10 мин.

Почему CAS оправдал Вилухину. И почему это несправедливо

У меня не было особых иллюзий по поводу исхода дел Зайцевой, Вилухиной и Романовой: КАС крайне редко отступает от своей прецедентной практики. И если уж водораздел между «осуждёнными» и «оправданными» в декабре 2017-го прошёл по признаку аномальной концентрации соли, то было более-менее понятно, что Зайцевой светит ярлык читера, а Вилухиной и Романовой – юридический триумф.

Вместе с тем, последние три кейса не были простой формальностью, они внесли существенные новые моменты в итоговое противостояние России и МОК.

Удобнее всего показать это (и тем самым закрыть тему) на примере биатлонистки Вилухиной: набор улик против нее был наиболее показательным. А заодно, как всегда, развеять несколько насаждаемых пропагандой мифов.

Не буду повторять все старые аргументы сторон, сосредоточусь на главном.

Главное – это, если так можно выразиться, угол зрения. МОК просил КАС смотреть на каждый кейс через призму государственной допинговой системы. По мнению МОК, алгоритм доказывания вины отдельных спортсменов должен был включать всего два шага:

1)доказательство факта и способа функционирования системы

2)доказательство любой связи спортсмена с системой.

КАС отклонил этот подход, предпочтя сосредоточиться на доказывании совершения спортсменами конкретных действий, составляющих нарушение антидопинговых правил (НАДП).

Это очень сильно ударило по позиции ответчика (МОК). Дело в том, что при таком подходе из рук МОК уходил козырный туз – очевидная, бросающаяся в глаза связь между всеми собранными Маклареном, Освальдом и Шмидом доказательствами. Смотрите:

-на 11 из 13 проб с аномальной концентрацией натрия были  обнаружены характерные для несанкционированного вскрытия Т-метки;

-такие же Т-метки были обнаружены на всех пробах с чужими ДНК;

-в свою очередь, все 36 проб, где обнаружены Т-метки, принадлежали либо членам списка «Дюшес», либо партнёрам по женской хоккейной сборной;

-23 из 36 этих крышек были закрыты спортсменами не до конца (менее 15 кликов);

-все эти доказательства были найдены только у тех спортсменов, которые были прямо названы Родченковым как участники системы.

Иными словами, файл «Дюшес» цементировал все эти доказательственные ингредиенты: одно только присутствие в нём, по мнению МОК, говорило о причастности к системе. Кроме того, такой подход давал возможность оценить достоверность одних доказательств через другие. Например, физиологически невозможный уровень натрия в отдельных сочинских пробах и неправдоподобные соотношения осмолярности, креатинина и удельного веса проб (подробно об этом здесь) подтверждали правдивость показаний Родченкова и, таким образом, косвенно влияли вообще на всех фигурантов дела.

Но КАС, повторюсь, даже не стал оценивать этот убийственный довод, чем очень сильно усложнил задачу МОК. Предваряя свои рассуждения, панель указала:

-полномочия МОК по проведению расследований крайне ограничены: он может опираться в основном на неоспариваемую сторонами информацию и на открытые источники;

-в связи с этим панель может вынести решение и в отсутствие прямых доказательств;

-вместе с тем, мало доказать сам факт допинговой системы: нужно доказать, что спортсмен умышленно совершал НАДП;

-поэтому КАС не может согласиться с подходом МОК: принадлежность к допинговой системе не означает, что спортсмен совершал НАДП в ходе ОИ-2014.

И даже при этом положение МОК было небезнадёжным.

В отношении Вилухиной ответчик ссылался на четыре главных доказательства:

1)присутствие в файле «Дюшес»

2) показания Родченкова

3) множественные Т-отметки на одной из трёх сочинских проб

4)присутствие фамилии Вилухиной в базе LIMS

Пойдём по порядку.

