Интервью лидера «Торпедо»: он попал в хоккей мечты в 31 год. Хотя летом приходил лишь на просмотровый контракт
Больше двух часов говорили с Алексеем Кручининым.
«Торпедо» – главное открытие сезона в КХЛ. При Игоре Ларионове команда заиграла так, как в России раньше не играл никто. Он показал, что хоккей может быть реально красивым, и для этого не нужно иметь большой бюджет или суперзвезд в составе.
В «Торпедо»-2023 очень много интересных и необычных историй. Одна из них – у лидера команды Алексея Кручинина. Вы когда-то видели, чтобы игрок приходил в команду на просмотровый контракт, а в итоге выбивал больше 50 очков за сезон? Еще два года назад его выгоняли из «Куньлуня», а в прошлом сезоне он сыграл всего 28 матчей за «Сибирь» при среднем времени меньше 12 минут – тренеры просто не видели его в топ-6.
В этом сезоне Кручинин открылся с новой стороны во всех смыслах – и в игровом, и в человеческом (просто раньше к нему не было столько внимания). Он долго ждал своего шанса сыграть в тот хоккей, который любил с детства и который в будущем хочет пропагандировать уже как тренер. И как же хорошо, когда такие мечты в конце концов сбываются.
Мы проговорили с Алексеем два с половиной часа, далеко не все из сказанного вошло в интервью, но ни одна минута этого разговора не была скучной. Скоро сами убедитесь.
Поехали!
– Многие лидеры «Торпедо» уже переподписали контракты на более долгий срок. Твой контракт – до 30 апреля 2023 года. Не предлагают или в чем проблема?
– Я просто не люблю в течение сезона отвлекаться на эти вещи – на переговоры, на цифры. Как только закончится сезон, мы сядем и будем разговаривать. Тут нет никакого заговора.
– У тебя удивительная история: начинал с просмотрового контракта, а сейчас – один из лучших бомбардиров команды и вообще в КХЛ. Расскажи, как ты попал в «Торпедо»?
– Когда только узнал, что Игорь Ларионов и Андрей Козырев будут в Нижнем Новгороде, я сразу подумал: «Мне надо срочно туда». Попросил агента, чтобы позвонил в Нижний. Сначала ему сказали, что я не нужен. Потом ответили, что будут играть молодежью, а я взрослый, старый. Потом мы сидели на хоккее с тренером СКА-1946 Владимиром Филатовым – а он работал вместе с Ларионовым в сборной – и я попросил его: «Позвони Игорю Николаевичу, пусть шанс даст. Ты же знаешь, я игровичок, я могу играть».
Позвонил. Потом, как оказалось, Игорь Николаевич разговаривал с Айваном Занаттой, он тоже хорошо обо мне отзывался (Занатта работал с Кручининым еще по юниорам в СКА-1946, а потом в «Динамо» Санкт-Петербург два года назад – та команда дошла до полуфинала ВХЛ и только в седьмом матче уступила будущему чемпиону, «Югре» – Sports.ru). И уже после этого Игорь Николаевич сам позвонил, спросил, как я докатился до такой жизни. Мы поболтали, потом он спросил: «На просмотр приедешь?». Я согласился без вопросов, подписал за день просмотровый контракт и дальше готовился к сезону.
– Ты как-то уже говорил, что пытался попасть к Ларионову по блату. Филатова имел в виду или еще кого-то?
– Да, его как раз. Это единственный человек, который не просто знал Игоря Николаевича, а работал с ним, они в хороших отношениях. И меня Владимир Викторович давно и хорошо знает. И до этого сезона он работал с Андреем Леонидовичем Козыревым в «СКА-Неве», тот тоже ставит атакующий хоккей. Вот я и говорил ему, что создан для такой игры.
– Большинство людей узнали о нынешнем «Торпедо» только в сентябре, ты же просчитал ситуацию заранее. Знал, что Нижний с Ларионовым будет играть в атаку, или какие-то еще мотивы были?
– Сама фигура Ларионова. Я же когда был маленьким, играл под 8-м номером. И папа всегда говорил, что я должен быть умным, как Ларионов. Рассказывал, что Ларионов сделал первый глоток алкоголя, когда ему было уже за 30 – из Кубка Стэнли. На нем меня воспитывали – я должен играть в пас, быть дирижером звена. Сама мысль, что будет шанс с таким человеком встретиться и поработать, уже впечатляла.
Когда Ларионов был в молодежной сборной, я видел его интервью, слышал, как он размышляет о хоккее, и понимал, что точно так же вижу игру. И все, что он говорит, у меня в душе отзывается. Думал, что было бы очень круто с ним поработать. Все время хотел, чтобы он меня увидел.
Плюс очень много ребят из «СКА-Невы», которые работали с Козыревым, тоже говорили, что мне такой хоккей подойдет, что там можно будет играть. Получилось комбо таких двух тренеров. Я не знал, получится ли, во что именно они будут играть, но у меня душа просилась к ним, хотелось попробовать.
– На каком этапе предсезонки ты понял, что просмотровый контракт превратится в полноценный?
– Наверное, после товарищеских матчей, когда стал выходить в первом звене с Колей Коваленко и Сергеем Гончаруком. И мы начали забивать. Я понял, что нас хотят наигрывать и рассматривают как лидеров. И что контракт подпишу, это вопрос времени.
Но поначалу Игорь Николаевич особо не обращал на меня внимания на тренировках. К молодым пацанам постоянно подъезжал, что-то подсказывал, а со мной не было никаких разговоров. И я не понимал – может, что-то не так? А потом его как-то спросили про меня, я услышал, как он обо мне отозвался – и поплыл. Понял, что все правильно делаю.
Тогда какое-то фантастическое время было, мы и дома, и в семейных чатах эти интервью обсуждали. Мама чуть ли не плакала, потому что для всей нашей семьи Ларионов – хоккейная икона.
– Опиши простыми словами те самые идеи Ларионова?
– Быстрый короткий пас, открывания друг под друга на всех участках поля. И, наверное, чтобы в такой хоккей играть, нужно полное доверие и развитие уверенности, чтобы игроки не боялись ошибиться при этих рискованных передачах. Креатив, уверенность и наслаждение процессом. Первые слова Ларионова были о том, что хоккей – это игра, надо получать удовольствие и доставлять его зрителям.
Это не отменяет того, что мы и работаем на льду. Я вообще не понимаю, почему идет разделение: либо работать, либо играть. Можно играть, но при этом выкладываться по полной.
– Ларионов в какой-то степени перевернул КХЛ. Есть ощущение, что он дает игрокам нечто большее, чем какую-то философию и слова «наслаждайтесь игрой».
– Он рвет шаблоны. Я больше десяти лет играю в КХЛ, и он просто как будто с другой планеты. Первое, что все увидели, когда он только пришел: ему 61 год, а выглядит феноменально для своего возраста, он в отличной физической форме. Пришел и показывает своим примером, что это результат той работы, которую он будет требовать и от нас. Никто не откажется так выглядеть, быть в такой форме и так себя чувствовать в 61 год.
Он сразу дал понять, что надо быть профессионалами вообще во всем. Вот это слово – профессионализм – включает в себя многие аспекты, надо не только правильно питаться и хорошо тренироваться. Это касается всего – интервью, повседневной жизни, как мы должны выглядеть на публике.
