«Многие говорили, что можно и не запоминать, кто я такая». Мирра Андреева – о сезоне-2024, Олимпиаде и сестре
Команда проекта «Больше!» съездила в Красноярск, где провела день с главной молодой звездой нашего спорта Миррой Андреевой, ее сестрой Эрикой и их мамой Раисой.
Ниже – главное из их репортажа. В котором в основном говорила Мирра.
Прорыв Мирры в 2023-м начался с драматичного поражения в финале юниорского Australian Open от Алины Корнеевой. Чему оно научило?
«Я даже сейчас после проигранных матчей не переживаю так сильно, как после того финала. Конечно, я его помню. Он был очень тяжелый и психологически, и физически. Помню, я думала: «Больше никогда юниорские турниры играть не буду. Не хочу такого стресса».
С тех пор я сыграла, по-моему, один или два турнира и постепенно начала переходить во взрослый тур. Считаю, что получилось неплохо.
Конечно, сейчас стресс остался такой же, нервы на таком же уровне. Но мне кажется, что я научилась с ними справляться на другом уровне. После поражений уже нет таких истерик. Потому что тогда была истерика – такие слезы. Прям я сильно плакала – и долго.
После того матча я уже начала тренироваться и спустя неделю пересматривала – чтобы понять, где я начала ошибаться, что поменять. И на третьем сете у меня полились слезы, было очень обидно.
Сейчас я вспоминаю, и мне кажется, что это такой опыт, без которого я, может быть, не смогла бы так быстро набрать хороший уровень и так выстрелить во взрослом туре. За этот опыт я тоже благодарна».
Сейчас Мирра стала спокойнее – истерик уже не бывает, но на слезы иногда пробивает
«В начале этого года я проиграла в Брисбене, потом в Мельбурне, потом в Индиан-Уэллс и на всех этих турнирах – и каждый проигрыш был таким, что я плакала. Не прям истерики, но было обидно.
А сейчас, если взять конец года, начиная, может быть, с американской серии турниров, мне стало легче себя сдерживать. Куда мне расстраиваться, если на следующей неделе опять турнир – и мне нужно сразу тренироваться. Даже сил нет, чтобы поплакать. Я лучше сохраню их на тренировку.
Но бывают такие матчи, как финал в Нинбо, где я не смогла сдержать слез – было очень обидно. Это тоже нужно принять и знать, как сдерживать эмоции получше».
Мама сестер Андреевых об их отношениях
«[У них есть ссоры], но такого плана – кто первый в душ пойдет, кто сядет на переднее сиденье ко мне в машину. «А почему ты? Я в прошлый раз сзади сидела». Как дети еще. По таким мелочам ссорятся и мирятся.
В глобальном человеческом смысле они очень близки. И так, конечно, и проще, и сложнее – когда выходит сетка, ты думаешь: «Только бы в разных половинах». И сложно было, когда они разные турниры играли – ведь каждой нужно, чтобы кто-то из родителей был рядом.
Бывает, папа не может поехать, и они меня делят – считают, с кем я ездила последний раз, на сколько».
Осенью Мирра и Эрика впервые сыграли друг против друга в основном туре – во втором круге в Ухане. И это была драма
Мирра: «Когда я увидела сетку и поняла, что она попала как лаки-лузер, то думала: «Почему так? Там было восемь мест, куда она могла попасть».
Я знала, что у меня и у нее есть шансы выиграть. И я предполагала, что, скорее всего, это необратимый процесс и нужно будет с этим смириться и это принять. Но, конечно, когда я увидела сетку, у меня были все стадии: и отказа, и какой-то агрессии, и потом уже принятия. Сначала я подумала: «Может, я неправильно увидела, они ошиблись. Такого же быть не может, такое же должно было случиться совсем попозже, может быть, через год».
И когда я увидела сетку, то поняла, что, скорее всего, это случится».
Эрика: «Это было ужасно. Такой матч, что без разницы, как ты сыграешь, ты все равно в проигрышной ситуации.
И это было так странно. Когда мне написали, что я попала в сетку как лаки-лузер, я никому не сказала – только Мирре. И попросила ее пока не говорить родителям. И она такая: «Хорошо. Главная, чтобы ты не на Ястремскую попала».
Выходит сетка – и я попала на Ястремскую. Я говорю: «Мирра, вот ты сглазила». А она: «Ты посмотри, что дальше».
И когда пришел этот день, все было так странно. Если мы с Миррой играем один турнир, мы почти всегда живем в одном номере. У нас был примерно один и тот же график дня. Вот мы проснулись, и потом ты сидишь напротив соперника и ешь завтрак в номере. Примерно в одно время разминаешься.
А на корте у меня было ощущение, что я на все смотрю со стороны. Как будто я вообще не здесь».
