Южный громит нашу систему тенниса и сам тащит 10 юниоров. А еще рассказал, зачем бил голову ракеткой, и прочел свои стихи
Большой теннисный разговор с Лерой Ли.
До ренессанса мужского тенниса России-2018/19 нашим последним топ-игроком был Михаил Южный: он доходил до четвертьфиналов всех турниров «Большого шлема» (а на US Open – дважды до полуфинала), стоял в мировой десятке и дважды брал Кубок Дэвиса.
Болельщики в основном знали Южного как классного игрока с шикарным одноручным бэкхендом, который затащил великий кубковый финал-2002, мало говорил и вообще был довольно суровым. Но эти же болельщики годами удивлялись, как в этом интровертном русском иногда просыпался артист: когда он приветствовал трибуны воинским салютом (за который в туре его прозвали Полковником), как разбил голову в кровь по ходу матча в 2008-м, как, наконец, извинялся за разгромное поражение на «Ролан Гаррос» выведенным на грунте «Прастите» («Sorri»).
Мы встретились с Южным ровно через год после его последнего профессионального матча, чтобы узнать, что это все было такое и что будет дальше.
После тенниса наконец позволил себе инстаграм и поездки на машине на футбол
– Мы с вами договорились о встрече за 5 минут в инстаграме. Но раньше Михаил Южный был последним теннисистом, которого можно было представить там. Это потому, что тенниса больше нет?
– Когда я начинал в туре, социальных сетей и близко не было – а когда они появились, мне было тяжело перестроиться. Это дополнительное внимание, дополнительные силы, дополнительное общение. Оно могло увести в сторону от того, чем я занимался. Поэтому я создавал вокруг себя такой вакуум.
Сейчас у меня другая жизнь: мне не нужна такая концентрация, как раньше, не надо быть готовым на сто процентов каждый день, так что экономить силы, грубо говоря, не для чего.
– На этой неделе год, как вы не играете. Даже актеры рассказывают, что окончание съемок фильма – это грустно. А у вас не фильм был, а 20 лет жизни. Легко было начать новую?
– Год быстро прошел – очень интересно и эффективно. Мне тоже казалось, что это будет тяжелый период, адаптация. Но получилось очень легко. Видимо, я свой ресурс израсходовал. Можно было его продлить, и я считаю, что и сейчас бы еще мог играть на достаточно высоком уровне – первой сотни. Но это стоило бы мне уже приличных сил, а мотивации уже не было. Кого-то из топ-20 обыграть можешь – как я последний матч проиграл Баутисте при, в принципе, равной игре, – но выиграть даже турнир 250 – даже (улыбается)! – задача довольно сложная. Так что решение далось мне безболезненно, никаких сожалений не возникло.
– За год после тенниса вы сделали что-нибудь, чего не могли себе позволить, пока играли? Не знаю, бутылку водки выпили? Или съездили в отпуск какой-нибудь длинный?
– Ну, конечно, жизнь у меня изменилась прилично. Раньше мне очень важно было выспаться, быть в форме – сейчас я проще на это смотрю. Теперь могу сесть в машину и поехать в Питер на футбол, когда захочу. Был на «Зенит» – ЦСКА в прошлом году.
– На машине не утомительно разве?
– Нет, отлично. И в Казань я в этом году опять ездил на машине, чего раньше себе позволить не мог. Мне нравится.
– А сколько ехать в Казань?
– Я ехал до Нижнего, там переночевал, погулял по Нижнему – я там ни разу не был. И дальше доехал до Казани. Обратно я в ночь уже гнал, потому что у меня потом вечером был вылет. Впервые в Тбилиси побывал на Tennis Euro с ребятами.
Еще у меня дочь родилась.
– Что же вы молчали! У вас же есть инстаграм! Вы теперь многодетный отец? А когда? И как зовут?
– В апреле, зовут Милана.
Пытается вытащить в тур 10 молодых российских игроков, но говорит, что юношеский теннис у нас – кошмар и катастрофа. Как Южный с этим борется?
