Ротенберг у Слуцкого: собеседование в «Газпроме», работа в мясной лавке и тот самый момент, когда он пошел в тренеры
Берите попкорн.
Леонид Слуцкий после насыщенного сезона в Китае не ушел в отпуск – тренер «Шанхая» вернулся в Россию и вовсю пилит контент.
В понедельник вышел новый выпуск «Коммент.Тренера», и во второй раз гостем стал человек не из футбола, а из хоккея. И этот выпуск точно будет в топе по просмотрам: больше часа Слуцкий разговаривал с Романом Ротенбергом!
Ниже – самое интересное из диалога. Полный выпуск – тут.
«Брат пытался пробиться в «Челси» – нас принимал Абрамович в Лондоне»
– Я в спорте благодаря отцу. Он меня таскал на все сборы, когда был тренером по дзюдо. На улице Привокзальной, в Ленинградской области в поселке Токсово, у нас был подвал с татами, где ежедневно шли тренировки. Я это с детства видел своими глазами.
У нас всегда висел турник дома. Отец говорил: «Идешь на кухню – подтягивайся 10 раз». Конечно, 10 раз я не подтягивался в 3-4 года, но всегда пытался. Какие-то упражнения делал, отжимался.
Что касается хоккея – еще в советское время, когда мне было 5-6 лет (1986-87 год), его показывали часто по телевизору. Я смотрел на нашу советскую сборную, ЦСКА, «Химик» воскресенский. Знал всех игроков, мне было интересно – потому что много показывали.
– В моем детстве тоже всегда новогодняя ночь – это Суперсерия, когда сборная или ЦСКА играет. И ты сидишь с родителями около телевизора. Все те, кто застал советские времена, хотели быть легендой хоккея. Но мне интересно: как вы дошли до секции? Вы же говорите, что жили в небольшом городе.
– Да, я уже тогда хотел играть. У нас был каток, и моими первыми коньками были те, что для девочек – белые, с зубцами. Родители же не разбирались. Я на тех коньках пару раз покатался. Потом попросил, чтобы меня отдали в команду. Но далеко было ездить, а родители в то время работали – не было возможности меня возить. Поэтому я занимался дзюдо с отцом в его зале.
А потом в 1991 году мы на поезде переехали в Финляндию по определенным причинам. Это было даже не наше решение – так сложилась жизнь. Это были времена «бандитского Петербурга», и мама посчитала, что на время лучше переехать. Все были расстроены, потому что у всех были друзья, знакомые. Но у мамы там была работа.
До 20 я тренировался каждый день. Видел другие игры, смотрел матчи сборных, много анализировал, следил за всеми хоккеистами. Мне было интересно. По возможности следил за матчами НХЛ, за всеми нашими игроками – за Сергеем Федоровым, Буре, Могильным. Я на них вырос и то, что они делали, пытался применять в своей игре. Когда я жил в Финляндии, то брал их финты, не смотрел на других.
Единственный игрок из сборной Финляндии, который мне местами импонировал – Теему Селянне: скоростной, забивной. Когда в 1992 году Борис Майоров был главным тренером «Йокерита», я ходил в Хельсинки на их матчи и изучал методики, много читал. Я постоянно изучал хоккей как вид спорта.
Когда я не играл и переехал в Англию, то жил недалеко от стадиона «Челси» – «Стэмфорд Бридж». Брат мой в свое время пытался пробиться в «Челси». Мы с ним летали туда, Роман Аркадьевич [Абрамович] нас принимал. Увидели базу, поля – и для меня это был фантастический опыт.
– Правильно понимаю, что основная идея такая: пока профессиональный хоккеист играет и получает опыт игроцкий, человек, который не играет, может больше анализировать, смотреть, получать информацию, читать, общаться и добирать эти знания – не столько практическим опытом, сколько как человек, который изучает хоккей не изнутри, но близко к нему?
– Я всегда был в общении со всеми хоккеистами. Даже те ребята, с кем я играл, мне рассказывали, как они тренируются.
– То есть вас среда эта поглотила?
