Черный бегун, который испортил Гитлеру домашнюю Олимпиаду
Это история Джесси Оуэнса – великого американского легкоатлета. Он взял четыре золота на Олимпиаде-36 в Берлине, на глазах Адольфа Гитлера, и символически разбил расовую теорию нацистов.
Джесси родился в семье потомков темнокожих рабов и десятилетиями страдал от расовой дискриминации в США. Несмотря на социальные преграды, Джесси раскрыл спортивный талант и отправился на Игры-36.
Гитлер был недоволен приездом в Берлин темнокожих и евреев, но все-таки позволил им выступать. Правда, с начала Олимпиады посещал только те церемонии награждения, где можно было поздравлять спортсменов «нужной» расы. Гитлера бесили победы людей, «чьи предки вышли из джунглей».
Но Германия влюбилась в Оуэнса – в Берлине он ощущал себя гораздо комфортнее, чем на родине. Ни президент Рузвельт, ни его преемник Трумэн не приглашали Джесси в Белый дом – Оуэнс жил почти в нищете, зарабатывая унизительными способами (даже соревновался с лошадьми). Заслуги спортсмена оценили только в 50-х, а после его смерти президент Картер сказал: «Ни один спортсмен так ярко не символизировал борьбу с тиранией, бедностью и расовым фанатизмом».
***
Во главе богато сервированного стола сидел узколобый фермер, пристально смотревший на домочадцев. По правую руку находилась его белокурая жена.
Он слегка поморщился, увидев темные круги под глазами супруги, после чего обвел тяжелым взглядом детей, которые опасливо косились в его сторону, боясь нарушить молчание.
Вздохнув, господин поднял руки ладонями вверх и коротко кивнул. Все взялись за руки, ожидая, когда глава семейства произнесет молитву. Он по традиции взял минутную паузу, чтобы настроиться на очередной разговор с творцом.
– Благослови эту трапезу для нашего тела, Господь, и позволь нам держать Тебя в наших сердцах, – молвил он, склонив голову. – Мы молимся во имя Иисуса, аминь!
С треском оторвав от индейки ножку, фермер с жадностью вонзил полусгнившие, желтые от табака зубы в птичью плоть. Остальные смотрели на него, не решаясь приступить к трапезе. Облизав пропитанные жиром пальцы, он откинулся на спинку стула и расхохотался.
– Что же вы не набиваете себе брюхо? Я разрешаю! Но вы должны помнить, благодаря кому получили возможность вкусно жрать. Благодаря Господу нашему!
Фермер взял кувшин с вином и наполнил кружку до краев.
В комнату вошла чернокожая девушка с подносом, еще совсем ребенок. Бесшумно ступая по деревянному полу, негритянка принялась разливать лимонад. Ее впервые допустили к столу, и она сильно нервничала. Наливая лимонад хозяйке, девица так сильно старалась делать все правильно, что рука дрогнула, и несколько капель упали на белоснежное платье, безнадежно испортив его.
– Простите, миссис! – пролепетала служанка и с ужасом взглянула на фермера. Тот как раз допивал третью кружку вина. При виде того, что она натворила, в глазах фермера промелькнула ненависть.
– Да как ты смеешь, тварь, портить дорогое платье! – опередила его гнев хозяйка, которая стремилась теперь выместить на служанке все зло, накопленное из-за скверных отношений с мужем. – Да чтоб ты сдохла!
Она отвесила ей пощечину, и служанка заплакала. Тогда фермер, тяжело вздохнув, встал из-за стола, взял вилку и подошел к негритянке, которая от страха зажмурилась. Он поднял руку и провел вилкой по ее векам, слегка надавливая на глазные яблоки. Опустив острые зубцы на щеку, он вдавил их в кожу, с наслаждением ощущая, как она поддается. На щеке несчастной проступила кровь.
– Прошу, не надо! – взвизгнула служанка, и фермер почувствовал, как впервые за последние годы у него просыпается желание.
– Майкл, – пробормотал он младшему сыну хриплым голосом. – Иди-ка сюда, сынок. Кое-кому нужно преподать урок хороших манер. Я уверен, служанка специально пролила лимонад на платье хозяйки, чтобы отомстить ей. Ты ведь завидуешь ее хорошей жизни, черная сука, не так ли?
Мальчик заковылял к отцу, с интересом поглядывая на негритянку, которая тряслась от первобытного страха. Он знал, что черные – это не люди, и нужно к ним относиться как к вещам, игрушкам. Иногда отец, сильно напиваясь, хватал ружье и бежал стрелять по неграм в хлопковое поле. Часто пули впивались в тела изможденныхъ рабочих, приносивших фермеру такой доход, что он мог купаться в деньгах, но ему было, конечно же, мало. Однажды он убил негра, упавшего без сил от долгой работы на солнцепеке, после чего скормил тело собакам. О его суровом нраве ходили легенды, все слуги боялись его. Но в то же время в их сердцах зрела ненависть.
– Майкл, ударь ее! – приказал фермер, наливая себе еще вина и глядя на служанку пьяными глазами. – Я хочу посмотреть, как ты колотишь эту бестолочь, как выбиваешь из нее дурь.
– Джон, хватит, он же еще ребенок! – ужаснулась хозяйка. – Дай ему хотя бы подрасти, потом еще наиграется.
– Ладно, все вон отсюда! – отмахнулся фермер, подмигнув Майклу. – А ты, дармоедка, останешься здесь, мы еще не уладили наш вопрос…
Оставшись с негритянкой наедине, Джон Старлайт долго на нее смотрел, толстые губы его зашевелились.
– Вы, негры, как саранча… Слишком много жрете. А работаете скверно, все ноете, что сил нет. Вы просто лодыри. А ведь некоторые мои товарищи-фермеры хотят, чтобы вы были не просто рабочими, а партнерами! Запомни, сучка, в Алабаме этого не будет никогда. Вы будете ползать у нас под ногами, как черви, жрать объедки, и работать столько, сколько нужно, чтобы Америка процветала. Это надо же такое придумать – брать вас в партнеры. Чтобы негры ходили не в рванье, а в дорогих костюмах, жили в особняках, пили дорогое вино? Клянусь, я убью любого белого, кто хотя бы заикнется о партнерстве с вами.
Он встал, подошел к девочке, утиравшей кровь с лица, и вдруг схватил ее и крепко прижал к себе. Затем сорвал с нее одежду и изнасиловал. Равнодушно швырнув на пол обмякшее тело, он пошел за ружьем, пока служанка истекала кровью. А когда вернулся, увидел возле девочки нескольких рабочих. Они молча смотрели на него, пока один приводил девочку в чувства.
– А ну пошли отсюда, мрази! – процедил фермер, нацеливая ружье на служанку. – Или я снесу башки ей и вам!
В следующий миг он почувствовал, как его схватили за горло. Это была мускулистая рука отца изнасилованной девочки. До предела разъяренный фермер тут же вскинул ружье и выстрелил в служанку, раскроив ей череп. Обезумивший от горя отец ослабил хватку, тогда фермер ударил его прикладом в живот, отчего негр отлетел в сторону.
– Ну что, устроим гонки? – расхохотался Старлайт. – Даю вам фору в пять минут, а потом – кто не спрятался, я не виноват.
В следующую секунду он провалился во мрак, так как отец служанки разбил о его голову кувшин с лимонадом.
– Братья, терпеть это больше нельзя, нужно собирать вещи и бежать на север, туда, где нет таких садистов, – пробормотал убийца. – Вы бегите, а я останусь, все равно моя жизнь кончена. Надеюсь, вы сможете вырваться из этого ада. И да хранит вас Господь.
