Женщина – друг человека
Вторая тема, которую я, насколько смогу, раскрою в рамках своей околошахматной серии, будет касаться прекрасного пола, приближённого к шахматистам. Вернее, не его самого, а отношению к нему со стороны Старой площади. Вновь выражаю глубокую признательность Михаилу Юрьевичу Прозуменщикову.
О пользе инстинкта самосохранения
В межвоенное время, когда Михаил Ботвинник и ему подобные разъезжали иногда по всяким Ноттингемам и АВРО-турнирам, шахматистам с высочайшего дозволения товарища Сталина разрешалось иногда делать это не в одиночку, а в комплекте со своими вторыми половинками. Всё-таки «вождь народов» был в те времена прагматиком и совершенно справедливо полагал, что жёны, создавая для своих мужей условия, максимально приближённые к домашним, будут способствовать их более успешным выступлениям.
Однако был в той разрешительной практике и ещё один важный аспект. Жёны шахматистов, даже будучи не в силах угнаться по материальному положению за Грэйс Висхар, а по умственному развитию – за Мартой Ласкер, обладали всё же изрядным – сугубо женским – инстинктом самосохранения. Поэтому – следи-ка ты за своей правдивой речью, милый муженёк, когда к тебе подойдёт вон тот мальчик с блокнотиком, и не вздумай делать вот этого и вот этого… Право же, при таких замечательных жёнах и чекистов никаких не надо.
Но всё-таки подобная, с позволения сказать, доброта диктатора не могла продолжаться вечно. На смену Второй мировой войне пришла другая война – «холодная», к тому же стареющий вождь всё больше впадал в паранойю. Поэтому на старую добрую «семейную практику» был наложен запрет. Теперь шахматисты, когда выезжали на заграничные турниры вроде Гааги-1948 или Будапешта-1950, делали это в сопровождении таки НКВД-шников. А отнюдь не жён.
О пользе журналистов-провокаторов
Как вы уже знаете, идею очередного матча с американцами советские шахматисты после смерти Иосифа Виссарионовича в долгий ящик откладывать не стали. Так вот: «женское дело» – тоже. Тем более что на носу был Цюрих-1953 – турнир претендентов. Куда уж выше? (Если говорить о заграничных соревнованиях.)
В августе 1953 года Василий Смыслов, Пауль Керес, Исаак Болеславский и Александр Котов пишут письмо министру здравоохранения А. Ф. Третьякову (в чьей компетенции находился и спорт): хотим, мол, поехать в Швейцарию не одни. Турнир, знаете ли, целых два месяца будет продолжаться, поэтому… э-э-э… нужны домашние условия… э-э-э… ну, вы понимаете, что означает «домашние»… Насчёт расходов – не беспокойтесь, всё оплатим из своих командировочных!
Третьяков всё понял и, поскольку был главным врачом страны, возражать не стал. Только вот решения в условиях советской системы принимали отнюдь не министры, а обитатели Старой площади. Заведующий отделом административных и торгово-финансовых органов ЦК КПСС А. Л. Дедов, а за ним и секретарь ЦК КПСС М. А. Суслов оказались категорически против такого «семейного счастья» за границей. Два месяца, понимаешь! В Швейцарии! С женой! Не много ли чести? Впрочем, дело было, похоже, не только в «чести», но и в боязни кое-чего… Догадались, чего именно? Если нет, то придётся отправить вас за ответом в следующий, 1954 год.
Собираясь на XI шахматную Олимпиаду в Амстердам, – ту самую, на которую, по свидетельству Артёма, американцы не наскребли денег, – гроссмейстеры во главе с Михаилом Ботвинником пишут письмо уже не только в инстанции «по чину», то бишь в Спорткомитет и Минздрав, но и лично «турецкому султану» – М. А. Суслову. После дежурных фраз вроде «дорогой Михаил Андреевич, мы Вас так любим и очень ценим Вашу заботу о нас, спортсменах» следовало главное: «Нас часто спрашивают, почему мы, советские шахматисты, в отличие от своих западных коллег, всегда приезжаем на турниры без жён. Мы отвечаем, что им, мол, некогда колесить по миру – они заняты со своими семьями. Но в последнее время эти вопросы стали провокационными – мол, не запрещают ли нам просто-напросто выезжать вдвоём из-за боязни нашего невозвращения в СССР?»
Суслов, прочитав такое, зубами, надо полагать, поскрипел, но разрешение на этот раз всё же дал (и Дедова, кстати, тоже заставил «подобреть»). Более того – разрешение сие оказалось не одноразовым, а стратегическим. В последующие два года советские шахматисты регулярно выезжали на международные турниры вместе со своими супругами. И не только на турниры. Например, всё та же Швейцария, которая в 1953 году лицезрела тех, кто не был Ботвинником, решила в 1955 году восполнить данный пробел и пригласила (опять-таки на два месяца) самого Михаила Моисеевича – для чтения лекций, проведения сеансов одновременной игры и просто встреч с общественностью. Гаянэ Давидовна при этом дома не осталась.
