Главная тренерская награда Европы носит имя Александра Гомельского. В чем его величие?
В этом году Александру Гомельскому исполнилось бы 95 лет.
Сегодня имя великого тренера – единственное, что напоминает международному баскетболу о России. В Евролиге нет российских клубов, нет российских игроков, нет российских тренеров, но название одной из самых престижных наград сезона остается неизменным: полковник советской армии по-прежнему – ориентир в профессии для очередного поколения специалистов.
Почему так?
Гомельский стал символом баскетбола СССР, потому что побеждал в четырех десятилетиях
Две едкие цитаты.
Одна из книги Ивана Едешко, которому Гомельский предложил стать помощником в сборной: «Конечно, иди и не сомневайся!» – благословил батюшка (Едешко спросил совета у Владимира Кондрашина). И добавил: «Возможно, ты не научишься у Гомельского новым баскетбольным премудростям, зато поймешь, как в этом мире нужно жить, как себя надо вести, чтобы быть успешным».
Вторая – из книги Сергея Белова: «Нужно понимать, что сохранять свои позиции в советском баскетболе, завоеванные с таким трудом, Александру Яковлевичу в силу разных причин было очень непросто. Для этого ему нужно было не словами, а делом и результатами постоянно убеждать руководство в своей полной профпригодности и столь же полной лояльности, а в конечном счете – в своей незаменимости. Что было по-настоящему плохо, так это то, что оборотные стороны этой политики однозначно вредили делу. Например, опасаясь конкуренции, Гомельский практически «выжигал» вокруг себя всю «поляну» потенциальных преемников и соперников».
Уникальность тренерского пути Александра Гомельского – в том, что он оставался востребованным на самом высоком уровне специалистом на протяжении большей части истории советского баскетбола, если точнее, то больше 30 лет.
«Я – Гомельский, великий тренер, – всегда говорил он. – Кто сомневается, пусть попробует повторить мой путь».
В конце 50-х он доминировал вместе с рижским СКА и гигантом Круминьшем.
В 60-х завоевал золото чемпионата мира (1967) со сборной СССР.
В 70-х в качестве главного тренера ЦСКА взял Кубок европейских чемпионов и Евробаскет-79 (когда уже в Европе появились соперники уровня Югославии и Италии).
В 80-х вновь со сборной СССР завоевал золото чемпионата мира (1982) и золото Олимпиады в Сеуле (1988).
Есть разные мнения насчет тренерского гения Гомельского, но одна вещь совершенно неоспорима: баскетбол постоянно трансформировался, сменились четыре поколения игроков, все это время советская система карала тренеров за неудачи вроде незолотых медалей чемпионатов Европы – но великий комбинатор баскетбольного Союза оставался непотопляемым и так или иначе находил способ побеждать. Неслучайно, Сергей Белов отдельно отмечал «невероятную жизнестойкость, способность выкручиваться из самых сложных ситуаций, буквально возрождаясь из пепла».
Апофеоза все это достигло в 80-е.
Гомельский провалил московскую Олимпиаду (третье место в отсутствие США), но сохранил должность, чтобы взять золото Евробаскета-81 и чемпионат мира-82. Гомельский провалил Евробаскет-83 (бронза), а в 85-м, прямо перед чемпионатом Европы, в седьмой раз за карьеру стал невыездным (по версии книги «Папа» Владимира Гомельского), но все равно вернулся в сборную через несколько лет, чтобы сначала проиграть Евробаскет-87 грекам, а потом повезти команду в Сеул.
Каким образом ему все это удавалось, сейчас не совсем понятно – как будто других тренеров в стране не было. Однако очевидно, что для руководства советского спорта Гомельский и являлся воплощением советского баскетбола. Так что к нему возвращались во всех непонятных ситуациях.
Гомельский стоял у истоков того, что сегодня называется Евролига, и заслужил статус «крестного отца советского баскетбола»
«Очень многие недоброжелатели папы говорили: мол, не найди Гомельский Круминьша в Цесисе в 1954 году, стал бы он великим тренером? Я для себя отвечаю однозначно: все равно бы стал», – писал Владимир Гомельский.