Летом Южный вернулся в теннисные новости, оказавшись в команде русского канадца Дениса Шаповалова. На самом деле это пока даже не основная его работа. Основная – проект «Южный team» (индивидуальное сопровождение молодых игроков при переходе в профессиональный тур) и теннисный центр в Новокузнецке.
– Школа в Новокузнецке – это самый серьезный теннисный проект, в котором я участвую уже давно. Серьезный – потому что я там не просто приехал-уехал, потренировал, и все.
– Это академия Михаила Южного?
– Нет. В Новокузнецке с 2010-го есть городской теннисный центр, и Михаил Южный там приглашенный специалист. Есть команда тренеров: старший тренер, очень сильный, есть 15-летние ребята – так сказать, первопроходцы. Сейчас они резерв сборной России, и есть задача вывести их на максимально возможный уровень. И есть глобальные задачи: создать систему тренировочного процесса, помочь тренерам и игрокам набраться знаний, чтобы в будущем, если нас там даже не будет, эта теннисная школа продолжала давать результат.
– А почему Новокузнецк?
– Когда там открылся центр, я по приглашению приехал на один день, провел мастер-класс, увидел, что это первый теннисный центр, который отвечает всем мировым стандартам.
Было очень много детей, меня впечатлили интерес и рвение. Я провел мастер-класс и улетел, а там тренировали в основном любители. В 2011-м я приехал туда на два дня и дальше – каждый год на несколько дней. А когда я уже заканчивал играть, мы договорились, что было бы хорошо мне быть там не просто наездами, а полноценно недель 20 в году. И за этот последний год я так с этими ребятами и провел: это был Новокузнецк, сборы в Турции, турниры с ребятами в Тбилиси, Казани, Москве.
Я многому научился за этот период, особенно у старшего тренера Алексея Филатова. Где я и где юношеский теннис, не говоря о детском? До Нового года я три-четыре недели просто понимал, как строится общение с детьми. Я многое из этого или не знал, или забыл, или проскочил. И там у нас очень хорошее дополнение, и мне нравится понимать, что такое работа.
– Что такое ваша работа?
– Обучение тренерского состава: я делюсь опытом, тем, что знаю про теннис, техникой. Это все на корте практические занятия. Лекции не читаю – это не мое. Разбираем нюансы техники, за чем следить, как следить. Потому что я вижу, что сейчас творится в детско-юношеском теннисе. Давайте откровенно: это близко к катастрофе.
– В смысле?
– В плане технического оснащения игроков. Просто невооруженным глазом видно, что работа в этом направлении практически не ведется.
– Все играют как попало?
– Все играют как могут, да. Это проходит, но только до определенного момента. Если речь о высоких целях, то у очень многих игроков, что я видел, ресурс для их достижения ограничен, причем на раннем профессиональном этапе.
– Это потому что нормальных тренеров нет?
– Во многом да, во многом – потому что у тренеров не хватает времени на всех игроков, нет мотивации и желания. Знаете, есть тренеры, а есть спарринги. Спарринг будет набивать, не вдаваясь в детали. Так и тренер, бывает, дал упражнение – и давай делай. Это вот по детям, к сожалению, ощущение, что у всех спарринги, а не тренеры.
– У вас еще был какой-то петербургский проект? Что-то в Курортном районе?
– Это был мой проект мобильной команды игрока «Южный team», к которому возник интерес у теннисной школы в Разливе (исторический район Петербурга между Финским заливом, Водосливным каналом и озером Сестрорецкий Разлив – Sports.ru).
Я не смог донести до родителей и тренеров свое видение нашего взаимодействия. Например, я не хочу тренировать одного, двух, трех детей или даже группу, потому что это очень узкий профиль, и он не мой. Вот Денис Шаповалов – это тот уровень, на котором мои знания и опыт могут пригодиться. Но если мы говорим о ребенке 12-13-15, даже 17 лет, то лучше у этого ребенка будет тренер, а я буду его курировать. Так я смогу ему больше дать [чем если буду с ним постоянно]. Мы сказали, что хотим помогать вести игроков, создать команду, которая была бы одним целым с этим треугольником игрок-родители-тренер. У нас есть все специалисты, и мы сказали, что можем помочь им минимизировать ошибки на этом пути, пройти его как можно менее болезненно.
