8 мин.

«Я таких петухов не вожу». Так начался суд над Кокориным и Мамаевым

Репортаж Евгения Фельдмана.

Няня-убийца, губернатор Кировской области, миллиардер-девелопер, полковник, помощницы Филиппа Киркорова, предполагаемая любовница министра обороны, отец рунета, глава полиции «Домодедово», Александр Кокорин и Павел Мамаев – что объединяет всех этих людей? Пресненский районный суд Москвы.

Перед заседанием спортивные медиа публикуют неожиданное: футболистов сняли на выходе из автозака с сумками наперевес. В комментариях все гадают, что это значит (неужели отпустят?), но на самом деле поводов нет. Просто утром всех, кто должен попасть из конкретного СИЗО в конкретный районный суд, грузят в один автобус – независимо от времени начала процесса. Вечером – то же самое в обратном направлении, в камеру подсудимые попадают глубоким вечером, могут даже остаться без ужина. В сумках – лапша, кипятильники и прочий скарб, который может пригодиться в быту в конвойной камере в здании суда.

Братьев Кокориных, Мамаева и Протасовицкого (их друг, четвертый фигурант по делу – Sports.ru) заводят в зал суда. Фотографов и операторов пускают всего на минуту. Подсудимые выглядят достаточно спокойными: братья о чем-то разговаривают, Мамаев спиной упирается в решетку и смотрит через дверь в большой холл на этаже.

Перед началом процесса в зал запускают родственников подсудимых. За ними гуськом пристраиваются два десятка молодых людей – студенты-юристы, которых вперед всех проводят сотрудники суда. Они занимают все места, кроме них, в зал попадает лишь пара журналистов. Такое – и то очень редко – случается на политических процессах. Двумя этажами выше идет трансляция: звук и картинка из зала суда.

***

В начале первого заседания процесса оглашают обвинительное заключение – итог работы 18 следователей, выжимка из 25 томов документов, пересказывающая фабулу обвинения. После этого подсудимые получают право ответить и должны сказать, признают ли вину. Каждый отвечает более-менее одинаково: что-то признает, что-то – нет. Александр Кокорин отрицает факт хулиганства и нанесение вреда водителю Соловчуку; Павел Мамаев подчеркивает, что никакого сговора не было, про это не говорил ни один из шести десятков свидетелей. Он признает, что нанес побои водителю, и отрицает вину в инциденте в «Кофемании»: «Повреждения указаны совершенно в другом месте, нежели как он сказал, куда я нанес ему удар».

Поскольку защита не спорит и не может спорить с самим фактом драки, речь в суде пойдет о ее квалификации – смягчающих и отягчающих обстоятельствах, признаках, относящих преступление к той или иной статье. Например, о том, был ли у обвиняемых предварительный сговор, кто кого ударил первым в инциденте с водителем Соловчуком, был ли умысел на нанесение серьезных травм или «противопоставление себя обществу».

Чем дольше будет этот процесс, тем сильнее будет выглядеть такая позиция защиты. Если верить адвокатам, при всех ресурсах, потраченных на расследование, в обвинительном заключении до запятой повторяются описания действий Мамаева, Кокориных и Протасовицкого. Это, очевидно, невозможно при хаотичной уличной драке.

Стороны договариваются о порядке рассмотрения доказательств: сначала их представит обвинение, а допрос обвиняемых пройдет после потерпевших.

Опытный судебный журналист «Медиазоны», попавший в зал суда, внимательно стенографирует все заседание. По лентам расходится неточная цитата: адвокат Кокорина якобы объяснил удар стулом тем, что тот отскочил от пола. На самом деле, правильная цитата звучит так:

«Мы все увидим на видеозаписи: когда Кокорин взял стул и подошел к столику Пака, согласно движению, он хотел подсесть к Паку – видно, что стул опустился на пол. Потом внезапно после повторного оскорбления последовал удар по спине – не понимаю, почему здесь говорится про удар в голову».