Он во всех смыслах задал стандарты, и команда за ним потянулась, у ребят это сразу нашло отклик. Так что дело не только в игровой системе. Он сам по себе привнес что-то новое в лигу.
– Ты поменял свое питание после прихода Ларионова?
– Еще летом, когда готовился к сборам. Первое впечатление бывает только один раз, и мне надо было приехать готовым. Мне сразу посоветовали книжку, по которой Игорь Николаевич сам питается. Летом я ее прочитал. Не скажу, что раньше плохо питался. Мне повезло, я не сладкоежка, и отказаться от сахара не было большой проблемой. Овощи я и так летом любил есть. Но все равно какие-то вещи я добавил, какие-то убрал.
Да и возраст у меня такой подошел, что надо за организмом следить – нельзя, как раньше, есть все подряд. Так что тут все совпало.
– Что за книга?
– «Парадокс растений. Скрытые опасности «здоровой» пищи: как продукты питания убивают нас, лишая здоровья, молодости и красоты», ее написал Стивен Гандри. Я еще в прошлом году в «Сибири» видел, что ее читал Олег Ли. Тогда мне было неинтересно, а летом сразу себе заказал.
– У вас в команде есть ребята, которые играли в Америке и не могли пробиться в НХЛ; есть такие, как ты, которым был нужен второй-третий шанс; есть совсем молодые парни вроде Василия Атанасова и Богдана Конюшкова. И в итоге вы поперли. Как это работает?
– Нас с первого дня именно учат играть в хоккей. Не просто говорят, что есть вот такая система и надо ее выполнять: Игорь Николаевич вообще летает по полю и много подсказывает. Нам говорят о таких деталях, которые ты вроде бы и так знал, но с его опытом и игровым мышлением он это преподносит так, что ты задумываешься: «Ну да, можно же вот так сделать, и это сработает».
Плюс молодых ребят подбирают под этот стиль, смотрят тех, кто может в такой хоккей играть. Поэтому и получается такой сплав: допустим, я уже достаточно опытный игрок, и при этом у меня молодые партнеры, с которыми есть «химия». Даже сейчас – у нас шесть травмированных, но команда все равно на ходу. Выбывает один игрок – понятно, что команда может стать чуть-чуть слабее, но полностью рисунок не меняется. Пацаны продолжают играть в тот же хоккей.
– Какие советы тебе лично давал Ларионов?
– Нам с первого дня говорили, что не надо долго таскать шайбу – надо играть в пас. Был момент, когда я пошел в атаку в средней зоне с шайбой, а партнеры остались сзади. Передо мной было три человека – забрасывать не хочется, терять тоже не хочется. И я пошел в обыгрыш. А потом Игорь Николаевич мне говорит: «Нужно было замедлить игру. Притормози – сделай несколько шагов назад, подожди, пока второй волной к тебе подойдут партнеры, и ты сможешь отдать им передачу».
Казалось бы, это же и так понятно, но он как-то так сказал об этом, что я действительно понял, что если бы притормозил, замедлил игру – получилось бы опаснее.
Кручинин объясняет систему «Торпедо» (да, она есть!) и рассказывает, почему хочет стать тренером
– Ты наверняка видел интервью Кирилла Петрова из «Ак Барса». Что скажешь по этому поводу?
– Время покажет. На самом деле, наоборот, это же круто, что есть какой-то новый хоккей в КХЛ. Кто-то в него не верит, считает, что он не для плей-офф. Это как в UFC – постоянные споры, кто сильнее: борец или ударник? Борец пять раундов отлежался и по очкам выиграл, а кто-то говорит, что ударник ему попадет в первом раунде – он упадет, и все. Это же подогревает интерес.
Не сказал бы, что это как-то задело нашу команду. Про такие вещи нам Игорь Николаевич тоже говорил, что о нас будут много разного писать – читаем и не обращаем абсолютно никакого внимания. Есть тренировка, подготовка к играм, концентрируемся на этом, а остальное нас не касается. Скептицизма насчет нашей команды с первого дня было очень много, и я рад, что мы его опровергаем. Будет здорово опровергнуть и по поводу плей-офф. Мы в себе уверены, мы готовимся.
– За счет чего «Торпедо» может быть успешным в плей-офф?
– Во-первых, хорошая физическая форма – у нас молодая команда, будет проще восстанавливаться, когда игры через день пойдут. Во-вторых, у нас игра очень энергозатратная, поэтому и соперникам нелегко. Я со многими ребятами говорил, все отмечали, что с нами тяжело было, потому что мы постоянно бежим и очень быстро играем. Это может помочь нам в плей-офф. В-третьих, у нас все равно творческая команда. Если человек сам не знает, что будет делать, как можно подстроиться против него?
Все почему-то думают, что у нас такой веселый, атакующий, творческий хоккей, и что он построен чуть ли не на разгильдяйстве. Но у нас тоже система – мы тоже отрабатываем какие-то вещи. Знаем заранее, кто где будет, а не бегаем, кто где хочет. И в плей-офф это тоже будет битвой систем – оборонительной и атакующей.
– Однажды ты сказал, что у вас не атакующий хоккей, а детский тупой хоккей, когда вы совершаете кучу ошибок из-за того, что молодых парней захлестывают эмоции. Как с этим бороться? Ты сам как-то пытаешься сдерживать молодых ребят?
– Это процесс обучения, взросления, набивания шишек. Сейчас уже таких ошибок стало меньше, ребята чему-то учатся, запоминают, принимают более правильные решения в нужный момент – допустим, когда мы ведем в счете в конце матча. Они учатся, получают опыт и применяют его. Дети же идут, что-то делают, у них не получается. Не получилось раз, второй, третий, а на пятый – все получается, и ребенок уже понимает, как это применять. Здесь такой же процесс. Даже я в 31 год продолжаю учиться – 20-летние ребята вообще на лету схватывают.
– В какой момент ты понял, что идеи Ларионова и его штаба – рабочие?
– Я это понял еще лет десять назад. Никогда не скрывал, что хотел бы стать тренером. Всегда знал, что можно играть в атакующий хоккей и добиваться результата. Но я же не мог какому-то тренеру навязать свое видение. Поэтому думал, что стану тренером и поменяю эти вещи. В «Торпедо» сейчас такой хоккей, о котором я мечтал. И понимал, что буду учить свою команду такой игре, когда стану тренером.
– И как же ты к этому пришел десять лет назад?
– Меня папа воспитывал на этом хоккее, в детской школе ты играешь именно так, там же еще нет системы. Нас не учили бегать, забрасывать шайбу в зону. Нас учили обыгрывать стойки, и ты играл так, как понимал хоккей. Как меня папа научил, так я и играл в детстве. Это потом, допустим, я пришел во вторую команду, а там обучают системе 1-1-3, и нам показывали: ты бежишь сюда, ты – сюда.
А поворотным моментом стал приход в молодежную команду Айвана Занатты. Нам по 18 лет, а он еще и иностранец, и он говорил какие-то абсолютно непривычные для нас вещи. Поэтому у меня и было в голове, что в такой хоккей можно играть. Это потом, со временем, начинается, что только системой можно добиться результата. Идет подмена понятий, что атакующий хоккей – это якобы не система. А это система, но другая. В ней есть риски, творчество, но это тоже система. Неправильно думать, что атакующий хоккей – это кто попало и где попало.
