Жармухамедов – самый экзотичный из чемпионов ОИ-1972. Пришел в спорт в 19 лет, играл с оторванными фалангами, конфликтовал с Гомельским
Алжан Жармухамедов скончался 3 декабря 2022 года на 78 году жизни. Его знают как первого обладателя золотой олимпийской медали в истории Казахстана. В составе московского ЦСКА он завоевал Кубок европейских чемпионов и 10 раз побеждал в чемпионатах Союза, а со сборной выиграл золото Олимпиады-72 и бронзу Олимпиады-76, серебро чемпионата мира-1978 и бронзу чемпионата мира-1970, а также три золота чемпионата Европы.
Самый поэтичный баскетболист 70-х
В начале 70-х Василий Аксенов заключил всю необычность «большого» ЦСКА в максимально лаконичную формулировку: «А за окном по проспекту Плеханова уже прогуливались «вооруженные силы»: Капранов и Кульков, Гильгнер и Едешко, Иллюк и Ковыркин, и Андреев, этот аист, приносящий счастье, и гибкий туркестанский змий Жармухамедов, и некто по имени Сергей Белов (однофамилец нашего фаворита), скромный молодой человек, невысокий (192) с лицом цвета слоновой кости, с необъяснимо печальным и смирным взглядом». Эпитет «туркестанский змий» сразу же приклеился в качестве прозвища и от многократного повторения утратил образность.
Жармухамедов на протяжении десятилетия был самым заметным среди высоких топовых советских баскетболистов – при этом его 207 сантиметров сочетались с весом 92 килограмма. «Сухой, жилистый, для своего роста фантастически быстрый и прыгучий, он довольно часто за счет своей необыкновенной техники борьбы за отскочивший от щита мяч выходил в этой борьбе победителем, – объяснял в книге о победе 1972 года Владимир Гомельский. – Особенно следует отметить его невероятную ловкость при просачивании под кольцо соперника. Поставить Алжану спину было совершенно невозможно, потому что при его координации движения и скорости он всегда успевал отреагировать на движение соперника – как бы прятался, исчезая из его глаз, и после этого оказывался совсем под кольцом».
«Гибкий туркестанский змий» именно об этом: легкий и необычайно подвижный для своего роста Жармухамедов почти не бил сверху, но неизменно удивлял грациозностью – серийной прыгучестью, аккуратной работой кисти при поражении кольца под щитом, броском с 4-5 метров, выносливостью и способностью при своем плавном беге опережать маленьких во время быстрых прорывов.
«Если Жар подбирал мяч под своим щитом, то у ЦСКА и сборной СССР начинался быстрый прорыв, – уточняет Гомельский. – Он не просто подбирал мяч, но в том же прыжке успевал развернуться на 180 градусов, оказавшись лицом к полю. Жармухамедов отдавал передачу одному из защитников и дальше набирал скорость. Она была такая высокая, что Алжан успевал своих партнеров с мячом обогнать и первым оказаться под кольцом чужой команды для завершения атаки – что он и делал.
Еще один коронный прием, который называют «Вертушка Жармухамедова». Надо сказать, что при росте в 207 сантиметров у Алжана был 50-й размер ноги, и большие ступни позволяли ему отлично поддерживать равновесие. И вот, получая мяч спиной к кольцу на ближних к лицевой линии «усах», Жармухамедов через плечо осматривал, какую позицию занимает против него защитник. Если противник в этот момент принимал низкую стойку и опускал руки, Алжан делал разворот на 180 градусов на носке левой ноги, причем разворот такой быстрый, что соперник просто не успевал вновь выпрямить ноги. И вот после этого, отрываясь от пола буквально на 5–6 сантиметров, Жармухамедов исполнял свой бросок – «на чистую», никогда не стремясь коснуться щита».
Оказавшись в сборной СССР и ЦСКА в конце 60-х, Жармухамедов провел на самом высоком уровне из доступных чуть больше 10 лет и был причастным к двум знаковым победам эпохи – титулу европейских чемпионов на клубном уровне (1971) и триумфу на Олимпиаде-72 в составе национальной команды.
