#18 Дмитрий Галихин: «По Японии Большой детский хор возил тот же продюcер, который ранее гастролировал с Duran Duran»
P.S. Дорогие читатели, подписывайтесь на блог. Давайте развивать канал вместе!
В России мало кто из современных музыкальных исполнителей может позволить себе выпустить книгу под названием «Певец, которого все ждали». Наш новый герой — Дмитрий Галихин — является исключением из правил. В юношеское время он был одним из главных солистов знаменитого Большого детского хора СССР, выступал на сцене с такими выдающимися артистами, как Муслим Магомаев и Иосиф Кобзон.
В ходе дальнейшей карьеры Дмитрий Галихин стал не менее известным оперным тенором с концертными гастролями по всей России, а с прошлого года начал сотрудничество с боксерским промоушеном YUKA в качестве эннаунсера поединков. Во второй части большого интервью мы поговорили с ним о музыкальных поездках в Японии, дружбе с автором песен легендарной поп-группы «Мираж», фигуре руководителя Всесоюзного детского хора — Викторе Попове, об особенностях восприятия советского коллектива в Европе и многом другом.
2-я часть интервью, в которой Дмитрий Галихин рассказывает:
о процессе создания книги «Певец, которого все ждали»
о главной мечте своего детства — путешествии по Европе
о звездной болезни первого солиста Большого детского хора — Сергея Парамонова
о жесткой и справедливой методике работы руководителя коллектива — Виктора Попова
о блате при попадании во Всесоюзный детский хор на примере сына Иосифа Кобзона
об успехе гастролей в Японии и любви местных жителей
об «отвязных» сотрудниках КГБ и казусе с 25-ю сумками алкоголя в Шереметьево
о гастролях с продюсером, который возил легендарную британскую группу Duran Duran
о принципиальных отличиях советского Детского хора от зарубежных аналогов
о причинах спада в уровне мастерства у современных творческих коллективов
о невероятной энергетике Муслима Магомаева
о своей любви к автору поп-группы «Мираж» — Маргарите Суханкиной
о звездной атмосфере в советской Государственной студии звукозаписи
о зависти учителей и одноклассников к своему музыкальному успеху
о первом профессиональном гонораре и прозвищу «олигарх»
о своих музыкальных ориентирах — от Стинга и группы The Police до Тома Джонса
«Дим, такое нельзя скрывать, об этом нужно писать книгу»
— У вас в конце прошлого года вышла книга под названием «Певец, которого все ждали»…
— Да. Мне посчастливилось встретить Евгения Бабочкина — замечательного редактора и просто очень интересного человека. С его помощью и создал эту книгу. Именно Бабочкину принадлежит идея с названием, которое, что интересно, придумалось еще в постсоветское время.
Для творческого человека очень важно вовремя останавливать поток самосознания, придав своим мыслям нужную форму, систематизировать ее. Когда Бабочкин прочитал мои наброски двухлетней давности, то сказал: «Дим, такое нельзя скрывать, нужно писать».
«Существует огромная разница между исполнителями и вообще людьми искусства, прошедшими огромные переживания и трагедии — от страшной катастрофы всех поколений — войны — до ярчайших любовных переживаний, — от их коллег, живущих в спокойном, стабильном времени и государстве. Именно в этом ключ к разгадке фантастического притяжения к творчеству первых, остающемуся на века. Слушатель и зритель всегда ценит таких людей на сцене и будет ждать их выступлений всегда»
— Как проходил процесс создания книги?
— Писать ее начал года два назад, а идея создания пришла только прошлой осенью. Уже в ходе работы над книгой стал оценивать различные события с другого ракурса, многие моменты раскрылись для меня совершенно по-новому. Это был новый и необычайно интересный мир, куда хотелось постоянно погружаться.
— Например?
— Однажды нас вместе с детским хором поселили не в ленинградскую гостиницу, как изначально планировалось, а в какой-то интернат с клопами, тараканами… Представляете себе наше удивление?
Потом приехал руководитель коллектива Виктор Сергеевич Попов и возмутился: «Вы что, совсем что ли?» В итоге буквально через два часа нас вместе с чемоданами заселили в гостиницу «Октябрь». Сейчас представить подобную картину, конечно, невозможно…
— Какое значение в масштабах всей страны имел ваш творческий коллектив?