Мне повезло, что я в МХЛ попал к такому тренеру. Он мне многое дал даже в психологическом плане. Всегда говорил, что я должен верить в себя, что могу играть в хороший хоккей, что у меня есть все данные, и главное – голова. А я никогда не был лучшим бомбардиром, играл тогда в третьем-четвертом звене, но он постоянно это повторял. То же самое было в санкт-петербургском «Динамо», когда Эдуард Константинович Занковец и его штаб дали мне глоток воздуха. Я у него поиграл в хоккей, как умею это делать. Мне дали свободу, я заново влюбился в хоккей после того сезона в ВХЛ. Это был очень важный год.
У Ларионова даже предсезонка не такая, как у других тренеров
– Насколько сложной была предсезонка у Ларионова? Мне запомнилась фраза под постом в телеграм-канале Михаила Мальцева, когда он описывал тяжелый беговой тест, а ты ему написал, что у вас такой после каждого выходного.
– Это про тест «5 по 54», я его раньше не бегал (надо пробежать площадку от одного лицевого борта до другого – четыре отрезка и последний рывок до середины площадки, и так несколько раз – Sports.ru). В «Торпедо» мы сдали в первый день сборов тесты на земле, а на второй была тренировка на льду. Я приехал в Нижний и четыре дня не катался, это был первый лед – 45 минут интенсивной тренировки, а после нее этот тест.
На третьем отрезке у меня свело ноги, раньше такого не случалось. Для меня это было в новинку – и интенсивность тренировки, и сам тест. Нужно было время, чтобы адаптироваться. Потом, когда мы его бежали после выходного – он мне показался уже привычным. Но самый первый раз запомнился – никогда я не выжимал свои ноги так, как на том тесте.
– В чем отличия предсезонки Ларионова от других тренеров КХЛ в общих чертах?
– Не так много тренировок, но они качественные, с хорошим «взрывом», с хорошей интенсивностью. Их реально меньше, чем обычно на сборах, когда у тебя зарядка, лед и зал утром, потом лед и зал вечером – и получается пять тренировок. У нас было по группам – утром хороший лед, нагрузочный зал, а вечером мы всей командой выходили, делали одно упражнение и дальше играли 20-30 минут двусторонку «5 на 5». Было ощущение, что ты находишься в хорошей форме, но без этой психологической усталости после сборов. Обычно же сбор длится где-то две недели, и к концу уже крыша едет от такого количества тренировок. Здесь такого не было – ты просто в хорошей форме, но при этом всегда свежий.
– Так вот в чем секрет – у «Торпедо» к сентябрю была команда, которая не устала от хоккея.
– Наш тренер по физподготовке Филипп Арзамазов недавно в интервью сказал, что есть некий миф о каком-то фундаменте, который ты за эти две недели сборов закладываешь, и дальше его якобы хватает на весь сезон. Наверное, он первый, кто публично высказался о том, что это все давно устарело.
Опять же, почему никто не задается вопросом, что у нас перед Олимпиадой сборную собирают за месяц, все готовятся, можно сказать, дополнительная предсезонка, а те же канадчики приезжают, провели пять тренировок за неделю, и они физически не проигрывают? Просто на длинной дистанции, когда у тебя 82 игры, намного важнее, как ты работаешь в течение сезона. Вот и до нас дошел прогресс. Я рад, что мне на себе довелось все это прочувствовать и понять, что так и есть на самом деле.
В «Торпедо» игроки могут сами решить, как разыгрывать большинство
– У вас очень выделяется спецбригада большинства (Конюшков, Кручинин, Гончарук, Коваленко, Ларионов II) – суммарно вы набрали 30 очков за неполные четыре месяца. А могло быть и больше, но с декабря Ларионов не играет. Как в «Торпедо» устроена работа над большинством?
– У нас интересная история. Когда мы только начинали работать над большинством, идеи больше исходили от нас, от игроков. Сначала мы играли без Игоря – пятый человек в бригаде менялся постоянно, и что-то придумывали, в основном, мы с Колей – договаривались, что будем делать. Потом в какой-то момент большинство начало глохнуть – тогда Михаил Саныч Васильев начал давать какие-то идеи, мы что-то поменяли. Потом добавился Игорь к нам – Андрей Леонидович Козырев включился, дал еще один вариант розыгрыша, абсолютно другой.
У нас все время идет дискуссия по поводу большинства, постоянно что-то меняем. Каждую игру соперник разбирает твое большинство. Если ты будешь забивать одним розыгрышем, то рано или поздно его накроют. Чуть заглох этот розыгрыш – начинаем менять, становится все больше вариантов. Так же и меньшинство разбираем.
Нет такого, что нам говорят, мол, делайте вот так и вот так. У нас на собрании идет какое-то обсуждение, и дальше мы между собой решаем, какой вариант выберем, и нам это позволяют. Иногда работает, иногда – нет.
– Меньшинство соперника изучаете сами или вместе с тренерами?
– У нас есть собрания, смотрим видео. Допустим, если в течение игры прошло большинство, наш парень по видео Рома приносит ноутбук, и мы садимся, смотрим, где что не получается, что можно улучшить – и на следующее большинство уже знаем, что делать. Идет постоянный процесс обучения, хорошо, что технологии до такого дошли. Сейчас можно даже во время игры посмотреть видео.
– На лавках айпады почти у всех.
– В Уфе четыре было – Хартикайнен с Умарком приезжали на лавку, сразу брали айпад и смотрели большинство. По себе знаю: бывает, что мне отдадут передачу, на меня кто-то активно побежал – и я ошибся. Во время игры не успел увидеть, кто где был. И у меня в голове сразу мысль: надо будет пересмотреть этот момент на лавке – интересно, почему так получилось и почему я не отдал. Потом смотрю видео и понимаю: кто-то не открылся. И я ему сразу говорю, что если такая ситуация будет, ты приезжай сюда. И потом раз – в следующей смене это получается, бам-бам и гол.
В «Тракторе» однажды продавил свою идею Гатиятулину, в СКА – фотографировался с Дацюком
– Еще 14 ноября ты побил личный рекорд результативности и набрал 26-е очко. Это ведь еще даже не середина сезона. Что ты подумал в тот момент?
– Да у меня там цифры скромные были, так что ничего и не подумал. Я вот сейчас понял, что за 11 лет карьеры это мой третий отрезок, когда я на поле руковожу игрой сам – мне это разрешают. Мы договариваемся, я делаю какие-то вещи, играю так, как понимаю хоккей. Один такой отрезок был в плей-офф за «Трактор», когда мы играли с Александром Шаровым и Виталиком Кравцовым. Вот тогда Анвар Рафаилович (Гатиятулин) разрешил нашей тройке творить на льду, и у нас пошла «химия». Мы сами договаривались, как будем играть. Нам сказали только шайбу не терять на синих линиях, остальное все можно было.
А в те хорошие сезоны я играл с Максом Якуценей и Полом Щехурой. Они были постарше, Макс за главного, а я больше в подыгрыше. Макс хорошо в хоккее разбирался, я отдавал дань уважения и больше помогал, поэтому и по очкам было скромно.