При внешней легкости в центровом, естественно, не могло быть ни малейшей слабости. Жармухамедов не стал другом для Сергея Белова, но если и был в советском баскетболе 70-х знаковый дуэт, то это как раз их органичная связка.
«После того как я пришел в ЦСКА, на второй день я чуть не подрался с Сергеем Беловым, – рассказывал Жармухамедов в интервью Forbes Казахстан. – Он был лидер в команде и привык к тому, что все мячи отдают ему, и он после обыгрывает, играет. А я привык, играя в Ташкенте, что я лидер, и все мячи давали мне. И тут получился такой очень интересный момент, что я получаю мяч, играя, уже не глядя на него, а так как мне подсказывает ситуация. А ему это не нравилось. Он бегал и что-то бурчал на меня. В один момент возьму, как швырну в него мяч.... И ушел в раздевалку. Прибежал тренер и попросил, чтобы я извинился. Я ответил, что не буду извиняться и ушел. На другой день пришел на тренировку и, как будто ничего не было – Белов претензии ко мне не предъявлял и бурчать на меня перестал».
Спустя несколько лет их взаимодействия уже играли определяющую роль на Олимпиаде-72, где они брали на себя большую часть атак сборной. Белов увидел рядом человека, не сильно уступающего ему в работоспособности. Суперснайпер советского баскетбола ко всем относился критически, но даже он объяснял спад партнера после 1973-го психологическим надломом после истории с пистолетом, а не чем-то другим.
«Белов всех пытался под себя подмять, – объяснял Жармухамедов в интервью «Спорт-Экспрессу». – Хотел, чтоб ему в рот заглядывали. И всегда пасовали. Впрочем, в финале мюнхенской Олимпиады, когда не проходили комбинации, которые учили с Кондрашиным, Белов мне сказал: «Жар, кончай эту ерунду. Давай играть цээсковскую «двойку». Сработало. Я выхожу, ставлю заслон – Серега без помех бросает. 20 очков в том матче настрелял».
Еще удивительнее истоки всего этого
Жармухамедов добродушно потешался над выдумкой создателей «Движения вверх»: в одном из эпизодов американцы спрашивают, откуда в составе советской команды взялся настоящий индеец. Для них это был единственный способ продемонстрировать, насколько он в реальности выделялся.
У многих баскетболистов той эпохи весьма необычные судьбы, но такого странного пути все равно не встретишь.
Жармухамедов вырос в селе Табаксай Ташкентской области – «глухом узбекском ауле», как уточнял Сергей Белов. Он не просто не имел никакого отношения к баскетболу до 19 лет, но и пришел в спорт уже инвалидом третьей группы – без фаланг двух пальцев.
«После выпускных экзаменов я устроился в Чирчик шлифовальщиком по металлу на завод химического машиностроения, – рассказывал Жармухамедов в интервью «Спорт-Экспрессу». – Там был инструктор физкультуры, Роман, который случайно заметил меня на проходной. Вцепился мертвой хваткой: «Ты должен играть за нашу команду! С твоим-то ростом!» Тренироваться, отпахав смену, — радости мало. К тому же поздно вечером автобусы из Чирчика до Таваксая не ходили. 15 километров топал пешком. Мне приходилось добираться до соседнего поселка и еще около 4 километров идти пешком. Я был худенький, рост 1 метр 99 сантиметров, вес – около 70 килограммов. Мне было немного трудно, и я забросил баскетбол. Поэтому вскоре о баскетболе забыл.