Мирра: «Мы сидим, кушаем как ни в чем не бывало, смотрим сериал. И потом ко мне пришло осознание, что она мой соперник, а я тут сижу с ней любезничаю. Я ничего не могла поделать, не могла ее выгнать из номера. Пришлось с ней сидеть и терпеть ее компанию (смеется).
В этом плане было тяжеловато. И ближе к матчу у меня появились такие нервы, которых я уже давно не испытывала».
Эрика: «Весь матч старалась не показывать, что нервничаешь – просто не хочешь создавать ей неудобства. У нас такие отношения.
После матча я вышла, и у меня было такое ощущение, что я сыграла два раза по пять сетов».
Мирра: «Надеюсь, это был не последний раз. Мне не хочется, но я надеюсь, что в будущем у нас будет еще много матчей. Если мы хотим выступать на высоком уровне и иметь хорошие карьеры, то я думаю, у нас много матчей еще будет».
Эрика: «На матче был только папа. Мама сказала, что не пойдет.
С папой тоже было смешно. Мы вышли на корт, и там музыка играла такая накаляющаяся. И я боковым зрением увидела, как папа поднимался все выше и выше. И в какой-то момент я даже не знала, где он сидит».
Мама сестер о том, каково это – воспитывать двух профессиональных теннисисток
«Я смотрю на родителей, у которых один спортсмен, и думаю: «Как же это круто, как же это просто». Ты можешь что-то планировать, просто идешь с одним человеком.
А когда два – надо разорваться.
Мы приехали домой, и я все думала, как бы мне взять диски и старые кассеты и оцифровать, чтобы качество не потерялось. Решила взяться. Мы пересматривали эти кассеты полдня – первые тренировки и то, что было до тенниса.
И я думаю, что если бы мне сказали, что нужно, чтобы заниматься теннисом, я 100% не начала бы. Мне показалось бы это крайне тяжело.
Но когда ты постепенно проходишь этап за этапом, сама по себе приходит точка, в которой ты находишься».
Мирра о том, как меняется ее игра
«Мне с самого детства говорили, что я хорошо вижу корт и хитро играю. Говорили, что я как лисичка – хитрая, бегаю, читаю, как соперник играет.
И Кирилл Александрович [Крюков, первый тренер] всегда старался меня учить, чтобы я придерживалась своей игры, не уходила никуда. Он развивал меня, чтобы я меняла ритм, где-то усиливала, где-то укорачивала, где-то просто подержала мяч.
Помню, в 14-15 лет я начал расти, стала чуть сильнее. И поняла, что я могу ударить. Это был переломный момент – я до этого никогда не била, а тут как-то сильно в это ушла и начала терять свой рисунок игры, за счет которого во многом выигрывала матчи.
Мы с Кириллом Александровичем много об этом разговаривали и пытались вернуть. Я перестала сильно бить – только на коротких, удобных мячах. И вот так постепенно вернула свой стиль игры.
С Кончитой [Мартинес] та же история. Она была вариативной, когда сама играла. И на тренировках мы с ней теперь и резаными играем, соревнуемся, и всякие интересные упражнения делаем, чтобы развить меня в игровом плане.
У двух этих тренеров я много беру, чтобы играть так, как раньше играли. Иногда я тоже стараюсь играть агрессивно и сильно – но выборочно.
И то, как я играю – так не все могут. Не хочу сказать, что я одна-единственная так играю, посмотрите на меня. Но я действительно отличаюсь тем, что я не так мощно играю и мне нужно побеждать за счет чего-то другого».
После сезона-2023 многие не верили, что Мирра продолжит прогресс. Ее это злило
«Многие говорили, что можно и не запоминать, кто я такая. Говорили, что в следующем году такого не будет. И таких было очень много.
Мне было тяжело с этим справляться. Я пыталась им доказать, что я здесь не просто так. Мадрид был первым турниром, где я защищала очки, и я пыталась доказать, что я здесь заслуженно.
Грунтовый сезон у меня получился очень крутым, но, начиная с травы, все пошло по наклонной. Я бы сказала, что перед «Уимблдоном» был один из самых тяжелых моментов – эти метания, мысли «а вдруг не получится защитить очки», нервы. Это сказалось на тренировках – и эта неделя была худшей из всех, которые у меня были. Я чувствовала, что играю прямо плохо.
Мы разговаривали с Кончитой, сели в кафе, заказали кофе – и мне это очень помогло. Она делилась своим опытом, как это преодолеть. И она сказала: «О чем ты вообще говоришь? Тебе 16 лет, ты стоишь в топ-50, первый раз не подтвердила свои очки. Знаешь, сколько у тебя таких моментов будет? И ты после каждого будешь себя гнобить? Как ты тогда хочешь дальше играть?»