– И что там не сложилось?
– У меня было ошибочное представление. Я никогда не выходил ни с кем играть за деньги. Подкидывать, почасовая оплата – это все для меня лично непонятные вещи.
– Почему?
– Ну а во сколько вы можете оценить тренировку со мной?
– Трудно сказать, но у меня столько нет.
– И мне трудно сказать.
– Серьезно? Потому что вы не можете цену себе назвать?
– Нет, потому что если я назову реальную цену…
– Никто не придет?
– Ну вы понимаете. Я подумал: если я пришел на корт с игроком, беру ракетки, мячи, плюс у меня помощник, это тоже должно чего-то стоить. Я назвал некую сумму – она показалась завышенной.
– Какую?
– Ну это неважно, это в любом случае неважно.
– Может, неважно, но интересно же.
– Короче, откликнулись некоторые энтузиасты, которые верили в этот проект. Мы провели один недельный сбор, но, во-первых, тренеры боятся отпускать игроков из страха, что они не вернутся. Во-вторых, деньги: тренер уже полученные деньги не вернет, а вместе с ребенком поехать на сбор у него нет либо мотивации, либо возможности. Так что эти сборы, которые мы пытались организовать, тоже не пошли, хотя мы пробовали разные варианты.
– Бизнес-модель, то есть, не нашлась.
– В тех обстоятельствах – нет. Мы хотели организовать хороший тренировочный процесс за приемлемые деньги. Вот сейчас, например, в «Южный team» десять человек, и стоим мы примерно как самая дешевая европейская академия, хотя, я считаю, качество услуг мы предоставляем в разы выше – хотя бы потому, что у нас всего десять человек, каждый из которых получает помощь и внимание.
Вот смотришь на некоторых 17-18-летних и понимаешь, что поезд ушел, шансов нет, хотя если начать с 12-13 лет, то можно сделать хороший теннисный продукт. Поэтому я ездил даже не только по России смотреть игроков, но и в Таиланд дважды, и в Америку.
Когда убивал ракетку на «Ролан Гаррос», это было не безумие, а осознанное действие (и разбитая в кровь голова тоже помогла). Всю карьеру провел с одним тренером, но советовался с кучей сильных консультантов
– Что для вас главное достижение вашей карьеры?
– Очень трудно выделить что-то одно. Обычно все имеют в виду [решающий] матч Кубка Дэвиса 2002 года. Это знаковое событие, и понятно, что у всех я ассоциируюсь и буду ассоциироваться уже, наверное, всю жизнь с этим матчем. Но мне самому очень тяжело сказать. Во-первых, мне в 2002 году было 20 лет, а в таком возрасте многое не воспринимаешь так, как болельщики и просто другие люди. Плюс у меня тогда вообще восприятие было другое (за два месяца до матча потерял отца – Sports.ru).
После того матча у меня было почти 16 лет карьеры, и очень многое произошло, так что лично для себя выделить какой-то этап карьеры я не могу. Это, знаете, как ответить на вопрос, какого ребенка любишь больше.
– Ну, работа не то же самое, что семья.
– Но ты переживаешь каждый матч, и очень трудно выделить что-то. Да, есть полуфиналы и финалы. Вот если вы покажете мне весы, на которых вы это все взвешиваете, я вам четко отвечу.
– Если бы у меня были весы, я бы не спрашивала.
– Вот и у меня нет.
– Эти ваши знаменитые выступления: разбитая голова в Майами-2008, или когда вы на «Ролан Гаррос» ракетку убили об скамейку и на грунте написали «Sorri», или просили помощи у Агасси на «Уимблдоне». Что это было?
– О’кей, смотрите. Майами – это чистые эмоции и огромный элемент случайности, что кровь пошла. Игроки постоянно бьют себя струнами по голове – и у Джоковича это видели, и у Багдатиса. Если бы крови не было, никто бы не заметил.