А дальше стало совсем не до него…
До конца смены оставалось минут двадцать. Вдруг две девчонки подошли. Смотрят, перешептываются. Я на них отвлекся, руку затянуло в станок и отчекрыжило фаланги. Одну – сразу, вторая на кожице висела. С оторванными фалангами, конечно, ни о каком баскетболе я не помышлял. Но Роман был настойчив, заходил в мой цех, уговаривал возобновить тренировки. «Как же играть с такой рукой?!» – спрашиваю. «Ничего, приноровишься. Ты способный». Он мне сказал, что если я буду заниматься спортом, то окрепну физически. А я же был худющий, хотел девчонкам нравиться. Этими словами он меня и купил. Именно он посоветовал поступить в ташкентский институт физкультуры. Там в 19 лет я уже всерьез начал заниматься баскетболом. Конечно, в плане мастерства я поначалу сильно отставал от остальных игроков нашей команды. Но сказалась сельское упрямство: каждую свободную минуту проводил в баскетбольном зале. После первого года занятий, мой тренер – Олег Михайлович – расписал каникулы, как провести 3 месяца, а это самые жаркие месяцы в нашем районе. За мной не было никакого контроля. Я сам вставал в 6 утра, надевал спортивную форму и бегал в горы 40 минут. После – делал зарядку, чтобы отработать подачу, брал булыжники и бросал их. Поэтому через труд я достиг того, кем я являюсь сегодня. И спустя четыре года выиграл со сборной СССР чемпионат Европы. Ну, не фантастика?!»
Кроме потерянных фаланг, было и слабое зрение.
«Мало кто в курсе, что и у Жара был существенный физический изъян – достаточно сильная близорукость, – рассказывал Сергей Белов. – Он временами носил очки, но с какими диоптриями, я не знал и не догадывался, насколько плохо он видит. Лишь в 1968-м как-то раз во время игры это стало мне понятно. Мы сидели рядом на скамейке запасных, и после очередного игрового эпизода у более далекого от нас кольца Алжан спросил меня, сильно щурясь: «Кто забил?» Сначала я решил, что он пропустил эпизод, но нет – он все наблюдал внимательно. «Так ты что, не видишь?» – спросил я. – «Нет» Только после этого до меня, наконец, дошло: как же он играет?
Контактные линзы появились в обиходе лишь позднее, и Жар успел в них поиграть. Могу только догадываться, насколько иначе раскрылся для него мир на баскетбольной площадке. Впрочем, с этим связаны и комичные моменты. Линзы были страшной ценностью, но при этом еще несовершенны, часто вылетали во время тренировок и, что еще интереснее, во время игр. В этих случаях следовал ставший привычным для чемпионата СССР ритуал: игра прерывалась, звучала команда: «Никому не двигаться», чтобы не затоптать утраченную линзу, после чего игроки обеих команд во главе с судьями, ползая на пузе, искали ее по всей площадке».
К этому стоит добавить еще и сильное нежелание уезжать из родных (и при этом не самых баскетбольных) мест.
На золотой чемпионат Европы в 1967-м Жармухамедов отправился из ташкентского СКА – команды первой лиги. Это случилось после того, как его заметили на Спартакиаде в матчах за Узбекистан, где он вошел в тройку самых результативных игроков турнира. На Евробаскете-67 Жармухамедов играл совсем мало, но затем, когда он стал претендовать на место в основе, Александр Гомельский его не брал – ни на Олимпиаду-68, ни на Евробаскет-69. Как объяснял сам игрок, из-за того, что он отказывался переходить в московский ЦСКА.
«Я два года во время призывной компании несколько раз скрывался от, назовем их так, селекционеров ЦСКА в военной форме, поскольку переход в этот клуб обозначал и службу в вооруженных силах, – рассказывал Жармухамедов в «Спорт-Экспрессе». – Я уезжал из Ташкента, пережидал, пока на уровне руководства правительства не решат мой вопрос с очередной отсрочкой. Наконец даже сам тренер в Ташкенте посоветовал мне: «Алжан, если хочешь расти как баскетболист, тебе надо переходить в более сильную команду, в ЦСКА».
Считаю, что это было смело с его стороны, поскольку таким образом он терял лидера своей команды, и в 1969 году я согласился на переход в армейский клуб. Им тогда руководил Арменак Алачачян, который пришел в раздевалку как раз в тот момент, когда меня снова отцепили из состава сборной. Он сказал: «Давай, Алжан, переходи в ЦСКА. Я не смогу без тебя выиграть чемпионат нынешнего сезона».
