«Шумахер первым начал выносить людей в стены». Вильнев вспомнил все
Вильнев снова рубит правду.
Сын одной из главных легенд «Феррари» из конца 70-х-начала 80-х Жиля Вильнева сумел сделать то, что не вышло у отца — стать чемпионом «Формулы-1». Прямой и всегда откровенный Жак достиг семейной цели в 1997 году, параллельно до столкновений сражаясь с главными талантами поколения в лице Михаэля Шумахера и Мики Хаккинена. Далее Вильнев-младший стал одним из последних гонщиков, попытавшихся организовать собственную команду «Ф-1»: он вместе со своим менеджером Крэйгом Поллоком выкупил в 98-м на деньги табачного гиганта BAT аутсайдера «Тиррелл», переименовал ее в BAR и за два сезона вернул ее на подиум (последний предыдущий датирован 1994-м годом).
Жак также прославился как главный правдоруб «Формулы-1» – каждое его интервью или высказывание запоминается и широко обсуждается среди фанатов гонок. Просто эпатажному канадцу всегда есть о чем поведать — и в новом подкасте Beyond The Grid он вспомнил много интересных подробностей о своей гоночной карьере.
О лучших соперниках
«Если говорить о чистой скорости — не знаю. Вот самым яростным можно назвать Михаэля Шумахера — во многом благодаря его неоднозначным действиям. При каждой встрече на трассе я знал: велик шанс, что все закончится слезами для обоих. Но все равно эти же сражения и становились самыми запоминающимися, даже в 1996-м году. Не было ни единой битвы с Михаэлем, которую я бы не запомнил — и всегда буду их помнить.
Мика Хаккинен? Не знаю, его период прошел всплеском, а после завоевания двух титулов он вроде как потерял интерес. И я не помню сражений с ним на трассе — после того, как он получил победную машину, мы больше не боролись колесо в колесо. Мне не удалось столкнуться с ним на хорошей скорости в выигрышные периоды, так что я не знаю, насколько он на самом деле быстр.
Фернандо Алонсо? Он был моим напарником на три Гран-при — вероятно, лучший товарищ по команде за всю мою карьеру, если говорить о гонках. В квалификациях все было нормально, но в гонках в нем словно вспыхивала какая-то энергия. Так что те три гонки были веселыми и конструктивными. Алонсо великий гонщик, он никогда не сдается, не уступит ни дюйма. В любой гонке, за какую бы позицию он ни боролся, он никогда не отступал.
Перед этим совместным периодом я полгода не гонялся. Было сложно, ведь я пришел на самые требовательные к физике машины, которые мне только доводилось пилотировать. Я испытал большой шок. Но в плане чистой скорости, в квалификациях мы были равны. А в гонках мне требовалось несколько кругов для нахождения последних десятой или двух десятых секунды, чтобы ехать с ним на одном уровне.
Я каждый раз отталкивался от его результатов, да и к тому же болид «Рено» сконструировали под его требования. К моменту прибытия в Бразилию [на последний Гран-при сезона], мы нашли подходящие мне настройки. И вот тогда уже было очень весело. Хотелось бы весь сезон погоняться против него. Не знаю, остались бы мы друзьями или нет. В трех гонках он вел себя великолепно, относился с большим уважением и всегда старался помочь, но затем случился тот сезон с Льюисом [Хэмилтоном] – того уважения там не было. Все превратилось в столкновение характеров. Мне кажется, я мог бы многому у него научиться — его страстному подходу.
Но Алонсо сильно навредил «Феррари» перед своим уходом — и все в паддоке видели это. Все также слышали его комментарии о «Хонде» и остальных вещах. Да, он великий гонщик, но временами и наносит вред командам. По-моему, у него нет особого выбора. Осталось только пойти в «Индикар» и выиграть «Инди-500» Еще сезон другой на сходном уровне в «Ф-1» – и его имидж был бы безнадежно испорчен».