То, что было на «Ролан Гаррос», – это, наоборот, делаешь с холодной головой, а не потому, что ты сумасшедший, лупишь ракеткой и не можешь себя контролировать. Нифига. Ты это делаешь как раз потому, что четко понимаешь, что тебе это необходимо, и ты себя в этот момент контролируешь. Вот ты проиграл первый сет, ходишь сам не свой, тебя всего сковало, и тебе надо куда-то этот пар выпустить. Ты попытался покричать – не получилось, попытался лупить – не получилось, а тебе надо себя как-то освободить. И ты осознанно находишь этот вариант, тем более – что ты десять раз ею лупишь, что один – больше одного предупреждения тебе не дадут. Да, штраф может быть больше как за агрессию, но это уже мелочи.
Так что очень многие дурацкие вещи, которые ты делаешь на корте, только с виду дурацкие, а на самом деле помогают тебе выиграть матч. Даже эта кровь в Майами помогла мне выиграть матч: я после нее выиграл семь очков подряд. То есть это такой способ победить любой ценой в рамках правил.
А Агасси – я пытался как-то себя взбодрить, начать играть – тогда не получилось. Но у меня в тот день сын родился, поэтому там я хоть и проигрывал, но это было такое [не так важно].
– Не досадно, что вы провели столько лет в элите, а вас ассоциируют либо с одним кубковым матчем, либо с 30 секундами в Майами?
– Кто-то помнит это, кто-то – другое, кто-то вообще знать ничего не знает. Это же не значит, что я должен обижаться и говорить: как это никто не знает, что я себе голову разбил? В теннисном мире меня помнят за другие вещи и вообще вряд ли вспомнят те два эпизода, что вы назвали. Вы вспомнили слова Раонича («Прекрасный человек. Они с Борисом – одни из лучших людей, которых я встретил в туре, когда только заиграл» – Sports.ru) – он не сказал же, что я сумасшедший.
– Как на вашу жизнь повлияло то, что вы так рано потеряли папу?
– Чтобы знать, как это повлияло, надо, чтобы у меня была другая такая же жизнь, где этого не произошло. А у меня ее нет. Я повзрослел, наверное, раньше. Не то что был ребенок – и вдруг в момент стал взрослым, но папа закрывал собой очень многие проблемы и вопросы, которые касались меня, семьи. Хотя опять-таки – вы же понимаете, сказать точно невозможно.
– Понимаю.
– Это, кстати, к вопросу о команде – почему мы в «Южный team» пришли к модели сотрудничества «игрок-тренер-родитель»? Потому что лично я заиграл рано, вошел в топ-100 первым по своему году, раньше Роддика, потому что у меня уже была команда: тренер, психолог, тренер по ОФП, массажист, папа, который занимался всеми организационными проблемами, и брат, который мне помогал. Это была реальная командная работа с четким пониманием, чего мы хотим достичь и как.
И мы были первопроходцами в этом плане. Вокруг нас не было людей, которые бы сказали: ребят, делайте так и так. Если бы у нас были такие люди, то я к доктору Блюму (Евгений Блюм – доктор медицинских наук, специализирующийся на биомеханических методиках восстановления; имеет клиники в Москве и испанской Марбелье – Sports.ru) я попал бы не когда у меня травмы пошли в 2005-м, а раньше, и это помогло бы мне стать еще лучше. И было много нюансов по тренировочному процессу, до которых мы сами доходили спустя какое-то время, потому что не было знающих людей, которые могли бы нам помочь дойти до этого быстрее.
– Вы, кажется, единственный игрок, который за всю карьеру тренера не сменил. Даже Надаль с дядей Тони расстался, а вы с Борисом Львовичем Собкиным – нет. Как так?
– Давайте начнем с такого: почему люди меняют тренеров?
– Потому что устают, перестают слышать, сотрудничество просто перестает быть эффективным.
– Хорошо. А когда мы перестаем слышать? Когда нам изо дня в день говорят одно и то же. Борис Львович никогда мне не говорил одно и то же. Он всегда находил пути и слова, хотя теннис – узкий вид спорта: удар справа, удар слева. Попробуйте хотя бы год игроку говорить это все разными словами какими-то – это и есть работа тренера. Борис Львович все эти годы искал новые пути, возможности сказать что-то, объяснить, ввести новые упражнения – много всего.
