«Лучше быть тафгаем в НХЛ, чем строителем, как мой отец». Джино Оджик провел почти 150 боев, дружил с Буре и 9 лет побеждал смерть
15 января индейца не стало.
Джино Оджику было всего 52, но за жизнь ему пришлось бороться еще девятью годами ранее.
«У меня «первичный амилоидоз», – рассказывал он в своем письме на сайте «Ванкувера» в 2014-м. – В моем сердце образуются отложения, оно в буквальном смысле становится слишком жестким, чтобы сокращаться. Врачи не могут сказать, сколько мне осталось. Сначала они думали о годах, а теперь говорят о нескольких месяцах или даже неделях».
Спустя три года он вспоминал: «Они отправили меня из Ванкувера обратно в Оттаву, чтобы я мог умереть дома. Но вместо того, чтобы просто провести последние дни там, где я вырос, я сумел выжить. В Оттаве мне предложили экспериментальное лечение, и оно увенчалось успехом».
«Кажется, Оджик победил смерть», – писала тогда журналистка Карин Ларсен для CBC.
В 2017-м его сердце работало на 60 процентов. «Сейчас все хорошо. Остается только надеяться, что болезнь не вернется в течение еще лет двадцати», – информировал Оджик журналистов в полушутливой форме.
Жаль, что эти надежды не оправдались.
«Уход Джино – огромная потеря, – слова давались Павлу Буре с большим трудом. – Для меня лично, для «Ванкувера», для всего хоккейного мира. Это был уникальный игрок, которого все любили. Но в первую очередь он был настоящим другом. Моим настоящим другом».
Оджик всерьез думал побить Саддама Хуссейна
Оджик быстро стал для Павла кем-то большим, чем просто крепкий драчун, который должен защищать звезду. А Буре для него – первым настоящим другом в команде.
«Мы оба были молоды, – рассказывал Оджик. – Павел приехал из СССР, был одним из тех «ужасных красных русских», о которых много говорили. Он очень гордился наследием своей страны и попал в совершенно новую и чуждую для него культурную среду. То есть оказался в том же положении, что и я за год до него: я был не из СССР, но я алгонкин (один из индейских народов – Sports.ru), вырос в резервации, а там у нас тоже все совсем по-другому – не так, как в остальной части Канады и США. Так что мы оба испытали некоторый культурный шок, и я знал, чем могу ему помочь. Кроме того, тогда мы оба были одиноки, поэтому у нас было много свободного времени, чтобы заниматься делами вне катка».
А культурных недопониманий в первые годы у Оджика было немало.
«Его яркий дебют пришелся на обострение в Персидском заливе, – пишет Джастин Беддалл в своей книге «Ванкувер Кэнакс»: Истории самой волнующей канадской команды». – На льду он побеждал одного соперника за другим, и вдохновленные фанаты говорили: «Джино надерет задницу даже Саддаму». Услышав это перед одним из матчей, увидев плакат, на котором это было написано, на раскатке Оджик начал оглядываться, высматривая, кто же такой этот Саддам Хуссейн, о котором так много говорят. А когда не нашел, попросил тренера Боба МакКэммона указать на него. «Я только что приехал из резервации, и у нас не было кабельного телевидения, – объяснял потом Оджик, улыбаясь. – Я просто смотрел по всем сторонам и пытался понять, где же, черт возьми, этот парень, Саддам Хуссейн, которого мне надо побить».
Оджик вырос в многодетной семье – у него было пять родных сестер. «Когда он приехал в «Кэнакс», – продолжает Беддалл. – У него не было даже белья. И на всех выездах он был в одном и том же свитере. Брайан Бурк, работавший тогда директором по хоккейным операциям, дал Стэну Смайлу две тысячи долларов, чтобы тот сходил с новичком в магазин и помог ему обновить гардероб».
У выходца из резервации было немного вариантов в жизни: или работать на стройке, как его отец, который был монтажником-высотником, или попытаться добиться успеха в хоккее. Оджик говорил, что никогда не сомневался в выборе, даже несмотря на то, насколько опасным было его хоккейное амплуа.
«Я жил с Джино на выезде в одной комнате и знаю, какие травмы он получал, – вспоминал Буре в интервью «Матч ТВ». – Когда ты бьешь со всей силы голым кулаком по пластиковому шлему, то разбиваешь все костяшки пальцев. Это очень неприятно и больно.
Все хоккеисты и болельщики с уважением относятся к таким людям, как Джино, потому что они реально рискуют здоровьем. Многие бывшие тафгаи потом мучаются как минимум с руками. Уже не говорю о других больших травмах: по ходу каждого сезона ты много раз очень сильно получаешь по голове. Ведь не только ты бьешь, но и тебя бьют. У многих бывших тафгаев потом проблемы со здоровьем».
«Защищать товарищей по команде мне поручали с самого детства, – говорил Оджик. – И когда меня выбрали на драфте НХЛ, ясно дали понять, для чего я нужен. И я решил сразу, что лучше быть тафгаем в НХЛ, чем строителем, как мой отец».
