Робин Содерлинг: «Я такой, какой есть»
Нельзя сказать, что Содерлинг стал открытием этого года, скорее его можно назвать главной неожиданностью. Робин привлек к себе внимание людей, до «Ролан Гаррос»-2009 либо считавших его обычным парнем, застрявшим на подступах к элите тенниса, либо вовсе его никогда не замечавших. Случилось то, чего мало кто ждал, но что рано или поздно должно было случиться. Теперь Содерлинг для многих просто «Тот-который-обыграл-Надаля». На волне июньского успеха Робин проплыл весь остаток года, сумев закончить его удачным выступлением на итоговом турнире. Задача на следующий год – удержаться на гребне волны. Получится ли у него это – время покажет, а пока Содерлинг на страницах «Tennis Magazine»просто размышляет о том, что он пережил в этом году.
- Робин, как тебе кажется, изменилась ли твоя жизнь после финала во Франции?
– Я не могу сказать, что в моей жизни все поменялось. В основном все как прежде – я просыпаюсь, тренируюсь, отдыхаю. Но, безусловно, что-то изменилось. Особенно это ощущается в Швеции – все хотят меня поздравить. Я уже не помню, сколько раз я давал интервью для журналов, газет и радио. Многие говорят, что после моего успеха теннис в Швеции стал популярнее. Совсем недавно у Швеции были потрясающие успехи в этом виде спорта, и люди это помнят. И я рад, что смог снова разжечь огонь интереса к теннису. Для меня это самое главное. Я надеюсь, что мой успех вдохновит молодых шведских теннисистов.
- Наверное, тебя стали чаще узнавать на улицах?
– Ну не намного чаще, меня и раньше узнавали (улыбается). Сейчас многие хотят подойти ко мне, поговорить, пожелать удачи. В общем, мне это даже нравится. Но иногда это мешает, когда ты устал и хочется побыть одному.
- Какая картинка появляется перед твоими глазами, когда ты думаешь о «Ролан Гаррос»?
– Скорее всего, это финал, хотя я и не сыграл там так, как могу. Всегда трудно играть против Федерера: он не только прекрасно играет сам, но и умеет заставить тебя играть хуже, чем ты делаешь это обычно. Наверняка вы замечали, что мало кто, играя с ним, может показать свой лучший теннис. В моем случае это всегда так. В финале я не мог поймать ритм, мне мешали ветер, сырость и прохлада. Но Роджер играл слишком хорошо.
Этот «Ролан Гаррос» навсегда останется в моей памяти.
- Как тебе удалось победить Надаля на его территории?
– Самое главное, я верил, что смогу победить. Меня это даже подстегивало – обыграть Рафу на грунте, это все равно, что обыграть Роджера на траве, это настоящий вызов.
- Наверное, когда выходишь играть против таких мастеров, трудно избавиться от мысли, что у тебя мало шансов на победу?
– Да, они лучшие на этих покрытиях, но, как мне кажется, они выигрывают много матчей только из-за того, что их соперники даже не думают о том, что могут победить. Я же так никогда не думаю. Там же во Франции, перед игрой с Надалем, я провел отличный матч с Давидом Феррером, о котором многие забыли, хотя я считаю, что он послужил основой моего успеха.
- Тебе понравилось, как болела за тебя парижская публика?
– Да, они были добры ко мне один раз (смеется).
- Один раз?
– Да нет, я шучу. Играть во Франции всегда здорово, чувствуется, что теннис здесь в почете, люди в нем разбираются, в отличие от многих других мест, в которых я бывал. Конечно, я слышал, как за меня болеют, но я был предельно собран и находился в своем «пузыре» от начала до конца, так что не придавал этому особого значения.
- Говорят, что вы с Надалем не самые большие друзья в туре. Это правда?
– Надо спросить и у него... У нас с ним нет никаких проблем. Я не могу сказать, что он мне не нравится, мы просто плохо друг друга знаем. Может быть, вы намекаете на то, что произошло на «Уимблдоне» в 2007 году?