Бессмысленный спор, но тезис «недоброжелателей» не нуждается в раскрытии.
Молодой Гомельский (ему не было еще 30 лет) возник как будто из ниоткуда в середине 50-х с не то чтобы революционной, но на тот момент гарантирующей успех идеей – переехав в Ригу, он случайно обнаружил 218-сантиметрового гиганта Яниса Круминьша (тот катился на велосипеде, и Гомельский заметил из проезжавшего мимо автобуса), убедил его перейти в баскетбол, придумал для него упражнения для повышения сноровки и построил вокруг него зонную защиту и медленное позиционное нападение. Латышский центровой превратился в первого знаменитого великана европейского баскетбола – в отличие от современника Увайса Ахтаева, он был подвижнее, чуть ловчее и не изнывал от собственных габаритов.
Благодаря помощи командующего Прибалтийским военным округом маршала Баграмяна Гомельский на короткий период собрал в СКА лучших латвийских игроков: помимо Круминьша, Майгониса Вальдманиса, Валдиса Муйжниекса, Гунара Силиньша, Леона Янковского, а потом эстонца Яака Липсо.
С этой командой, где трое игроков были одновременно лучшими в СССР, Гомельский и выдал отрезок, который создал ему имя: победил с Латвией на Спартакиаде, а со СКА трижды побеждал в чемпионатах Союза и три раза подряд становился чемпионом Кубка европейских чемпионов.
Все это сильно отличалось от современных стандартов: во время первого розыгрыша Кубка европейских чемпионов, например, мадридский «Реал» каудильо Франко отказался «играть с коммунистами» и просто снялся. Европейский баскетбол находился в зачаточном состоянии – и первые шесть трофеев, до появления американских легионеров, взяли советские команды. А работа Александра Гомельского подразумевала в том числе и поездки на машине по всей Латвии в поисках хоть каких-нибудь высокорослых людей, которых можно было записать в баскетбольную команду.
И, тем не менее, три Кубка европейских чемпионов подряд затем сможет взять только «Югопластика», через 30 лет после Гомельского.
Те годы, с одной стороны, автоматически вывели Гомельского на другой уровень признания: в конце 50-х он уже получил место помощника в сборной СССР авторитет проверенного специалиста.
А, с другой, создали ту репутацию, которая сейчас у него есть на западе. Советский баскетбол возник задолго до Александра Гомельского, и доминировать советские команды в Европе начали еще до Александра Гомельского, но едва ли не во всех англоязычных публикациях Александра Гомельского называют «крестным отцом советского баскетбола».
Гомельский принял на себя роль отца-основателя советского баскетбола
Большая часть карьеры Александра Гомельского прошла в то время, когда работа тренера сильно отличалась от того, что происходит сегодня. И оценивать собственно его достоинства как специалиста, управляющего ходом игры и влияющего на нее со скамейки, просто невозможно. Требования эпохи были совершенно иными (как и баскетбол). Тем более, что есть довольно стройный хор бывших подопечных, уверенных, что с таким подбором игроков, какой был у СССР, выступить хуже было просто невозможно – что подтверждается теми же победами Спандаряна и Кондрашина со сборной СССР или Алачачяна, Белова (в финале Кубка европейских чемпионов 71-го) и Селихова с ЦСКА.
Очевидно, что Гомельский был новатором для своего времени, но его выдумки и инновации совершенно точно не всегда были полезны (мягко говоря).
Например, Гомельский предлагал игрокам безумные, явно вредные физические нагрузки. В книге Владимира Гомельского рассказывается, как игроки ЦСКА должны были бегать вниз-вверх по лестнице, неся одноклубника на спине. Или как главный тренер привел команду в бассейн и заставлял всех прыгать с вышки «для укрепления характера».
Спорность всего этого была очевидна уже тогда. «Папа очень любит чувствовать себя хозяином», – говорили игроки.
Впоследствии не одно поражение объяснялось тем, что советские игроки были перетренированы. Например, именно такое объяснение Владимир Гомельский предлагает для фиаско на московской Олимпиаде – главный тренер вместе с баскетболистами находился на сборах, без выходных, на протяжении 140 дней.