– Да, я постоянно общался со всеми. Мне рассказывали, как они тренируются. Некоторые ребята, с которыми я играл, позже в НХЛ попали. Потом мне рассказывали, как они там тренируются, поменялось ли что-то с того времени, когда мы тренировались. Мы постоянно это обсуждали. Я оставался в спорте, даже не играя профессионально. Я с ними был в постоянном контакте, интересовался, изучал. Всегда мне были интересны тактики: как играет команда – в давление или в откат? Культура боления – вот в Англии приходишь на первый матч «Челси» и ощущаешь, как весь стадион поет.
– Вы же понимаете, что там даже на четвертый дивизион придете и будет то же самое?
– Да, культура боления, культура футбола в стране – каждый человек знает каждого футболиста. И все, что обсуждается – это футбол. Они не обсуждают свою работу.
– Там же стадионы «Стэмфорд Бридж» и «Фулхэма» располагаются в одном районе. И там четко поделены улицы. И есть один дом, где четко посередине разделение – и тот человек, который родился на одной стороне, обязан болеть за «Челси». А рядом, через метр, другая дверь – и он должен болеть за «Фулхэм». Я все время думал: «Как не повезло. Одна дверь – и ты ходишь на лучшую команду в мире и Лигу чемпионов, а рядом дверь – ты всю жизнь смотришь матчи Чемпионшипа». Но они к этому относятся спокойно: «Мне выпало болеть за «Фулхэм», буду топить всю жизнь за него». У них в этом плане нет никаких вопросов».
– Когда я первый раз приехал в Англию, меня отправили в английскую семью. Суровый Лондон – там настоящие пацаны… Там есть семь зон, я жил в четвертой зоне. В ней сериал «Слово пацана» отдыхает по сравнению с тем, что я там видел.
– Хоккейные навыки пригодились? Или дзюдо больше?
– Бросилось в глаза, что в этой семье все дети и отец ходят в футболке сборной Англии по футболу. У них татуировки, флаги. Это настолько сильная культура, вся страна этим живет. Не говорят о том, что происходит в стране – только о футболе.
«Получилось остановить «Ак Барс» – и тогда поверил, что могу быть тренером»
– Была такая ситуация: я один раз сильно поругался со своим тренером. Я был в хорошей команде, мне было 19 лет. Может, совершил какую-то ошибку – тренер пришел в раздевалку и говорит: «Вот этот русский, такой-то. Русский тут всех нас подвел».
Я в этот момент не выдержал. Там была ситуация в раздевалке... Для меня было понятно, что с этим тренером я не смогу больше работать, потому что он дискриминировал меня при всей команде из-за того, что я русский. И это было не один раз, а постоянно во всем. Потом я ушел.
Мне было 19 лет, можно было уже идти работать. Я завершил колледж. Мама сказала: «Ты хоть что-то можешь заработать в своей жизни? Иди ищи себе работу». Я нашел – в супермаркете Stockmann в Хельсинки. Торговый центр, большое здание. Меня взяли, потому что я знал четыре языка: английский, русский, финский и шведский. Я маме сказал: «Меня взяли на работу». Она спросила: «Куда?» Я сказал: «На мясную лавку». А там внизу мясная лавка была. Меня в другой департамент не взяли – и я рубил мясо, продавал.
Я ушел из команды. Потом тренера выгнали и взяли того, который меня продвигал. Ко мне приезжает мой тренер, говорит: «Что ты тут вообще делаешь на мясной лавке? Пойдем в хоккей играть, у тебя это хорошо получается».
А у меня уже было такое решение в голове – в этой стране что бы я ни делал, как бы я ни играл...
– Вы считаете, что тренер дискредитировал по национальному признаку?
– Сто процентов. Это было постоянно, я жил в этом.
– А вы были один русский в команде?
– Да, всегда.
– Как пришло уже само решение стать тренером? То что вы были в хоккее, это понятно. А вот именно вы решили, что «я готов тренировать»?
– Когда я вернулся в Россию в 2007 году, у меня было собеседование в «Газпром» – и там была команда «Газпром экспорт». Александр Иванович Медведев пригласил меня потренироваться, потому что помнил из резюме, что я когда-то играл. Я пришел – и с этого момента меня вернуло в хоккей, начал снова играть, тренироваться.
Дальше было создание КХЛ – вместе все подготовили. Когда была возможность, я очень много летал. В Канаде много был, еще когда играл – изучил опыт. Проводили там турниры, и видел с детского возраста, как они играют, как выглядела инфраструктура. Много катков, инфраструктура, но мы с канадцами играли на равных. Ничего сверхъестественного в них не было.