— Он был аналогом «Фабрики звезд» в советское время. Все прекрасно понимали, что основным преимуществом таких коллективов, как «Ансамбль Моисеева», «Песни и пляски советской армии», труппа Большого театра был выезд за границу, несмотря на железный занавес.
Сейчас, конечно, можно лукавить, что нам тогда хотелось чего-то великого и высокого, но это неправда. В то время каждый мечтал посетить зарубежные страны. Обычные советские граждане в лучшем случае могли рассчитывать на путевку в Болгарию, остальные же направления были закрыты.
Наши родители использовали любой административный ресурс, чтобы записать детей в хор, однако Попов все это прекрасно понимал, потому и говорил: «Ребят, мне все равно, от кого вы приходите». Взять, к примеру, того же Андрея Кобзона…
«На первом моем прослушивании Попов сказал: «Дима, я понимаю, что мне звонили и просили из ЦК КПСС от твоего дедушки, просили, чтобы я взял тебя в хор. Но ты должен понимать, что твое желание петь должно совпадать с твоими возможностями. Для этого нужны прежде всего способности и талант. Другие у нас здесь не поют!» На что я закричал со слезами на глазах: «Я способный!» В итоге Попов положил мне руку на плечо, и я сразу успокоился»
— Расскажите поподробнее?
— Сын ныне покойного Иосифа Давыдовича тогда был талантливым, но по голосовому диапазону все же не дотягивал для выступлений в хоре.
По просьбе отца мальчика Попов взял его в хор потому, что отказывать такому человеку было очень сложно. В итоге Андрей там долго не продержался, и вскоре все встало на свои места. К тому же для любого участника хора было важно иметь необычайно крепкий характер.
— ?
— После того, как любой участник хора впервые попадал на репетицию, для такового начиналось самое трудное время. В ходе выступлений девчонки нередко падали в обморок от перенапряжения, ведь порой приходилось стоять на сцене по 2,5 часа, а то и больше.
В итоге дети, которым удавалось выдерживать этот творческий марафон, в дальнейшем становились солистами, остальные же уходили из коллектива. У Попова была одна любимая фраза, которая говорила о нем больше, чем любое действие…
— Какая?
— Во время выступлений он говорил участникам хора, обращаясь к каждому из нас: «Улыбайтесь, сволочи!» Дело в том, что после второго часа все дети стояли с каменными лицами, что было непозволительно для лучшего коллектива страны.
Вокруг раздавались шумные аплодисменты, зрители устраивали овацию, а Попов, поклонившись, поворачивался к хору и говорил свою крылатую фразу с ослепительной улыбкой. Это было что-то непередаваемое!
Однако никто из нас даже и не думал обижаться на руководителя хора. Это, прежде всего, было его заслугой — настолько сильное уважение внушал нам Попов. К тому же, он был превосходным психологом…
— В чем это проявлялось?
— В отношении мальчиков и девочек Попов вел себя совершенно по-разному. У него был к каждому свой определенный подход, свои песни и т.д.
Попов всем давал понять одну простую вещь — того, кто поймает звезду, с легкостью заменят другим солистом. Иными словами, наш руководитель создавал в коллективе здоровую конкуренцию. Например, была показательная история, связанная с Сергеем Парамоновым.
«О непростой, даже трагической судьбе Парамонова я помнил по рассказам Виктора Сергеевича Попова. Медные трубы, это сложнейшее испытание славой, которое мало кто и из взрослых может пройти без потерь. А свалившаяся на голову неподготовленного ребенка слава способна раздавить его в один момент. Что-то подобное и произошло с Сергеем. В те времена в детском хоре никто не мог себе даже предположить о необходимости привлечения профессиональных психологов для работы с детьми. Ведь справиться с повышенным вниманием, этим постоянным спутником славы, без специалиста ребенок не способен. В итоге уже будучи взрослым певцом, находясь далеко от России я узнал, что Сережи не стало»
— ?
— Парамонов являлся одним из первых наиболее известных солистов Большого детского хора. Он был жутко популярен во времена перестройки, очень часто мелькал на телеэкранах.
В итоге Парамонов попал в ситуацию так называемых медных труб, мальчишки говорили про таких: «Зазнался»… В результате юноша не справился с конкуренцией и на первых ролях долго не продержался.
«Мы шли по улицам европейских городов, а прохожие удивлялись, из какой тюрьмы нас выпустили?»
— Как вам удавалось выдерживать столь жесткий график выступлений?