– И у вас за 25 лет не было желания поработать с кем-то еще?
– Все было, и мы пробовали, вместе обсуждали, кого взять. Я брал консультантов. То, что я всегда был у одного тренера, не значит, что у нас был вакуум: только я и он. Мы по 40 недель в год проводили на турнирах, где, если ты нормальный адекватный человек, ты можешь пообщаться с любым специалистом. Даже в обычном разговоре услышав чье-то мнение, ты развиваешься, растешь.
Когда у меня был сложный этап, я обращался к Ги Форже (экс-четвертая ракетка мира, экс-капитан сборной Франции, сейчас директор «Ролан Гаррос» – Sports.ru). Просто спрашивал: можно с тобой поговорить? Как у тебя было, расскажи. И он рассказывал. С Дарреном Кейхиллом (экс-игрок топ-25 и тренер программы развития игроков adidas, тренер Симоны Халеп – Sports.ru) мы разговаривали один на один, Марка Вудфорда (12-кратного чемпиона парных «Шлемов» – Sports.ru) я приглашал консультантом. Таких людей было много. Я не ездил к ним тренироваться, потому что это было сложно организационно, но Борис Львович всегда находил какие-то новые слова и действия, и поэтому наш тандем шел и шел.
Как у Южного испортились отношения с Федерацией тенниса России из-за денег и отношения «Миша-игрок». Федерация не имеет никакого отношения ко взлету Медведева, Хачанова и Рублева – зато проблем полно
– Что вы знаете о расколе ATP – после осуждения Джастина Гимельстоба, непродления контракта Криса Кермода, – о всей этой борьбе за влияние?
– Я в основном знаю все из прессы, там очень много слухов, комментировать которые не хотелось бы. Есть Борд (Совет) игроков, и в связи с этим всегда кто-то доволен, кто-то недоволен, кто-то ищет пути, и постоянно какие-то передряги происходят и внутри ATP, и между ATP, и WTA, и ITF. То есть там никогда не было спокойной жизни.
– А вы когда-нибудь входили в Совет игроков или хотели?
– Не входил и никогда не хотел, если честно, потому что это отнимает время, силы – одно то, сколько они сидят на митингах перед турнирами «Большого шлема».
Хотя когда ATP переходила на обязательные турниры и менялся подсчет очков (в 2009-м была введена нынешняя классификация турниров ATP и система рейтингования – Sports.ru), там были передряги и с призовыми чехарда. И я тогда высказывал свою точку зрения тур-менеджерам, а они говорят: «Так а ты почему не идешь в Совет?». И я подумал: действительно, что это я говорю, а когда речь заходит о том, чтобы сделать, не иду. И я выдвинулся [в Совет]. Слава богу, за меня не проголосовали! Я был счастлив и сказал: все, ребят, я попробовал – меня не выбрали; теперь имею полное право говорить что хочу, а вы слушайте (улыбается).
– Говорят, ваши отношения с Федерацией тенниса России испортились после того, как однажды на Кубке Кремля вы узнали, что Тсонга, который стоял в рейтинге ниже вас, за приезд заплатили больше, чем вам.
– Любви у нас с определенного момента нет – чисто деловые отношения, бизнес, да. И мы просто общаемся, у нас есть интересы, вот и все. Давайте так: когда тебе 20, 21, 22, у тебя есть какие-то иллюзии. У меня было представление о том, как относятся к своим игрокам, а потом мне показали, что ничего такого нет, что Миша – просто игрок. Ну, я и стал себя вести как просто Миша-игрок.
– Они вам не платили?
– То, чего я стоил, – нет.
– А сколько вы стоили? И сколько платили?
– Я понимаю, что вам хочется сумму написать, но дело не в ней, а в том, что в спорте нужно выстраивать бизнес-отношения. Моя ошибка была в том, что я не выстроил их с самого начала. Мне говорили: Миша, надо приехать сыграть. И мне казалось, что я должен, потому что свои, домашний турнир. И мне менеджеры говорили, что это неправильно, а я им говорил: это у вас неправильно, а у меня домашний турнир.
