27 мин.

«Свободы больше нет нигде. Нет той Америки, куда мы в 96-м уезжали от Зюганова». Интервью Рабинера о жизни в США

Работа в офисе, выбитые зубы и тусы с хоккеистами.  

Фронтмен «Спорт-Экспресса» Игорь Рабинер – главный летописец «Спартака» в 21-м веке, но в этом интервью «Спартака» не будет вообще, а футбол появится только по касательной. 

Мы поговорили с Игорем о жизни в Америке – туда он с семьей уехал в середине 90-х. Родители Рабинера до сих пор живут в Калифорнии, а сам Игорь провел в США несколько лет и вернулся в Москву. В Америке он продолжал работать в родном «Спорт-Экспрессе» – писал об НХЛ и дружил со звездными русскими хоккеистами.

Немного хайлайтов:

• Как можно уехать из солнечной Калифорнии в суровые российские 90-е?

• Рабинер в США распределял русских на обязательную работу, а некоторым помогал и прятал дела в особой папке.

• После одной из тусовок с нашими энхаэловцами Рабинер проснулся в неизвестной гостинице, с залитым глазом и без полутора зубов.

• Рабинер уверен: в современной Америке нет прежней свободы, это не та страна, куда он уезжал в 96-м.

23-летний Рабинер не хотел уезжать в США. Перед вылетом заснул в Шереметьево, родители подумали, он соскочил

– 90-е, нищая Россия. Как твоя семья пришла к тому, что надо валить? 

– Мы уехали в феврале 1996 года, а идея зрела где-то пару лет. Ситуация в стране была говенная, летом 1996-го предстояли президентские выборы, где гарантированно должен был победить Зюганов. Это стало последней каплей – возвращаться в коммунизм никому не хотелось.

Больше всех идею эмиграции продвигала мама – бабушки и дедушки ее поддерживали. Моему деду тогда было 89 лет, он очень хотел в Америку, интересовался всем. К сожалению, не дожил. В марте 1995-го прошел медкомиссию, а в мае умер. В итоге полетели только три старика – бабушка по маминой линии вообще дожила до 101 года. И я уверен: отъезд в США помог каждому прожить на 7-8 лет больше. Благодаря медицине, климату и новым эмоциям. 

Разве что отец чуть сопротивлялся. В начале 90-х он был сторонником идеи, что мы здесь сами все поменяем, что у нас будет не хуже. К середине 90-х надежды рухнули, отец встал на сторону мамы. Я был единственным, кто не хотел уезжать.

– Игорь, я иногда смотрю фотки Москвы в 90-е – как из этого можно не хотеть уехать?

– У меня в Москве была отличная движуха. Работаю в лучшем спортивном издании страны, общаюсь со звездами. Классные друзья, каждый день что-то новое, никакого дня сурка. Да, в стране полная жопа, экономические коллапсы, рубль каждый год обесценивается, но меня это не беспокоило. В отличие от родителей, я не нес никакой ответственности за семью – просто работал, зарабатывал себе на кабаки и жил в кайф.

– Зачем ты полетел тогда? Тебе же было 23 года – вполне мог сказать, что остаешься и не летишь ни в какую Америку. 

– Теоретически, конечно, мог. Только чувствовал ответственность за семью: ни мама, ни папа, ни тем более старики совсем не говорили по-английски. Я заканчивал английскую спецшколу и знал язык хорошо. В 1995-м даже проверил себя, когда впервые поехал в командировку – на знаменитый матч «МЮ» против «Ротора».

За час до игры меня вызвали в комментаторскую будку – рассказать про наш футбол. Я был уверен, что это радио какое-то, а дальше выяснилось, что это на весь «Олд Траффорд» транслируется в прямом эфире. Мне еще тренер Виктор Прокопенко и начальник команды Рохус Шох потом рассказывали, что перед разминкой вдруг услышали знакомый голос. Я там сказал, что у «Ротора» есть какие-то шансы, если не наложат в штаны в первые 20 минут. В итоге в первые 20 минут Нидергаус и Веретенников по голу забили.