Когда я играл в Высшей лиге за «Динамо» и набрал там нормально очков, мне давали творить. Мы совещались по большинству, я строил игру, даже несмотря на то, что играл на краю. И тогда я просто подумал, что могу в КХЛ делать то же самое и набирать столько же очков. Я своим друзьям и близким говорил об этом, они не дадут соврать. Тогда ко мне пришло осознание, что я могу набирать много очков и в этой лиге. Просто наконец-то совпало, что мне разрешили делать то, что я умею. Но я потратил много времени на то, чтобы к этому прийти.
– Тебе не обидно, что тот хоккей, в который ты хотел играть всю жизнь, пришел к тебе только в 31 год?
– Когда мне было 18, Айван Занатта говорил такую фразу: «Не бывает хорошего или плохого опыта. Опыт есть опыт». И вот всю свою карьеру, со всеми своими тренерами я набирал этот опыт. Без него я и не стал бы тем игроком, в которого превратился сейчас. Мне ни в коем случае не обидно, и я ни в коем случае ни о чем не жалею. Везде, где бы я ни был – я чему-то учился, и благодарен всем, с кем работал.
– Самые результативные сезоны до «Торпедо» у тебя были в «Тракторе» при Гатиятулине. Но ведь он практически антипод Ларионова, и его хоккей – практически антипод нынешнему торпедовскому. Что-то не сходится.
– Не сказал бы, что он зацикливался на обороне. Не было такого, что в атаке нам надо только бросать, все на пятак – в чужой зоне он разрешал творить.
У нас были хорошие отношения, мы могли долго спорить на хоккейные темы и находить решение проблем. В раздевалке был ковер в виде хоккейного поля. Как-то вечером мы с ним зацепились про раскаты, больше часа ходили по этому ковру и спорили, будет ли это работать.
И я сказал ему: «Ладно, мы завтра в своем звене будем делать этот раскат». Еще шла регулярка, он поставил меня в четвертое звено с Шаром (Александром Шаровым) и Кравцовым, плюс с нами был Исай (защитник Игорь Исаев). Я пацанам объяснил, мы начали делать этот раскат на игре, и у нас хорошо получилось. На следующий день был просмотр видео, и Анвар Рафаилович говорит: «Сейчас будем тренировать новый раскат, как «желтенькие» делали».
Он мне правда многое позволял. Какие-то вещи, конечно, не принимал, какие-то удавалось продвинуть. Главное, выполнять его требования в обороне: у нас была своя система, и на тот момент она работала – нам удалось дойти до бронзовых медалей и победить суператакующий «Салават».
– После хоккея Ларионова ты поехал бы к тому же Гатиятулину, где при наличии свободы в атаке акцент все равно на оборону?
– Как говорится, от добра добра не ищут. Когда ты там, где тебе хорошо, не хочется это менять. Возможно ли такое? Конечно, возможно. Но лучше остаться с Игорем Николаевичем.
– Ты провел сезон в СКА, когда там еще была прорва звезд – чуть ли не полкоманды бывшие или будущие игроки НХЛ. Как ты вообще в состав пробился?
– Да я там особо не пробивался.
– Однако в 38 играх тебя как минимум заявляли.
– У меня был неплохой отрезок, когда мы играли во втором звене с Бывалой (Алексеем Бывальцевым) и Барабановым. Иногда выходил с Пашей Дацюком и Плотом (Сергеем Плотниковым). Было время, когда и очки получалось набирать, и давали играть. Там было много людей – тренеров, игроков. Рядом со мной в запасе оставались такие ребята, как Тихонов, Паша Дацюк иногда сидел.
Я тогда мало что понимал, мальчиком был, не повзрослел – решил обидеться на всех, что вот зачем меня купили, если не ставите. Но в итоге сделал только себе хуже. Надо было, несмотря ни на что, работать, сохранять позитив. Но не прожив такую ситуацию, я бы этого и не понял. Думаю, мне нужно было извлечь этот урок, без него у меня не было бы тех знаний, которые есть сейчас. Благодарен судьбе и за этот опыт, и за знакомство с Пашей Дацюком – это еще один хоккеист, который был для меня иконой в хоккее. Многое почерпнул у него.
– А тогда были другие варианты, кроме СКА?
– Нет, меня даже никто не спрашивал. Оставался год контракта в Челябинске, его просто выкупили, а меня поставили перед фактом.
– Гатиятулин тогда тоже в СКА оказался. Наверное, он и приложил руку к этому переходу?
– После того, как мы взяли бронзу, я поехал в сборную. Там как раз был тот же тренерский штаб, что и потом в СКА – Воробьев, Кудашов и Гатиятулин. Я провел в сборной больше месяца, меня отцепили за три дня до чемпионата мира. Тогда и подумал, что могут в Питер забрать.
– Как тебе игралось с Дацюком? «Вау, я в одной команде с таким игроком»?
– Поначалу это было что-то. Когда в сборную приехал, увидел, что в раздевалке рядом Дацюк будет сидеть, я смеялся: «Вот, снимите меня на этом месте». Потом мечтал, чтобы на льду меня с ним рядом сфоткали. Таких больших моментов в моей карьере не было, и ты их воспринимаешь как обычный парень из маленького города Костомукша. Фото с Дацюком на поле – это же вообще круто, как воплощение детской мечты. Потом, когда познакомились, потренировались – уже по-другому все ощущаешь.
– Чему научился у Дацюка?
– Рабочей этике, она у него на абсолютно другом уровне. После того сезона я начал намного больше тренироваться. Некоторые технические элементы, которые умеет делать Паша – им просто невозможно научиться. Как угодно старайся – никогда не сможешь. Наверное, это в крови. Конечно, какие-то вещи все равно подхватывал у него, что-то он объяснял.
Но главное – рабочая этика, я не видел, чтобы кто-то так много тренировался, как Дацюк. А ведь он к тому времени уже выиграл все, что можно. Тогда я и осознал, что нужно намного больше работать, чтобы чего-то добиться.
– Кроме Дацюка, кто-нибудь удивил?
– Прохоркин. У него какая-то железная несгибаемость. Он очень психологически устойчив. А так – у Гусева что-то подглядывал, спрашивал про какие-то технические элементы. Он большой мастер.
– Как получилось, что СКА в таком составе не смог выиграть Кубок Гагарина?
– Вот это вопрос. А как получилось, что у Овечкина, величайшего снайпера НХЛ, только один кубок? Для победы очень многое должно совпасть, помимо состава. На тот момент ЦСКА оказался организованнее, сильнее. Равная серия была, в седьмом матче они победили.
– В плей-офф ты почти не играл. Почему?
– Да, три игры всего – две с «Локомотивом» и одну с ЦСКА. Я был в Красноярске со «СКА-Невой», и мне туда позвонили, чтобы летел в Ярославль. Честно говоря, не думал, что сыграю в плей-офф за первую команду. Вышел, в первой игре передачку отдал – поставили еще на одну. Мы ее тоже выиграли, потом началась серия с ЦСКА. Проиграли первый матч, меня убрали из состава, и больше я за СКА не играл. А почему – это не ко мне вопрос.