***
Среди покинувших Алабаму афроамериканцев, не желавших больше мириться с унижениями и травлей, был Генри Кливленд Оуэнс, сын раба, рабочий хлопковой плантации в Оуквилле. Он взял с собой жену Мэри Эмму Фитцжеральд, а также десятерых детей, самым младшим из которых был Джеймс Кливленд Оуэнс.
В свои 8 лет будущий четырехкратный олимпийский чемпион уже сполна познал тяготы каторжной работы на плантации, собирая до 45 кг хлопка ежедневно. При этом мальчик часто болел, легко простужался, страдал от бронхита и пневмонии и зимой проводил много времени возле печки, укутавшись в одеяло и не переставая кашлять. Его руки часто покрывались фурункулами, и тогда мама брала нож, чтобы самостоятельно вскрывать их – денег на лекарства все равно не было.
Вместе с семьей Оуэнсов в годы, последовавшие за Первой мировой, полтора миллиона негров бежали в северные штаты. Это явление позже сами американцы назовут Великой миграцией.
Оуэнсы добрались до Кливленда (штат Огайо). Но северяне, принимая толпы бегущих негров, были им не очень-то рады. Например, в Оклахоме, где линчевание стало привычным делом, приезжих негров местные ненавидели за то, что те отбирали у них рабочие места. Во втором крупнейшем городе штата, Талсе, черным даже запретили проживать в одних кварталах с белыми. Там же гнездилась мощная ячейка Ку-клукс-клана. Но афроамериканцы не унывали. Так, район Гринвуд многие стали называть негритянским Уолл-стрит. Чернокожие «обнаглели» до такой степени, что сколотили здесь состояние, открыв собственные предприятия и службы, включая несколько бакалейных лавок, две независимые газеты, два кинотеатра, ночные клубы и много церквей. В районе появились свои квалифицированные специалисты-негры – врачи, стоматологи, юристы. Мало того, некоторые из черных владели даже собственными нефтяными скважинами. Этого им, конечно же, простить не могли. И тогда был придуман «инцидент в лифте» (1921 год).
К счастью для Оуэнсов, ситуация в Кливленде была лучше, чем в Оклахоме, но райского уголка они там тоже не нашли.
***
Вскоре после переезда Джеймс Кливленд пошел в местную (и, само собой, сегрегированную) школу.
– Мальчик, как тебя зовут? – спросила его учительница, чтобы внести новое имя в список. Втянув голову в плечи, новобранец школы робко произнес:
– Джей Си, мисса!
– Так, значит, ты Джесси, – записала учительница, не сообразив, что мальчуган произнес свои инициалы – ее сбил южный акцент. А Оуэнс и не стал поправлять педагога, так как был очень стеснительным. С этого момента имя закрепилось за ним навсегда, и очень скоро мир узнал великого легкоатлета Джесси Оуэнса.
А пока он ютился в Кливленде. Увы, это место вовсе не стало спасением для большой негритянской семьи, сбежавшей из Алабамы. Сегрегация была и здесь, негров точно так же презирали, считая их второсортными людьми.
– Прости, сынок, но тебе придется работать! – сказал Джесси отец вскоре после переезда. Мальчик брался за любую работу: доставлял продукты, разгружал вагоны, торчал в мастерской по ремонту обуви. А его отец и старший брат работали на сталелитейном заводе.
Каждый день Джесси видел, с каким презрением относятся к неграм, запрещая делать очень многое из того, что позволено обладателям светлой кожи. Она была заветным пропуском в другой мир. Даже сортиры у белых были свои, а грязные параши, в которых стоял такой смрад, что можно было потерять сознание, предназначались для цветных. Но другой жизни юный Джесси и не знал, он с детства рос в несправедливости, терпел надменность белых господ и бесконечные оскорбления.
Иногда в тусовках негров, судачивших о необходимости ликвидировать расовую дискриминацию, вспоминали великого боксера Джека Джонсона. Его, первого негра-чемпиона мира, боготворили, ставили в пример. Джонсон продавил систему, выиграв сначала титул в дивизионе «только для чернокожих», а затем заставив белую Америку выставить против себя своего чемпиона – негр отделал того словно отбивную.
– Джек даже трахался с белыми телками, ну до чего же смелый и славный парень! – говорили о нем, показывая большой палец. Но Джек Джонсон был, конечно, исключением из правил, к тому же, его волю в итоге все равно сломали, отправив за решетку – лишь спустя 105 лет Гиганта из Галвестона оправдал президент США Дональд Трамп.
Джесси мечтал однажды стать таким же уважаемым и почитаемым негром, как Джонсон. Он желал вырваться из порочного круга, доказать, что представители его расы способны быть с белыми не просто на равных, но и в чем-то превосходить их. И помог ему в этом, как ни странно, белый человек – легкоатлетический тренер Чарльз Райли.
Но до судьбоносной встречи с коучем Джесси безнадежно влюбился.
***
Это была девочка с удивительными, нежными глазами, а улыбка, казалось, освещала ее лицо, делая похожей на ангела. Она была одной из самых красивых в школе.
Впервые увидев Минни Рут Соломон, Джесси сразу почувствовал, как сильно в груди колотится сердце. Он тряхнул головой, но образ красавицы уже не покидал его, и тогда Джесси написал записку 13-летней симпатяжке. Побоявшись подходить к девочке сам, он попросил свою сестру передать записку.
Развернув скомканную бумажку, Минни прочитала: «Хочу провожать тебя до дома». Она согласилась, и с тех пор Джесси с удовольствием ходил с ней под ручку, помогая нести ранец с учебниками. А на одной из пылких встреч он внезапно схватил ее за ладонь и, едва сдерживая дрожь в голосе, спросил: «Ты выйдешь за меня?».
Удивленная Минни взглянула на Джесси. У них было много общего. Ей тоже пришлось бежать вместе с родителями на север в поисках лучшей жизни – из города Локуст Гров, штат Джорджия. Тяжелая судьба, необходимость подрабатывать, все это связывало их, делало единым целым. Вот почему Минни долго думать не стала и с радостью ответила: «Да!».
В те времена негры часто лепили семьи быстро, опасаясь, что их жизнь слишком коротка, особенно без должной медицинской помощи и при каторжных работах. С качественными контрацептивами тоже были проблемы, возможно, поэтому Джесси и Минни стали родителями уже в 1932 году, когда парню было 19, а девушке – 17. У влюбленной парочки появилась дочь Глория.
И тогда Джесси твердо решил, что пора выбиваться в люди. Как нельзя кстати произошло его знакомство с Чарльзом Райли.
***
Седой человек в кепке наблюдал, как чернокожий мальчишка снова и снова совершает рывки, работая над техникой старта. Его атлетически скроенное тело восхищало Райли, но он не хотел преждевременно вешать ему на шею золотые медали, а потому следил за его тренировками и каждый раз убеждался, что чутье не обманывает.
Часто, глядя на мальчишку, он вспоминал свою непростую судьбу. Много лет он жил в Пенсильвании, работал шахтером, проводя кучу времени в тесноте, на раскаленном от жара воздухе, где губил здоровье.
Однажды ему повезло вырваться из шахты и получить работу тренера в Fairmount School, штат Кливленд. Но зарплата оказалась символической, а в семье у него рос ребенок-инвалид. И Райли приходилось подрабатывать летом. От этого он переживал, и, глядя на Джесси, на то, как к нему относятся белокожие сверстники, понимал, как сильно нервничает мальчишка. И сочувствовал ему.