Так что даже не рассматривал вариант остаться – отпустить семью в Америку без языка не имел права.

– Как прощался с Россией?

– Мы продали нашу квартиру на Киевской, последние пару недель я жил в гостинице при заводе, где отец тогда инженерил. За это время стал себя гостем в родном городе ощущать. Перед отлетом накрыл хорошую поляну – пришли Микулик, Дима Федоров, даже Вася Уткин был. Замечательно посидели, с кем-то под конец подрались – проснулся с выбитым пальцем, из-за этого еще потом чемоданы было тяжело носить. 

До аэропорта меня провожали Леха Лебедев и Саня Кружков (журналисты «СЭ» – Sports.ru). Прямо на чемоданах в «Шарике» разливали коньяк, папа мой с нами выпивал. Сидели до победного, чуть ли не до объявлений срочно пройти на посадку. Успели, прошли паспортный контроль, но в итоге рейс задержался. Я где-то в промежуточном зале после этого коньяка прилег и заснул. Бедные родители: они, зная мое настроение, уже подумали, что я соскочил.

– Ты рассказывал, как тебя ужасно демотивировали перед вылетом – сказали, что здесь был журналистом, а там станешь разносчиком пиццы.

– Незадолго до вылета Константин Клещев (легенда спортивной журналистики – Sports.ru) поделился со мной историей друга. На меня она произвела такое впечатление, что спустя 25 лет помню, как его зовут – Владимир Макмиллин. Этот Макмиллин был корреспондентом в ТАСС, уехал в Америку и работал там в доставке пиццы. С той секунды у меня была идея фикс: как угодно в Америке вертеться, но только не стать разносчиком пиццы. Установка помогла – не стал.

Рабинер жил в Силиконовой долине и работал во вьетнамском офисе под Сан-Хосе. На работу его взяли благодаря любви босса к футболу

– Объясни – на что и на каком основании вы туда полетели?

– На что – мы же квартиру продали, это было стартовым запасом для жизни. Плюс мы прилетели в статусе беженцев, за который нам платили пособие. При желании и на него прожить можно было. Чтобы статус беженцев получить, нужно было приглашение от близких родственников в Америке. Его нам сделал родной брат моей бабушки – он жил в Калифорнии. Плюс за пару-тройку лет до этого в Сан-Хосе уехали лучшие друзья моих родителей. Мама и папа страшно скучали по ним, это тоже было одной из причин.

Туда мы и поехали, под Сан-Хосе, в Силиконовую долину. Она как раз находится между Сан-Хосе и Сан-Франциско. Место очень скучное – куча однотипных одинаковых городков, вообще неотличимых друг от друга. Разве что где-то пробиваются офисы IT-корпораций. Конечно, все это развивается, но по факту выглядит примерно так же, как и в 90-е. Если из самолета посмотреть – то же самое будет. Правда, цены стремительно растут. Тогда мы снимали 4-комнатную квартиру за 1500 долларов в месяц, а сейчас такая же стоит пятерочку. 

– Я впервые побывал в Америке в 2018-м – это был просто отрыв башки. Даже Москва заметно уступает крупных городам вроде Сан-Франциско, супермаркеты вообще поразили – я такого выбора нигде не видел. Что было в 1996-м? Просто две разные вселенные?

– Меня впечатлило море огней при посадке в Сан-Франциско. Было очень завораживающе, в Москве такого тогда не было. Дальше приехали в квартиру, которую для нас нашли и сняли друзья. Когда расположились, заказали гавайскую пиццу – а она оказалась с ананасами. Мы в России даже не представляли, что такая бывает. 

Еще отложилась история, которая случилась где-то через полгода. Было лето, в России шли президентские выборы, второй тур. Я в тот момент находился в Нью-Йорке и увидел картину, которая до сих пор в деталях перед моими глазами. Действие происходит около метро на Манхэттене, возле открытого люка. С люком ковыряется рабочий, рядом стоит полицейский, а между делом они разговаривают. И что ты думаешь? На русском языке обсуждают второй тур президентских выборов в России!