За первые три сезона Оджик дрался более 70 раз
Сразу после драфта место в команде ему не гарантировали – и первый взрослый сезон он начал в фарме. В 17 играх Оджик там подрался 20 раз. Так что когда Пэт Куинн решил, что «Кэнакс» нужно добавить мощи, Джино получил свой шанс.
«Если он волновался, когда ехал на игру, то не показал этого, – пишет Беддалл. «Я знал, что в НХЛ было намного проще, чем в минорах, – рассказывал потом Оджик. – В фармах были Тони Твист, Линк Гетц, брат Уэндела Кларка. Я думаю, в то время парни в фармах были жестче, чем в НХЛ».
Чтобы проверить это, ему не пришлось ждать долго. В третьем периоде первого же матча Оджик закусился за воротами «Чикаго» с защитником Дэйвом Мэнсоном и просто не отпускал его клюшку – так состоялось боевое крещение в НХЛ.
«Вот так сразу я получил первый бой в лиге, – вспоминал Джино. – Но я не был по-настоящему им удовлетворен, я хотел более убедительной победы, чем та, которую я одержал тогда» (хотя, если честно, тот бой явно проиграл – Sports.ru).
Отдохнув на скамейке штрафников, Оджик воспользовался еще одним шансом: теперь он сцепился с тафгаем «Чикаго» – знаменитым Стю Гримсоном по прозвищу «Мрачный жнец». Тот принял вызов, но новичок неожиданно оказался не хуже.
Перед этим матчем Оджику выдали свитер с номером 66 – как у Марио Лемье. Этот номер он носил в тренинг-кемпе – и обычно назначенный номер из шестого-седьмого десятка означал, что на игрока не рассчитывают надолго и после матча он, вероятнее всего, вернется обратно в фарм.
Но после двух боев Оджика с именитыми силовиками «Чикаго» трибуны «Ванкувера» впервые завели «Джи-но! Джи-но!», которую повторят за следующие восемь лет еще много-много раз. И, закрывая за ним калитку, тренер Боб МакКэммон сказал Оджику: «Ну, парень, похоже, ты побудешь с нами некоторое время».
На следующий матч он выходил уже с номером 29, под которым и провел всю оставшуюся карьеру.
За первые три года в НХЛ он дрался более 70 раз. И уже к концу дебютного сезона, после ярких боев с Марти Максорли и Дэйвом Брауном, вошел в неофициальный зал славы тафгаев «Ванкувера» – присоединившись к Дэйву «Тигру» Уильямсу и Рону «Вождю» Делорму. Оджик стал любимчиком фанатов.
«Как вы научились драться? – спросил его однажды писатель Брайан Престон. – «Никак, – ответил Джино. – Я просто сразу решил: буду бить и бить, пока не упаду. И это всегда работало. Пока ты бьешь – тебя не поколотят. А вот если ты перестал бить, а другой парень продолжает по тебе стучать – тогда у тебя неприятности».
Правда, о некоторых выученных трюках в других интервью он все же рассказывал: «Рон Делорм стал моим наставником в НХЛ. Он показал мне, например, этот трюк, когда ты с двухкилограммовыми гантелями бьешь сто раз так быстро, как можешь. Так что когда потом ты на льду с голыми кулаками, то твои руки летят реально быстро».
Выгнали из клуба, потому что не позволил тренеру оскорблять капитана
Оджик был из того поколения тафгаев, которые могли играть в одном звене со звездами. Дональд Брашир почти не появлялся на льду одновременно с Александром Овечкиным, а вот Оджик был рядом с Буре очень часто. Так что в сезоне-1993/94 смог записать на свой счет вполне достойные для его амплуа 16 голов и 13 передач. У него было 5 победных шайб.
И, как и про многих силовиков, о нем говорили как об отличном товарище.
«В игре он был очень жестким, – вспоминал Пэт Куинн. – Но вне льда вы не могли встретить более скромного и великодушного человека».
«Я не хотел быть известен как самый жесткий чувак в лиге, – подтверждает Оджик. – Я хотел, чтобы во мне видели человека, который просто заботится о своих одноклубниках».
Именно из-за этого его в конце концов обменяли из «Ванкувера», когда в сезоне-1997/98 в команду пришел Майк Кинэн.
«Мы с Павлом были возмущены и разочарованы, – вспоминал Оджик. – И мы знали, что не сможем задержаться в такой ситуации надолго. Хотя Павел и Куинн много раз сталкивались лбами, он всегда знал, что Пэт умеет вытащить из него лучшее. Он играл в свой лучший хоккей для Куинна, и то же самое я могу сказать про себя».
«Майк Кинэн прибыл в Ванкувер как предвестник больших перемен, – пишет Джастин Беддалл. – «Алгонкинский убийца» сделал ошибку, когда попытался защитить своего старого товарища Тревора Линдена от словесных оскорблений Кинэна. Пока остальные пристально смотрели на свои коньки, Оджик сделал то, на что был запрограммирован всю свою жизнь, – вступился за одноклубника. «Нет более преданного команде человека, чем Линден, – говорил позднее Джино. – Он отдавал ей свое сердце и душу. И за восемь лет в клубе никого из игроков я не уважал так, как его».