О чемпионском сезоне
«Когда в 1997-м году команда подписала Ханца-Харальда Френтцена, его объявили следующим чемпионом «Уильямса». Может, команда хотела так меня разозлить, чтобы я уничтожил его. Мы сели в машины, начали сражение — и оно пошло в мою сторону.
Болид того года был супербыстрым и очень мне подходил, ведь он был создан по моим желаниям. Я много в него вложил еще в 1996-м, а Эдриан Ньюи всегда хорошо понимал нужды пилотов. Он был магом по части машин, но если проявлять должный уровень уважения и вовлеченности, всегда можно направить развитие в нужную сторону. И та машина стала для меня второй кожей — почти всегда я мог делать с ней абсолютно все, что только захотел бы. Я всегда знал, что достаточно мне поставить новые шины в квалификации — и я мог проехать на полсекунды быстрее. Каким-то образом все работало.
И мое внимание переключилось с Фретцена на Шумахера уже в первой гонке. Ханц стал вторым в квалификации с отставанием в две секунды — он пострадал от этого. Такой отрыв всегда несет последствия. Очень важный момент.
А с Шумахером мы до гонки в Хересе (последний Гран-при сезона, где Михаэль специально попытался выбить Жака и получил дисквалификацию из общего зачета) ни разу не гонялись колесо в колесо. Только там мы впервые всерьез зарубились — и это самое странное в том сезоне. Год и правда был сумасшедшим: после пары первых гонок все решили: «Все, «Уильямс» выиграл», но затем «Феррари» нашли невероятный ответ. Откуда-то у них взялось отличное механическое сцепление, и они внезапно тоже стали супербыстрыми. На середине чемпионата все думали, что уже «Феррари» точно выиграет, но мы смогли ответить. Было весело.
В то время «Уильямс» был лучшей командой, и от приглашения оттуда мог отказаться только идиот — как и от приглашения «Феррари». Я же был фанатом Мэнселла и всегда мечтал попасть в «Формулу-1», потому даже не раздумывал над вариантами. Когда я перешел в Гран-при в 1996-м, мне было 24 — по нынешним стандартам это даже очень поздно. Но тогда мне говорили, что я слишком молод. Времена сильно изменились.
В гонках очень важна психологическая готовность к соревнованиям, к постоянному напряжению, к постоянному поиску какого-то трюка или способа стать лучше. В какой-то момент времени кто-то в любом случае победит тебя, и тогда все будет зависеть от того, что сам сделаешь со своим оборудованием, самим собой или подходом».
Про легендарного отца
«У меня осталось не так уж много воспоминаний о Жиле, но я точно знаю: он бы хотел, чтобы его сын гонялся. Без сомнений. Он растил меня таким: каждый раз, когда мы были вместе, то делали какую-нибудь сумасшедшую глупость. Это единственный его образ, который у меня остался (Жиль погиб в 1982-м году — Жаку было 11 лет). В последние два года его жизни меня отослали жить в другую семью, так что я больше помню его как гонщика, чем как отца. Мама привозила меня в паддок только в первые его сезоны [в «Формуле-1»], а потом важность школы перевесила.
Думаю, я унаследовал некоторые черты отца. Я даже не знаю, почему, поскольку мы никогда их не обсуждали и я не мог брать с него пример. Главное, что нас объединяет — отношение к риску и соперникам. Не знаю, как мне это передалось: благодаря общению с Жилем или через мать.
Но у меня всегда было чувство, что нужно раздвигать пределы и принимать риск — не потому, что он позволил бы стать быстрее, а просто чтобы уметь делать то, на что другие не способны. Чтобы показать, кто самый большой волк в стае. И это всегда присутствовало в моем пилотаже: например, я первым проехал «О Руж» с полным газом, когда никто еще не осмеливался так делать. В таких вещах была своеобразная гордость — пусть она и не всегда позволяла улучшать времена на круге. Мне всегда хотелось найти собственную границу. Просто ехать быстро по прямой довольно бесполезно — такое нельзя назвать «чистой скоростью». Думаю, отец вложил это в меня еще в детстве.