– Слушай, каково это? Просыпаешься утром, а жизнь перевернулась. Нет работы мечты, никого не знаешь, вокруг скучный одноэтажный мир.

– Я очень скучал по дому, прямо депрессняк накатывал. Тогда ведь даже соцсетей не было – с ними, думаю, перенес бы все проще. У меня тогда мечта была – видеотелефон! Чтобы мы могли выпивать с друзьями, глядя друг на друга.

Где-то через месяц я попал на первую временную работу. Переводчиком автобусной экскурсии для русской группы. Переводил водителя – седовласого мужика, похожего на Хемингуэя. Он ехал и весело рассказывал истории про Америку, а я переводил и что-то от себя придумывал. Сан-Франциско, Лас-Вегас, Лос-Анджелес, американская природа вроде парка с гигантскими секвойями – по всем этим местам прокатился. Мне дико понравилось. Я даже думал, что жизнь налаживается, что все ####### [зашибись] – буду путешествовать и русских развлекать. 

К сожалению, это была спонтанная история, больше к этим экскурсиям не привлекали.  

– Как искал работу?

– По правилам пособие платят первые полгода – дают время освоиться и найти работу. Для этого есть специальные курсы, где можно поучить английский и подобрать себе что-то подходящее. Через них появился вариант – надо было заниматься делопроизводством. Собеседовал меня старый вьетнамец, который дико возбудился, когда речь зашла о футболе. Спросил: «Чем раньше занимался?» Я ответил, что писал и пишу о футболе. Он говорит: «А я в прошлом году ездил во Вьетнам, туда «Ювентус» приезжал, я даже на стадионе был». В общем, он сразу проникся и взял на работу. 

Я занимался распределением новоприбывших эмигрантов из России на курсы, а оттуда – на работу. Ну, по моей же схеме: полгода ты живешь на пособие, а дальше уже обязан работать. Первые три месяца вникал в систему и работал хаф-тайм – нужно было выполнить норму в 20 часов в неделю. Когда освоился, понял, что реально могу помогать русским. Что имею в виду: если человек приходит ко мне на интервью весь на понтах, я просто выполнял свои обязанности по регламенту и отправлял его куда-нибудь. Если же человек общался по-людски, рассказывал о своей ситуации, делился желаниями и говорил, что обязательная и нежеланная работа помешает реализации каких-то его планов, я шел навстречу.

В системе была черная дыра: пока документы лежали у нас, человека никто не дергал. Ни те, кто его отправил к нам, ни те, к кому мы должны его перенаправить. И если люди искренне мне объясняли, что и как, то брал их дела и откладывал в отдельную папочку. Говорил им: «У вас еще несколько месяцев, чтобы найти ту работу, которая по душе, а не идти на каторгу». 

– Еще раз: по правилам эмигрант через полгода обязан работать, но ты не давал делам ход, а у людей добавлялось время, чтобы найти желанную работу? 

– Да. Проникся одним человеком – отложил дело в папочку. Другой приходит – его туда же. Так понял, что могу делать реально добрые дела. И не подумай – денег за это не брал. Удивительно, но меня даже не спалили. Только когда увольнялся и уходил в «Спорт-Экспресс», новая начальница (старый вьетнамец уже ушел) спросила: «Что-то в последнее время русских стало мало распределяться. Почему?» Я сделал невинное лицо и сказал: «Жизнь в стране налаживается, эмиграция уменьшилась». 

Про меня даже пошла добрая слава. Звонили и спрашивали: «А не могли бы устроить туда или сюда?» Я, конечно, отказывался. И просто помогал тем, кому хотелось.

В 1997-м Рабинер лично знал около 50 русских энхаэловцев. Один из них выбил ему полтора зуба (и заплатил 2к долларов компенсации)

– Твой камбэк в «Спорт-Экспресс» – как убедил руководство, что твои материалы из США кому-то нужны?

– Я написал первую заметку в «СЭ» на четвертый день пребывания в США. Это была презентация новой команды МЛС «Сан-Хосе Клэш» – о мероприятии узнал из газеты. Приезжаю туда, а там 2 километра очередь за автографом  Эрика Виналды. Я хватаюсь за голову: был уверен, что в Америке футбол никому ##### не нужен. Отстоял эту очередь, предложил Виналде сделать интервью. Он ответил: «Не вопрос, давай там-то и там-то, через несколько дней встретимся».