***

Первый свидетель – Карен Григорян, который той ночью кутил вместе с футболистами. Он рассказывает, что в машину Соловчука села одна из девушек, присоединившихся к компании в клубе «Эгоист»: «Думали, это таксист, а водитель ответил: «Я таких петухов не вожу». И с этого все началось».

– Мамаев хотел ударить и не попал!

– Почему?

– Неопытный, наверно.

Из-за необходимости доказывать умысел и сговор процесс будет фокусироваться на мелких деталях: например, прокурор с явным недоверием слушала слова Григоряна о том, что Кокорин не пытался оттащить девушку, которая хотела прикрыть Соловчука.

Иногда допрос свидетелей превращается в трагикомичную пьесу. Вот, например, из эпизода в «Кофемании»:

– Скажите, сидя верхом на Кокорине-старшем, целовалась ли демонстративно с ним указанная девушка?

– Вроде да.

– Спускалась ли эта девушка под стол к Кокорину, чтобы изобразить имитацию половой ласки?

– Не помню.

– Еще кто-то присаживался на Кокорина?

– Куропаткин.

– Что в этот момент делал Мамаев?

– Кушал.

Прокурор говорит, что показания Григоряна в суде отличаются от того, что он говорил следователю, и просит у суда разрешения их зачитать. Тогда судья объявляет перерыв (заседание к тому моменту идет уже четыре часа).

За 20 минут подсудимых успевают конвоировать из зала и обратно. Пока судья не вернулась, Мамаев перешучивается с женой, а друзья Кирилла Кокорина передают ему приветы от знакомых.

***

После перерыва свидетель, прокурор и адвокаты долго спорят, было ли давление на предварительных допросах. На Григоряна, по его словам, давили, угрожая уголовным делом за оскорбление и затягивая допросы. Судья строго, но внимательно расспрашивает об этом путающегося свидетеля, и когда у защиты уточняют, есть ли еще вопросы, Мамаев из клетки раздраженно говорит, что «мы полгода здесь из-за этих вопросов» и «60 свидетелей, и никто никакого сговора не видел».

Второй свидетель – одна из четырех девушек, которые той ночью присоединились к футболистам и их друзьям. Как и Григорян, Екатерина рассказывает, что другая девушка из их компании по ошибке села в машину водителя Соловчука и выскочила оттуда из-за слов, что он «петухов не возит».

Екатерина защищает футболистов и пререкается с сотрудницей прокуратуры.

– Ребята – как братья. Если вашего брата так назовут, вы же полезете драться? Вот и они полезли.

– А я не полезу.

– А я полезу! – говорит свидетельница, горделиво выпрямляя спину.

Екатерина – как раз та девушка, которая, судя по предыдущим вопросам прокурора, садилась на колени к Кокорину и «делала поступательные движения в области колен», «изображая имитацию половой ласки». Екатерина отвечает, что все было прилично: она просто целовалась с футболистом и легла рядом, положила голову ему на колени.

Свидетельница со смехом отвечает на вопросы прокурора, сидящие напротив клетки жены Кокорина и Мамаева тоже хихикают.

Еще Екатерина пересказывает начало конфликта с Паком: «Извините, нам показалось, что вы похожи на гангнам стайл». Ответ: «А мне кажется, вы похожи на кучку ###### [ушлепков]». Это матерное слово девушка произносит без смущения и паузы – судья делает замечание, а защита ернически отмечает, что это было сделано в целях установления истины. Екатерина продолжает повторять это слово без заминки.

Дальше, со слов девушки, было так: игроки спросили: «Кого ты так назвал?» – Пак ответил, что их, и «снова как-то так же получилось» (как с водителем Соловчуком).

Рассказ заканчивается фразой «И Саша ударил его стулом».

Процесс будет длиться несколько недель.

Поцелуи, влечение, имитация интимных ласк: суд над Кокориным и Мамаевым превратился в фарс

Фото: Евгений Фельдман для Sports.ru