«Мы круглыми годами жили на этих долбаных сборах, тренировались по три раза в день и выжигали все силы, – вспоминал Сергей Тараканов. – Первая тренировка – «зарядка» на час, с кроссом, прыжками, ускорениями, 200-300 бросков в зале… После нее уже не сильно живой. А потом еще две основные тренировки. Помню, были важнейшие игры с «Жальгирисом», суперфинал СССР. Конец сезона, второй или третий матч серии, вечерняя встреча, а нас рано утром Гомельский поднимает на зарядку, хотя на улице «-20». В 7.30 утра мы бежим в темноте… Это все было неправильно. Вся система подготовки».
Естественно, гиперконцентрация на физической подготовке не оставляла времени для шлифовки баскетбольных навыков. «Такие элементы профессионализма игрока, как баланс тела при броске, как должны стоять ноги, как должна идти рука, его не особенно интересовали; забивает баскетболист – и хорошо», – объяснял Сергей Белов. «Гомельский спросил: «Князь, что для тебя за эти годы было самым негативным в нашей работе?», – уточнял Анатолий Мышкин. – Я сказал честно: «Бездарно потерянное время из-за вас, Александр Яковлевич. Зачем мы бегали кроссы по 30 километров, какие-то бревна таскали? Лучше б вместо этого развивали технику. Тогда бы смог подняться совершенно на другой уровень». Когда в Америке сыграл против Мэджика Джонсона, Лэрри Берда, Билла Расселла, осознал, как мало умею в баскетболе: «Я – ноль! Чтоб приблизиться к этим глыбам, нужно еще столько пахать!»
Однако в советские времена голос Гомельского и был голосом баскетбола.
В свою первую тренерскую дискуссию он встрял в начале 60-х, когда 30-летним публично оспаривал методы многолетнего тренера сборной Степана Спандаряна (у того за плечами уже было четыре золота Евробаскета, три серебра Олимпиад).
И затем уже регулярно публиковал статьи и книги о своей методике, философии и идеях по улучшению техники баскетболистов.
В книге «Папа – великий тренер» Владимир Гомельский отмечает некоторые новаторские аспекты в работе отца.
1. «Как папа учил Круминьша ловить мяч! Никогда не забуду, как он ставил его в футбольные ворота и бил ему пенальти баскетбольным мячом, требуя, чтобы он не отбивал мяч, а ловил».
2. «Никогда не забуду, как папа придумывал поточные упражнения для развития скоростной техники. Чтобы при приеме мяча не снижалась скорость, игроки, принимающие мяч, должны уметь, не снижая скорость, оборачиваться. Были придуманы упражнения, которые развивали прыгучесть».
3. «Папа был первым из тренеров, кто не жалел времени на то, чтобы изложить каждую фазу движения шаг за шагом. Самое сложное – уловить момент, когда начинается другое движение, как одна фаза меняется другой. И если в медленном темпе под его дирижерскую палочку игрок правильно мог проделать этот технический элемент от начала до конца два, три, четыре, а лучше пять раз, то после этого шло увеличение скорости. То есть сначала создавался стереотип движения, а потом при закреплении стереотипа в подкорке начиналось повторение технического элемента уже на большей скорости. Это папина находка».
4. «Папа целенаправленно готовил к Олимпиаде, и особенно к финальному матчу против сборной США, две пятерки. Как он сам их называл, пятерку быструю и пятерку медленную».
5. «Обязательно нужно сказать, что результатом работы комплексной научной группы в сезоне 1967 года оказалась точно рассчитанная математическая модель игры команды, в основе которой лежали математические модели игры баскетболистов каждого амплуа: сколько времени на площадке проводят, сколько набирают очков, сколько полезных технических действий совершают и так далее. В командных видах спорта – ни в хоккее, ни в футболе, ни в волейболе, ни в гандболе – до этого таких научных трудов не писали».
6. «Именно на этой «вооруженке» уже в полной мере обкатывался зонный прессинг «один-три-один». Не эпизодами, когда папа его только придумал и заставлял выполнять на тренировках, а все сорок минут игры».