– Потом же была смешная история, когда тебя звали в «Салават» и говорили, что будет удобно ездить домой в Челябинск. Хотя дом у тебя не в Челябинске.
– Да, мне сказали: «Вот, Челябинск против Уфы по детям всегда играли друг против друга, тебе семью не надо перевозить, все рядом». Я говорю: «Да у меня семья в Питере живет». Но у меня не было реакции типа «что за ужас, хоть бы подготовились». Посмеялся просто, ничего страшного, бывает.
Атакующий хоккей в «Торпедо» ставит не Ларионов, а его помощник Андрей Козырев
– Есть мнение, что Ларионов – это больше про харизму и идеологию «Торпедо», а тактикой занимается Козырев. Это правда?
– Так и есть. Козырев – наш стратег, он обучает этой системе. Видео, собрания, игра в меньшинстве и «5 на 5» – это все его. Тренировки – тоже, насколько я знаю. Игорь Николаевич отвечает за творчество, за самоотдачу, за процесс, за работу. Думаю, что система Андрея Леонидовича близка и ему.
– Ларионов говорил, что часто показывает видео с моментами из НХЛ. Что вы смотрели?
– В самом начале – «Барселону» времен Хави и Иньесты. Еще «Сан-Антонио» из НБА, когда они построили династию. Там была рабочая, ровненькая команда, которая играла в пас. Конечно, показывали, как играла тройка Крутов – Ларионов – Макаров.
Думаю, нам пытались показать, какого типа игру хотят видеть – быстрые передачи, открывания, и все в этом роде. Сейчас, во время сезона, уже в основном смотрим наши игры. Хотя иногда бывает, что в НХЛ хороший гол в большинстве кто-то забьет, Игорь Николаевич подойдет: «Видел, как забил? Давай попробуем на тренировке так сделать».
– Из-за травмы ты получил интересный опыт – встал на тренерскую скамейку. Чья была идея?
– Я пришел на арену, а пацаны раскатывались перед игрой. Мне грустно, на лед тоже хочется. Вышел, посмотрел раскатку на скамейке, потом пошел делать процедуры. Заходит Игорь Николаевич и так полушутя спрашивает: «На мостик пойдешь?». Я ему в ответ: «А пиджак дадите?». Очень красивый пиджак, в котором я был на скамейке – это Ларионова. Он еще до этого в нем приходил, я ему сказал: «Классный пиджак, я тоже такой хочу». Вот так все вроде бы в шутку, а потом он еще раз спрашивает: «Нет, реально, пойдешь на мостик?». Я говорю: «А почему нет? Пойду, конечно. Прикольно побыть ближе с командой на игре». Минут через 15 он перезвонил и сказал: «Мы все узнали, сегодня будешь на тренерском мостике. Подъезжай к игре». Но я хотел прочувствовать всю тренерскую рутину и пришел за 2,5 часа до игры. Но особой рутины у тренеров нет. Провели собрание за два часа до игры, дальше они своими делами занимаются, а игроки готовятся, разминаются, одеваются. В итоге я дальше сидел, процедуры делал у врачей и потом пошел одеваться на игру. Интересный опыт получился, хороший такой, знаменательный день.
– Какие обязанности у тебя были на лавке?
– Мы договорились, что на мне будет эмоциональный фон команды, надо было поддерживать ребят, чтобы кто-то не нервничал – Коля, например.
– Ты же хочешь стать тренером. Что извлек для себя на будущее из этого опыта?
– Честно говоря, трудно сказать – это все равно немного не по-настоящему было. На мне же никакой ответственности. Я просто думал и задавал себе вопросы: как бы я поступил в том или ином моменте, если бы был главным тренером? Допустим, «Спартак» третий гол забил, еще семь минут играть – что бы я сделал? Но оттуда очень интересно за игрой смотреть. Нервишки там шалят, тяжело очень. Ты нервничаешь, устаешь, но и не выплескиваешь свою энергию. А так – сменку отыграл, столкнулся с кем-то, пришел, подышал и вроде успокоился. А на скамейке все это внутри держишь, у меня после игры аж голова разболелась. Так что это дело нелегкое.
– Во время перерывов ты тоже заходил в тренерскую?
– Я не стал нарушать субординацию и лезть туда. Считаю, это было бы не совсем правильно. У двери терся, шуточки шутил. В раздевалку тоже не особо стремился. Если было что сказать – говорил. А так, отвлекать пацанов не хотелось, поэтому я больше по коридорам слонялся.
– Ларионов спрашивал твое мнение по каким-то моментам?
– Во время игры два раза спрашивал. В принципе, это бывает, даже когда я играю. Иногда может и в тренерскую вызвать – меня одного или целую тройку.
– Ты хочешь стать тренером, чтобы изменить хоккей в КХЛ и сделать его более атакующим?
– Да, наверное. Получалось так, что у меня почти всегда иное мнение, чем у тренеров, под руководством которых я работал. Но ты не можешь навязать свою точку зрения тренеру – должен выполнять то, что он тебе говорит. Поэтому и хотелось бы в будущем самому сделать те вещи, которых не было у меня. Когда меня ставили в тройку с молодыми партнерами, с тем же Виталиком Кравцовым, мне нравилось подсказывать, обучать чему-то. Интересно было, я понял, что мне нравится быть тренером.
– Обычно в клубах КХЛ стараются минимизировать контакты травмированных игроков со здоровыми, но в Нижнем все наоборот. Почему?
– То, что происходит в этом году в «Торпедо», рвет все шаблоны. Игорь Николаевич считает, что нужно получать удовольствие от процесса – это и шутки, и смех на скамейке. Раньше все это расценивалось, как некое разгильдяйство – такого не должно быть, мы здесь работаем, пашем. А у нас подход вообще другой. Игорь Николаевич во время игры может подойти и пошутить, как-то разрядить ситуацию. И это не расценивается как недостаток концентрации. Мы кайфуем от всего, мне это очень близко, потому что я сам человек позитивный. Мне очень часто не хватало таких эмоций и какой-то расслабленности – мы занимаемся любимым делом, не надо так сильно напрягаться. Хочется, чтобы не было подмены понятий: если улыбаешься, ты разгильдяй, ты не сконцентрирован. Можно же улыбаться и выполнять свою работу. Наверное, сейчас такие времена наступают. Думаю, что к этому придут все.
Меня и на скамейку позвали, чтобы этот фон соблюдать. Ребята нервничают, мои партнеры Коля и Гоча после одной из смен тоже начали нервничать, Игорь Николаевич на меня посмотрел, кивнул – и я подошел, приобнял ребят, шуточку сказал, Коля засмеялся, и пацаны дальше пошли играть.
Я надеюсь, что люди это увидят – команда хорошо играет, нравится болельщикам. Мы показываем, что можно и так добиться результата. Может быть, что-то изменится – будет здорово. Главное, чтобы люди ходили на хоккей. Хотелось бы, чтобы таких команд было больше в лиге. Игорь Гришин пришел в «Спартак» – про него ребята говорят, что он такой же, позитивный. Может, благодаря этому и лига будет развиваться, и игроки, и сам хоккей.