Что касается присутствия в файле «Дюшес», то панель указала, что просто упоминание там фамилии Вилухиной не означает, что она действительно этот коктейль принимала – этим файл «Дюшес» принципиально отличается от файлов «Графики вымывания», на которых погорели Пятых, Глазырина и Ухов. Кроме того, доказательственное значение файла подрывается и тем обстоятельством, что среди попавших под санкции оказались и те, кого в списке не было (хоккеистки).

К этому доводу (а он достаточно серьёзный) мы ещё вернёмся.

Показаниям Родченкова защита противопоставила показания Прохорова, Родионовой, Вольвака, Кравцова, Устюгова, Кущенко, Кудрявцева, Чижова, Кротова и др. Пересказывать их нет смысла. Отмечу только, что многие упоминали о невозможности подмены проб в силу жесткой системы безопасности и тотального видеонаблюдения в сочинской лаборатории. В этой связи забавно, что никаких видеозаписей российская сторона за 4 года так и не предъявила, хотя они могли бы снять все вопросы. Кроме того, наличие видеонаблюдения ставит в весьма неудобное положение товарищей, которые называют все показания Родченкова клеветническими выдумками: по их логике, Родченков, зная, что у российской стороны хранятся видеозаписи всего происходившего в лаборатории, стал врать всему миру о подмене проб. Не опасаясь, что моментально может быть разоблачен.

Другой забавный момент – как свидетели российской стороны дружно сообщали, что никакого Блохина знать не знают и никогда в лаборатории не видели. Арбитрам, наверное, это было очень интересно слушать, имея на руках сделанные Родченковым в 2014 году фотографии, где Чижов и Блохин сняты вместе в лаборатории.

Впрочем, от оценки устных показаний как достоверных или лживых панель вообще воздержалась, указав лишь, что они опровергают друг друга.

Гораздо определённее арбитры высказались относительно царапин (Т-меток) на пробе Вилухиной.

Отвлекусь на секунду. На sports.ru есть несколько не очень здоровых товарищей, которые третий год повторяют пропагандистскую байку про то, как «КАС послал МОК подальше с его царапками» и про то, как «жидко обделался эксперт МОКа Шампод». Ну что же, посмотрим: кто, кого и куда послал.

Начать с того, что Шампод, разумеется, знал итоги разбирательств по первым 39 кейсам (включая дело Легкова). Его серьёзно критиковали: не смог установить инструменты вскрытия, исходил из недоказанной гипотезы, не проверил альтернативные варианты образования царапин, закрывал бутылки лишь на 11 кликов и т.д. Все эти доводы в той или иной степени повторял выступавший на стороне Вилухиной криминалист Джеффри Арнольд.

Шампод учёл критику. Он провёл ряд дополнительных экспериментов, включая пробы Вилухиной. В ходе них он установил, что:

-Т-метки не могли были связаны с транспортировкой проб;

-вскрытие закрытых на 15 кликов проб оставляло Т-метки независимо от типа используемого металлического инструмента;

-наличие Т-меток не свидетельствует однозначно о вскрытии пробы, но обеспечивает сильную поддержку такому предположению. Проба Вилухиной с кодом B2891822 подвергалась несанкционированному вскрытию с вероятностью выше 99,9 %.

Ещё раз, это очень важно: Шампод смог открыть, не повреждая запорное устройство, и те пробы, которые были закрыты на 15 кликов. И они были при этом наполнены жидкостью. И держал он их строго вертикально, чтобы не пролить содержимое. Собственно говоря, его первоначальное решение закрывать в ходе эксперимента крышки на 11-12 кликов было связано лишь с тем, что именно на такой высоте находились наиболее подозрительные Т-метки сочинских проб россиян. Закрытие крышки на 15 кликов задачу принципиально не усложняло, просто Т-метки образовывались на другой высоте крышки.