Когда в 2010 году на Кубке Кремля я узнал всю эту ситуацию, я снялся с одиночки – не в знак протеста, но просто в ответ. Сказал, что простудился. И у меня ни в тот день, ни потом три месяца еще никто не спросил, что случилось и как я себя чувствую. Такое сразу говорит о том, что ты никому не нужен. Меня это удивило тогда: ведущий игрок страны, которым я тогда был, снимается с домашнего турнира, а всем все равно. Я тогда подумал: почему мне должно быть не все равно? С тех пор у меня все стало просто: хотите меня видеть – вот мои менеджеры, общайтесь. Это перестало быть моей проблемой.
– Летом на фоне того, как наши теннисисты пошли вразнос, Шамиль Тарпищев сказал, что это плоды работы федерации...
– (Улыбается) Это даже близко не плоды работы федерации. Уровень тенниса в стране – это среднее количество игроков в юниорском теннисе. Это не победы до 10-12 лет, когда просто человек часы выигрывает, а уже работа тренерского состава. Поэтому давайте посмотрим, сколько у нас было в этом году юношей на турнирах «Большого шлема» (по одному на Australian Open и «Ролан Гаррос», ни одного на «Уимблдоне» и US Open – Sports.ru), сколько у нас человек в топ-500, сколько у нас «Челленджеров» и «Фьючерсов» проводится. Вот в Италии они каждую неделю, и у них по 20 игроков в квалификациях «Шлемов».
У нас сейчас три игрока мирового класса. Это супер, но это лично их заслуга. И если они будут десять лет еще играть, будет здорово, будет казаться, что у нас с теннисом все классно. Но вот я поездил по детским турнирам, и, если честно, уровень там сильно упал. Я теперь это изнутри вижу.
– То есть сейчас три топ-теннисиста сами себя вырастили.
– Ну смотрите. Десять лет назад у нас было в сотне семь игроков (Давыденко, Андреев, Сафин, Турсунов, Куницын, Габашвили, Южный – Sports.ru). Сколько у нас тогда было «Челленджеров» и «Фьючерсов»?
– Больше, чем сейчас?
– У нас сейчас ноль!
– А тот московский, который дядя Карена Хачанова проводил?
– Это было два года назад. Карен вырос, и «Челленджер» не нужен больше. А что вы смеетесь – так и есть. А остальным как расти, где очки набирать, как прогрессировать? Национальный теннисный центр есть у нас?
– Название есть.
– Я тоже так считаю.
Южный против равенства призовых для женщин и мужчин: раз деньги поровну, пусть мужчины играют на «Больших шлемах» в три сета, а не в пять
– У меня еще про деньги.
– Да я уж понял.
– Я знаю, что вы противник равенства призовых для мужчин и женщин, и я понимаю логику: мужской теннис – более востребованный продукт, поэтому мужчины достойны более высокой оплаты. Во всех этих разговорах я не понимаю другое: когда мужчины говорят, что женщины должны получать меньше, чего они переживают? Женщинам что, ваши деньги отдают?
– Есть призовой фонд турнира «Большого шлема», который делится как?
– Пополам.
– Вот и все. Призовые равные только на «Шлемах», где фонд общий. Поэтому мы говорим: если хотите женщинам платить столько…
– Платите нам больше?
– Да. Ну давайте честно: почему за одни и те же деньги мы играем пять сетов, а женщины – три?
– Так сложилось исторически. И мужчины сильнее женщин.
– Но если вы за равенство, давайте сделаем равенство во всем? Будьте вы такими же сильными или давайте мы будем такими же слабыми. А то получается, что в деньгах мы равны, а как играть, так мужчины сильнее и должны играть больше. Определитесь тогда: если мы равны, тогда ничего не делим по половому признаку.
– Да, но согласитесь: в 2019 году это больше такой вопрос оптики, чем технических деталей. Это символ. В XXI веке просто некрасиво платить в рамках одной профессии женщине меньше, чем мужчине.