С этого все и началось. Компьютера у меня еще не было, написал от руки репортаж о презентации, отправил по факсу, на следующий день вышло в «Спорт-Экспрессе». Я позвонил секретарше, она мне по факсу отправила эту полосу – прямо помню, как выползала эта вожделенная бумага. Потом вышло интервью с Виналдой, так пошло и поехало – брал интервью у всех подряд. Однажды у меня телевизионщики взяли интервью – спрашивали, как там в России. Проходит время, отец поехал на автобусную станцию покупать мне билет в Лос-Анджелес. Кассир-мексиканец увидел паспорт и говорит: «Рабинер? Рабинер же недавно по телевизору выступал, про «Сан-Хосе Клэш» говорил». Папа в шоке, приехал и рассказал. Оказалось, мое интервью на каком-то суперпопулярном канале показали.

К сожалению, как фрилансеру мне за материалы в «СЭ» платили копейки. Долларов 150 в месяц получалось, а получал их оптом спустя время – ждали, пока кто-то полетит в Америку, кэшем передавали. Да и почти все деньги, которые зарабатывал тогда, отдавал родителям. Себе оставлял только на пиво и на телефонные звонки в Россию – на них уходило долларов 250 в месяц. Лешке Лебедеву звонил, Сашке Кружкову, Антону Ореху и многим другим.

– Слушай, а девушки? Как с этим было?

– Сложная история. У меня была девушка в Москве, к сожалению, я ей год в Америке хранил верность. А когда первый раз приехал через год, мы сразу расстались. Хотя варианты в США были – в Сан-Франциско полно русских девчонок, с которыми общался. А когда вернулся обратно, был просто год тусовок. 

– Как тебя взяли в штат «СЭ» хоккейным автором?

– Я осваивался в США, ходил на матчи хоккейного «Сан-Хосе», заходил в раздевалочку, общался с игроками. Близко подружился с Назаровым и Козловым, они как раз играли за «Сан-Хосе». Ничего особенного не делал – просто договорился с каждым об интервью, сделали, им все понравилось, стали общаться. 

В то время хоккеисты приезжих команд не улетали сразу, после игр оставались на ночь. Русские звали русских поужинать. После 23:00 в Сан-Хосе был единственный открытый ресторан – T.G.I. Friday’s. Поскольку у нас с Назаровым и Козловым сложились хорошие отношения, они меня всегда звали, а там знакомили с другими русскими энхаэловцами. Так и договаривался о будущих интервью. Никто не отказывался: ребята же видели, что игроки зовут журналиста поужинать, а он ничего не сливает – хотя чего там только за столом ни звучало. Значит, ему можно доверять. Со временем сдружился с половиной наших энхаэловцев – если не больше. Тогда их человек 80 было в лиге.

 

Я просто бомбардировал «Спорт-Экспресс» этими интервью и стабильно публиковался. Плюс мне повезло: первый матч звезд после моего приезда в США проходил именно в Сан-Хосе. Я по нему написал 5-6 громадных материалов, сделал интервью с Фетисовым (он играл за «Детройт»), который сто лет ни с кем не говорил. В общем, кучу всего передал. Через несколько дней звонит заместитель главного редактора Лев Россошик: «Слушай, мы на планерке обсудили, наверное, было бы правильно тебе уже войти в штат. Много делаешь, видно, какую пользу редакции приносишь». Я ответил, что это самый счастливый звонок в моей жизни, а после этого не спал всю ночь от радости. Через месяц впервые поехал в Россию – оформляться. 

– А неужели НХЛ была тогда настолько интересна? С чего в газете решили, что это нужно в таком количестве?