– Эй, парень, иди сюда! – как-то сказал он Джесси, и тот, улыбнувшись до ушей, отправился к тренеру. Его внимание было очень приятно мальчишке. Потрепав бегуна по макушке, Райли неожиданно пригласил его к себе в гости.
С тех пор завязалась дружба. Коллеги считали Райли чудаком, который оскверняет свой дом, приглашая негра, но ему было плевать. Он желал сделать из талантливого негритенка первоклассного бегуна. И чувствовал, что Джесси под силу многое.
– Приходи на трек каждое утро, перед школой, а после занятий будешь спокойно работать в обувной мастерской, – предложил Райли юному атлету, и тот с радостью согласился. Ведь тренер пошел на исключение из правил, тренировки всегда проводились на треке вечером, после занятий – а бросить работу Джесси не разрешили бы родители.
– Мистер Райли, а у меня правда есть шанс выбиться в люди? – поинтересовался Джесси на одной из тренировок, и коуч, слегка улыбнувшись, протянул ему билет на скачки:
– Давай сходим вместе, хочу показать тебе, что такое настоящая скорость!
Так Джесси впервые оказался на ипподроме. В скачках (как и в жизни) далеко не всегда тот, кто лидирует на финише, побеждает. Любой, кто идет вторым или даже последним, может прибавить и оставить соперника в дураках.
Поход на ипподром сильно впечатлил Джесси, он был благодарен тренеру за то, что тот не ограничивался тренировками, но и помогал ему познавать мир, открывать что-то новое. А еще Райли подсказал самому талантливому ученику, как стать лучшим среди лучших:
– Ты должен не просто бегать, ведь то же самое делают все твои соперники. Представь, что бежишь по треку, охваченному огнем, твои ноги наступают на раскаленные угли. Я хочу поработать над твоей техникой. У тебя должны быть быстрые, пружинистые шаги, при этом осанку сохраняй правильную, прямую. Да, знаю, твои конкуренты бегут по-другому, но поверь, в конце концов, это даст тебе решающее преимущество. И вот еще что. Когда бежишь, ни на что не отвлекайся, не оборачивайся, чтобы смотреть, где соперники. Не трать энергию понапрасну.
Еще больше Джесси зауважал спорт после одной эмоциональной встречи. Когда он зашел в кабинет Райли после очередной тренировки, то замер, увидев, кто там его поджидает. Это был добродушный блондин с легкой улыбкой, вот только на треке он преображался, превращаясь в сверхскоростного бегуна. На финише этот спортсмен любил нырять вперед, вырывая победу, но обычно ему не приходилось прилагать больших усилий.
– Полагаю, ты знаешь нашего двукратного олимпийского чемпиона, – подмигнул Джесси его наставник. – Чарльз Паддок, расскажи нашему золотому мальчику историю своей жизни, о победах в Антверпене. Думаю, ему будет интересно тебя выслушать!
Поговорив с Паддоком, Джесси понял – нет ничего невозможного. И стал тренироваться еще усерднее. Он был многофункционален, осваивал также бег с препятствиями и прыжки в длину и высоту. Первый триумф случился в 1933-м, когда он установил мировой рекорд в беге на 100 ярдов (91 метр), пробежав дистанцию за 9,4 секунды, и прыжках в длину – 7,56 метра. Это произошло на турнире National High School Championship в Чикаго.
Лучшие университеты страны стали драться за привилегию пригласить к себе Джесси Оуэнса, ведь некоторые уже тогда поговаривали, что это – будущий олимпийский чемпион. Битву за Джесси, которого прозвали Черной пулей, выиграл Ohio State University. Это был большой прорыв для темнокожего атлета, которого мало того, что пригласили в привилегированный университет, где учиться сочли бы за честь многие белые, так еще и предложили подработку оператором грузового лифта (пассажирский лифт доверяли только белым). Возможность подрабатывать стала решающим аргументом.
– А где я поселюсь? – спросил Джесси у куратора, оказавшись на пороге университета. – В общем кампусе?
Охранник университета, взглянув на новичка, сплюнул себе под ноги, и, повернувшись к приятелю, с презрительной ухмылкой произнес:
– Этот негр, похоже, совсем совесть потерял. Думает, что вознесся до небес, потому что быстро бегает. Тоже мне, достижение! Скоро он узнает о наших порядках. Ему нельзя жить в общаге с белыми – его сегодня же отправят на East 11th Avenue, к таким же черномазым выскочкам. И тренироваться он будет отдельно от всех! Да его не обслужит ни один ресторан на High Street, ему даже в кино сходить нельзя, почти во всех кинотеатрах запрещено продавать билет цветным.
Но Джесси поначалу выдерживал все испытания, целиком сосредоточившись на тренировках. К тому же, у него появился новый тренер, маститый Ларри Снайдер.
***
– Если ты думаешь, что идеален, можешь разворачиваться и уходить, – хмыкнул Ларри, посмотрев на нового ученика в деле. – Поверь, я не просто так столько сил приложил, чтобы ты сюда приехал. Придется поработать. Какой ты суперчемпион с таким убогим стартом? Посмотри, как стартуют другие парни в моей группе. Мы с тобой плотно присядем на стартовую линию до тех пор, пока ты не начнешь оправдывать свое прозвище . Твои прыжки в длину хороши, но не кажется ли тебе, что если ты начнешь двигать ногами и руками в воздухе, это сделает твой прыжок более динамичным?
Джесси нравилось получать новый опыт – на тренировках он выполнял все просьбы Ларри. Ему действительно пришлось обратить внимание на слабый старт. В то время еще не было подпорок для бегунов, и студентам университета приходилось рыть лопаткой ямки, чтобы у них была опора для резвого старта. В дождливую погоду эти ямки были ненадежны, стопа могла с них соскальзывать, но Джесси тренировался в любых условиях, и постепенно его стартовый рывок улучшался. В прыжках он тоже прибавил, хотя тренироваться приходилось в непростых условиях. Прыгунам не было обеспечено мягкое, удобное покрытие для приземления, приходилось прыгать на песок.
Но все трудности были вполне преодолимы, и вскоре Джесси убедился, что Ларри – первоклассный специалист, а еще – очень хороший человек. Ведь именно этот тренер согласился работать с чернокожими. Другие наставники были не столь добры – например, в футбольной команде университета нельзя было играть неграм. Даже душ принимать, когда в кабинках находились белые футболисты, афроамериканцам запрещалось. К счастью, Снайдер был лишен предрассудков, к тому же он видел, что у чернокожих есть преимущества (его восхищал атлетизм негров), способные сделать их величайшими. И Джесси быстро стал одним из лучших бегунов университета: победы Черной пули стали обыденностью, вскоре его назначили капитаном университетской команды, что само по себе было огромной честью для афроамериканца – такого раньше в Огайо не случалось.
Каждый выезд на соревнования лишний раз напоминал Джесси, какой у него цвет кожи. Афроамериканцам не разрешали ездить в университетском автобусе, он следовал вместе с остальными неграми своим ходом. Обедать с белыми членами команды в кафе на пути к месту соревнований чернокожим тоже запрещалось. Иногда белые выручали сокурсников, вынося им еду из забегаловок. Однажды в Индиане Джесси снова принесли еды, но как только он собирался откусить кусочек, из кафе выбежал человек и принялся истерично кричать на него, размахивая руками.