- Именно так, но были и другие эпизоды, например, в Риме…
– Я был раздражен. Я не очень люблю об этом говорить. Просто тогда Рафа перешел все границы – когда играешь 5 сетов, нужно разыграть, например, 500 очков, может и больше. И он заставлял меня ждать 500 раз! Когда же я его задержал, он ясно дал понять, что это ему не нравится. Этим поступком я хотел лишь сказать: «ОК, извини, я заставил тебя ждать, но и я тебя ждал на каждом розыгрыше!». Наверное, мне не следовало этого делать. Но я это сделал. С того момента прошло уже больше двух лет, и мне надоело об этом говорить.
- Этот эпизод заставил многих думать о тебе, как о не самом приятном игроке, хотя возможно на самом деле это и не так…
– Я не знаю. Да, я действительно часто нахожусь отдельно ото всех, не здороваюсь и так далее. Просто когда я в раздевалке, я нахожусь в своем собственном мире. Я такой, какой есть. Я не из тех, кто любит болтать со всеми, налаживать отношения и все такое. Перед матчем мне не нужно разговаривать или смеяться. Я стараюсь как можно больше себя успокоить. Но в других ситуациях я могу быть более открытым и приветливым. Конечно, я не хочу, чтобы обо мне думали плохо, но что я могу сделать? Трудно постоянно думать о том, что надо быть милым с этим или с тем. Я просто остаюсь собой.
- Как тебе кажется, после «Ролан Гаррос» другие теннисисты стали уважительнее относиться к тебе как к игроку?
– Может быть немного… Наверное кто-то стал серьезнее относиться к игре со мной. Но каких-то кардинальных изменений нет.
- До Открытого чемпионата Франции о тебе обычно говорили лишь как о теннисисте, хорошо играющем в закрытых помещениях. Как тебе удалось стать «грунтовиком»?
– (Смеется) Это не так. Я провел несколько хороших матчей на грунте. Раньше мне не хватало стабильности – я мог провести один матч великолепно и ужасно сыграть на следующий день. На самом деле я люблю играть на грунте. В принципе, мне по-своему нравится каждое покрытие. Просто когда я был младше, мне приходилось в основном играть в зале из-за шведского климата. Поэтому мне легче адаптироваться под крышей.
- Несколько лет назад ты считался одним из наиболее талантливых молодых игроков в туре. Но у тебя долго не получалось показать каких-то значимых результатов. Почему?
– У меня было довольно много травм, в том числе две очень серьезные: колена и левого запястья. В 2007 году я не играл семь месяцев из-за этого. Но, тем не менее, я смог удерживаться несколько лет подряд в топ-50, это тоже много значит. Со временем я начал смотреть на теннис по-другому, экспериментировать. Это мне помогло. Для того чтобы подняться на высокий уровень в теннисе, нужно несколько лет, у кого-то это получается быстрее, у кого-то медленнее. Кроме того, я был если не нервным, то уж точно слишком зацикленным на своих ощущениях и на своей игре. Раньше я думал, что могу выигрывать, только если нахожусь в прекрасной форме, но постепенно я понял, что можно выигрывать, даже не показывая лучшей игры. Посмотрите на Роджера и Рафу – они ведь не играют все время превосходно. Сколько матчей они действительно провели на высоком уровне? Может быть, 5-10 матчей в году. В остальных случаях им приходится сражаться, чтобы победить.
- Понимание того, о чем ты сейчас говорил, пришло с появлением в твоей жизни Магнуса Нормана?
– Безусловно. Он много рассказывал мне о своем опыте в туре, каких усилий ему стоило обыгрывать хороших игроков, в том числе и тогда, когда игра не шла. Я понял, что стиль игры на самом деле не так важен. Важно верить в себя и в свою игру.
- Вы с Магнусом очень разные, у него нет твоей мощи и, может быть, такого таланта, какой есть у тебя…
– Но он очень много работал, чтобы добиться того, чего он добился. Может быть, Магнус и не был самым талантливым игроком своего поколения, но он знает очень много о теннисе. Он много думал, когда играл, и продолжает делать это теперь, когда стал тренером.