– Под материалы с НХЛ были спонсоры, которые хотели присутствовать именно на этих полосах. По-моему, сигареты L&M все и выкупали. Так что собственный корреспондент в Штатах про НХЛ был нужен, это приносило газете деньги. После звонка Россошика даже на машине аккуратно ездил – боялся, что попаду в аварию и не улечу. Я тогда грезил мечтой хотя бы ненадолго оказаться в России. Мне даже Ленинградка снилась, хотя не жил на ней никогда. Вероятно, из-за стадиона «Динамо». 

Вспомнил историю, как познакомился с Владом Радимовым. Заканчивается матч «Динамо», мы с Лехой Лебедевым идем пива выпить – около метро были ларьки со столиками. Смотрим – а прямо там стоят и пьют пиво Радимов и Беркетов из «Ротора» (в тот день он играл на другом московском стадионе). Это тогда никого не удивляло. Ну, сыграл футболист матч, пьет пиво – обычное дело. Просто они не были оторваны от земли, были одними из нас. 

– Были какие-то приключения с нашими хоккеистами в Америке? Расскажи какой-нибудь трэшачок.

– Летом 1997-го проходил сбор российских энхаэловцев под Филадельфией. Я выбил себе командировку, поехал туда, отработал – все как надо. Летели мы через Нью-Йорк, в последний день пошли гулять. Сначала приехали к агенту многих ребят из тех, кто там был. Зашли к нему в квартиру на Манхэттене, выпили. Дальше пошли в ресторан – Russian Vodka Room. Там выпили еще изрядно. Вернулись домой к агенту – выпили еще. Дальше – выпадение памяти.

Футболисты – это же по сравнению с хоккеистами вообще ничто. Хоккеисты – огромные, в них влезает очень много алкоголя. Соревноваться с ними совершенно бесполезно, но я пытался. Помню только, что лег на диван. И есть вспышки: я лежу, а мне бьют в лицо.

Утром просыпаюсь не в квартире, а в гостинице. В одном номере с хоккеистом Андреем Коваленко – Русским танком, он играл тогда за «Эдмонтон». Думаю: почему я в гостинице, почему здесь Андрей? Вдруг чувствую: что-то с глазом не то. Смотрю в зеркало, а глаза почти не видно – жуткий фингал, все опухло. Дальше понимаю, что у меня полутора зубов передних нет. Вместо одного – дырка, а вместо другого – половинка.

– Красиво погуляли.

– Андрюха, конечно, никакого отношения к случившемуся не имел. Едем в квартиру к агенту – разбираться, что случилось и что будем делать. Я злой, понимаю, что получил не за дело, а потому что белочка у одного из товарищей. 

Не буду называть его фамилию. У нас с ним всегда были отличные отношения. Просто ему пить нельзя, особенно в таких количествах. Мы садимся и начинаем обсуждать. Я говорю: «Пятерка долларов – или огласка». Он еще полупьяный, что-то несвязно отвечает: «Да я ничего, ты сам все это». И тут встает Андрей Назаров…

– … я был уверен, что история про него.

– Нет, не про него. Назаров говорит: «Слушай, ну сделал ##### [фигню], надо отвечать». И его слово перевернуло всю ситуацию, стало понятно, что мне заплатят компенсацию. Тут в переговоры вступил агент, сбил с пяти тысяч до двух. Наликом мне отдал Назаров, а ему потом переводили. Денег хватило, чтобы зубы восстановить, в Калифорнии мне все делали. 

В Америке Рабинер не встречал агрессии к русским, а еще не понимает BLM. Даже в 90-х к чернокожим относились очень трепетно, их было сложнее уволить с работы

– Игорь, вскоре после этого ты вернулся в Москву. Объясни: как можно отказаться от такой жизни? Ради чего, ради пива с Лехой Лебедевым на Ленинградке? 

– Это тоже, но это не главное. Чем дольше я находился в Америке, тем больше ощущал, что все основные события для газеты происходят в России. Да, у меня здесь насыщенная жизнь, полно работы и путешествий, но я не чувствовал, что профессионально расту. Мои материалы публиковали, но на восьмой полосе. Мне хотелось на первой, мне хотелось быть впереди. Плюс мне не хватало человеческого общения именно с друзьями.