Конюшков – не по годам зрелый, из-за Ларионова II Кручинина выгнали из «Куньлуня»
– Одна из нетипичных историй в «Торпедо» – карьера Богдана Конюшкова. Парень в прошлом году играл в ВХЛ и даже НМХЛ (что-то вроде второй молодежной лиги), а сейчас в основе клуба КХЛ, и им уже интересуется скауты из НХЛ.
– Как по мне, это потрясающая история – такая же, как у меня. Я чуть ли не заканчивал с хоккеем, начинал на просмотровом контракте, а сейчас выбиваюсь в топ бомбардиров, попал на Матч звезд, встал на скамейку. Это что-то новое, что-то необычное. То, что дает надежду другим молодым игрокам, что у них тоже может быть такая история. Главное, что Богдан показывает качественный хоккей. Он очень зрелый парень, несмотря на возраст. Хорошо воспитан, дружит с головой. Очень здраво рассуждает, как будто уже жизнь прожил.
– Когда только подписывали Ларионова-младшего на пробный контракт, это было воспринято однозначно – отец тянет сына в команду. Но на льду мы увидели классного и очень умного игрока, которого никто не смог раньше раскрыть. После какой тренировки ты понял, что он в порядке?
– Я его еще в «Куньлуне» немного застал. Меня, кстати, из-за него отчислили. Он пришел в команду, и меня убрали. Дело было так: я уже чувствовал, что меня, скорее всего, расторгнут, пришел на тренировку, и оказалось, что Игорь заболел ангиной. Пока он лечился, мне дали сыграть еще один матч. Потом прихожу в раздевалку: «Ты как, выздоровел? – Да-да, выздоровел». И мне сразу: «Зайди в тренерскую». Мы уже над этой темой посмеялись.
Что мне бросилось в глаза – он не делает лишних движений на льду. Потратит именно столько касаний, сколько надо, чтобы обработать шайбу. Переберет ее ровно столько, сколько надо, чтобы подготовить быструю передачу. Вот такие маленькие детали – не побоюсь сказать, что много кто их не замечает, а мне это сразу бросилось в глаза. Ну и когда начали делать упражнения, стало понятно, что у него на генном уровне с головой все в порядке. А уж когда пошли очки – это стало видно всем.
Еще один пример, который дает надежду тем, у кого что-то не получается в карьере. Надо работать, надо верить, что все возможно. Это классная история, я люблю такие. Про такие истории фильмы снимают.
– Когда ты понял, что у вас с Коваленко и Гончаруком есть какая-то «химия»?
– Наверное, когда игры начались. На тренировках не совсем было понятно, что мы вообще делаем. А начали играть, забивать – поняли, что хорошо понимаем и дополняем друг друга. Допустим, Гоча у нас супербыстрый, с броском, хорошо завершает, находит эти позиции. Я отвечаю за передачи и все остальное. У меня нет такого здоровья, как у Коли – он у нас мини-танк, за всю борьбу отвечает. Где-то по борту пролезет, где-то шайбу заберет. Мы и в жизни нормально общаемся, подкалываем друг друга. У нас вообще такая атмосфера, что нет каких-то кучек – плюс-минус ровненько все друг с другом. Команда молодая, по возрасту и интересам общаемся все.
– Ты и сам себя теперь моложе чувствуешь?
– Жена надо мной раньше постоянно смеялась, что я в любой команде сразу беру пару молодых под крыло. А здесь вот целая команда.
– Какой самый яркий хайлайт в сезоне выделишь из вашего взаимодействия в тройке?
– Таких моментов много было, у нас каждый гол – шедевр. Если серьезно, наверное, когда Ярославль обыграли в овертайме, два похожих гола забили (раз и два). Там была такая история: мы проигрываем 1:2, снимаем вратаря. Нам рисуют, что будем делать. Я спрашиваю у Михаила Саныча: «Кто вот здесь играет?». Он отвечает: «Макси Федотов». Я ему: «Сюда леворукий нужен». Он уточняет: «Кто?». Коля говорит: «Сизый с броском, давайте Сизова». Мы Антохе говорим: «Пошли с нами». Сказали, что будем делать, вышли на лед, я ему отдаю пас, и он просто промахивается мимо шайбы. Полунин убегает «в ноль» – и не забивает в пустые ворота. А мы с Колей в тот момент уже подумали: «Е-мое, вот это взяли его на свою беду». Но они не забили, а мы в следующем розыгрыше сравниваем счет. Долго смеялись: Сизого взяли, а он просто мимо шайбы шлепнул. С Ярославлем тяжело играть, плюс мы сравняли, когда сняли вратаря, и в овертайме выиграли. Очень яркая, классная, командная победа.
– Могут ли игроки нынешнего «Торпедо» быть успешными за пределами «Торпедо» и системы Ларионова?
– Думаю, что могут, но, как говорится, не проверишь – не узнаешь. По сути, когда человек уходит в другую команду – набор навыков остается с ним. Дальше вопрос, как этого игрока с его набором навыков будут использовать.
– Но и «Торпедо» же не для всех. Пайгин, например, у Ларионова не заиграл. Какими качествами и навыками надо обладать, чтобы быть успешным в «Торпедо» и у Ларионова?
– У нас хоккей энергозатратный – надо много кататься. Не передерживать шайбу, постоянно искать передачу. Открываться под пас и отдавать. Кто это старается выполнять – тому дают играть.
– К тебе кто-то обращался, чтобы помог попасть в «Торпедо»?
– Ну, пару человек спрашивали. Когда я рассказываю, как у нас все обстоит, многие ребята хотят попасть в такую обстановку. Имена не буду называть, но некоторые в полушутку говорили: «Переговори, чтобы меня тоже взяли». Думаю, сейчас, когда столько говорят о «Торпедо», много парней хотели бы оказаться здесь.
Родился в Карелии, первым тренером был отец, провел целый год в Финляндии
– Интересно поговорить о твоем детстве – ты родился в небольшом карельском городе Костомукше. Я так понимаю, природа там фантастическая?
– Да, просто кайфовая. Детство у меня было потрясающее. Это маленький городок, в котором было все, чтобы ребенок был счастлив, мог гулять во дворе, заниматься спортом. Мой папа – тренер, и я занимался всем: ходил на баскетбол, на дзюдо, зимой на лыжах катался, в хоккей играл, летом – в футбол. Мы постоянно участвовали в каких-то турнирах. Рядом же граница с Финляндией, и мы ездили даже на какие-то футбольные сборы.
Сейчас вот как дети растут, допустим, в Питере – в большом городе. Одного уже не выпустишь на улицу – страшно, он не доедет до тренировки. У меня же было так: я брал коньки, шел на площадку, и без телефонов родители знали, где я и что я. Мы пропадали на улице, и это плюс маленького городка, где все друг друга знают. Мое детство было в холодной зиме, где много снега, елки, березки, озера – природа красивая. В баньку ездили всей семьей. Обалденное детство – я бы хотел своему сыну пожелать такого.
Никто не будет отрицать, что у нашего поколения детство было круче, чем у нынешнего. Не было гаджетов, зато намного больше других хороших вещей, которые, наверное, мы бы хотели дать своим детям. Плюс-минус мы так и пытаемся со своим сыном, но что-то сейчас просто невозможно в большом городе. Не везти же его в Костомукшу, чтобы он по дворам гулял. Когда в Крым ездим летом, мы там в поселке живем, и дети спокойно по улице гуляют одни. Добирают то, что у нас было в детстве каждый день.