Единственное, чего не удалось сделать  Шамподу – это открыть плотно закрытую крышку без оставления Т-меток. На основании этого защита утверждала, что отсутствие Т-меток на крышках двух проб Вилухиной из трёх доказывает, что эти пробы не вскрывались. К этому вопросу мы тоже ещё вернёмся.

Ну и что же КАС? Сразу – страшный удар по упоротым товарищам. Пункт 239 решения: панель находит аргументы и объяснения Шампода более убедительными, чем объяснения Арнольда. Шампод в своих последующих экспериментах успешно ответил на критику, содержавшуюся в предыдущих решениях КАС: увеличилась выборка проб, ему удалось вскрыть полностью закрытые и наполненные бутылки и т.д. Критика Арнольда носила в большей степени методологический характер, без анализа самих полученных результатов. И гипотезы российской стороны (Т-метки появились вследствие перевозки, разморозки, игры спортсмена с колечком) абсолютно нереалистичны.

Таким образом, панель согласилась с Шамподом в том, что множественные Т-метки на пробе B2891822 являются мощным аргументом в пользу несанкционированного вскрытия. Настолько мощным, что дотягивают до стандарта комфортной уверенности.

Вместе с тем, две другие пробы Вилухиной таких следов не имели, что, по Шамподу, умеренно поддерживает вывод об отсутствии манипуляций. Это объективно противоречит версии МОК о том, что все пробы Вилухиной как защищенной спортсменки подменялись систематически.

Наконец, база LIMS. Это было принципиально новое доказательство, которого не было на прежних слушаниях. Возможно, с его помощью МОК рассчитывал переломить ход процесса в свою пользу. Возможно, именно поэтому КАС так долго выносил решение. МОК предъявил доказательства, что в базе LIMS фамилия Вилухиной сопровождала коды её проб, что позволяло лаборатории  при анализе проб идентифицировать спортсменку. Это не только нарушало принцип анонимности проб, но и неопровержимо указывало на вовлеченность Вилухиной в допинговую систему.

Однако арбитры, вопреки здравому смыслу, придали этому факту ограниченное значение. Во-первых, панель отметила, что данную ситуацию следует отличать от ситуации с Глазыриной и Слепцовой, где сами данные LIMS указывают на применение допинга. Во-вторых, арбитры посчитали, что нарушение международного стандарта по тестированию в данном случае нельзя инкриминировать самой Вилухиной, поскольку нет доказательств, что она передавала коды своих проб третьим лицам. Администрирование LIMS в обязанности спортсменов не входит.

Наряду со всем этим, КАС фиксирует, в общем-то, очевидное: никаких доказательств участия Вилухиной в формировании банка чистой мочи, кроме общего описания схемы от Родченкова, нет. Неизвестны время, место, способ и другие подробности сдачи спортсменкой анализов для этих целей.

То же самое – относительно умышленного закрывания крышки пробы не до конца и сообщения спортсменкой кода своей пробы для передачи в лабораторию. Родченков рассказывал об этом лишь как об элементах схемы, но сам этого никогда не видел.

И что в итоге?

Сопоставляя все эти соображения, КАС пишет: трудно делать вывод, не хочется делать вывод (it is reluctant to conclude) о подмене пробы только на основании множественных следов на одной крышке. В отсутствие других доказательств панель не уверена, что предполагаемая подмена может быть приписана самой Вилухиной.

И главный вывод КАС: недостаточно доказательств, что проба B2891822 была вскрыта для подмены мочи Вилухиной. Доказательства МОК, даже взятые в совокупности, не позволяют арбитрам быть комфортно уверенными, что Вилухина лично причастна к НАДП.

Если описать данный кейс совсем коротко, то МОК существенно усилил свою аргументацию по сравнению с 2017-м годом: в деле появились новые исследования Шампода и данные базы LIMS. Но даже и этого не хватило, чтобы члены панели почувствовали комфортную уверенность.

Кстати, о членах панели.