Жармухамедов остался самым бескомпромиссным критиком Гомельского среди всех сборников
Это может показаться странным, но советский баскетбол был намного прозрачнее и искреннее современного лигакгбшного «как бы чего не вышло». Жармухамедов – очень хорошая иллюстрация этого.
Он откровенно пояснял тренерские просчеты. Например, поражение в полуфинале Олимпиады-76 связывал с ошибками Кондрашина.
«Думаю, поражение в полуфинале от Югославии произошло потому, что перегорел наш наставник Кондрашин, – говорил Жармухамедов в интервью «Реальному времени». – Он не владел ни собой, ни ситуацией. Выставил состав, который начал проигрывать — 8:22, начал производить замены, выпустив меня, Володю Жигилия, и мы догнали к середине матча, уступая к перерыву всего два очка. В раздевалке я смотрел на Кондрашина, а он весь нервный, дергается, губы трясутся, никаких коррективов не внес и объявил состав на второй тайм. Саша Белов, Сергей Белов, показывает на меня – говорит Жигилий, показывает на Жигилия – называет другую фамилию… Кто будет играть – непонятно. В итоге на второй тайм готовы были выйти сразу семь человек. Пошли разбираться к Кондрашину, а он в итоге посадил меня, Володю, снова выпустил стартовую пятерку, которая опять, как и в первом тайме, стала проигрывать. Мы снова догоняли, выходя на замену, но так и не догнали, уступив пять очков».
Он же получал в прессе от Александра Гомельского, который посвятил одному из лучших игроков ЦСКА и сборной целое эссе под названием «Тренерская ошибка». Довольно забавное по современным меркам.
«Мне хочется рассказать, как в команде ЦСКА постепенно складывались неправильные взаимоотношения с Алжаном Жармухамедовым. Он представлял собой большую фигуру в баскетболе, но допускал определенные отступления от нормы поведения советского спортсмена.
Вначале Жармухамедов на тренировочных играх пробовал спорить с судьями. Чем меньше был авторитет у судьи, тем больше Жармухамедов с ним спорил, не соглашаясь с тем или иным решением. Затем в этих спорах у него начала проскальзывать грубость. Потом он начал пререкаться и с тренером…
И вот произошло первое серьезное нарушение. Во время матча в Москве с киевским «Строителем» в 1972 году Жармухамедов получил пятое персональное замечание и, покидая поле, грубо оскорбил арбитра. Это был беспрецедентный случай. Как я среагировал на это? Вместо того чтобы поддержать решение судьи, я вместе с другими игроками начал уговаривать судью смягчить наказание ведущему нападающему команды…
Вскоре Алжан стал олимпийским чемпионом, прибавив этот почетный титул к своим прежним высоким званиям заслуженного мастера спорта, чемпиона Европы и чемпиона страны. Все, казалось, должно было идти хорошо. Но вот прежде спокойного, выдержанного спортсмена начало заносить. Нет, он не отлынивал от тренировок, не терял бойцовской закваски, скорее, наоборот.
Во время двусторонних игр Алжан уже не стеснялся в любых ситуациях расталкивать локтями товарищей. Хотя партнерам было и неприятно и больно, это его не волновало. Почти каждый штрафной Жармухамедов оспаривал. Считал, что пробежек он не делает. Удивлялся: как это судья вдруг определил ему, такому большому мастеру, можно сказать, детскую ошибку — пробежку? На замечания партнеров он стал отвечать грубостью, огрызался, обижался на дельные советы. И опять я не пошел дальше спокойных вразумительных бесед с ним один на один…
И вот на матче в Таллине против «Калева» произошел новый инцидент. В спокойной игровой ситуации Жармухамедов локтем ударил А. Крикуна по голове. Оправдываясь, он сказал, что Крикун ударил его раньше. Как же, дескать, олимпийский чемпион мог вытерпеть и не дать сдачи? А прежде Алжан терпеть умел. И не раз в борьбе под щитом получал синяки и шишки. Теперь же он стал считать себя настолько великим, что не желал сдерживаться и не отвечать на обиду, хотя бы это было даже в ущерб делу. Для него результат команды, общая победа коллектива – все это потом. Главная фигура – он сам, Алжан Жармухамедов.