— Было чрезвычайно трудно, нас фактически отрывали от собственных семей. Из мальчишек и девчонок делали артистов с самого детства. Однако мы прекрасно понимали, что это — наша работа, поэтому переносили любые невзгоды и лишения.
В Японии, например, была 40-градусная жара, а кондиционеры работали далеко не в каждом концертном зале, особенно, в Киото. Местные организаторы придумали интересную фишку, cтавя за кулисы огромные глыбы льда и направляя на нас вентиляторы. В итоге на сцене создавалась более-менее приятная прохлада.
«Ребята валились в обмороки пачками прямо посреди концертного номера. Я хорошо помню, что наш руководитель настоятельно предупреждал: «Если какая-нибудь сволочь упадет, надеру уши! Как почувствовали, что стало плохо, сразу уходите со сцены!» Его слова и интонация были сверхубедительными, но надо понимать, что для нас в то время каждое выступление было ответственнейшим событием. Уход же со сцены каждый из участников коллектива воспринимал как дезертирство с поля боя. Вот и валились со всего маха со станков и стульев»
— Как преодолевали подобные трудности?
— Справляться со всеми сложностями нам тогда позволяли закалка и любовь к своему делу… Да и сами номера были необычайно занимательными, особенно — игровые. Тогда во время песни одни ребята вдруг начинали свистеть, другие — «куковать». В те годы мы могли себе позволить смело «дурачиться» на сцене, что зажигало зрительские залы по всему миру.
Наш коллектив был единым целым, где каждый чувствовал поддержку товарищей. В отрыве от своей страны, мы ощущали друг друга, как никто другой! Рядом со мной стояли Рита Суханкина и Таня Мелехина, на которых всегда можно было положиться в трудную минуту.
— К слову, Маргарита Суханкина присутствовала на вашей презентации…
— Да. У нас сохранились уважительные отношения еще с тех пор, в чем заслуга Попова. Он никогда никого не унижал. В отличие от многих современных коллективов, где работает принцип «опусти ближнего», в нашем ансамбле всегда существовало чувство взаимовыручки.
— В чем различалась публика на ваших заграничных и советских концертах?
— За рубежом мы чувствовали дополнительный драйв, испытывали вдали от Родины настолько сильное патриотическое чувство, что заражали энергией любой зрительский зал. Мол, сейчас докажем, что мы — лучшие в мире.
«Нас подвели к фантастического вида объекту. И только когда открылась его дверь, я понял, что это автобус. Весь из стекла, двухэтажный и серебряный, я даже на картинках такого не видел раньше. Нас привезли в Токио и поселили в «Prince Hotel», хотя должны были поселить в отеле «Imperial». Никогда в жизни я такого не видел! Что такое для детей «совка» пятизвездночный японский сервис, описать трудно. Глаза как открылись в Токио, так и не закрывались до самого отъезда, ощущение было такое, что я космонавт и прибыл на другую планету, ничего общего с Москвой»
— А у вас не возникало чувство когнитивного диссонанса, когда вы, например, прогуливались по той же Японии и видели вокруг небоскребы, изобилие товаров, технический прогресс?
— Конечно. Было странно наблюдать за всем тем изобилием, которое царило в капиталистических странах. Мы же в тогда слаще морковки ничего не ели. Однако мне не было обидно за свою страну.
Перед каждым зарубежным выступлением все дети проходили специальный инструктаж в КГБ, с нами на гастроли обязательно ездил хотя бы один сотрудник службы безопасности. Но они оказались настолько отвязными парнями, что всем ребятишкам было с ними исключительно весело.
— Звучит любопытно…
— Например, заходим мы всей оравой в аэропорт Шереметьево, нагруженные чемоданами. В качестве подарка для японцев нужно было взять с собой бутылку водки и шампанского.
В итоге у каждого из ребят в сумках просвечивалось спиртное, но на досмотре проблем не возникло, и нас пропустили на борт самолета. А вот когда мы прилетели в Японию, там люди были от увиденной картины в восторге.
«Как нас всех унижали этой бессовестной нищетой, этим скотским положением, когда мы с разинутыми ртами стояли перед витринами рождественских распродаж с тремя копейками в карманах. Ни один нормальный европеец и представить себе такого не мог. Поэтому, когда мне говорят, как хорошо жилось в СССР, я отвечаю — такого человека не встречал. А вот чувства стыда за себя, за страну, за родину я встретил тогда в Бельгии»
— Что было категорически запрещено делать участникам хора в зарубежных поездках?