– Какого черта вы приносите нашу еду черным? – проорал он, после чего принялся вырывать еду из рук темнокожих. Джесси посмотрел на этого жалкого человека с чувством глубочайшего омерзения, и, не съев и крошки, приехал на соревнования голодным, что не помешало ему одержать убедительную победу.
Несмотря на спортивные успехи, Оуэнсу не дали стипендию, и он оплачивал все счета самостоятельно. Он продолжал искать подработку, появляясь то на автозаправке, то официантом в кафе, при этом его оценки в университете были столь неубедительны, что он постоянно балансировал на грани отчисления. Трудно держать марку, если на учебники совсем нет времени.
Зато Ларри так хорошо отточил способности Джесси, что в 1935 году, всего за 45 минут, тот побил сразу три мировых рекорда (еще один повторил) на турнире Big Ten Competition в Мичигане. А ведь всего за две недели до этого, играя с друзьями, он поскользнулся и упал, повредив копчик. Он жаловался, что не может нагнуться, чтобы дотянуться до колен. Выступать на турнире в Мичигане пришлось с болью в спине, но как только начался первый забег, боль исчезла, осталась только нацеленность на победу.
В том же году Джесси наконец-то нашел время на свадьбу, взяв в жены Минни. Им приходилось жить порознь, пока Джесси получал образование – Минни приютили ее родители, которые помогали молодой маме растить ребенка, пока та работала в салоне красоты.
А еще через год Джесси добился величайшего триумфа в жизни. Но этого могло и не произойти. Лидер нацистской Германии Адольф Гитлер уже начал раскачивать мир безумными идеями, и американцы, не обращая внимания на огромное расовое шило в собственной заднице, открыто возмущались политикой фюрера.
***
– Я сомневаюсь, что Германии нужна эта Олимпиада, – со скучающим видом говорил Гитлер каждый раз, когда министр пропаганды Йозеф Геббельс в красках описывал ему все преимущества масштабного турнира. – У нас много других хлопот, первостепенных задач, которые нужно выполнять немедленно. У меня далеко идущие планы, а спорт будет только тормозить нас. Да и денег придется выбросить немало.
– Мой фюрер, я призываю вас пересмотреть свое отношение. Олимпиада непременно покажет, что наша страна – величайшая в мире, – уверял Геббельс, ведь Олимпиаду Германии отдали еще во времена Веймарской республики, и отступать было поздно. – Наши спортсмены готовы побить кого угодно, не сомневайтесь. Они талантливы и непоколебимы.
– Ну хорошо, хорошо, – отвечал Гитлер. – Только бы евреев туда не пустить. Это возмутительно, продиктуйте нашим спортивным чиновникам мою большую просьбу – исключить евреев из числа участников Олимпийских игр. А в идеале и все нежелательные этнические группы. Вы меня поняли?
– Боюсь, это вызовет недопонимание у наших коллег, в частности, у Штатов, ведь в их команде много евреев, – запротестовал Геббельс.
У общества и без того уже зрел протест против Олимпиады в Германии – из-за внутренней политики антисемитизма. Как и предполагал министр пропаганды, страны-участницы Олимпиады выразили горячий протест антисемитским настроениям. Делегаты МОК запланировали тайную встречу, чтобы перенести зимнюю и летнюю Олимпиады в другую страну, и когда об этом пронюхал нацистский режим, пришлось пойти на уступки. В стране стали активно убирать юдофобские лозунги, таблички, которые были хорошо знакомы тому же Оуэнсу, – «евреи здесь нежелательны». Правда, негласно евреям все равно нельзя было посещать некоторые общественные места. В конце концов, в Германию пустили ревизоров, среди которых был Пьер де Кубертен, и все они с восторгом отзывались о благостных переменах в этой стране.
Геббельс выбрал новую тактику – преподнести обе Олимпиады (в Берлине и Гармиш-Партенкирхене) как позитивные соревнования, а новую Германию – как страну, в которой нет места дискриминации. Для укрепления этого образа постаралась, в частности, Лени Рифеншталь, снявшая мегахит «Олимпия». Она придумала новую, революционную технику съемки, используя для лучших ракурсов воздушные шары, плоты и траншеи. Ее редакторская правка пленки добавляла видео драматургии, динамизма, чего раньше не было в документалистике. Использование в съемках музыки и звука тоже стало новаторским. Лени показала Германию во всей красе, равно как и победы зарубежных спортсменов, в том числе афроамериканцев.
А Геббельс все равно находил способы продвигать свои идеи. Германия ввела традицию, которой затем следовали все остальные страны-хозяйки Олимпиад. Весь мир с интересом следил за нововведением немцев – как олимпийский огонь следует из Афин в Берлин. Геббельс не уставал нахваливать эту придумку, тем более что у нее был пропагандистский подтекст.
– Факел, привезенный в Берлин из греческой Олимпии, показывает, что у немцев – арийские корни, – с гордостью говорил министр пропаганды.
В Америке, несмотря на все уступки немцев, произошел серьезный раскол – общество не переставало обсуждать антисемитские настроения в Германии. Гитлер изначально не желал видеть на Играх и негров. Немцы посмеивались над американскими коллегами за то, что те делали ставку на «черных помощников», а один немецкий делегат даже обронил фразу, что американцы позволят выступить на Олимпиаде «таким нелюдям, как Оуэнс». Это обсуждалось в Америке уже не столь бурно, и все же Национальная ассоциация содействия прогрессу цветного населения США попыталась повлиять на позицию того же Джесси Оуэнса, сильнейшего легкоатлета страны, призывая его бойкотировать Олимпиаду.
– Покажите Гитлеру, что его позиция ущербна! – говорили Оуэнсу члены ассоциации, другие же уверяли, что если он поедет в Берлин и одержит там убедительные победы, это еще больнее ударит по фюреру.
Джесси решил все-таки участвовать в Играх, а вместе с ним и еще 18 афроамериканцев. В конце концов, команда США в полном составе погрузилась на корабль S.S. Manhattan, чтобы совершить трансатлантический рейс. Страна, которая устроила истерику из-за немецкого антисемитизма, разместила белых в каютах первого класса, не удостоив негров такой же привилегии.
Но Джесси даже представить не мог, с какой помпой его встретят в Германии – у простого немецкого народа не было никакой ненависти к черным. Там он на время забыл о всех унижениях, которые ему пришлось пережить на родине. В Берлине ему разрешали делать все, без каких-либо ограничений. Тут он почувствовал себя настоящей звездой. Им по-настоящему восхищались, и уже в первый день Джесси раздал столько автографов, что его рука устала. Еще больше его порадовала абсолютная свобода. Хочешь отобедать в ресторане вместе с белыми? Пожалуйста! Сесть в автобус на сиденье в первом ряду? Нет проблем! Сходить в туалет без таблички: «Только для цветных»? На здоровье!
Германия ничуть не напоминала страну-агрессора, внешне она была весьма гостеприимна. Приготовившись встретить в Берлине очередных недругов, Джесси вдруг обнаружил, что ему даже нравится в этой стране.
А за несколько дней до начала соревнований к нему заскочил будущий основатель компании adidas Ади Дасслер. И предложил опробовать немецкую шиповку, пообещав, что улучшенные кроссовки примчат Оуэнса к золотым медалям.
***
Когда 36-летний фабрикант сделал предложение Джесси, об успехах которого в США он был хорошо осведомлен, то его кроссовки еще не были знамениты на весь мир, и поэтому любой пиар был ценен. Джесси изумился; до него доходили слухи, как в германском правительстве относятся к неграм, поэтому попытка Дасслера заключить соглашение с афроамериканцем, конкурентом немецких легкоатлетов, показалась ему чересчур смелой и даже подозрительной.