За этот проступок Жармухамедова дисквалифицировали на четыре игры. В результате матчи в Каунасе и Тбилиси и еще две игры в Минске — со «Строителем» и «Автомобилистом» — команда ЦСКА провела без своего единственного полуцентрового игрока».
Противостояние с Гомельским для Жармухамедова вообще носило принципиальный характер, началось еще в 1971 году и продолжалось до самого конца.
«Началось, когда высказал свое «фи» в эпизоде с Гришей Авдеевым, – объяснял Жармухамедов в интервью «Спорт-Экспрессу». – Он окончил университет и в звании лейтенанта должен был отслужить два года. Притащили его в ЦСКА. Жена с дочкой в Ташкенте. Со всеми доплатами выходило у Гришки рублей двести. Гомельский к тому времени схарчил Алачачяна, а второй тренер Астахов остался. И вот он подошел к Авдееву: «Половину денег будешь отдавать мне».
Гришка решил со мной посоветоваться. Я вспылил: «Завтра все выскажу! Он и над солдатами издевается в спортроте, и здесь…» Очень меня разобрало. А в 9 вечера Авдеев звонит в панике: «У меня был Гомельский, кто-то ему донес о нашей встрече. Он предупредил, чтоб молчал. Иначе сошлет в Беломорск, семью не увижу». Ладно, отвечаю. Раз просишь – буду молчать.
Заканчиваем тренировку, Гомельский объявляет: «Ребята, сядьте. У нас всегда так было – кто хорошо играет, тот получает. Нечего плакаться, выражать неудовольствие…» Поворачивается ко мне: «А некоторым лучше не лезть не в свое дело. Защищать». У меня все внутри вспыхнуло. Вскочил: «Что вы несете? Как можете оставлять офицера без денег?!»
Гомельский пробурчал: «У нас нет ставок». Я в ответ: «Снимите сына со ставки. Он что, представляет ценность для клуба?» Гомельский свернул собрание. Но обо мне писал после этого исключительно так – «зазнался».
Годы спустя на ветеранском чемпионате в Австралии я выдал ему по полной. Гомельский посмотрел растерянно: «Неужели ты на меня так обижен?!» – «А вы вспомните нашу эпопею. Вспомните, как сами говорили, что вас ничего в баскетболе не интересует, кроме денег. Как шли по трупам, не обращая внимания на людей, которым калечите жизнь». У Андреева раздуло ногу – а второй тренер Озеров кричал доктору: «Коли! Этот сдохнет, другого выпишем!» Гомельский выслушал меня молча. Больше не общались.
Мне кажется, сегодня он не смог бы тренировать. Только в той системе. Собрал со всего Союза сильнейших, загнал в конюшню – и выполняй. Кто вякнул, того в сапоги».
По окончании карьеры Жармухамедов оказался вне профессионального баскетбола. Сначала пять лет работал тренером в группе советских войск в Германии, затем оказался в алма-атинском СКА на должности тренера по пулевой стрельбе. В 90-х помогал Сергею Белову в сборной России, но – как подчеркивал сам Белов – «на административных ролях». А затем уже тренировал команды Московского гуманитарного университета и работал в детско-юношеском клубе «Лаурус».
Большинство его выпускников вспоминают тренера с благодарностью, подчеркивая, что он каждому давал шанс и до последнего верил даже в самых безнадежных, и унося с занятий аксиому, сделавшую Жармухамедова-игрока («Труд показывает настоящую ценность игрока).
«Чтобы стать тренером профессиональной команды, мне не хватило характера, - говорил Жармухамедов. – Я слишком мягкий. В 90-е ассистировал Белову в сборной, жили в Новогорске. Рядом гимнастки Ирины Винер. Результаты у них выдающиеся. Но смотреть на девчат больно — вечером прокрадутся в столовую, десять раз оглянутся, чтоб никто не засек, съедят ма-а-аленькую шоколадку. А я муштровать не могу. Мне игроков жалко».
Фото: РИА Новости/Юрий Долягин, Фред Гринберг, Юрий Сомов
Настоящий мастер
Вечная память