— Нарушать нормы советского гражданина. Детям категорически запрещалось просить милостыню на улицах, рассказывать иностранцам, как у нас все плохо… Иными словами, в любой ситуации нужно было вести себя прилично.
— Случались ли истории, которые нарушали эти основы?
— Конечно. Например, одну девочку их хора задержали в Бельгии за то, что она украла из магазина футболку. Ее поймали полицейские, но ситуацию помог разрулить наш консул в Брюсселе. Однако в итоге нарушительницу исключили из коллектива.
А вообще у европейцев было жалостливое отношение к людям из социалистического блока. Все иностранцы прекрасно понимали, в каких условиях мы тогда жили. Для этого было достаточно посмотреть, в чем мы приезжали на заграничные выступления.
«Чтобы не ударить перед западным миром лицом в грязь, нас решили снабдить цивильной гражданской, то есть «брендовой» одеждой. Весь коллектив отправили в закрытые магазины-склады отовариваться. Так что за небольшое время и сравнительно небольшие деньги мы приобрели вид нормальных европейских детей. Я, например, cтал заветным обладателем кроссовок Adidas. Пускай у всех они были одинаковыми, но зато фирменные!»
За рубежом нас первым делом водили по магазинам, чтобы мы оделись поприличнее. Дети покупали кроссовки и джинсы с целью не казаться белыми воронами в лаптях на фоне обеспеченных западноевропейских сверстников. У нас же в лучшем случае была обувь фабрики «Скороход». В итоге мы шли по улицам европейских городов, а прохожие удивлялись, из какой тюрьмы нас выпустили?
«По Японии нас возил тот же продюcер, который ранее по этому же маршруту гастролировал с Duran Duran»
— Для западных слушателей вы были своего рода элитным коллективом из Советского Союза?
— Нет. Для всех иностранцев мы были просто талантливыми детьми из СССР, не более того. Ведь тогда не существовало каких-то пиар служб, которые бы рекламировали нас за рубежом.
Перед выступлениями вешали обыкновенную скромную афишу, однако зрителей все равно собиралось приличное количество. По Японии, например, нас возил тот же продюсер, который ранее гастролировал по этому же маршруту с группой Duran Duran.
Наш детский хор был способен спокойно собрать 15-тысячный стадион! После концертов зрители долго не расходились, и мы порой не могли попасть в собственный автобус. Японцы подходили к каждому из нас за автографом на специальных буклетиках с фотографиями исполнителей.
«Наши концерты, шедшие каждый день, а то и по два раза в день, неизменно собирали полные стадионы. Ажиотаж был такой, что мы не могли возвращаться назад в гостиницу после концерта сразу. Толпы детей и взрослых обступали наш автобус с единственным желанием получить наши автографы. Это было очень приятно, но и утомительно. Обожание зрителей доходило до безумия, все хотели прикоснуться к нам. Все это началось с первого выступления в Токио, когда меня очень быстро схватили за руку и сунули под нос буклет с моей фотографией»
— Для иностранцев советский детский хор был своего рода экзотикой?
— Да. Многие хотели посмотреть на «обезьянок из Советского Союза». Однако, когда я сейчас сравниваю качество наших выступлений с аналогичными европейскими детскими коллективами, то понимаю, что мы были наголову сильнее западных сверстников по звучанию.
— ?
— Тогда детские музыкальные ансамбли из Европы и Америки были самодеятельными, а наш — профессиональным. Он отличался жестким кастингом, акцентированным преподаванием, правильной постановкой программ и т.д.
— В чем заключалась самодеятельность коллективов из Европы и США?
— Отбор в наш детский хор был гораздо сложнее по сравнению с зарубежными коллективами. Все участники хотели доказать свою профпригодность. В США же и других странах такого и близко не было. К сожалению, после перестройки этот принцип работы начал складываться и в российских коллективах.
— С чем, на ваш взгляд, это связано?
— С развалом страны появилось куда больше возможностей реализовать себя, из-за чего средний уровень творческого мастерства юных ребят и упал. Сейчас родители отправляют детей учиться в условный Стэмфорд, а в СССР о таком могли только мечтать.
«Возвращаясь из гастролей в обычную школу, я слышал от учительнице саркастическое «Ну вот и наша звезда пожаловала». Чувство зависти было повсюду»
— В своей книге «Певец, которого все ждали» вы также упомянули и бельгийские гастроли детского хора. Что в этой европейской стране вам запомнилось больше всего?