– Надеюсь, они не развалятся прямо во время соревнований, чтобы ваши ребята получили шанс? – нервно усмехнулся Джесси, однако Дасслер принялся нахваливать продукцию, уверяя, что кроссы хороши и обеспечивают комфортный бег.
– Я всего лишь бизнесмен и хочу, чтобы мою продукцию носило как можно больше людей, а тем более спортивных звезд, – уверял Дасслер.
Ади сотрудничал, конечно же, и с тренером сборной Германии по легкой атлетике Йо Вайцером – более того, они были хорошими приятелями. Однажды Дасслер предложил Вайцеру свои кроссовки, и немецкие спортсмены были от них в полном восторге. Обувь имела анатомическую форму, обладала хорошей сцепляемостью благодаря прочным шипам, отличалась эластичностью и была долговечна. В обмен на чудо-кроссовки Вайцер пообещал Дасслеру, что будет рекламировать его товар, причем не только немецким спортсменам, но и соперникам тоже. И все же, когда Дасслер попросил немецкого тренера передать кроссовки Оуэнсу, Вайцер пришел в ужас: «Я не могу этого сделать, если в партии узнают об этом, мне обеспечат ад!».
Но Джесси получил-таки три пары кроссовок и, опробовав их, отказался от любой другой обуви.
– Я буду выступать или в этих кроссовках, или вообще без обуви! – воскликнул он, восхищенно разглядывая презент.
Кроссовки Дасслера, которые тот создал своими руками, были сделаны из перчаточной кожи, с укреплениями в пятке и носке, на них было шесть длинных шипов. И они были сказочно хороши.
Когда-то Джесси был так беден, что ему приходилось бегать босиком, но теперь ему предлагали опробовать обувь, о которой можно было только мечтать. И он еще больше настроился на олимпийское золото.
***
В первый день Олимпиады Гитлер находился на трибуне берлинского стадиона.
В стране-хозяйке его уже сделали богочеловеком. В фуражке с изображением парящего орла, со свастикой на одежде, будущим символом миллионов смертей по всему миру, а также с подстриженными по бокам фирменными усиками и бегающими глазками, он вел себя как истинный фанат. Гитлер реагировал на выступление спортсменов эмоционально, иногда вскакивал с места, размахивал руками, мог досадливо покачать головой. А еще с видимым удовольствием посещал церемонии награждения, вот только поздравлял исключительно немецких триумфаторов, которым проникновенно заглядывал в глаза и крепко жал руки. Остальные церемонии он игнорировал. А когда золотую медаль завоевал афроамериканский прыгун в высоту Корнелиус Джонсон, фюрер спешно засобирался, решив, что с него достаточно.
– Господин Гитлер, вам необходимо появляться на всех церемониях, либо не ходить на них вовсе, – чуть позже такое сообщение фюрер получил от делегатов МОК. Тогда Гитлер решил, что будет игнорировать все последующие награждения. Это избавило его от необходимости поздравлять, в том числе, Джесси Оуэнса.
А уроженец Алабамы выступал на второй день Игр в белых кроссовках Ади Дасслера (следующие победы он одержит уже в черной обуви).
– Где Джесси Оуэнс? Где Джесси Оуэнс? – заволновалась толпа, когда на стадион вышли спортсмены, среди которых был и фаворит 100-метровки. Среди персональных болельщиков Джесси были юные немки.
Шел дождь, но трибуны были заполнены. Гитлер сидел в ложе, наблюдая, как чернокожий парень стрелой проносится по самой престижной дистанции. Триумфатора, пробежавшего за рекордные 10,3 секунды, наградили долгими аплодисментами. Вторым был еще один афроамериканец Ральф Меткалф, друг Джесси по колледжу.
Немцы с удовольствием подхватили скандирование: «Yesseh Oh-vens!». Зрителям было любопытно, как человек выжимает из себя все, чтобы стать лучшим – идея сверхчеловека интриговала немцев, и такие люди, как Оуэнс, приковывали особое внимание.
Нет, Гитлер не бросился в ярости со стадиона, он спокойно покинул трибуны, поскольку и не должен был официально поздравлять Оуэнса.
– У Гитлера было запланировано, в какое время он приходит на стадион и когда уходит, – скажет позже Оуэнс журналистам. – Так случилось, что он ушел прямо перед церемонией награждения. Но перед тем как Гитлер покинул стадион, я проходил мимо. Он помахал мне, а я помахал ему. Думаю, это было бы дурным тоном – обижать человека, познавшего триумф.
К слову, много лет спустя немецкий спортивный журналист Зигфрид Мишнер расскажет, что Оуэнс будто бы показал ему фотографию, на которой Гитлер пожимает победителю руку после 100-метровки, только уже за пределами стадиона.
Но об истинном отношении Гитлера к Оуэнсу поведал рейхсминистр вооружений и боеприпасов Альберт Шпеер:
– Каждая победа Германии на Олимпиаде, а их было великое множество, делала Гитлера счастливым. Но его серьезно раздражала серия триумфов чудесного цветного бегуна из США Джесси Оуэнса. Он говорил: «Люди, чьи предки вышли из джунглей, примитивны. Они физически сильнее цивилизованных белых людей, поэтому их нужно исключить из будущих Олимпиад».
***
Минни приехала в Берлин вместе с Джесси, и сильно переживала за него, настраивала на победы как могла. Но американец и без того был взвинчен, мечтая добиться выдающихся результатов.
Она своими глазами видела, как немцы чествуют ее мужа, бегут за ним на улицах с жаждой сфотографироваться или взять автограф. Легкоатлету энергично тряс руку каждый второй прохожий, белокурые красотки смотрели на чернокожего американца с неподдельным интересом, так, что иногда Минни даже ревновала, хотя с ее природной красотой мало кто мог поспорить. Представить себе, чтобы белые женщины проявляли такое внимание к негру в Америке, было для нее немыслимо. Но именно Германия становилась для Джесси страной возможностей, а не родина, где ему приходилось отчаянно драться за признание.
Возможно, Минни было немного страшновато, и она чувствовала, что в Германии за красивым фасадом скрывается нечто иное – одержимость. Она наверняка видела, как по улицам маршируют колоннами люди со свастикой. Глаза этих немцев были полны безумного огня, желания сделать что-то масштабное. Они мечтали стать причастными к великим событиям, которые обязательно должны были произойти в обозримом будущем. И было ясно, что одной Олимпиадой эти наэлектризованные немцы не ограничатся, им захочется большего.
За восторженными улыбками, бесконечными приветствиями и настойчивым протягиванием блокнотов можно было, конечно, всего этого не разглядеть, а просто увидеть страну, которая находится на подъеме, тогда как ее жителей интересует прогресс, все новое, неизведанное. А еще люди, которые способны на многое. Такие, как Джесси Оуэнс. И он оправдывал ожидания, взяв золото и на второй день выступлений – в прыжках в длину. Стать олимпийским чемпионом ему помог… конкурент из сборной Германии, человек, который подходил под образ идеального арийца. Высокий, голубоглазый, белокурый прыгун Луц Лонг, обладатель европейского рекорда, протянул афроамериканцу руку помощи, когда тот уже отчаялся.