7. «Эта комбинация была, наверное, самой продуктивной в команде ЦСКА на протяжении пяти сезонов подряд. И придумать что-нибудь против нее команды, которые не имели в своем арсенале зонной защиты по схеме два-три, практически ничего не могли. Как создавалась эта комбинация, я помню, потому что рисовалась она на кухонном столе в нашей квартире на «Соколе». И каждый раз папа думал: а имеет ли смысл, чтобы Сергею Белову при забегании в левый угол последний заслон ставил игрок его же роста – например, Евгений Коваленко или Вадим Капранов? Получалось, что в любом случае идея стоящая, потому что при этом происходил разрыв дистанции между нападающим без мяча, в данном случае Беловым, и защитником пусть даже его роста и не уступающим ему по скорости. Путем многочисленных замеров папа выяснил, что Белову на всю подготовительную фазу и выполнение броска нужна от силы одна и две десятых секунды. Это время, за которое защитник не успеет выпрыгнуть вместе с ним».
8. «Не могу сказать о том, что отец – изобретатель раннего нападения. Нет, как выяснилось потом, над этим работала и целая группа выдающихся американских тренеров студенческого баскетбола. Но если брать европейских тренеров, то, пожалуй, Александр Гомельский и Александр Николич из Сербии являлись основоположниками этого элемента в Европе».
Ну, и в таком духе.
Сложно сказать, насколько это все на тот момент соответствовало реальному прорыву (мнения Кондрашина, Мышкина и Белова выше), но что точно, так это то, что Александр Гомельский был в Союзе главным по баскетболу – потому что именно он рассказывал, как должен думать и действовать баскетбольный тренер.
«За более чем 50 лет тренерской деятельности я ни разу не пришел, не подготовив чего-нибудь нового в упражнениях по атлетизму, перестроениях по отработке технических приемов и тактических взаимодействий», – утверждал он сам.
И действительно постоянно что-то выдумывал – то прятал от югославов игроков сборной СССР, то вводил медитации/сеансы гипноза перед тренировками, то устраивал забеги по дюнам. Методы могли быть сомнительными, но изобретательность, работоспособность, преданность делу – несомненными.
Гомельский – больше, чем тренер, и его влияние превосходит влияние на баскетбол
И сторонники, и критики Гомельского неизменно напоминают о его главном преимуществе, в частности, перед Кондрашиным – доступе к фонду квартир и других благ, которыми он щедро обеспечивал игроков.
«При всех человеческих достоинствах Владимир Петрович был напрочь лишен одного качества – не умел пробивать игрокам условия. Ему в голову не приходило пойти к первому секретарю Ленинградского обкома, попросить для них квартиры, машины. Кондрашина интересовал только баскетбол, отслеживал все новинки, ящиками привозил из Америки специальную литературу. Зато Гомельский обеспечивал команду от и до. Жилье, автомобили, поездки за границу… Однажды с ребятами обсуждали, какой тренер нужен сборной. Сошлись на том, что для результата – Кондрашин. Для более комфортной жизни – Гомельский», – говорил Иван Едешко.
Гомельский работал в эпоху, когда роль тренера-тактика все же оставалась второстепенной. Зато находчивость и неуступчивость заставляла его искать любые способы мотивировать своих игроков и создать для них дополнительные преимущества. Важно понимать, что квартиры и прочее сопутствовало тренерской деятельности Гомельского задолго до ЦСКА и сборной. Уже в Латвии, в середине 50-х он наладил контакт с первым секретарем ЦК КП Латвии Вилисом Лацисом и заходил к нему со списком всего того, что может потребоваться для побед.
В ЦСКА Гомельский уже получил неограниченные – по советским меркам – возможности для привлечения любых игроков со всего Союза, создания для них оптимальных – по советским стандартам – условий и изобрел систему поощрений и наказаний, которые помогали на паркете объяснять капиталистам, что бытие-таки определяет сознание.