— В королевстве уже к началу 80-х были освещены все дороги. Такое количества фонарей на улицах удивляло советского мальчика. У нас же в стране даже некоторые столичные трассы с наступлением темноты погружались во мрак.
«В один из бельгийских вечеров у нас была роскошная тусовка с местным хором. Мой мальчишеский разум подсказывал мне: надо насладиться нахождением в замечательном старинном баре в центре города Остенде. В тот вечер Попов нам дал разрешение, что мы можем выбирать из меню все, что захотим. Однако погрозив нам пальцем, он добавил: «Никакого пива!» Ох, лучше бы он этого и не говорил вовсе! Вот сразу об этом мы и стали думать.
Поэтому Рита Суханкина сразу разработала план, как отвлечь Попова и сопровождавших нас взрослых, чтобы заказать в баре пива. В итоге после первого бокала сразу же последовал и второй. А потом я очухался, ведомый под руки Ритой и еще несколькими девочками. Она оперативно запихнула меня в автобус, да так мастерски это сделала, что никто этого даже не заметил. Голова болела страшно!
Утром Попов сильно ругался и сказал, что разгонит всех провинившихся и уличенных в пьянке. Я был уверен, что среди отчисленных окажусь и я, однако все вышло совсем по-другому. «Вот, Дима Галихин…» — я так похолодел, что мне вновь стало не по себе — «Берите с него пример! Весь вечер просидел с бокалом кока-колы и вел себя образцово». «Это Попов обо мне сейчас», — я до сих пор не мог поверить услышанному. Я был в шоке. Вот тогда я в полной мере ощутил на себе товарищескую помощь друга и партнера — Риты Суханкиной»
— А какое впечатление произвела на вас Германия?
— Впервые я поехал туда вдвоем с одной из наших солисток Лолитой Семениной и с Виктором Поповым. Мы отправились поздравлять Немецкий хор телевидения и радио. В одиночку оказаться в незнакомой языковой среде было непривычно. Нас спасло то, что Попов в совершенстве владел немецким, который для меня так и остался загадкой.
— Вы тогда участвовали в интервью на немецком телевидении…
— Да. В то время в Германии существовала одна известная спортивная передача развлекательного плана. Помню, нас специально пошли встречать потому, что для немцев наш приезд был значимым событием. В итоге Попов тогда отдувался за весь хор, отвечая на вопросы местного ведущего.
«Наверняка многие из советских мальчиков и девочек помнят немецкую передачу спортивно-развлекательного плана «Делай с нами, делай как мы, делай лучше нас». Как же я удивился и обрадовался, что буквально на первой нашей телевизионной съемке интервью у нас брал ведущий этой программы — известный спортсмен Герхард Адольф. Я знал, что Виктор Сергеевич Попов хорошо знал немецкий язык, но чтобы так виртуозно общаться с носителями языка — это стало для меня большим откровением, что только укрепило авторитет Попова в моих глазах»
— От чего зависело количество участников детского хора для поездок в заграничные гастроли?
— От бюджета, который нам выделили для поездок. Тогда в коллективе было порядка 130 ребят. В полном составе, понятное дело, никто никуда не ездил. Например, в Японию с нами отправилась еще и танцевальная группа, Бельгию же посетило гораздо меньше участников.
— Как ощущали себя, приезжая из-за границы обратно в СССР?
— Скверно. У большинства одноклассников было единственное желание затащить меня в темный угол и надавать тумаков. Мол, съездил за границу, теперь и родину почувствуй. Завидовали повсюду.
Входя в класс, я слышал от учительницы саркастические высказывания вроде: «Ну вот и наша звезда пожаловала к нам». Тогда было неслыханно, чтобы ученик одевался лучше педагога. Подобные реплики были жестким психологическим стрессом для ребенка.
— Действительно некомфортная атмосфера…
— Да. Однако любовь к музыке и творчеству устраняла на моем пути любые препятствия. Обо всем негативном отношении в школе я мигом забывал в детском хоре.
«Даже находясь спиной к Магомаеву, я чувствовал невероятную энергетику, которую он излучал»
— В Большом детском хоре к вам относились с уважением даже эстрадные звезды…
— Более того, они считали нас равными себе! Стоишь, бывало, перед выходом на сцену, а рядом — Карел Гот, Муслим Магомаев, Иосиф Кобзон или Лев Лещенко. Все они помогали мне ценными советами — никакого звездного ореола вокруг них и в помине не было.