Луц Лонг, гордость всей Германии, готовился стать олимпийским чемпионом на глазах у Гитлера. Репутация немецкого атлета была безупречна, народ в экстазе выкрикивал его имя. Отец Луца – крупный начальник. Мать – внучка хирурга Карла Тирша, правнучка химика Юстуса фон Либиха. Образование юридическое, получал в Лейпцигском университете. И, конечно же, Луц безоговорочно доверял режиму, иначе не вступил бы через год после Олимпиады в Национал-социалистический союз студентов Германии, а затем и в элитный штурмовой отряд. Он просто не мог посрамить страну и собирался завоевать олимпийское золото.
А его главный соперник, Джесси Оуэнс, только что отбегал квалификацию на 200-метровке, установив олимпийский рекорд. Афроамериканец не видел, что судьи уже подняли флажки, тем самым демонстрируя, что дан старт соревнований для прыгунов. Вот почему Джесси прямо в спортивном костюме решил попробовать свои силы, предполагая, что это будет всего лишь тренировка. Совершив слишком короткий разбег, он запорол попытку. Его удивлению не было предела, когда он обнаружил, что судьи запротоколировали этот провальный прыжок. Тогда он переоделся, прыгнул еще раз, но теперь подвело волнение, снова ему не засчитали попытку, и в запасе у него остался лишь один прыжок. Для квалификации Джесси нужно было прыгнуть всего 7,15 метра. А ведь за год до этого он показал великолепный результат в Мичигане (8,13) – мировой рекорд, который никто не мог побить 25 лет.
Луц, наблюдая за мучениями грозного соперника, неожиданно решил подойти и поддержать его.
– Привет, меня зовут Луц Лонг, – представился немец.
– Рад тебя видеть, как поживаешь? – нервно улыбнулся Джесси.
– Я-то хорошо, а как дела у тебя? Видимо, что-то гложет тебя, – пожал плечами Луц. – АДавай я положу свое полотенце за фут (30,4 см) от линии для прыжка, и ты оттолкнешься от этого места. Думаю, тогда ты легко пройдешь квалификацию.
Этот психологический прием подействовал – Джесси в этот раз уверенно разбежался и прыгнул даже раньше, за полтора фута от линии для прыжка, обезопасив себя от заступа. Так, благодаря немцу, Джесси остался в игре.
(Некоторые очевидцы утверждают, что во время квалификации Луц и Джесси не разговаривали друг с другом, опровергая эту историю, изложенную одним только Оуэнсом).
А потом началась супердуэль обладателей мирового и европейского рекордов. Пятая попытка принесла Луцу ощущение, что победа очень близка – 7,87 м, он сравнялся с предыдущим достижением Оуэнса, которое тот установил в своей попытке. Так далеко немец еще не прыгал, это был новый европейский рекорд. Голубоглазый ариец вытянулся в струнку и поднял руку в фашистском приветствии. И посмотрел на трибуны – они ликовали.
Позже Луц так опишет свои ощущения: «Фюрер восторженно хлопал мне. Я стоял прямо перед ним, преисполненный благодарности, и сам махал ему рукой. И не поверил глазам – он встал и приветствовал меня доброжелательной, отеческой улыбкой. И я читал в его глазах только одно желание, чтобы я победил!».
Гитлер действительно был воодушевлен. Он поглядывал в бинокль на Луца и ждал, что Оуэнс последние попытки провалит. Но тот не только превзошел немца, прыгнув в пятой попытке на 7,94 метра. В заключительной, шестой попытке Джесси поставил жирную точку в этой дуэли.
Он разбежался так борзо, словно это была 100-метровка, затем грациозно оттолкнулся от белой линии и взмыл в воздух, вращая руками. Приземлившись на песок, он быстро вскочил, чтобы услышать от организаторов чудесные цифры – 8,06 метра.
Лонг, запоровший последнюю попытку, был в состоянии аффекта. Ноги сами понесли его к победителю. «Я ничего не мог поделать и побежал к нему, чтобы обнять и поздравить», – вспоминал потом Луц.
– Ты заставил меня выложиться, показать все, на что я способен! – ответил потрясенный таким дружелюбием Джесси. И вместе с поверженным немцем совершил круг почета по стадиону – поступок, который удивил всех, и в особенности Гитлера.
До войны Луц Лонг работал адвокатом в Гамбурге, пока не оказался в танковой армии генерала-фельдмаршала Эрвина Роммеля в чине оберефрейтора. Даже на войне он писал письма Джесси, и самым трогательным получилось последнее, пришедшее из Северной Африки:
«Я сейчас там, Джесси, где нет ничего, кроме сухого песка и липкой крови. Мне за себя не страшно, мой друг. Я переживаю за женщину, которую оставил дома, и за моего малыша Кая, который никогда не знал отца. Мое сердце подсказывает, и я буду честен с тобой – это последнее письмо, которое я когда-либо напишу. Если я прав, то попрошу кое-что сделать для меня. Это очень важно. Я прошу тебя съездить в Германию, когда эта война закончится. Найди там Кая и расскажи ему обо мне. Скажи ему, что были времена, когда нас, людей, не разделяла стена войны.
Пусть он узнает, как могут складываться отношения между мужчинами на этой земле. А если ты сделаешь то, о чем я прошу, а это для меня сейчас самое главное, то я сделаю кое-что и для тебя. Скажу тебе то, что ты, думаю, хотел бы услышать. И это, поверь мне, правда. Тот день в Берлине, когда я впервые заговорил с тобой, я запомню навсегда. И особенно тот момент, когда ты стоял на колене и молился. Тогда я не знал этого, но зато знаю сейчас – мы никогда не встретимся больше. Но в 1936-м я подошел к тебе не просто потому, что нас объединила Олимпиада в Берлине. Я верю, что сейчас ты читаешь это письмо, хотя оно и не должно добраться до тебя, потому что снова появилась цель, и она даже выше нашей с тобой дружбы. Я верю, что все случится, как я хочу, потому что считаю – бог позволит этому случиться. Вот что я хотел написать тебе, Джесси. Думаю, теперь я верю в бога. И я молюсь, чтобы слова, которые я пишу тебе, дошли до адресата. Твой брат, Луц».
Опасения Луца сбылись – 10 июля 1943 года во время вторжения в Сицилию войск союзников серебряный призер Олимпиады в Берлине был смертельно ранен. Через три дня он умер в Британском военном госпитале. Его похоронили на Сицилии. А в начале 50-х Джесси выступил шафером на свадьбе Кая, с которым подружился. Он подробно рассказал парню об отце, которого тот никогда не знал.
Некоторые историки считают, что Оуэнс выдумал всю историю дружбы с Лонгом, он якобы даже признавался в этом. И история эта действительно выглядит как сказка. Но если она правдива, то вот эти слова Джесси не выглядят уже столь высокопарно: «Можно переплавить на золото все мои кубки и медали, но этого будет мало, чтобы перевесить ту дружбу, которая связывает меня с Луцем Лонгом».
***
Золотой хет-трик Оуэнс собирался оформить на 200-метровке.
Сначала Джесси бросил перчатку Боб Паккард, когда на старте квалификации уступил фавориту лишь десятую долю секунды. Однако потом Паккард сдулся, зато прибавил Мэк Робинсон, старший брат легендарного бейсболиста Джеки Робинсона, первого афроамериканца, которому позволили играть в США. В Берлине Мэк тоже в чем-то стал первым, когда превзошел Джесси в полуфинале (21,1 с), тогда как парень из Алабамы был не столь быстр (21,3). До этого Джесси никому на олимпийской дорожке не проигрывал.
Джесси вобрал в себя все лучшее, чему его учили Чарльз и Ларри. Реактивный старт, далее агрессивный бег, так, словно под ногами – раскаленные угли. Корпус выпрямлен, активно работают руки. В решающем забеге Черную пулю было не остановить – 20,7 секунды, новый олимпийский рекорд. Он бежал так быстро, что казалось, его стопы не касаются трека.