Жиль тоже пытался основать свою команду — Джоди Шектер (напарник Вильнева-старшего по «Феррари» и чемпион 1979 года) тоже был в деле, но у них не хватило денег, и проект не запустился. Причем я не знал об этом, когда запускал BAR – мне рассказали несколькими годами позднее. То ли я просто все делаю как мой отец, то ли думаю схожим образом — но я не вырос с этим, так что причина точно должна быть скрыта в генах».
О лучшем сезоне и собственной команде
«Когда я демонстрировал лучший пилотаж? Думаю, годы в BAR были великолепными. Я был владельцем команды, так что ее выстраивали вокруг меня. Пусть мы сразу не добились высоких результатов, но с точки зрения пилотажа все было отлично. Но на самом деле все было далеко не так плохо, как считается: мы заняли восьмое место в гонке в первом же сезоне — сейчас очки в дебютном году посчитали бы шикарным достижением. А тогда нас воспринимали как «кучку лузеров, финишировавших всего восьмыми». Времена и восприятие изменились: сейчас достаточно попадать в топ-10.
И я не жалею об организации BAR. Сколько пилотов вообще осмелились запустить свою команду? Не так уж и много. К тому же, поначалу все шло хорошо: мы попали на подиумы уже во второй сезон. А вот затем с приходом «Хонды» подключилась политика, начались внутренние склоки между Крэйгом и Дэвидом Ричардсом (руководителем BAR с 2002 года), и я сильно из-за них пострадал.
А ведь перед принятием решения об организации команды мне звонил Эдриан Ньюи. Он просил меня не запускать BAR и звал в «Макларен». Но во время звонка я сидел рядом с Крэйгом. Конечно, звучит глупо, поскольку теоретически я бы мог выиграть больше титулов, но кто знает — может, я бы вообще разбился бы и погиб. Нельзя точно сказать «то решение было стопроцентно лучшим». Никто не знает точно. Но если бы Эдриан позвонил бы мне на час раньше или на два часа позже, я как минимум вступил бы в обсуждение предложения — и, вероятно, выбрал бы «Макларен». Но с сидящим рядом Крэйгом я никак не мог поддержать подобный разговор — я просто его свернул, и все. Это было перед стартом сезона 1999 года, в самый разгар составления планов по запуску команды. Для нее нашлись бы деньги только при условии участия чемпиона мира. В противном случае ничего бы не вышло.
Меня не пугали шаги назад, поскольку у меня в запасе было навалом времени. 2-3 тяжелых года — это нормально. У нас был большой спонсор (табачная фирма BAT), мы строили великолепную базу — и сегодня, кстати, на ней основан «Мерседес». Так что никто не сможет убедить меня в негодности плана».
О старых добрых временах
«Получали ли гонщики больше наслаждения в тот период [90-е]? Я определенно наслаждался больше. Да и другие тоже. Когда я попал в «Ф-1», мобильные телефоны только появились. Никто не занимался постоянными фотографиями. Можно было шутить, смеяться, не обязательно было соблюдать политкорректность — даже в комментариях и ответах прессе. Тогда уже начиналась закрытая эпоха, но все еще можно было веселиться, говорить что думаешь, быть немного агрессивнее. Если кто-то блокировал кого-то на треке, люди ждали по кругу. Было больше уважения между людьми. Не было современного отношения типа «я выдавлю тебя в стену, и если не получу штраф — то все окей». Думаю, Михаэль первым начал менять траектории на прямых и выносить людей в стены — он притащил немного картингового духа. До него никто так не делал — было уважение. Ты либо атаковал, либо не атаковал. Если выбрал внутреннюю траекторию — то оставался там, никаких перемен направлений. Можно было выбраться из машины, попроклинать друг друга пять минут — а потом отправиться вместе пить кофе. И было весело. Просто на трассе еще чувствовался налет опасности, и потому гонщики ощущали себя командой, делающей нечто особенное, на что не решились бы все остальные.