— Чем вам запомнился Муслим Магомаев?
— Невероятной энергетикой. Однажды он должен был выступать после меня. В тот момент я стоял к Магомаеву спиной, но даже в таком положении чувствовал нисходящую от него невероятную ауру. Меня словно кто-то вперед толкал. Никогда этого не забуду!
«Рассказывая о великих исполнителях того времени, с которыми мне посчастливилось выступать на одной сцене, конечно, нужно сказать о Кареле Готе и Дине Риде, Льве Лещенко и Алле Пугачевой. Однако больше всего внимания хору и нам, детям, уделял все-таки Иосиф Кобзон. Это человек, без которого я не могу представить себе ни одного концерта или выступления того времени. Обладая неимоверной популярностью и узнаваемостью, он был человеком, встреча с которым всегда представлялась мне встречей с чудом. Шумная и суетливая жизнь на мгновение замирала, стоило лишь Кобзону запеть»
— Как общались со звездами такого масштаба?
— Даже по отчеству к ним не обращались — настолько доверительные отношения были между нами. А вот Кобзона все называли исключительно Иосифом Давыдовичем.
— Кого еще из звезд эстрады встречали на своем пути?
— Леонтьева, который произвел на меня неизгладимое впечатление. Он был такой смешной с этой огромной афропрической-воланом в стиле Анджелы Дэвис, очень модной в конце 80-х. Впервые встретились с ним в Государственном доме звукозаписи.
— Культовое место среди творческой среды советского времени…
— Да. К сожалению, сейчас ГДРЗ больше не функционирует, а тогда в том здании располагался кабинет Берии, оттуда вещал знаменитый диктор Левитан. Музыкальные студии были потрясающими, они имитировали настоящий концертный зал, воссоздавая акустику наших выступлений.
Более того, там находились специальные полы с подложками. Когда в постсоветское время стали делать капитальный ремонт, рабочие их сняли и обнаружили битое стекло, которое способствовало наилучшему качеству акустики!
«Однажды жена главного дирижера Гостелерадио СССР Юрия Васильевича Силантьева обсуждала со знаменитой певицей Валентиной Толкуновой мою пепельную шевелюру. Потом к ним присоединился и сам маэстро. В этот момент в зал ГДРЗ вошел какой-то молодой человек с роскошной кучерявой прической и спросил у дирижера, когда же ему можно прийти для записи композиции. Силантьев посмотрел на него и сказал: «А вот после Димы — , указывая на меня, — как раз твое время». Жена дирижера сказала: «Это очень перспективный певец Валера Леонтьев. Если хочешь, оставайся послушать». Вот еще! Чего я буду слушать какого-то Леонтьева. Я и фамилию эту слышал тогда в первый раз. А жаль»
— Попасть туда на запись, конечно, могли только избранные…
— Да. Посторонних людей в ГДРЗ было встретить невозможно. Там я видел знаковых исполнителей того времени, начиная от нашего величайшего дирижера, который записал всю антологию Чайковского с Большим симфоническим оркестром — Светланова — и заканчивая композиторами Свиридовым, Шаинским…
Тогда в ГДРЗ еще записывали «Театр у микрофона», поэтому, когда приходил в буфет, мог встретить за соседним столиком Грибова и других мхатовцев. Там царила атмосфера самого высокого творчества.
— Выдающиеся имена… А с кем из них записывали совместные дуэты, произведения?
— Мне очень понравилось работать с замечательным актером Владимиром Качаном. Мы с ним озвучивали мюзикл «Зимние акварели» — новогоднее ревью.
Я тогда заменил одного мальчишку, который не смог петь свои партии, и в итоге получил свой первый гонорар. Мой доход составил 32-38 рублей — больше, чем за иностранные гастроли детского хора (в среднем за поездку выходило 10-12 долларов). Я, конечно, был тогда на седьмом небе от счастья.
«В консерватории ничего не знали о деятельности Суханкиной в «Мираже», иначе бы ее моментально исключили»
— С Маргаритой Суханкинкой вы были наиболее дружны в те времена?
— Да. К ней я испытывал любовный флер. Она была старше меня, поэтому относился к Рите, как сестре. Маргарита помогала мне советами, поддерживала в трудную минуту.
В условиях тяжелейших нагрузок, которые мы испытывали в детском хоре, было очень важно проявление внимания. Мне это давала Рита, что очень помогло мне в дальнейшей творческой карьере.