О пользе стратегического нюха
Вскоре, однако, выяснилось, что шахматисты рано успокоились. В 1956 году Вячеслав Рагозин (кстати, по совместительству в 1950 – 1961 гг. – вице-президент ФИДЕ) вместе с Сало Флором тоже захотели поехать на турнир в Марианске-Лазне со своими жёнами. И неожиданно получили отказ! На место «изначального Суслова» заступил другой секретарь ЦК КПСС – Л. Ф. Ильичёв, которого уже давно возмущало как то, что шахматисты «всякий стыд потеряли», так и то, что их пример оказался заразительным: соответствующие просьбы стали поступать и от других спортсменов. И тренеров – тоже.
Получив поддержку от Л. И. Брежнева (тогда ещё не генерального – просто секретаря), Н. И. Беляева и Е. А. Фурцевой, Ильичёв через Отдел административных органов ЦК КПСС сделал заодно и внушение Спорткомитету: мол, вы там фильтруйте подобные просьбы-то. Далее началась «рулетка»: кому-то везло, кому-то нет. Из серии – на кого попадёшь. Немного помочь в «женском деле» могли именитость игрока и его плохое самочувствие. Повторяю – немного. Но если попадёшь на Ильичёва, то в любом случае пиши пропало. Хотя иногда его запреты бывали и полезными – по крайней мере, с державной точки зрения.
Так, в 1963 году на турнир в Лос-Анджелес должны были выехать Пауль Керес и Тигран Петросян – чемпион мира. Последний попросил ЦК КПСС разрешить ему взять с собой Рону Яковлевну – мол, я только что оправился от тяжёлой болезни. Ильичёв, как сказал поэт, «но ответил людоед: нет». Однако месяц спустя, когда Керес и Петросян уже играли в США, Спорткомитет вдруг озарило: у нас ведь в планах на этот год – поездка шахматистов в Мексику на сеансы. Так пусть Керес и Петросян их и дадут, раз уж всё равно в Америке находятся! ЦК КПСС одобрил эту мысль и даже погладил всех по головке: спорткомитетчиков – за хорошую идею, позволяющую сэкономить государственные средства, а себя, любимых, – за стратегическое чутьё. Во-от! Хорошо, что не разрешили! Это ж сколько было бы сейчас дополнительных проблем с визами и валютой!
Кстати, о валюте. Даже в тех случаях, когда шахматистам позволяли брать с собою жён, их обязывали содержать своих дам за границей за собственный счёт. Данное обязательство де-факто тоже становилось если не запретом, то неплохим ограничением на выезд, поскольку собственных валютных средств у шахматистов было немного (ведь львиную долю их призовых денег забирало себе государство), а возможностей приобрести валюту через Внешторгбанк СССР – ещё меньше: разрешения на такую покупку ЦК КПСС выдавал крайне редко и неохотно.
Бывало, впрочем, и ещё веселее. Следует упомянуть, что в письме гроссмейстеров на имя М. А. Суслова, основные выдержки из которого вам уже известны, была и фраза о «нашей заботе об укреплении советской семьи». Право же, не все советские гроссмейстеры о своей семье хорошо заботились. И тогда завсегдатаи Старой площади бросались «на помощь семье».
Здесь я процитирую вам М. Ю. Прозуменщикова дословно: «В 1959 году на международный турнир не пустили жену одного очень известного советского гроссмейстера, поскольку, по информации компетентных органов, он в тот момент поддерживал «близкие отношения» с иностранной шахматисткой, представлявшей ту страну, куда направлялась советская делегация. В ЦК согласились с тем, что присутствие на турнире его жены могло «внести нездоровую атмосферу в среду его участников» и «отрицательно сказаться на выступлениях» самого гроссмейстера».
Михаил Юрьевич – человек деликатный, и не только в данном эпизоде. Но мы-то с вами понимаем, что речь на 99% идёт о Михаиле Тале – этот рижский повеса юбок и вправду не пропускал. А поскольку Салли Ландау была актрисой, она и впрямь могла закатить истерику не хуже Мэрилин Монро.
О пользе места рождения
Вашему покорному слуге, признаться, в своё время понравился (на слух, не более того) один принцип, сформулированный со сцены Еленой Степаненко: «Женщина, вы что ищете? Подарок? Кому, мужчине? Своему, чужому? Ну, чужому нужно подороже, свой перебьётся!» Вот, судя по всему, Е. А. Фурцева исповедовала именно этот принцип, да ещё и заражала им соседей. Ибо иностранные шахматисты, если высказывали желание приехать на турнир в СССР со своими супругами, никогда отказа не получали. И не только шахматисты, но и арбитры.