– Тут отчасти согласен. Но в футболе и других видах спорта же платят меньше. А у нас почему по-другому?
– Ну, в футболе тоже очень остервенело борются за равенство сейчас.
– Но его же нет. Хотите равенства – давайте ничего не делить по половому признаку и все играть три сета.
Работа с Шаповаловым: помощь разговорами на русском, почему с новыми тренерами улучшаются результаты
– Как вы оказались в команде Дениса Шаповалова?
– В августе мама Дениса связалась с Борисом Львовичем, спросила, чем я занимаюсь. Они хотели пригласить меня в Цинциннати, Уинстон-Сейлем и на US Open. У меня планы уже были расписаны, и в Цинциннати я приехать не смог, но после приехал. После US Open у меня в Америке были ребята, которых нужно было посмотреть, так что мы с Денисом смогли дней пять потренироваться в академии IMG. Дальше он поехал на Кубок Лэйвера и в Азию, а у меня были обязательства перед турниром в Петербурге и Новокузнецком, потом лечу на турнир легенд на Мальорку, оттуда в Анталью на сборы с новокузнецкими ребятами.
– Но вы еще хотите поработать вместе?
– Хотим, да.
– А как он вообще сам? Вот на US Open он, например, рассказывал, что вы ему «в мозгах» помогли: разговорами, настроем. Как это было?
– Давайте быть откровенными: новое лицо – новые эмоции. Это почти у всех происходит, с новым тренером результаты сразу идут хорошие, и все такие: о, это потому что тренер пришел. На самом деле это чисто эмоции, а результаты – это часто остаточные явления от работы с предыдущим тренером или вообще что-то другое.
Нет же таких волшебных слов, которые ты пришел, сказал – и все. Просто если тебя человек пригласил, значит, он тебе доверяет и будет верить тому, что ты говоришь. Конечно, это не значит, что ты можешь что угодно говорить – просто тут важен хороший контакт и общение. Денис – хороший профессионал и тренируется и играет как следует.
Его мама играла в теннис, она тренер. Она мне дала много полезных советов, которые позволили найти общий язык. Это очень важно и опять возвращает нас к тому взаимодействию, о котором мы говорили.
– Вы по-русски говорите с ним?
– Да.
– Я посчитала, что он по возрасту вашим детям ближе, чем вам. Он такой типичный постмиллениал: что-то снимает, рэпчик читает. Как вам с ним?
– Он как раз посередине между мной и моими детьми, я бы сказал. Да и я, когда еще играл, общался с игроками помладше и возраста Дениса тоже. Сначала-то общаешься вроде со своими ровесниками, а потом все младше и младше. Нет такого, что мы с разных планет.
Комментарии Сафина и Кубок Лэйвера = спасение тенниса от смерти
– На US Open видели матчи наших?
– Смотрел Рублева с Берреттини. Карена не смотрел, потому что Денис играл с Феликсом тогда. Медведева по телевизору в основном.
– И как вам?
– Помню, я играл с Медведевым «Челленджер» в Бангкоке несколько лет назад. Он уже тогда ездил с французской командой. Ничем не выделялся тогда, могу сказать. Сейчас сразу видно, что для своих габаритов у него очень хорошая скорость, хорошая работа ног. Но теннис – многофакторный вид спорта, нельзя выделить что-то одно. Много всего должно сложиться, чтобы стать четвертым в мире, как он сейчас.
Никто не мог предположить, что у него будет финал US Open уже в этом году. Что вообще он – как и Рублев, и Хачанов – способен дойти до финала «Шлема» – это да, так мне и до US Open казалось. Но чтобы после такой серии турниров, после того, как складывались первые матчи, когда все болит, что-то сводит... А в итоге чуть-чуть не хватило, чтобы обыграть Надаля в финале.
– У него, кстати, тоже техника специфическая. Говорят, что он такой нескладный весь.
– Действительно техника у него очень своеобразная. Но он так подходит к мячу, что ему всегда удобно бить. Можно пофантазировать, как бы он играл с чистой техникой, но это так не работает – неизвестно, что было бы. Да и потом, Борис Львович всегда говорил: Миш, с какой стороны посмотрим, та и будет сильная.