– Когда в Костомукшу ездил в последний раз?
– Уже давно не был. Я же семью перевез в Питер, мы там продали все. Последний раз, наверное, лет 7-8 назад. Знаю, что там построили крытый каток. Не ледовый дворец, а просто такой каток с крышей. Теперь не надо чистить снег скребком, как раньше. У мамы там подруга живет, она иногда ездит к ней в гости. Какие-то новости все равно смотрим, как город развивается. Думаю, что как-нибудь соберусь и съезжу с сыном туда, где я рос.
– Твой отец – хоккейный тренер?
– Да, он ставил меня на коньки, базу дал, научил всему. Он мой первый тренер.
– Он сейчас работает?
– Да, тренирует детишек в «Серебряных львах» в Санкт-Петербурге.
– Ты провел сезон в Финляндии в 15 лет. Как это было? Ты же наверняка туда поехал как минимум без знания языка.
– Я там был без родителей, они меня только навещали. Язык учил по ходу, и через пару месяцев уже нормально разговаривал на финском. Окончил 8-й класс в Финляндии (всего у них 9 классов). В Санкт-Петербурге я сдал экзамены после 9-го класса и поехал туда, а в Финляндии это по возрасту был 8-й класс. У меня даже аттестат есть – я окончил на финском языке программу 8-го класса финской школы.
– Финская школа – какая она? Тоже спортсменам поблажки делают?
– Мне делали – знали, что занимаюсь хоккеем. Но меня в этом случае заставляли писать сочинения на финском языке о том, как прошли мои игры. В основном, играли одним днем, всего пару раз уезжали на два дня, и я пропускал школу. А так, школа – утром, тренировки – вечером.
У них отдельно начальная школа с 1-го по 4-й класс, и отдельно – с 5-го по 9-й, ученики не пересекаются между собой. Первые два месяца я был с маленькими ребятами, как в фильмах, где на задних партах сидят здоровяки, которые на второй год оставались. Вот и я так же первые месяц-полтора изучал язык, а потом меня уже перевели к сверстникам.
К школьной программе можно выбрать два дополнительных предмета – у меня это был продвинутый финский и продвинутый английский, и вот там я языки учил. То есть, помимо общей программы, по вторникам и четвергам был дополнительный шестой урок, и можно выбрать, какой именно.
– Где ты там жил?
– В семье наших друзей в Рованиеми. Был такой хоккеист Виктор Логинов – играл в «Спартаке», «Крыльях Советов», за вторую сборную СССР. Он жил с финкой, ее зовут Улла. У нее было двое детей – Том и Ли, 6 и 9 лет, по-моему. Виктор, к сожалению, уже умер, похоронен в Хельсинки. Я ходил на его могилку, когда играли с «Йокеритом».
Плюс там же в Рованиеми жил Константин Астраханцев – чемпион мира-1993, воспитанник глазовского «Прогресса», играл за «Трактор». Он считается легендой клуба, в Челябинске на арене его портрет висит. На выходные я иногда к нему ездил.
– Как получилось, что ты оказался в Финляндии?
– Еще из Костомукши, до того, как я уехал в Санкт-Петербург в интернат, папа меня возил в Финляндию. Там в городе Суомуссалми в спортивном магазине работал Логинов. Мы заехали в этот магазин, и познакомились с ним. А он, оказывается играл в хоккей и был тренером взрослой команды в этом городе. Мы как-то разговорились, и он сказал: «Приезжайте тренироваться». Помог, договорился, чтобы я играл за финскую детскую команду, и где-то с 7 до 10 лет папа меня регулярно возил в Финляндию на игры.
Потом Логинов переехал в Рованиеми и как-то договорился, чтобы я там летом потренировался. Прошел сборы, сыграл пару игр и поехал обратно в Питер. А они в том году выиграли какой-то дивизион и на следующий год играли за выход в лигу повыше. В Питере же тогда в интернате началась дележка школ. «Спартак» переименовали в «Олимпийские надежды», были непонятки с командой – останется она вообще или нет. И как раз поступило предложение из Финляндии. Мы с родителями подумали, что уровень хороший. Я сразу начал учить финский, а летом поехал тренироваться и провел там год.
– Насколько финны повлияли на твой менталитет и хоккейное образование?
– У них как раз вот такой подход – получать удовольствие от хоккея, мне это близко по духу. Там даже тренировки сильно отличались. У нас с самого детства воспитывают так, что надо серьезно относиться к делу. А там как-то проще было: мы приходили, нам шайбочку кидали, дети все играются, тренер не кричит. Так что, думаю, этот год не прошел бесследно.
СКА Ротенберга – абсолютный топ в регулярке. Что там за система? Кто сможет обыграть эту машину?
Фото: ХК «Торпедо»; РИА Новости/Владимир Федоренко, Сергей Гунеев, Илья Тимин, Алексей Даничев, Нина Зотина; globallookpress.com/Pius Koller
У меня отец отдельно следит за Алексеем, потому что в свою очередь помнит его маленьким пацаном, так как он играл за одну футбольную команду с его отцом, в Костомукше
Сейчас уже давно мой папа живет на Южном Урале, тот в Питере
Но каждый раз видя Кручинина на льду, вспоминается маленький карельский городок)
Кручинин еще в Сибири нравился и как человек, и на площадке, теперь за него особенно радостно.
В общем, спору нет – Тихонов хороший тренер, а по регалиям получается, что, вроде бы, даже и великий. Но, и это мое личное мнение, только по регалиям. А вот Тарасов не великий. Потому, что величайший.
Интервью же очень классное, где-то даже душевное. Спать не стал ложиться, хотя и пытался пару раз отложить на потом, но сидел, читал до упора)). Спасибо огромное за него Дмитрию!
Так и с игрой Торпедо - любой адекватный человек понимает, что кубок не взять, но получают удовольствие от похода на стадион или просмотра по ТВ
По протоколу у Харламова с Брюнес (0+2), ХИФК (0+1), Польди (2+3).
Дроздецкий забивал во всех 3 матчах.
№11 - Николай Дроздецкий - 3 , 3 + 6 = 9 , 2
№17 - Валерий Харламов - 3 , 2 + 6 = 8, 0
Но этот турнир все равно не показатель. Где-то Тихонов размышлял с кем Харламова использовать на турнире и вроде все логично. В КЕЧ он играл в третьем звене. В сборной звенья Ларионова или Шепелева были железными. В третьем кажется слева Скворцов - проверенный, боец. В четвертом Гимаев - он, как универсал на случай травм всегда был нужен. Кроме Харламова ведь отсеяли Балдериса (не хотел биться), Кожевникова, А.Голиков не набрал форму, Петров. Нужно ведь понимать, что Харламов-72 и Харламов-81 - две большие разницы. Как бы ни хотелось, но в 33 года и возраст и травмы дают о себе знать. Он и раньше ошибался, совершал потери, но скорость и фирменное катание это часто компенсировали. А здесь можно посмотреть другие игры - уже не хватало. А уж тем более в режиме узких площадок и жесткого пресса.