С тренером баскетбольного «Реала» (Мадрид) Педро Феррандисом
«Чрезвычайная коммуникабельность Гомельского, обаяние и открытость позволяли ему входить в любую дверь, – говорил Валерий Милосердов. – Квартиры, машины, зарплаты, воинские звания – мимо него ничто не проходило. Он обожал этот суматошный ритм жизни. В 78-м Александр Яковлевич преподал мне, да и каждому игроку сборной страны, жестокий урок. Мы готовились в Новогорске к чемпионату мира. Однажды он отпустил москвичей до утра по домашним квартирам. А мне незадолго до этого Моссовет разрешил приобрести в Южном порту конфискованный «Мерседес». Таких машин тогда в Москве было всего две – у меня и у Игоря Щелокова, сына министра МВД. После тренировки разогнался на узкой трассе перед Химками, вижу – впереди на «Волге» едет Гомельский. Пролетел мимо него, как на самолете... Наутро встречаю негодующий взгляд: «Как ты мог меня обогнать?! Что, ты меня не видел? Нет, ты меня хорошо видел...» Два дня не разговаривал, а потом объявил состав на чемпионат, в котором фамилии Милосердов не было»…
На западе Гомельскому дали очень уместное (не только потому, что он внешне был похож на главного героя фильма «Великолепный мистер Фокс») прозвище «Серебряный лис». Как кажется, сам он им очень гордился – как признанием уникальной пронырливости. В нем звучало все: и умение надавить на судей, и манипулирование собственными игроками, и хитрость по отношению к сопернику, и непременная находчивость...
Гомельский почти всю жизнь прожил в Советском Союзе, но легко адаптировался к новой эпохе и заложил фундамент того ЦСКА, который существует сейчас. В 90-х он искал для бедствующего клуба спонсора и в какой-то момент наткнулся на Михаила Прохорова, причем мгновенно полюбил его настолько, что в некоторых интервью называл «своим бывшим воспитанником»...
Гомельский – эффективный психолог
«Когда меня спрашивают, в чем гениальность Гомельского, я всегда отвечаю, что в потрясающем даре психолога. Знание и понимание баскетбола – это вторично, гораздо важнее именно то, что Папа мог зажечь огонь в груди любого человека. Или, напротив, спасти в самый тяжелый момент», – утверждал врач олимпийской сборной-88 Василий Авраменко.
Он же описывал самый важный психологический трюк в карьере Александра Гомельского.
«Едем в Сеуле на полуфинальный матч со сборной США. Я прохожу по автобусу и останавливаюсь рядом с Сабонисом: «Что думаешь?» Тот качает головой: «Жаль, не в финале с ними играем – так бы было хоть серебро». Подхожу к Волкову – то же самое: «Чудес не бывает. Шансов даже не один процент – ноль». В общем, обошел всю команду – в победу не верил никто! Я к Гомельскому. На ухо ему говорю: как выигрывать-то будем? А Папа берет у водителя микрофон – и на весь автобус: «Бандиты! Не писать в штаны! Грохнем этих черных!». И садится обратно…»
На самом деле, Гомельский прошел за эти 35 лет огромный путь – от беспощадного тренера-диктатора до того, кого будут звать «Папой».
При всех его успехах, материальной заботе об игроках и психологических уловках подопечные Гомельского по большей части недолюбливали. Костяк рижского СКА ушел от него в ВЭФ в начале 60-х и обложил его в прессе. Отношения с Корнеевым были таковы, что все вот-вот ждали, что может дойти до рукопашной. Геннадий Вольнов прибил Гомельского на страницах «Известий». С Жармухамедовым тренер ругался на страницах собственной книги. Странные отношения с Сергеем Беловым и Иваном Едешко описываются в книгах последних. Главная дилемма 80-х – это вечная война с Валтерсом, которого Гомельский то принимал, то не принимал.
«Некоторые игроки, уже имевшие большой стаж выступлений и опыт, продолжали панически бояться главного тренера, – рассказывал Сергей Белов. – Помню анекдотический случай, когда Ваня Едешко, уже Олимпийский чемпион, но с пожизненным для Гомельского клеймом «кондрашинец» на лбу, приехал на игру с двумя кроссовками на одну ногу – перепутал, собирая сумку. Как вы думаете, как вышел из положения этот зрелый мастер баскетбола? Разумеется, отыграл в этих кроссовках!»