Вскоре тренер американских легкоатлетов объявил состав на эстафету 4х100. Это был первый серьезный удар по Джесси, его не оказалось в квартете, хотя кому, как не лучшему спринтеру Олимпиады, давать возможность бежать за команду. В очередной раз американцы проявили презрение к негру. Стиснув кулаки, он слушал оправдания Робинсона: «Он получил уже достаточно золотых медалей и оливковых венков. Мы хотим, чтобы и другие парни почувствовали вкус победы». Будто ему в вину ставили, что он, чернокожий, побеждает для Америки. Но Джесси ничего не мог поделать, решать было не ему. И готовился свыкнуться с тем, что останется трехкратным олимпийским чемпионом.
Но неожиданно в Берлине разразился скандал. В последний момент из квартета отцепили Марти Гликмана и Сэма Столлера, а это были единственные евреи во всей американской команде. Их заменили афроамериканцы Оуэнс и Меткалф. Спустя много лет Гликман расскажет, что решение принял руководитель делегации США Эвери Брендедж, чтобы не унижать Гитлера. Гликман также будет настаивать, что такое решение было принято еще и на почве антисемитизма, который был не чужд Брендеджу, хотя Столлер его точку зрения не поддерживал.
Официально же будет объявлено, что замена связана с тем, что американская команда должна выступить в сильнейшем составе.
– Всегда, при любых обстоятельствах, я понимал, что я еврей! – скажет Гликман в сердцах много лет спустя, ведь обида никогда не уйдет из его сердца. – Мне никогда не уставали напоминать об этом. Но на школьных соревнованиях, затем уже в колледже и, наконец, в олимпийской команде я стремился показать, что и еврей может добиться больших успехов. Потому что не важно, какой ты расы, какого вероисповедания или цвета кожи! Там, в Берлине, мне было тяжко. На меня давил даже олимпийский стадион своими необъятными размерами. Особенно когда эта гигантская чаша была переполнена, забита громадной массой людей. 110 000 человек, едва Гитлер появлялся на стадионе, вскакивали с мест как ошпаренные, и начинали орать в унисон: «Зиг хайль, зиг хайль!». Все вместе! И мощное эхо раскатывалось по стадиону. Иногда мне казалось, что все люди, которые приходили на арену, были в униформе. И повсюду доминировала свастика. Да, это был 1936 год, и свастика еще не вызывала отвращения, и все же было жутко. Я чувствовал, что в Германии царит антисемитизм, хоть они и скрывали его.
Американская команда установила в Берлине мировой рекорд, пробежав эстафету за 39,8 секунды – этот показатель продержался 20 лет.
Оуэнс стал четырехкратным олимпийским чемпионом и самым крутым спортсменом на Олимпиаде. Он возвращался домой, одурманенный немецким гостеприимством. И уже забыл, что такое расовая дискриминация, но на родине ему очень быстро напомнили, кто он такой.
***
В Нью-Йорке Оуэнса пригласили на прием в его честь. Торжественное мероприятие должно было пройти в здании небоскреба Уолдорф-Астория. В нарядном костюме он пришел к зданию и с удивлением обнаружил, что неграм позволено пользоваться лишь грузовым лифтом.
– Дом, милый дом, – процедил сквозь зубы обладатель четырех золотых медалей и с испорченным настроением отправился на банкет. Прошло несколько месяцев, и о его триумфе все забыли. Джесси снова стал обыкновенным негром, для которого действовал ряд ограничений. Страна, которая осуждала Германию за антисемизм, была ничем не лучше.
Джесси так и не смог окончить университет в Огайо, а его спортивной карьере пришел конец, когда его лишили статуса любителя за участие в коммерческих соревнованиях. Тогда уроженец Алабамы отправился искать счастья в Голливуд, памятуя об успехе Джонни Вайсмюллера, пятикратного олимпийского чемпиона, который по окончании спортивной карьеры заключил семилетний контракт с Metro-Goldwyn-Mayer и прославился в роли Тарзана. Но на собеседовании Джесси намекнули, что он, прежде всего, негр.
Президенту США Рузвельту тоже было плевать, что негр стал самым знаменитым спортсменом Олимпиады. У него были иные заботы – выборы. На них он должен был создать себе правильный имидж. Ему необходима была поддержка демократов, в том числе из южных штатов, где белые состояли в Демократической партии. Все они были ярко выраженными расистами. Скорее всего, по этой причине Рузвельт вообще проигнорировал спортивные успехи республиканца Оуэнса.
– Нет, Гитлер не оскорбил меня в Берлине, это Рузвельт оскорбил меня, не прислав даже поздравительной телеграммы! – обиделся Джесси.
Его так и не пригласили в Белый дом ни Рузвельт, ни его сменщик Гарри Трумэн. Лишь в 1955 году Дуайт Эйзенхауэр оценил его достижения, назвав послом спорта. А в 1976-м Джеральд Форд вручил Джесси медаль Свободы, одну из самых почетных наград страны.
Но это случилось намного позже, а перед войной Джесси влачил жалкое существование. У него с Минни было уже три дочери, а вот чего не было, так это денег. И тогда он пошел на отчаянные меры.
***
На трибунах собралась горстка зрителей, которые с интересом посматривали на породистых лошадей. Сегодня их ждало особое представление.
Толстый мужик в кепке достал из сального бумажника стодолларовую банкноту и всучил ее букмекеру, процедив сквозь зубы:
– Авось, жена не поколотит – чую, сегодня точно сорву банк! Я знаю этого нигера, он обосрется.
– А вот и нет, я верю в Джесси, – нахмурился мальчишка в клетчатом пиджаке и красной кепке. – Он же великий легкоатлет, насобиравший кучу наград в Берлине.
– Каком еще Берлине? – выпучил глаза толстяк. – Я что-то такого штата не припомню.
– Ты бы лучше помалкивал, – вздохнул букмекер, принимая купюру у мальчугана, сына бакалейщика. – Берлин – это город в Германии. Германия – тоже не штат, это страна такая в Европе. Понял?
– Да что вы тут заладили, мне все равно, где он там что выигрывал. Сейчас это тюфяк работает на автозаправке. А сюда привели маститых лошадей, которые выигрывали на престижных соревнованиях.
Внезапно открылась дверь, и перед разношерстной публикой появился негр с уставшими глазами. Он натужно улыбнулся зрителям и отправился на дорожку, где уже выставили двух скаковых лошадей.
Джесси был в сговоре с организаторами шоу. Он знал, что лошади при звуке выстрела затеряются в начале спринта и дадут ему фору.
– Эй, мистер, зачем вы унижаетесь? – не выдержал мальчуган, перегнувшись через деревянные перила. – Я знаю, вы очень знаменитый спортсмен.
И Джесси сказал в ответ то, что говорил уже не раз:
– Да, мне многие говорят, что олимпийскому чемпиону унизительно конкурировать с лошадьми, но что мне делать? У меня семья. Спорт подарил мне четыре золотые медали, но я же не могу их съесть.
Тот забег он выиграл. Даже в потешном шоу он не мог позволить себе позор. И бежал так, будто под ногами раскаленный уголь. А ведь олимпийский чемпион бегал не только с лошадьми, но и с собаками, и даже с кенгуру. На счету был каждый доллар. Он работал не только на бензоколонке, но и был уборщиком на детской площадке, менеджером химчистки.