Вообщем, сложно сейчас гадать, но думаю, что Тихонов был прав. Где-то он писал, что Харламову сделали индивидуальную программу, чтоб набрать форму к ПИ, а там и на ЧМ готовиться. В ЦСКА ему точно нужен был авторитетный дядька-наставник.
Слышал, что Тихонов боялся влияния Харламова на коллектив, но вряд ли... Харламов - это не Михайлов с Петровым, ему сама игра важна была, а не закулисная возня. Но опять же, мы это проверить не сможем.
"Лучший снайпер турнира: Лео Купманс («Феенстра Флайерс») - 9 шайб (6 матчей)."
У Харламова 2 гола (всего 2+6). У Дроздецкого 3+6.
С Харламовым конечно ужасная история, но все понимают - это стечение обстоятельств. Валерий Борисович просто не был готов к турниру (и возраст и болячки не позволяли набрать форму), который всегда был одним из самых сложных и жестких. Да и любой тренер, который отвечает за результат своей должностью, никогда не отцепит игрока, который в этом может помочь.
Не секрет, Смирнов. Сезон 90-91. Вообще в системе ЦСКА было много знакомых - как бы не чужой мне клуб. Про Андрея вспомнил, т.к. его пример показателен для тех, кто говорит, что Тихонов тащил к себе готовых и лучших игроков. При всей симпатии не могу сказать чтоб парень играл ярко на молодежном уровне, но его взяли в работу. И таких ребят было много на просмотре.
Попробую пояснить. Далеко не все хотели играть/вкалывать у Тихонова. Тот же Александров, Авдеев, Евстифеев, Балдерис, Кожевников... И Ларионов вроде как не хотел. Спокойно бы перешел в Спартак Кулагина и стал лидером. Но понимал, что если хочет большего - иди в ЦСКА.
Тихонов не греб всех подряд, как говорят - он брал под свою систему, заранее зная что хочет от игрока получить. Недавно приводил пример, что большей части лидеров молодежной сборной СССР даже не поступало предложений перехода в ЦСКА. Но каждый знал, что это самая крутая школа. Потому как те, кто ее проходили - сразу делали качественный рывок в карьере, пусть и в других клубах. Например, моего друга ЦСКА выцепили аж во второй лиге, на рубеже 90-х... провел сезон у Тихонова, не зацепился, но вернулся уже лидером в первую лигу, а потом и в вышку (тогда МХЛ).
Думаю, просто репутацию Тихонову подпортили его человеческие качества... где-то он перегибал, где-то искал крайнего и не умел этого признавать. Это и оказалось его слабым местом, когда начался передел власти в нашем хоккее, для чего использовали того же Ларионова или Старикова...
"Большинство из них своим появлением обязаны как раз Тихонову, что сами подтверждают".
Вот тут как раз нет ничего удивительного. Напротив, весьма закономерно, что тренер, пригласивший тебя в команду, и не просто в команду, а в сборную страны, в которой ты достиг мировых вершин, будет одним из тех, кому ты будешь благодарен даже несмотря на какие-то локальные конфликты. Ну, и, разумеется, данная закономерность, как и любая другая, не стопроцентна.
Тарасов, несомненно, величайший - если даже убрать его заслуги как создателя всей вертикали хоккейного института нашей страны, начиная от "Золотой шайбы" (откуда, кстати, вышел и Ларионов), то он на основе системности и атлетизма сформировал новые принципы развития мирового хоккея. Не случайно, он был и остается в Канаде одним из самых авторитетных специалистов, хотя хоккей шагнул далеко вперед. Работа Тарасова более грандиозна, потому что он был одним из первых.
Но Тихонов, хоть и не любил отсылок к Тарасову, просто идеально доработал его принципы, первым в мире сформировал симбиоз хоккея и науки, доведя до совершенства системный подход. Именно благодаря Тихонову мы получили представление о тотальном хоккее, уходящему от личностей.
И появление хороших игроков ни при чем. Большинство из них своим появлением обязаны как раз Тихонову, что сами подтверждают.
И что их объединяет, они оба были фанатами хоккея, жили только им, реально вкалывая по 18 часов в сутки. Ларионов никогда таким не был, он более разносторонне развивается. Цитируя того же Тарасова "любил себя в хоккее, а не хоккей в себе". Возможно сейчас что-то меняется и он будет решит посвятить себя хоккею полностью. Но пока до новаторства далеко, лишь пробует увязать наши и заокеанские наработки, благо опыт в канаде получил просто огромный.
Свежайший пример). Только что Устюгов, выигравший спринт, сказал в интервью, что перед стартом нюхнул нашатыря, после чего я написал в чате: «Нашатырный "допинг" — наше все!)))» и тут же получил кучу минусов)). А все потому, что большинство реагирует на слово "допинг", хотя и употребленное в кавычках (!), как на красную тряпку, вообще не задумываясь, либо не помня, как "наезжали" на наших лыжников, обвиняя их в употреблении стимуляторов, оказавшихся банальным нашатырем. И даже после того, как я указал на иронию в своих словах, прибавились не плюсы, а минусы).
Но вернемся к нашим "баранам"). Я, разумеется, не настолько хорошо, как Вы, был посвящен в тихоновскую "кухню" и владел лишь той инфой, причем нередко уже искаженной, которая доходила до меня в основном из прессы или через пятые-десятые руки. Во многом поэтому мое отношение (как, впрочем, и любого человека) к Тихонову исключительно субъективное и да, огромнейшим в нем штрихом, если не сказать пятном, в нем явилась история с кумиром всей страны Харламовым. Возможно, какая-то обида за трагическую потерю во мне живет и до сих пор. Я с большим уважением отношусь к Вашим доводам, но если и поменяю свое мнение, то весьма незначительно.
Остался лишь один вопрос, на который можете и не отвечать: "Фамилия Вашего друга?" Чистое любопытство — вдруг ее встречал, ведь я тогда даже 2-ю стр. "СС" прочитывал чуть ли не целиком. Впрочем, как я понял по каким-то маркерам, это, скорее всего, были 90-е гг, когда приоритеты моих интересов во многом поменялись.
Смирнова, к сожалению, не припоминаю, хотя фамилия распространенная и ощущение, что ее слышал, присутствует. В любом случае хочу поблагодарить Вас за обмен мнениями! Мне было интересно)
Решил покопаться, т.к. люблю точность, хотя и на сей раз проанализировал достаточно бегло. Выводы:
1. Вероятен либо провал в моей памяти, либо оговорка Михайлова (вроде это были его слова), который говорил (или подразумевал) не про снайпера или бомбардира, а про лучшего нападающего, приз которому Валерий действительно получил.
2. ЦСКА начал играть с 3-го тура. Возможно, поэтому учитывались лишь финальные игры, а очки голландца Купманса (9+4=13) и не брались в расчет, ведь почти все из них он наковырял раньше с откровенными слабаками.
3. Если все же считали по финальному турниру, то у Дроздецкого я насчитал 7 (2+5), у Харламова 8 (2+6).
Уточнение после более углубленного изучения (дописал позднее): у Харламова 11 (2+9), что опять же больше, чем у Дроздецкого за все матчи. Там же есть и фото газеты с подтверждением.