Тогда мы решили поехать в Румынию – и это было одно из лучших решений (на турнире в Яссах Андреева выиграла первый титул WTA в карьере – Спортс’’). Мы подумали, что и очков можно поднабрать и постараться выиграть титул. С таким настроем я и поехала.
Тоже было много нервов, я была первой сеяной, все от меня ждали победы. И мы с Кончитой и медитировали перед каждым матчем, и лежали, и дышали, и ходили, и разговаривали – и все что только можно делали. Получилось неплохо».
Одно из главных событий года – серебро Олимпиады в паре с Дианой Шнайдер. Как к нему пришли?
«Мне сначала предлагали играть с Катей Александровой или Леной Весниной – и была бы рада сыграть с обеими. Но потом я узнала, что Диана тоже едет, и подумала, что у нас был бы суперконнект. Мы обе такие амбициозные и активные на корте. Я об этом сказала и Игорю Андрееву, и Игорю Куницыну, и своим агентам.
Потом оказалось, что Диана тоже хочет со мной играть. С ней я тренировалась только два раза и не особо знала, какой она человек на корте. Первый матч в целом был тяжелым – мы вливались в процесс. Психологически тоже – я видела, сколько людей за нас болеют, было много сообщений, звонков, пожеланий удачи.
Но после первого матча мы играли на таком кураже и на таком веселье. Помню, был момент, когда судья какое-то решение принял, и Диана говорит: «Сомнительно, но окей». И вот на таком кураже мы продолжали играть.
В финале [против Сары Эррани и Жасмин Паолини] был тяжелый матч. Помню, говорю Диане: «Блин, ты волнуешься?» И она: «Ну не знаю, мне как-то норм». Я такая: «Ты уверена?»
Я волновалась страшно. Мы первый сет выиграли легко. У нас был план все играть на Паолини – ее, кажется, зажало еще больше, чем меня, она ошибалась каждый третий-четвертый удар.
После первого сета они взяли медперерыв, уходили с корта, и я говорила Диане: «Главное – так же внимательно играть». В паре все очень быстро меняется. Моргнешь – и уже 6:1, 1:6. Так и получилось. Они тоже поняли, что им терять нечего, начали играть активнее. Нас тоже поджало. Мы поняли, что легко уже не выиграем, надо бороться и в розыгрышах, и были моменты, когда мы вели в геймах, но проигрывали. В паре такое часто случается.
Чемпионский тай-брейк – это чисто лотерея. Там и удача важна и то, боишься ты или нет пойти на риск. И там мы так боялись ошибиться, что сами ничего не создавали».
После поражения в финале успокаивала Шнайдер перспективой страшных фоток
«После поражения мы идем переодеваться на награждение, к нам еще пришли брать допинг-тесты – как обычно. И мы переодеваемся, Диана начинает плакать. Я думаю: «Только не это, я сейчас тоже начну». Стараюсь ее успокаивать, говорю: «Ну что ты? Знаешь, какие фотки некрасивые получатся, если будем плакать?»
У нас получилось успокоиться, и на награждении мы посмеялись, отпустили ситуацию. Но потом я приехала в номер, осталась одна – и меня тоже прорвало.
Было обидно – руку протянуть, и у нас золото. Но это тоже опыт, который я ни на что не променяю. В целом воспоминания с Олимпиады просто волшебные».
На «Ролан Гаррос» Мирра вышла в полуфинал – а начался с турнир со страшного кровотечения
«Перед первым матчем у меня пошла кровь из носа – и ее было столько… Я даже не знала, что во мне есть столько крови. Вышел целый ручей.
Я выхожу из комнаты отдыха, там сидит мама – и я говорю ей: «Мама, что делать?» Она смотрит на меня… Мне персонал приносит салфетки – и сухие, и влажные, – полотенца, лед. У меня весь этот ручей вытекает.
Эрика пришла – и почему-то начала смеяться с меня. Я думаю: «Почему ты смеешься?» И она позвала тренера по ОФП и Кончиту – и тренер по ОФП тоже начал смеяться. Я такая: «Что здесь смешного? Я страдаю, из меня кровь льется, а они смеются».
Мы пошли к доктору, очистили весь нос, положили лед. У меня даже фотка есть – мне уже надо идти разминаться, а я сижу со льдом.
Первый матч с такой историей я выиграла. Врачи сказали, что у меня просто лопнул сосудик – такое случается. Но какой сосудик там лопнул, что было столько крови, я не знаю».
Мирра в 2025-м хочет на итоговый. А чего хочет мама?
«У меня только один ориентир – чтобы они были здоровы. Остальное уже как пойдет».
«Они нас убьют». Почему теннисисты жалуются на календарь
Фото: Gettyimages.ru/Darrian Traynor, Frey/TPN, Clive Brunskill, Darrian Traynor; instagram.com/_erikaandreeva_
Вот 26 год может стать реально непростым в плане защиты,но до него еще очень много времени.