– А финал смотрели?
– Только концовку первого и концовку пятого, потом отдельно ключевые моменты.
– А слышали, как Сафин комментировал?
– Слышал отзывы, этого достаточно (улыбается). Я считаю, они очень угадали с кандидатурой, потому что было очень свежо, действительно взгляд изнутри именно в той манере, в которой можно у телезрителей пробудить интерес к теннису.
– А как вам Кубок Лэйвера?
– Классное мероприятие, классное соревнование. Если еще сборная Мира подтянется чуть-чуть, будет еще интересней со временем.
– А не кажется, что там все немного переигрывают?
– А вам не кажется, что теннис вообще устарел и просто необходимы вот эти вот конструкции, которые придут на смену тому, что мы сейчас имеем? Тем более там же призовой фонд есть, за который они играют.
– Да. Но неужели Рафаэлю Надалю так интересны 300 тысяч долларов, как он это изображает?
– Я считаю, что именно такой формат просто как воздух необходим теннису, потому что глобально теннис, на мой взгляд, реально устарел, к сожалению. Смотрите: итоговая восьмерка в Лондоне пользуется популярностью?
– Да, там часто битком.
– Турниры «Большого шлема»?
– Разумеется.
– Laver Cup?
– Да!
– У турнира 250?
– Ой, нет, конечно.
– Вот видите. Получается, у нас спорт держится на шести турнирах в году, да и те слишком зависят от топ-игроков. Поэтому я и считаю, что новые форматы нужны.
***
– Ладно, расскажите, стихи пишете еще? Когда вы в прошлом году в Петербурге прочитали, было очень прикольно. Давайте еще?
– (С телефона)
Я не поклонник творчества его,Но, сука, пишет хорошо:Про «Лабутены», «Питер пить».Его мы стали уж любить.
И каждый что-то выделяет для себя,Но не попса же, честно говоря.Там смысл, в песне мысль звучит,Но цензорам не пропустить.
И слушаем мы в интернете все,И в караоке он берет свое.Пусть все же не поклонник я его,Но сука, сука, пишет хорошо!
10 лет назад Южный разбил голову ракеткой и стал звездой ютуба
Фото: Gettyimages.ru/Nick Laham, Clive Brunskill, Michael Reaves / Stringer; globallookpress.com/Sho Tamura/AFLO; instagram.com/youzhnyofficial; РИА Новости/Максим Богодвид, Антон Денисов; 1tv.ru
Респект за поддержку нового поколения. Мало кому это нужно сейчас.
"Давайте быть откровенными: новое лицо – новые эмоции. Это почти у всех происходит, с новым тренером результаты сразу идут хорошие, и все такие: о, это потому что тренер пришел. На самом деле это чисто эмоции, а результаты – это часто остаточные явления от работы с предыдущим тренером или вообще что-то другое. "
Чтобы провести 5 сетов, а не 3, надо потратить больше сил, нужно банально употребить больше пищи, как бы мелочно это не звучало, но давайте уж тогда всё считать, если боремся за справедливость). Нужно тупо потратить больше ресурсов, но получишь ты столько же сколько человек потратившийся меньше. То есть при равных выплатах, мужчины получат за исключением издержек, меньше денег, чем женщины при том, что приносят больше денег в копилку спонсорских контрактов. Где же здесь справедливость? Это чистой воды. узаконивание сексизма по отношению к мужчинам. Равенством здесь и не пахнет. А пахнет здесь мизандрией.
Я уж молчу про то, что постоянно слышим про равенство зарплат в разных сферах, но только не в тех где женщины получают больше. Например женщины модели получают намного больше мужчин. Кто-нибудь что-нибудь слышал про протесты,. про акции против подобного? Может быть обсуждения в ток шоу, что это уже прошлый век и пора распрощаться с подобной несправедливостью? Нет конечно! Это видимо, исторически сложилось и пока не некрасиво...
если ей не было дела до топового игрока, то стоит ли удивляться окончательно похеренному детскому теннису. И еще примазываются к персональным успехам, которые случились вопреки.