И это, естественно, только легенды советского баскетбола, абсолютные звезды, лучшие из лучших. Степень безжалостности, которую видели у Гомельского, лучше всего проявилась в активно муссировавшемся мифе, что отстранение Александра Белова связано именно с происками всемогущего тренера ЦСКА.
«Гомельский делал ставку на текущий момент, на лидеров, находящихся в его распоряжении здесь и сейчас, – объяснял Сергей Белов. – И, надо сказать, ему всегда везло с лидерами. В разное время это были разные люди: Круминьш, Вольнов, Паулаускас, Белов, Ткаченко, Сабонис. Безусловно, дать им раскрыться, органично влиться в команды тоже было непростой и важной задачей, с которой Яковлевич справлялся прекрасно. Но решалась она тактически: на кого-то поорать, кого-то «подмазать», кого-то стравить с конкурентом, а в итоге смоделировать мобилизацию игроков. Отлично справлялся «главный» и с выбиванием из советской номенклатурной машины всего, что могло меркантильно заинтересовать игроков, – квартир, машин, поездок, почетных спортивных званий, и это тоже играло свою роль в мотивации».
«Гомельский в ЦСКА часто на лавке держал. Бывало, накипит, идешь к нему с желанием высказать все! А выходишь из кабинета и думаешь: «Елки-палки, куда я лезу? Как смею его обвинять? Проблема-то во мне…», – говорил Иван Едешко. – По части психологии и дара убеждения Александру Яковлевичу не было равных.
В воспитательных целях использовал разные методы. 8 марта в Каунасе я выпил две бутылки пива. Он разыграл спектакль. Мне объявил об отчислении за нарушение режима. А капитана предупредил: «Пускай ребята организуют собрание, попросят взять Едешко на поруки. Прощу – но для него это будет уроком».
«Гомельский был великим стратегом, – рассказывал Александр Волков. – Он умело манипулировал игроками, добиваясь своих целей. С кем-то поговорит по душам, кого-то застращает, на проступок третьего не обратит внимания, а четвертого, наоборот, изничтожит. Разными способами поддерживал конкуренцию, стравливал на тренировках игроков, даже до драк доходило».
«Самого раннего Гомельского я не застал, но Гомельский, который был и в ЦСКА – просто жесть полная: чуть что, сразу можешь пойти далеко, у ЦСКА было два состава, незаменимых не было, – вспоминал Сергей Микулик. – Например, мне рассказывал замечательный центровой Николай Дьяченко, он в ЦСКА был много лет, несколько раз вызывался в сборную. Если один раз провинился, Гомельский тебя штрафовал, второй – штрафовал, третий – полгода расписываешься за зарплату, но получаешь символические деньги, просто кормишься на базе.
Белову исполнилось 30 лет. Александр Яковлевич строит всю команду, вывозит какой-то ящик, говорит: «Серега, вот ты у нас не был ни в чем замешан, ни на чем пойман, ты у нас самый дисциплинированный, и вот все твои партнеры – тунеядцы, алкоголики, залетчики и прочие – решили сделать тебе подарок». И подарил ему цветной телевизор, купленный на штрафы. Гомельский умел делать красивые вещи».
«Папа жил по принципе «разделяй и властвуй» и считал, что его авторитет всегда должен оставаться непререкаемым. Пусть ненавидят, но уважают! Для этого он использовал любые методы, – писал Иван Едешко. – В те годы почти все игроки ЦСКА стояли в очереди на машины, которые по разнарядке службы тыла Министерства обороны получали команды. И вот пришла новенькая «Волга» для Мышкина. Гомельский вызывал к себе Еремина и сказал: «Стас, тут машина пришла. Я считаю, что ты достоин того, чтобы ездить на «Волге». Иди, получай! А Мышкин подождет». И вписал Еремина в графу «получатель». А через полчаса в приватном разговоре с Мышкиным слукавил: «Знаешь, тебе «Волгу» прислали, а Еремин перехватил!» И вот люди, которые дружили семьями, на долгое время стали почти врагами. Слава богу, что у обоих хватило рассудка с годами все-таки «похоронить» этот «странный» конфликт».