Дальше работа в хоккее, работа менеджером, работа генеральным менеджером, работа в развитии. Когда мы выиграли Олимпиаду, я понимал, что наше развитие требует совершенно другого подхода с точки зрения внутреннего процесса. Кроме инфраструктуры, кроме развития хоккея в целом…
– Имеются в виду методики?
– Методики, да-да.
– Можно так сказать, что вы как менеджер, находясь внутри команды много лет, и в сборной, и в СКА, видели, как работают специалисты, и внутренне начинали, где-то с ними спорить: соглашаться, не соглашаться, что-то видеть? И в один определенный момент решили, что у вас есть достаточно опыта, чтобы реализовать его как тренеру. Примерно так шел процесс? Вы смотрели на других и понимали, что есть то, что можно улучшить? Или по-другому?
– Я понимал, что мы выиграли Олимпиаду, золотую медаль. Но по многим моментам – методикам развития, упражнениям, тактике – мы отстали сильно. Это не упрек нашим тренерам, это в целом само развитие. Развитие детского хоккея, развитие того, как мы играем, системность, структурность – начиная с первой команды, и заканчивая детской школой. Я же юношескими сборными занимался 10 лет – U16, U18. Готовы ли они? Умеют ли кататься? Техника владения шайбой? Броски? Тактически обучены ли они? В какой хоккей мы в принципе играем?
Я видел, как это развивается в других странах, знаю, что у нас взяли за основу модель финскую. Владимир Юрзинов, который в тот момент был номером один в хоккее, научил финнов, когда был тренером ТПС. Он выиграл дважды чемпионат Финляндии – там играл Герман Титов, который сейчас у нас главный тренер молодежной сборной. У нас взяли за основу тот хоккей. Но ведь хоккей ушел вперед, и мы не можем стоять на месте, использовать эти методики.
– Был какой-то триггер, когда вы решили: «Все, я попробую! Я хочу»? Или это накопительная история?
– Это произошло во время пандемии. До этого я много бесед провел с разными тренерами, очень ценю это время.
Почему я в принципе могу работать тренером – провел много времени, работая генеральным менеджером, обсуждал все упражнения, был на всех тренировках. Я хотел понять, что нам нужно для победы. Когда мы выиграли первый Кубок Гагарина, мне нужно было понять, в чем ситуация. Потому что, если с меня будут спрашивать, я должен понимать, почему мы не забиваем в большинстве. Потому что мы неправильно его тренируем. Или почему у нас проблемы в обороне или атаке? Почему мало забиваем? Я должен понять, как эти упражнения влияют на наш результат.
Поэтому я присутствовал почти на 100% тренировок, начиная с 2014 года, когда стал заниматься спортивной составляющей в СКА. Не пропустил ни одной тренировки, ни одной игры. Лично везде присутствовал. И затем делал свой анализ. У нас не было раньше аналитиков. Сейчас у нас есть аналитики, которые сами пишут.
– В футболе везде уже аналитические отделы, программы. Это уже как данность.
– У нас не было такого, когда мы начинали. Не было аналитиков. Соответственно, аналитику нужно было делать самим – что нужно улучшить, в чем наши слабые места. Писали анализ после каждой игры в течение 10 лет. И вот этот триггер произошел во время пандемии, когда мы играем, а многие хоккеисты заболели. Кто пойдет на лавку? В такой ситуации, когда все заболели и никого нет – надо брать на себя ответственность. В это время произошел этот триггер.
– В какой-то степени это стечение обстоятельств в том числе?
– Ну да, стечение обстоятельств.
– Хорошо. Если б не было ковида, это все равно рано или поздно бы произошло, исходя из того, что вы мне рассказали до этого?
– Да, рано или поздно это, возможно, произошло бы, но здесь вопрос в другом. Когда я почувствовал, что могу принести команде импульс и внести вклад в общую победу? Первая игра у меня была с «Ак Барсом» – против сильнейшей команды, тренером у них был Дмитрий Квартальнов. У нас полностью заболела вся команда. Мы подняли молодых ребят, которые никогда не играли в КХЛ. У нас было пару ребят, которые остались. И мы в том матче здорово сыграли по статистике. В хоккее, если у тебя меньше 10 потерь в игре… У нас в истории было всего две игры, когда команда совершала три потери. В этой игре было то же самое. Мы по буллитам только проиграли. А в то время «Ак Барс» была сильнейшая команда – были чемпионами при Зинэтуле Билялетдинове. Потом пришел Квартальнов.