– Да какие первые полосы? Ты живешь не просто в тепле, а в лучшем климате в мире, не разносишь пиццу, а занимаешься любимым делом, не переживаешь, как жить после дефолта в 1998-м. 

– Я ни разу не пожалел о своем решении. Да, тепло радовало, но жизнь в целом – нет. Мне было скучно, мне было 25 лет, мне хотелось движухи. Возможно, если бы я жил в Нью-Йорке или Сан-Франциско, то да, не захотел бы возвращаться. Но у меня не было денег, чтобы снять там квартиру, зарплаты «Спорт-Экспресса» на это не хватило бы. А жизнь в Силиконовой долине, где ничего не происходит и никого нет на улицах, была точно не моей. Моя жизнь была в Москве – неважно, какой антураж, зато движуха есть. Еще с женой познакомился перед последним длинным отъездом, а когда окончательно вернулся в 1999-м, мы начали встречаться.

После возвращения в Россию я каждый год приезжал и стараюсь приезжать на месяц в Штаты. И к родителям, и для НХЛ, и для новых впечатлений. Когда в 96-м летел в США, мне больше всего хотелось увидеть Нью-Йорк своими глазами. Потому что для меня это город Довлатова, которого я обожаю. Я мечтал пообщаться с людьми, которые его знали. И сделал это – съездил на дачу к Евгению Рубину (легенда советской спортивной журналистики, в 1978-м уехал в США – Sports.ru), где с ним и его женой душевно посидели. Потом я присылал Лебедеву и Кружкову, таким же фанатам Довлатова, подробнейшие отчеты. 

– Родители у тебя так и остались в США, ты часто туда гоняешь, в 2019-м ездил на несколько месяцев. Что можешь сказать об Америке? Я вот больше нигде так классно себя не ощущал.

– Мне Европа нравится больше. Масштаб истории, масштаб культуры – в Америке и близко такого нет. Плюс в Европе ты ощущаешь дыхание каждого города по-разному, а в США дыхание городов примерно одинаковое. Мне много что нравится в Америке и много что не нравится.

– Что нравится?

– Я дико зафанател от Флориды, когда ездили туда с женой в 2019-м. Все обожают Калифорнию, но она мне кажется искусственной. Флорида лучше в 1000 раз, она настоящая.

Хочу вообще объяснить, с чего вдруг туда так надолго поехал. Был чемпионат мира в России, невероятные эмоции, кайфешник полнейший. Он кончился, и я понял: были такие мощные впечатления, что на контрасте с этим дальше все будет намного хуже. Да и такое невероятное количество говна, связанного с развалом «Спартака», столько негатива, что решил сменить обстановку. Я продолжал работать, получал ту же зарплату, но просто больше писал про НХЛ, делал интервью с русскими игроками «Тампы» (Кучеровым, Василевским), ездил к Малкину.

 

Интересно получилось с жильем. Срок большой, начали искать. В Америке главная проблема – квартиры сдают без мебели, а меня такой вариант не устраивал. Через Airbnb нашел студию на 10 дней – в Тампе. На 10 дней ценник нас устраивал, но на 4 месяца – нет. Приезжаем, весна, 25 градусов, нас встречает милейшая американка-хозяйка. Проводит в апартаменты, вручает бутылочку вина, за домом есть сад, птички поют. Выпили с хозяйкой по красненькому, пообщались с ней.

Идем гулять, вдоль набережной походили часа три – туда-обратно. Особнячки, цапли летают, красота. Были так очарованы местом, что захотели там остаться. Правда, две недели после нас были забронированы, а дальше весь срок свободен. Хозяйка сама предложила: «Не хотите эти две недельки где-то еще пожить, а потом сюда вернуться? Оплатите мне лично на весь срок, без комиссии Airbnb». Мы, конечно же, согласились, ценник в таком случае нас более чем устраивал.

– А где жили две недели?