Лишь в послевоенные годы его жизнь стала налаживаться. Он стал мотивационным оратором, его приглашали выступать перед крупными бизнесменами, которые потеряли хватку и искали человека, способного зарядить их новыми эмоциями. Джесси идеально подходил на эту роль, рассказы из его жизни многим помогали вновь обрести уверенность. С ним заключила контракт корпорация Ford Motor Company, его услугами заинтересовался Олимпийский комитет США. Джесси начал много путешествовать по стране, наконец-то став востребованным. Ему даже удалось открыть фирму по связям с общественностью.
Жизнь наладилась, он стал зарабатывать до 100 000 долларов в год только за счет ораторских выступлений. Джесси стал завсегдатаем банкетов для толстосумов, вечно улыбающимся, искренним в своих речах евангелистом-болтуном, одно присутствие которого повышает настроение. Ну и конечно, на заработанные деньги Джесси купил себе породистых лошадей.
Но Оуэнс не мог не видеть, что расизм как был в Америке, так и остался. И однажды дал слабину, да такую, что его прозвали Дядей Томом, за то, что он не вступился за своих.
***
На Олимпиаде-1968 за американскую сборную выступало немало негров, которым осточертел расизм в США. Больше всех негодовал Томми Смит, превосходный атлет, который при росте 191 см обладал очень длинными ногами. И если он набирал скорость, то уже сохранял ее, благодаря недюжинной выносливости и мощной грудной клетке, быстро прокачивавшей кровь по всему телу. Смит любил морально подавлять своих соперников, начиная свои забеги неторопливо, а под конец дистанции прибавляя.
– Сколько можно терпеть! – возмущался Смит, готовясь к бунту на Олимпиаде. – В нашей команде у тренеров почти нет черных помощников. Это что вообще? А видали, как у Мохаммеда Али отняли титул чемпиона мира? Это же грабеж! Мы, негры, живем в ужасных условиях, наших детей не берут в лучшие колледжи. Если я побеждаю, то я – американец, а если делаю что-то скверное, то, конечно же, я нигер. Но да, я черный, и я горжусь этим. И черная Америка поймет то, что мы сделаем.
Забег Смита вылился в красивейшую дуэль с еще одним афроамериканцем Джоном Карлосом. Последний вырвался вперед, но Смит подключил резервные силы и вихрем промчался мимо. Это стало ударом для Карлоса, который пропустил еще и австралийца Питера Норманна. Но самое интересное началось на церемонии награждения, которую все призеры, включая австралийца (у него были свои причины), превратили в политическую акцию.
Триумфаторы появились на подиуме со значками Олимпийского проекта за права человека. Они были босыми, в черных носках, символизировавших бедность негров. Шея Смита была обмотана черным шарфом, это уже была демонстрация гордости негров. Карлос расстегнул верхнюю часть спортивного костюма, чтобы продемонстрировать солидарность со всеми рабочими-воротничками в США. На нем было ожерелье из бисера. По замыслу Карлоса, оно было посвящено всем тем людям, которых линчевали или убили, а позже никто даже не помолился за их души.
Когда зазвучал гимн США, Смит и Карлос развернулись к флагу и подняли кулаки в черных перчатках. Вот только Карлос забыл свои перчатки в олимпийской деревне, и по совету Норманна поднял левую руку в перчатке Смита. Вздернутые черные кулаки – известный символ борьбы афроамериканцев с расизмом, но встретили этот поступок на олимпийском стадионе громким свистом и улюлюканием. Смита и Карлоса дисквалифицировали, попросив немедленно покинуть олимпийскую деревню, их также выгнали из американской команды, и с тех пор они никогда не выступали за США.
Но у бунтарей нашлись последователи. Обладатель золотой награды в беге на 100 метров Чарльз Грин сорвал с рубашки американскую эмблему, а призеры в беге на 400 метров явились на церемонию награждения в черных беретах, подняв вверх кулаки в черных перчатках.
Вернувшись на родину, Смит и Карлос подверглись обструкции. Олимпийских смутьянов пытались избить, неизвестные угрожали убить их самих, а также близких им людей. Журнал Time написал об их поступке такие строчки: «Быстрее, выше, сильнее!» – девиз Олимпийских игр. «Злее, противнее, уродливее!» – а вот это лучшее описание того, что произошло в Мехико».
Джесси Оуэнс обладал весом, и его поддержка могла помочь Смиту и Карлосу. Но четырехкратный олимпийский чемпион, большую часть жизни страдавший из-за расовой дискриминации, не только не помог им, но и обрушился на парней с критикой.
– Черный кулак – символ, который сам по себе ничего не значит, – заявил он. – Когда вы раскрываете кулак, не остается ничего, кроме пальцев. Слабых, ограниченных пальцев. Есть лишь один вариант, при котором черный кулак становится значимым, это когда в нем зажаты деньги. Вот где источник истинной силы.
Правда, через четыре года он пересмотрел свое отношение к дерзкому поступку соотечественников.
– Теперь я понял, что воинственность, в лучшем понимании этого слова, была единственно верным ответом, – написал он в своей автобиографии. – Любой черный человек, который не был воинственным в те годы, был либо слепым, либо трусом.
Это звучало как покаяние, признание ошибок. И заслуживало уважения. А незадолго до смерти Джесси все же попытался повлиять хоть на что-то. Он обратился к президенту Джимми Картеру с просьбой не бойкотировать Олимпийские игры в Москве. Американцы не хотели пускать спортсменов в Советский Союз, протестуя против ввода войск в Афганистан.
– Олимпийские идеалы – вне политики, эти грандиозные соревнования должны восприниматься как тайм-аут войны, и я надеюсь, вы это учтете, – говорил Джесси, но Картер не стал его слушать.
Через несколько месяцев Джесси Оуэнс, заядлый курильщик, умер от рака легких. Олимпийский чемпион начал курить, когда ему было 32 года, и вероятно, не от хорошей жизни. Он выкуривал не меньше пачки сигарет в день, потому что вся его жизнь была борьбой – с соперниками, нищетой, расизмом. Не каждый организм такое выдержит, и сигареты были способом борьбы со стрессом.
Джесси умер 31 марта 1980 года, когда ему было 66 лет, в Тусоне (штат Аризона). С ним рядом до последнего была Минни, его жена, и другие любящие родственники. На похоронах было решено обернуть его тело олимпийским флагом, белым полотном с пятью разноцветными кольцами.
И хотя Джимми Картер не был согласен с позицией Джесси Оуэнса по Олимпиаде-1980, после смерти четырехкратного олимпийского чемпиона президент США сказал: «Наверное, еще ни один спортсмен так ярко не символизировал собой борьбу человека с тиранией, бедностью и расовым фанатизмом».
Еще больше крутого чтива:
Олимпийский герой, над которым все смеялись
Ямайка, которая очаровала всех на зимней Олимпиаде
На Олимпиадах так не везло еще никому. Просто безумие
«Я не вижу красивых девушек. Это хуже смерти». Он победил слепоту, но не депрессию
Фото: globallookpress.com/Scherl, imago sportfotodienst, Schirner Sportfoto, dpa, Keystone Pictures USA; youtube.com/iconic; Gettyimages.ru/Allsport Hulton/Archive tokkoro.com
В нацисткой Германии негры были такими же обычными людьми, как и арийцы, из-за отсутствия традиции чернокожего рабства, зато евреев смешивали с грязью, а потом и вовсе сжигали.
Каждая страна считала себя правой.
Кажется, что это история. В наши дни концептуально ничего не поменялось.