23 марта 1998-го Оджика обменяли в «Айлендерс», а в следующем сезоне за «Ванкувер» отказался играть его друг Павел Буре: семимесячная забастовка стоила ему 5 млн, но он добился перехода в другой клуб.
Назвал сына в честь друга – Буре Оджик
После обмена Джино провел еще четыре сезона в лиге, но сыграл за это время всего 160 матчей: из-за травм, дисквалификаций и по игровым причинам. Он оставался одним из сильнейших бойцов, но дрался реже: создал себе репутацию, и соперники, в основном, уклонялись от боев с ним.
Всего за 12 лет он дрался 148 раз.
Оджику принадлежит рекорд «Ванкувера» по штрафным минутам – 2127 за 444 игры. В истории всей лиги он на 17-м месте, и все, кто выше, сыграли намного больше.
Он тоже мог бы задержаться в лиге подольше, но на тренировке перед сезоном-2002/03 получил тяжелую травму – после сильного броска ему в затылок попала шайба. Он долго лечился, а потом и вовсе закончил.
«После выхода на пенсию Джино никогда не отказывался от приглашения посетить резервацию, где бы он ни находился, – пишет Гэри Мэйсон для Globe and Mail. – «Маленькие дети должны знать, что они не тупые индейцы, как им часто говорят, – говорил мне Джино. – Они должны знать, что образование является ключом к их жизни. Оно откроет для них свободу. Я хочу, чтобы они добились успеха именно так, а не дрались всю свою жизнь, как я».
И сообщество платило ему любовью.
«Ехать с Джино – это как путешествие с «Роллинг Стоунз», – вспоминал Пит Кевийон, директор KidSport BC. – Он часами раздавал людям автографы и плакаты».
«Один из стоявших в очереди спросил, не возражает ли Джино дать автограф другу, который умирал в больнице от рака мозга, – продолжает Мэйсон. – Не теряя ни секунды, Оджик предложил вместе навестить этого человека. В больнице Джино и больной друг мужчины мало разговаривали – большую часть времени они вместе смотрели в окно на красивые горы вдалеке.
В некотором смысле это был способ общения Джино, сосредоточение внимания на красоте мира вместо того, чтобы зацикливаться на неизбежности состояния человека. Перед отъездом крутой парень «Кэнакс» расписался на шляпе. Автограф гласил: «Будь сильным. Твой приятель Джино».
Как и многие бывшие тафгаи, Оджик имел проблемы с алкоголем. Преодолев их, он стал выступать с лекциями для молодежи коренных народов об опасности алкоголя. Получил много благодарностей за антинаркотическую и антиалкогольную деятельность. Вождь племени Little Shuswap Феликс Арнос сказал, что послания Оджика обращают внимание молодых людей, и многие из них перестали пить, прислушавшись к нему.
Спустя много лет после окончания хоккейной карьеры Джино по-прежнему часто общался с Буре и даже назвал в его честь одного из своих восьмерых детей. Но не Павлом, как можно было бы подумать, а Буре – Буре Оджик. Тот родился 29 октября (29.10), поэтому имя напрашивалось само собой: 29 – номер, под которым играл Оджик; а 10 – номер Павла Буре.
В 2021-м Джино вошел в Зал спортивной славы Британской Колумбии (провинции, где располагается Ванкувер).
А 15 января 2023-го проиграл болезни, с которой долго и успешно боролся.
Фрагмент письма, которое он оставил на сайте «Кэнакс», готовясь к своему скорому уходу в 2014-м: «Я чувствую, что мне очень повезло в жизни. За свою карьеру я играл в нескольких великих городах НХЛ, включая Ванкувер, Лонг-Айленд, Филадельфию и Монреаль. В глубине души я всегда буду Кэнаком, и здесь у меня всегда были особые отношения с болельщиками. Ваши приветствия «Джино, Джино» были моими любимыми. Хотел бы я услышать их снова. Вы были невероятными».
35 лет назад МЧМ приехал в Москву. У нас блистал Могильный, а победили канадцы с Флери и Сакиком
Фото: Gettyimages.ru/Rick Loomis/Los Angeles Times; Youtube; bladeofsteel.com/Vancouver Canucks
Спортс пишите лучше такие истории, а не политическую пургу
Тафгаи - это только брутальная оболочка. Но в основном они приятные и далеко неглупые люди. А есть и такие, кто имеет серьезное образование, как, например, Джон Скотт (инженер) и Кевин Уэстгарт (врач).
Новичку с Комбайном в первом матче подраться дорогого стоит
Река жизни - герои нашей молодости уходят вместе с нашей молодостью...
Элитный был "полицейский"
Джордж Пэррос вообще до НХЛ получил степень по экономике в престижнейшем Принстонском Университете и сейчас занимает высокую должность в структуре НХЛ :)
Это только подтверждает, что тафгаями часто становились образованные люди просто потому что была мечта играть в НХЛ.