
Даже спроси меня сейчас, сколько у меня денег, я не смогу ответить. Без понятия. Это не мой мир, это не моё. После одной оплошности я никогда больше не ввязывался в инвестиции. Ни в квартиры, ни в земельные участки – ни во что. Знаю, что деньги есть, знаю, что они много лет лежат в банке, а какие там проценты и есть ли они вообще, я не в курсе. Может, звучит тупо, но меня это ни малейшим образом не интересует. Нынче за моим счётом приглядывает племянник, и он сообщает мне, если возникает что-то важное и я должен об этом знать.
Совершенные ошибки довольно быстро выходят из головы такого человека, как я. Во многом потому, что я верю в судьбу. Моя, видать, заключалась в том, чтобы уйти из игры в молодом возрасте, сделать нечто феноменально глупое и снова начать играть в футбол. По сути, это вся моя игровая карьера в двух словах.
Поскольку я закончил в 31 год, я был ещё достаточно молод, чтобы поправить дела с помощью возвращения в футбол. Представьте, что бы было, соверши я подобные глупости в 36 – шанса снова начать играть уже бы не было. А в 31 – легко, если надо. И часть из моих лучших воспоминаний относятся к периоду после 32-го дня рождения. Не допусти я тех оплошностей, я бы никогда не прожил целый ряд потрясающих событий.
Поэтому я и верю, что всё произошедшее было предопределено. Я всё понял слишком поздно, чтобы можно было сохранить деньги, зато как раз вовремя для того, чтобы продолжить играть. По части проблем и сложностей я всегда был практичным человеком. Не могу что-то исправить – просто забиваю. Начинаю заново, перелистываю страницу. Не важно, о чём речь: поражение в финале чемпионата мира или растрата миллионов долларов – я переключаюсь на поиск позитива. Может, это механизм самозащиты, но, как бы то ни было, я именно такой. Некоторые называют это недальновидностью, другие – инстинктом самосохранения. Любой опыт полезен. Никто не начинает с мыслей о провале. Задним умом крепки все, но ничего не изменить. На ошибках учиться лучше. Моя бизнес-карьера вышла короткой. После неё моя позиция была простой: с этим покончено, двигаемся дальше.
Плюс у меня появилась причина пересмотреть решение об уходе из футбола. Разве я бы передумал в других обстоятельствах? Я понял, что отложить в сторону свой уникальный дар в столь молодые годы – не лучшая идея. 31 – слишком рано, и мне выпала возможность всё исправить. С того дня я знал своё место. Это футбол и ничего кроме.