– Там вообще особая история. Я искал по Airbnb и чувствовал, что по деньгам как-то тяжеловато. Через группу в фейсбуке «Русские в Тампе» нахожу человека – риэлтора в Майами. Он говорит, что у него есть друзья, живут в полутора часах езды от Тампы. Звоню девушке по имени Юля, а мне говорят: «Приезжайте к нам. У нас большой дом, комнат много». Я спрашиваю: «Хау мач?» Она отвечает: «Бесплатно!» У меня челюсть отваливается: как так, незнакомые люди.

Едем туда, а там большой дом прямо на берегу озера – нам место в пристроечке отвели. На следующий день муж Юли возвращается из командировки. Он владелец зубных клиник, сам практикующий врач. Дальше мне становится все понятно: он фанат «Тампы», у него 4 сезонных абонемента – на жену, на детей. Летает на все чемпионаты мира в Европе, просто обожает хоккей. В общем, он меня знал, поэтому такое предложение и поступило. Мы с ним моментально сдружились, на хоккей вместе ездили. Он мне даже дал машину покататься, на которой все четыре месяца ездил.

– Я сейчас будто в Америке побывал. Ладно, а что бесит в Штатах?

– Меня бесят разговоры, что здесь нет свободы, а там якобы есть. Я скажу так: больше нигде нет свободы.

– Можно пример?

– Моего родственника из Калифорнии уволили из школы после того, как в открытую сказал, что он за Трампа. В итоге еле-еле нашел работу в Техасе. И эта, и куча других историй страшно меня расстроили. Потому что показали: больше нет той Америки, куда мы в 96-м уезжали от Зюганова, который, к счастью, так и не пришел к власти. Разрушены какие-то главные ценности. 

– Как человек, который там пожил, лучше понимаешь историю с BLM? 

– Нет. Я ни разу не видел, чтобы чернокожих там кто-то ущемлял. Еще в 90-х людей возмущало: черного увольняют с работы за алкоголизм, наркотики и прогулы, а он идет и жалуется, что его уволили потому, что он черный. В итоге его восстанавливают, а владелец компании еще и штраф платит. Я бы это даже не вспомнил, если бы перед интервью не перечитал свой дневник. Слушал же, что говорят, что обсуждают, вот такую деталь зафиксировал.

– Слышал хоть раз слово «ниггер»?

– Ты что, это невозможно. Перед вылетом туда мне объяснили, что слово «ниггер» даже в голове нельзя прокручивать – не то что говорить. Просто исключено.

– Тебя удивили погромы?

– Я считаю, что это связано с выборами. Страна поляризовалась – мне не хочется рассуждать о политике в Америке, потому что не живу там, но Штаты реально разделились на два лагеря. Демократы хотят американского социализма. Я же скорее за Трампа, родители мои тоже за Трампа, значительная часть русской эмиграции за Трампа (разговор состоялся до событий в Капитолии – Sports.ru). Понятно, что он тоже далеко не ангел, но зато Трамп – несистемный. Говорит и делает, что хочет он, а не истеблишмент, им не порулишь. А несистемных везде травят. 

– В Америке ты встречал агрессию к русским?

– Никогда, вообще никогда! Ни в 1996-м, ни в 2006-м, ни сейчас. Это наша тупая пропагандистская ##### [фигня]. Людям внушают, что к русским там плохо относятся. Это просто бред. Они к нам относятся с интересом, потому что мы другие. В России раз в сто больше думают и говорят об Америке, чем в Америке – о России. 

– Слушай, а как у твоих родителей жизнь сложилась?

– Мои родителям уже за 70. Язык не в идеале, но выучили. Они молодцы – в 50 лет сложно перестраиваться, а они смогли найти себя там. Отец – инженер, высокого уровня профессионал, поработал в нескольких компьютерных компаниях. Кстати, вот чем Америка в лучшую сторону отличается от России, так это тем, что здесь в 50+ хрен куда устроишься, а там возраст никого не волнует – только профессиональные качества.

Мама там освоила профессию бухгалтера, тоже поработала в хороших местах. Но, конечно, в таком возрасте возможности превратиться в богатых людей не было. Вместо той съемной квартиры купили дом в рассрочку, до сих пор спокойно за него платят. 

– Не думали вернуться в Россию, как ты?