«Гомельский наших жен собирал – и воспитывал, – возмущался Анатолий Мышкин. – «Он у тебя лучший, только ты меня понимаешь…» Так потом жены садились за нашу скамейку и голосили: «Вася, не давай ему пас, ты сам лучший!» Если думаете, что в жизни мы братались, семьями дружили – забудьте».
Важно не только то, что все эти странные, если не сказать, отвратительные трюки давали положительный (по крайней мере, с точки зрения результата) эффект.
В 80-х Александр Гомельский стал немного другим – и именно поэтому в конечном итоге остался во всеобщей памяти не как тренер-диктатор, проводящий эксперименты над игроками, а как «Папа», к которому в Москву спустя многие годы съезжались бывшие игроки олимпийской сборной уже из других стран: Волков, Марчюленис, Сабонис, Куртинайтис, Хомичюс, Сокк, Миглиниекс…
Это было особенно явно на контрасте с происходящим в хоккее. Если там тренер Тихонов воевал с игроками, а они убегали от него за границу, то Гомельский на официальном уровне договаривался о возможности отъезда своих игроков в случае успеха на Олимпиаде. Прозвище «Папа» возникло как раз на последнем этапе карьеры Гомельского как признак не диктаторских, а теперь отеческих отношений с новым поколением.
Гомельский одержал самую важную победу для мирового баскетбола
Америка дважды проигрывала на Олимпиадах Советскому Союзу. Но поражение в Мюнхене-72 Штаты не признают до сих пор. Как минимум, это важно из-за того, что отсутствие у них золота тогда не повлияло ровным счетом ни на что.
Отсутствие у Америки золота в 88-м повлияло вообще на все: после Сеула Штаты пересмотрели традицию, которая существовала со времени изобретения баскетбола, и привезли на следующую Олимпиаду команду профессионалов. Это изменило популярность баскетбола в остальном мире, привело к росту игры в самых разных концах света и в итоге завершилось тем, что в современной НБА из пяти лучших игроков следующего поколения американец только один.
У Советского Союза на Олимпиаде-88 была самая сильная команда за все время. И все же не факт, что эта победа случилась бы без Гомельского.
Именно Гомельский повлиял на то, чтобы «Милуоки» и «Атланта» сыграли против СССР и дали его баскетболистам возможность приспособиться к американскому стилю игры.
Именно Гомельский всеми фирменными хитростями и манипуляциями добился того, чтобы Арвидас Сабонис все-таки поехал на турнир после двух разрывов ахилла.
Именно Гомельский сделал так, что поражение от Югославии на старте турнира не стало фатальным.
«Сборная СССР 1988 года сделала меня счастливым, – утверждал в «Спорт-Эспрессе» после Александр Гомельский. – Хотя без меня они бы, конечно, не выиграли Олимпиаду. Все игроки были искренне убеждены: победить американцев невозможно. Сборная США по ходу турнира громила всех – порой по 30 очков за тайм соперникам «привозила» благодаря своему непроходимому прессингу. Но я гнул свою линию: мы – лучшие, мы победим. Каждый день твердил. На тренировках по 40 минут играли только против прессинга, учились его разбивать. И разбили. С Сабонисом на линии штрафных. Помните: ставился заслон, маленький Сокк оставался с Робинсоном... Мы придумали такие тактические схемы, которые должны были вытащить американцев из-под щита, чтобы туда врывались на сверхскоростях Тихоненко, Волков, Марчюленис. Защита была продумана так, чтобы четверо наших держали американцев плотно и персонально. Сабонис один держал зону. Установка ему была предельно проста: «Не дай забить из-под щита, – в остальных случаях, – любая твоя ошибка в защите – это моя ошибка, Гомельского».
Гомельский сам писал свою историю
Андрей Ватутин как-то рассказывал о завете Александра Гомельского, как будто шутливом.
«Будучи настоящим жизнелюбом и веселым человеком, Гомельский умел с иронией донести важные и ценные вещи. Мне, например, он не уставал повторять: «Андрей, если ******* [врешь] – ***** [ври] уверенно!»