- Как вы начали с ним работать?
– Я знал его давно. Он играл, когда я начинал свою карьеру, иногда мы тренировались вместе. До него я работал семь лет с Петером Карлссоном, который остается одним из главных людей в моей жизни. Но в определенный момент (это случилось в Нью-Йорке), мы решили расстаться. После семи лет, проведенных с ним, мне хотелось изменений, хотелось попробовать что-то новое. После US Open некоторое время у меня не было тренера. Я попросил своего друга Томаса Юханссона, который уже работал с Магнусом, потренироваться вместе с ними некоторое время. Томас согласился. Но тогда же у него возникли проблемы со здоровьем, из-за которых он принял решение закончить карьеру. Магнус же согласился работать со мной.
- Ты родился в 1984 году, когда шведский теннис был на вершине. Наверное трудно было не начать заниматься этим видом спорта?
– Точно! Все вокруг играли в теннис. Мой отец часто играл в маленьком клубе в нашем родном городе Тибро, а я ходил вместе с ним и тоже пытался играть. Я люблю этот маленький городок, там я рос, пока из-за тенниса мне не пришлось переехать сначала в Гетеборг, а потом в Стокгольм. Жизнь в Тибро была спокойной и простой. Я ездил на своем велосипеде из дома в школу и в теннисный клуб. Я часто туда приезжаю, потому что мои родители и многие мои друзья до сих пор живут в Тибро. Мне нравится находиться в Швеции, хотя и в Монако, где я провожу большую часть времени, мне тоже комфортно. Там живет много действующих и ушедших из тенниса игроков. Но моя девушка, которая учится в университете в Стокгольме, испытывает некоторые неудобства из-за таких перемещений.
- После «Ролан Гаррос» тебе удалось удачно выступить в Баштаде, это был твой первый выигранный турнир на грунте, и, кроме того, первый выигранный домашний турнир. Что ты испытал тогда?
– Мне кажется, что я тогда был также счастлив, как на «Ролан Гаррос». До этого я играл там 4 или 5 раз. Это особое для меня место. Я всегда хотел победить там, и я это сделал!
- Наверное, в Баштаде ты почувствовал, насколько популярен в Швеции?
– Да! Обычно на этот турнир продается около 25 тысяч билетов, а в этом году было продано около 40 тысяч! Всю неделю я чувствовал поддержку, это было очень волнительно.
- После Баштада ты взял небольшой перерыв, с чем это связано?
– Меня начала беспокоить боль в локте уже на турнире. Мне пришлось пропустить несколько недель, но я решил играть в Цинциннати, хотя к тому времени не держал в руках ракетки уже дней десять. Матч с Хьюиттом получился неплохим, но я проиграл… Сейчас с локтем все гораздо лучше.
- Готов ли ты пойти еще дальше и выиграть турнир «Большого шлема»?
– Мне бы очень этого хотелось! Интересно, на каком из них у меня будет больше шансов? Даже не знаю… Может быть получится во Франции? (улыбается)
(Интервью Remi Bourrieres, «Tennis Magazine» (France), No.404 (decembre 2009))
Почему тогда я не люблю Содера?
Болельщики, конечно, тоже свою роль вносят, с этим согласна. Один раз даже беседу на конкурирующем сайте читала, как болельщика Надаля признавались, что ненавидят тех, кто Рафу обыгрывает. Содера там тоже просклоняли не один раз, в контексте его победы на РГ...
А уж что им Роджер сделал, и спрашивать надоело. Либо от ответа уходят, либо мямлят что-то невнятное. Конкретного ответа так ни разу и не было получено.
Причем тут борщ, когда такие дела на кухне?? (с) :)))
Ну, а по развернувшейся дискусси я лично вообще не понимаю, как можно ненавидеть спортсмена за то, что твой фаворит ему проиграл. Все таки это спорт, невозможно только выигрывать. А если начинать ненавидеть всех кому проиграл, то можно начать ненавидеть всех игроков в туре.