– Нет, вообще никогда. К тому же с ними были бабушки и дедушка, за которыми надо было ухаживать. Про бабушку есть классная история. В 2006-м отмечали ее 100-летие, суперское событие. Я прилетел, приезжаем с мамой к ней. Спрашиваем: «Как настроение?» Она уточняет: «Как будет 100 по-английски?» Я говорю: «Уан хандред». Она смотрит на нас: «Хандред?» Нет, я хандрить не собираюсь». 

– И все же: если бы ты был айтишником, а не журналистом, ты бы остался в Америке? 

– Думаю, да. Мне там все говорили, что нужно менять профессию – иначе не преуспеть. Я к этому оказался не готов. И даже рад этой своей негибкости, потому что уверен: это меня бы сломало как личность. А в моей профессии в Штатах не было шансов развиваться. Я же пробовал писать на английском, даже ходил на курсы. В группе, составленной из родившихся в Америке людей, был третьим по успеваемости из 30. Но я понимал, что даже если получу какую-то корочку, то встану в длинную очередь людей в самое простое издание. И никакой фигурой там не буду. К тому же не уверен, что на чужом языке возможно получать такое же удовольствие от складывания слов в предложения, как на родном. 

Да дело даже не в языке, а в культуре. Ты должен с детства смотреть их фильмы, читать их книги, быть в этой среде изначально. Это даже важнее, чем язык.

– Американец не понял бы до конца, что такое условный пиджак Кононова, а ты до конца не понимаешь их какие-то внутряки? Поэтому нельзя?

– Да, именно так.

– Родители тебя никогда не критиковали из-за решения вернуться? 

– Конечно, критиковали. Им же хотелось, чтобы их единственный сын был ближе. Только они меня всегда слышали и всегда поддерживали. Возможно, если бы мне в 90-е было 40 лет, я бы иначе смотрел на все. Но я кайфовал в 90-е в России. И кайфовал в конце 80-х, когда была перестройка. Потому что период с 1987-го по 1991-й – это лучшее время всех времен для подростка или тинейджера. Ломались запреты, появилась свобода прессы, ты впитывал и узнавал, что вообще происходит в мире. 

До этого мы не имели права ни слова плохого сказать про советскую власть. У меня даже был случай, когда я написал какой-то текст против советской власти в школьную стенгазету, а мой друг сделал соответствующую карикатуру. Газету надо было утверждать в кабинете комсомола, начался просто ######. Пришлось все переделывать, смягчать формулировки. Добавили еще тексты за советскую власть. В итоге кое-как продавили, но в итоге провисела недолго – в школе началось массовое увлечение водяными пистолетами, ее просто расстреляли и залили водой.

– Последний вопрос: почему в жизни обязательно один раз нужно побывать в Америке?

– Я счастлив, что пожил и той жизнью, и этой. И понял, что жить можно и там, и тут. Нет четкого ответа, где лучше. Все пути возможны, а ты выбираешь себе тот, который тебе удобнее, который тебе нравится.

Меня часто спрашивают, почему я не остался. А когда отвечаю, меня не понимают. Я же считаю: место – не главное. Для меня главное – самореализация. На тот момент мне показалось, что реализовать себя в России будет проще. 

Спустя годы только хвалю себя за то решение. Да, возможно, с точки зрения быта и климата мне бы там жилось комфортнее, но я ни о чем не жалею. Даже не из-за какого-то успеха, каких-то денег. Думаю, если бы мне дали безлимитную карточку и поселили около бассейна в Тампе, мне бы это наскучило. Я бы месяц покайфовал, потом поездил на Мексиканский залив, а через три месяца сошел бы с ума.

Я счастлив, что живу в гармонии с собой, живу своей жизнью и обожаю то, чем занимаюсь.

Телеграм-канал Игоря Рабинера, где количество символов, к счастью, ограничено

«Когда постоянно живешь с солнцем, настроение всегда хорошее». Открытое письмо Торбинского о переезде в Майами

Фото: личный архив Игоря Рабинера; РИА Новости/Владимир Федоренко; Gettyimages.ru/Karen Ducey; dailymail.co.uk