Но место рождения, как известно, не выбирают, что особенно сильно прочувствовал на себе Виктор Корчной – вместе с Изабеллой Маркарян. Прочувствовали это и Борис Гулько с Анной Ахшарумовой. Разговор насчёт этих двух жён, желавших выехать не на отдельный турнир, а навсегда, шёл, естественно, ещё жёстче. Тут и слёзные просьбы мужей, и их слабые попытки шантажа, и письма возмущённой иностранной общественности – реальные или заказные – были как об стенку горох.
К тому же Ахшарумова была шахматным талантом и сама, поэтому выпускать за границу ещё одну Аллу Кушнир ЦК КПСС было тем более не с руки. (Собственно, я не понимаю до конца, почему в 1974 году разрешили выехать Алле Шулимовне, ведь она к тому моменту уже трижды оспаривала титул чемпионки мира у Ноны Гаприндашвили. Как известно, еврейские квоты на выезд были отнюдь не расширенными, к тому же их «содержание» жёстко контролировалось КГБ.) Впрочем, и Изабелла Егишевна, и Анна Марковна разрешение на выезд в конце концов получили. Но лишь тогда, когда сами же советские власти того захотели.
К 1982 году Брежнев и Андропов, надо полагать, несколько подустали от антисоветской истерии Рейгана, к тому же теперь у них на руках был сильный «шахматный» аргумент: в последнем матче Карпов – Корчной второй разгромно проиграл первому (2 : 6) и потому серьёзной опасности вроде как больше не представлял. Да и о становившихся всё более тесными отношениях Корчного с Петрой Лееверик осведомлённые люди тоже наверняка регулярно докладывали наверх. И действительно, вскоре после выезда Маркарян из СССР их брак с Корчным распался. (Наверняка там не обошлось без женских упрёков типа: «Вот так вот ты нас с Игорем любишь, шахматист хренов! В элементарной ситуации ходы совка просчитать не смог! Зато с бывшей лагерницей шушукаться – это мы всегда пожалуйста!»)
Ахшарумовой и Гулько ждать пришлось дольше – до 1986 года, то есть до перестройки, когда СССР стал, по сути, другой страной. А до этого им лишь отказывали в одних инстанциях, призывали подумать о судьбе сына в других и репрессировали в третьих: оба в 1979 – 1981 гг., то есть во времена «антикорчнойской» истерии властей, были лишены права участвовать даже во внутрисоюзных турнирах, а уж в международных – так и вовсе до самого 1986 года. В результате они в конце 1982 года – очевидно, глядя на уезжавшую Маркарян – даже объявили с отчаяния голодовку. (Лично я всегда считал это самой глупой формой протеста. Потому что здоровью она определённо вредит, а делу в 99% случаев не помогает.)
Здесь остаётся разве что заметить как бы между прочим, что профессию и мужа, в отличие от места рождения и национальности, себе уже выбирают. Советские спортивные чиновники, например, с «женской проблемой» никогда не сталкивались. А ведь их половинки ездили за границу, как правило, не на командировочные своих мужей, а за счёт принимающей стороны или даже за счёт средств Спорткомитета.
О пользе самостоятельности
Теперь хотелось бы напомнить, что женщина может быть не только хорошей женой (к слову: к середине 1960-х гг. «тема жён» свою остроту в целом утратила), но и хорошей матерью. Однако про Гарри Кимовича и Клару Шагеновну я здесь писать не буду – просто потому, что они не вписываются в подтему «невыездных». Зато в неё вписывается другая мама – Н. П. Хурцидзе.
В 1979 году чемпионка мира Майя Чибурданидзе отправилась на свой очередной турнир – в Белград. Хотела она взять с собой и маму, выполнявшую функции тренера-воспитателя. Однако и здесь вмешался ЦК КПСС, не давший Хурцидзе разрешение на выезд. Формально – потому, что воспитательница Майе больше не нужна: совершеннолетия чемпионка мира в этом году как раз достигла. Но фактически – наверняка потому, что мама с дочкой-чемпионкой вполне могли решить не возвращаться на родину, а всякие корчные, спасские, белоусовы-протопоповы и им подобные Брежневу и Ко уже изрядно поднадоели. А потому следует оставить Нелли Павловну дома – как потенциальную политическую заложницу.
***
И вот на этом месте я, признаться, не знаю, что мне следует поставить – точку или многоточие. Ведь практически наверняка помятых женских судеб, приближённых к шахматистам, было ещё больше. Порой – и не помятых даже, а искалеченных, как, например, у Галины Петровой-Матисы (но это уже несколько другая тема). Может быть, вы сумеете что-нибудь добавить?