«Как-то раз наш хор поехал на побережье Черное море, где должен был состояться очередной Международный детский фестиваль искусств. Бельгийцы и немцы, французы и чехи — все были одной большой командой, старавшейся при любой возможности весело провести свободное время. Именно в то время у меня впервые возникло сильное чувство влюбленности.
Поначалу эти эмоции я испытал к нашей замечательной солистке Тане Мелехиной, голос которой обожала тогда вся страна за исполнение песни Пахмутовой «Лесной олень». Однако после первой же недели, проведенной на фестивале, возникло второе, такое же сильное и трепетное чувство к другой солистке хора — Маргарите Суханкиной.
Чувство ревности по отношению к обеим девушкам подогревалось еще и ухаживаниями за ними со стороны мальчика из бельгийского хора. До сих пор помню ненавистное мне тогда имя — Стив. Думаю, что мои слезы жалости к самому себе сделали в тот год море солонее в два раза. Я писал какие-то дневниковые записи, cочинял им обеим письма, которые все равно никуда бы в итоге не отправил.
Я испытал огромное счастье, когда бельгийский хор уехал, и наш очередной концерт проходил без их присутствия. Я чувствовал себя победителем, Наполеоном, завоевавшим сразу двух Жозефин. Конечно, они об этом не знали и даже не догадывались. Но это было и не важно!»
— Многие знают Суханкину в качестве одного из авторов поп-группы «Мираж». А были ли у нее перспективы стать оперной певицей?
— Да. Рита же поступила в Большой театр и стала солисткой. Другое дело, ей не пришлось по душе стоять в очереди исполнителей — мол, сегодня ты на ведущих ролях, а завтра твое место займет другой. Многие воспринимали такие ситуации с пониманием, а Суханкина всегда хотела солировать. Она — необычайно яркий человек, поэтому с легкостью нашла себя в другой ипостаси.
— «Мираж»…
— Да. Это мы сейчас говорим об этой группе, как о феномене позднесоветской поп-сцены. А тогда «Мираж» был для нас черной меткой. С одной стороны — консерватория, а с другой — эстрадное пение…
Любого ученика Московского музыкального училища могли исключить за одну только мысль о приработках на стороне. Поэтому участие Суханкиной в проекте долгое время было под большим секретом.
— ?
— Она вместе с другими участниками группы на квартире подпольно записала композицию «Музыка нас связала» — пришла, спела в микрофон и ушла. В итоге тогда вся слава ушла Татьяне Овсиенко, которая исполняла ее на концертах, голос же Риты знали только в узком кругу.
Мы-то между собой шушукались, подмигивая друг другу: «Признавайся, ты исполнила?». Но наши преподаватели ничего не знали о ее деятельности в проекте, иначе бы она была мигом исключена из консерватории.
«Как только я попал в Большой детский хор, меня почти сразу начала опекать популярная и известная сегодня всей стране певица, солистка группы «Мираж», замечательная мать и прекрасная женщина Маргарита Суханкина. Она всегда помогала мне и на сцене, и в быту, особенно в поездках. Практически все мои забавные приключения происходили если не при ее участии, то уж во всяком случае при ее внимании. При этом она делала это как-то ненавязчиво, с чувством такта и уважения. Если и давала совет, то это было по делу. Если и придумывала шалость, это было очень забавно. Что и показали наши поездки по Японии и Бельгии»
— А какие пластинки слушали в свободное от консерватории время?
— Я обожал творчество Стинга еще со времен группы The Police. Очень много слушал попсовой итальянщины из разряда фестиваля «Санремо», был поклонником Челентано, нравилось творчество Тома Джонса, Энгельберта Хампердинка…
На гастролях за границей для нас не было проблемой достать пластинки любимых исполнителей. Из Турции я подпольно приволок целый блок кассет с песнями Джонса, и таким образом приобрел полное собрание его сочинений.
— Назовите самый памятный сувенир, который вы привезли из-за рубежа?
— Новый однокассетный монофонический магнитофон из Японии. По приезду в СССР я сделал в нем специальный разъем для подключения к советской стереосистеме и кайфовал от плотности звучания любимых песен. Одноклассники, конечно, поражались, когда приходили ко мне и видели приемник Sanyo и банки иностранной кока-колы, в шутку называли меня олигархом.
P.S. Дорогие читатели, подписывайтесь на блог. Давайте развивать канал вместе!