Сам тренер всегда декларировал, что совсем не важно, как там было на самом деле (это все равно видело не так много зрителей), важнее, как все это потом преподнести. Гомельский был не только главным тренером сборной и ЦСКА, но и, по сути, ведущим обозревателем баскетбольной жизни в СССР – именно его публикации (видимо, написанные в соавторстве с журналистами на ставке) доминировали в инфопространстве: и статьи в «Спортивных играх» с объяснениями тех или иных побед и поражений, и книги обо всем, от упражнений до биографий центровых. Спустя столько лет границы между реальностью и нарративом размыты: заметны только совсем уж вопиющие случаи, как Гомельский сам запускал те или иные мифы, которые со временем становились вполне устойчивым частью его биографии.
Скажем, в англоязычной прессе – с подачи материала на введение в Зал славы баскетбола Израиля – постоянно появляется рефрен, что Гомельский не стал чемпионом Олимпиады в Мюнхене исключительно из-за гонений советских властей. Ему в тот момент якобы перекрыли выезд, так как боялись, что он удерет в Израиль, так что пришлось побеждать Владимиру Кондрашину с командой, которую Гомельский везде называл не иначе, как «мои мальчики».
Или, например, везде повторяется фраза: «чернокожий гигант Джон Томпсон заявил, что Гомельский «играл не по правилам...» Гомельский всегда очень смаковал тактическую победу над американскими студентами на Олимпиаде-88, выдумку по разбитию прессинга и раскрытие пространства под дальние броски Куртинайтиса. Хотя ни в одной заметке, посвященной Олимпиаде, американский тренер, естественно, ничего подобного не произносит. Томпсон критиковал клубы НБА за то, что дали сопернику возможность подготовиться. Но для Гомельского было важно подчеркнуть, что именно он лично всех обхитрил.
И это не говоря уже о десятках абсурдных анекдотов, в которых Гомельский появляется в стиле реального Остапа Бендера и находит выход из любой безвыходной ситуации. Самая известная из них – наверное, прорыв на таможне: игроков сборной СССР, возвращавшихся с килограммами дефицитного товара, якобы не стали задерживать после того, как внезапно догадавшийся о грозившей всем опасности тренер выхватил красный флаг СССР и тараном пошел на таможенников с криком «Мы – чемпионы!»
Реальные контуры его биографии менее отчетливы: и годы работы в сборной, где он еще в начале 60-х вроде бы был помощником Спандаряна, но в собственных воспоминаниях становился главным, и годы в ЦСКА, где вроде бы были номинальные главные тренеры Алачачян или Селихов, но Гомельский всегда представал более заметной фигурой и считал чемпионские титулы своими.
И, естественно, после смерти Гомельского ничего не изменилось. Сегодня главный источник знаний о тренере – это его биография, написанная Владимиром Гомельским.
«Все, что делал Гомельский, было окружено ореолом исключительности и неповторимости, причем окружено им самим, – объяснял Сергей Белов. – Делать что-либо правильное и полезное для команды в его интерпретации мог только он. Даже своего многолетнего напарника Озерова он регулярно подвергал обструкции. Приезжая из какой-то отлучки на сбор, которым в его отсутствие руководил Озеров, он начинал с деланного возмущения: «Ну и что, что за ерундой вы тут занимаетесь, нельзя и на несколько дней вас одних оставить». Нет нужды говорить, что через пару дней его работы с командой тон оценок резко менялся: «Ну вот, совсем другое дело»...
«Бабу не душить, а трахать надо». Невероятные похождения Папы русского баскетбола
Фото: AFP/STRINGER / AFP; Gettyimages.ru/Denver Post; РИА Новости/Ян Тихонов, Юрий Сомов, Александр Макаров, В Ун Да-Син; AP Photo
Третьяк показал Гретцки прием ультра-си: со штангой на плечах жонглировал футбольным мячом (прямо скажем, что вратарю это не обязательно, но в среднем по больнице - развивается не только сила, но и координация).
Лобановский тем и отличался от большинства "физиков" советского футбола, что у него занятия короткие, но интенсивные. Гомельский шел часто поперек - физуха ради физухи, но ему тоже надо отдать должное, он много уделял внимание и техники, и тактики, и психологии (см. док.ф. "Встань, сборная" - он там медитацию устраивает).