В прошлый раз я отмечал, что российская сторона назначила на рассмотрение сочинских дел весьма одиозных арбитров, и дело Вилухиной не стало исключением. Более того – назначив в состав панели идейно близкого британца Сэндса (говоря по-русски – Пескова), апеллянты ещё и заявили отвод председательствующему – люксембуржцу Раду (секретарю по правовым вопросам Европейского суда). Почему – неясно, но отвод был отклонён как необоснованный.

Я уже неоднократно писал, что развязка сочинской эпопеи совершенно абсурдна. Деление 43 обвиняемых на «осуждённых» и «оправданных» произошло хоть и по объективному, но совершенно случайному фактору – концентрации соли в подмененных пробах.

Это стало возможным в силу того, что КАС (в отличие от МОК) избрал сугубо персональный подход к рассмотрению кейсов: каждый раз, добросовестно фиксируя правоту Макларена в части системных нарушений, арбитры отказывались рассматривать конкретный кейс через призму государственной допинговой системы.

О том, что эта дилемма станет решающей, я предупреждал задолго до начала всех юридических разбирательств.

И ещё несколько замечаний.

Адвокаты россиян не без успеха раскручивали два важных довода:

1)почему у многих обвиняемых на пробах нет характерных Т-меток, свидетельствующих о нелегальном вскрытии? Напомню, у Вилухиной таких проб две.

2) почему среди обвиняемых оказались те, кого не было в списке «Дюшес»?

С первым вопросом всё очень просто и очень сложно. Просто – потому что и на пробе с самой высокой концентрацией соли 843 ммоль/л (это физиологически невозможно) тоже не было Т-меток. Это неопровержимо доказывает, что была возможность вскрывать пробы не оставляя видимых следов. Значит, отсутствие Т-меток на крышке не является доказательством неприкосновенности пробы: две пробы Вилухиной удалось открыть «чисто», одну – нет.

Сложно – потому что вполне вероятно, что мы вообще никогда не узнаем о том, как вскрывались сочинские пробы. Какие при этом использовались инструменты, из чего они были сделаны, какие подготовительные манипуляции с пробами осуществлялись, сколько способов было придумано и т.д. По Родченкову, открывать бутылочки «Берлингер» ФСБ научилась еще в феврале 2013-го, то есть подготовка к Сочи в этой части велась долго и основательно. Ставить в вину Шамподу или МОК то, что они не смогли узнать подробности – верх неадекватности.

То же самое – с вторым вопросом. Как вляпались в манипуляции хоккеистки, которых вроде бы не планировали защищать и которые были в Сочи в шаге от медалей? Между прочим, чужие ДНК в их пробах тоже свидетельствуют в пользу Родченкова: отсутствие в файле «Дюшес» хорошо бьётся с нехваткой собственной запасной мочи. Здесь может быть масса вариантов: от стремления угодить неравнодушному к хоккею вождю до чьей-то идиотской самодеятельности, о которой стало известно уже в ходе Игр

Ну и самое главное. КАС, конечно, имел полное право прикрыться юридическим формализмом и потребовать от МОКа доказательств существования банка чистой мочи, применения спортсменами стероидного коктейля, сообщения чиновникам кодов своих проб и т.д. Но по факту такой подход позволил большинству бенефициаров государственной допинговой системы уйти от ответственности, извлечь пользу от уничтожения улик и злоупотребления правами страны-организатора Игр.

Логика КАС в деле Вилухиной (в отличие от дела того же Легкова) выглядит совсем уже ущербной: проба вскрывалась, но неизвестно кем, неизвестно как и неизвестно для чего. Также неизвестно, откуда вскрывавшие знали код её проб и почему вообще её пробы в лаборатории не были анонимными. Как МОК, делегировавший России всю ответственность за допинг-контроль в ходе Игр, мог получить ответы на эти вопросы – арбитров не волновало.

Собственно, на это и был весь расчёт людей, плюнувших в лицо мировому спорту.