Сейчас времена изменились. 18-летний парень может запрыгнуть в болид «Формулы-1» и за 10 кругов добраться до отрыва всего в 0,1-0,2 секунды от лучших пилотов. Это неправильно. В наше время мы были счастливы оказаться в 0,5 секунды от лидера за полдня. Когда я пришел в «Ф-1», машины были очень быстрыми, и пилотировать их было трудно. В первый день тестов я проиграл целую секунду. А сегодня если проигрываешь 0,2 секунды — уже думаешь, что дела идут не очень хорошо. При этом машины сейчас быстрейшие в истории, и их сложно пилотировать в смысле управления всеми настройками через руль. Но в смысле чистого пилотажа машины очень стабильные и отзывчивые, и гонщики пилотируют на 80 процентов способностей техники ради «массажирования» шин, силовых установок и всего остального».
О прямоте
«Я всегда был таким откровенным. Еще в школе если происходило что-то несправедливое — даже с другими ребятами — я вставал и вступал в схватку. Даже если другой парень мне не нравился. Не знаю, это во мне с рождения и оно сильнее меня. Несправедливости действуют на меня как красная тряпка — я просто не могу сдержаться. Не знаю, почему. Иногда это вредило, но спустя годы выяснилось, что такой характер несет больше позитива. Теперь люди всегда знают: что бы я ни сказал — это будут мои настоящие мысли.
Надеюсь, все слышат от меня и похвалы. Проблема в том, что только критику широко распространяют. Если в моей речи десяток позитивных вещей и одна негативная — известность приобретет именно негативная. Но всегда есть возможность объяснить, что конкретно имел в виду.
Кто из нынешних пилотов больше всего похож на меня? Я не знаю. Не думаю, что мы видим их настоящих. Льюис Хэмилтон? Нет, он тратит очень много времени на работу над имиджем. Моя философия заключалась в девизе «гоняй и наслаждайся».
Фернандо Алонсо часто говорит о чем думает, но он все-таки из числа старой гвардии, последний из могикан. Кими вот тоже очень прямой — особенно когда говорит нормальными фразами. Думаю, сейчас мы видим его сущность намного больше, чем раньше. То же самое можно сказать и о его пилотаже. Иногда люди говорят: «гонщик теряет секунду на круге с появлением каждого ребенка», но Райкконен наоборот — словно ускоряется и работает лучше после появления детей. Может, они придали ему смысл жизни и стимул стать лучше.
Естественно, Кими заслуживает место в «Феррари» на 2019-й — только взгляните на его работу! Он третий в чемпионате, всего на 0,1 секунды медленнее Феттеля и иногда даже опережает напарника. Также он занят развитием машины. Команда сейчас работает просто фантастически. Если посадить молодого парня в пару к Феттелю, Себ постарается сожрать его живьем. Либо молодой парень уничтожит его, и все закончится плохо для команды — в перспективе двух лет она станет медленнее. Так что я бы не стал подписывать Шарля Леклера на следующий год. Он все еще допускает ошибки — ему было бы лучше, если бы «Феррари» готовила его еще сезон. «Феррари» – топ-команда, платящая лучшим пилотам в лучшей форме».
Фото: globallookpress.com/imago/Crash Media Group; ,REUTERS/Mark Baker, Laszlo Balogh; Gettyimages.ru/Bongarts, Marcus Brandt/Bongarts (5,10), Hulton Archive, Mark Thompson, Mark Thompson/Allsport, Pascal Rondeau/Allsport UK
И как сейчас вот таких чуваков не хватает...
15 человек на подиуме за сезон 8 набрали больше 20 очков еще Панис сломал ноги так бы было больше !
Шумахер и Вильнев ни разу не стояли на подиуме вместе,а потом смена регламента и чето стало не то плюс эти псевдослики появились сначала с 3 канавками потом еще и 4 добавили )))))