– Я знаю, я же работал в Казани.
– У нас получилось остановить эту сильнейшую команду. И в тот момент я поверил, что я могу.
«Коллегам со Спортса’‘ надо посоветовать делать анализы в сравнении с другими»
– Тяжело, когда я вижу, что то, что мы даем игроку, он не выполняет или не развивается. Если игрок не развивается – это вина тренера в первую очередь. И это меня расстраивает. А если игрок, наоборот, развивается и делает то, что мы тренируем, что я требую… Например, Иван Демидов сейчас на слуху.
– Давайте возьмем топик Демидова и Мичкова. Можно же так брать? Один претендует на звание лучшего молодого игрока НХЛ и у него не получилось заиграть в СКА. Второго «Монреаль» уже вожделеет, слюни текут – вы его активно развиваете. Что в этом случае работало, а что в другом?
– Смотря на прогресс Демидова… У нас не только прогресс у Демидова. Он просто молодой игрок, который на слуху. Там есть много других примеров – тот же Грицюк, Никишин. Ребята вышли на совершенно другой уровень, играя именно в СКА, когда я стал главным тренером. Конечно, это заслуга всего тренерского штаба, всей нашей системы, это изначально очень талантливые ребята. Но их прогресс, который они сделали и делают ежедневно – всегда есть моменты, которые мы улучшаем, это приносит мне удовольствие. Когда я вижу, что игрок начинает делать те вещи, которые мы обсуждали, которые тренируем.
Если взять Демидова – мы с ним обсудили план на лето после победы в Кубке Харламова. Бывает, с игроком поговоришь, и он скажет: «Да, ага». А потом звоним ему летом: «Как у тебя дела?» – «Я в зале». А сам не в зале, а на пляже в лучшем случае. И вот здесь разница: Демидов очень ответственный, умный парень, трудолюбивый. То, что мы обсудили с Иваном – мы ежедневно его мониторим, как он тренируется, как он это делал летом. Он прошел эту программу, поверил в нее, делал все лето то, что мы просили, и сейчас он по физическим показателям в плане выигранных единоборств один из сильнейших в лиге, не только в СКА. Это парень, который вышел на совершенно другой уровень. Демидов, который был у нас на прошлом летнем сборе, и этот – два разных человека.
– А если не воспринимаются идеи, как вы реагируете и что делаете?
– Личный разговор. В нашей профессии важна постоянная коммуникация с каждым игроком. И нужно, чтобы игрок повышал требования к себе. Понятно, есть разные варианты – кнут и пряник.
– Полупровокационный вопрос. Какое у меня дилетантское впечатление сложилось со стороны. Вы знаете, что за время вашей работы главным тренером прошло 106 хоккеистов. И у меня такое ощущение, что если игрок внимает вашим требованиям, выполняет, то вы его развиваете. Если у него что-то не получается – вы пытаетесь, говорите, но если и дальше не видите результата, вы с игроком расстаетесь. И поэтому в поиске команды мечты такое количество игроков. Или я не прав?
– Я читал этот материал на Спортсе’’, коллеги сделали. В этой ситуации надо все-таки коллегам посоветовать в сравнении с другими клубами делать такие анализы.
Что повлияло на эту ситуацию? Давайте вернемся назад – в мой первый сезон главным тренером. У нас был финн, швед, канадец, американец. Это были лучшие в свое время ребята, которые стали олимпийскими чемпионами, чемпионами мира в сборной Финляндии. Мы собирали команду с учетом текущей ситуации. Были какие-то обмены, но у нас были лидерами команды, как и во многих других клубах КХЛ, наши ребята были как хребет…
– То есть условия формирования были другие?
– Да.
– У меня была абсолютно идентичная ситуация, когда за день до игры ко мне зашла группа игроков и сказала: «Мы поехали». И все.
– В футболе все-таки 11 игроков. А тут пять игроков.
– На самом деле когда из 11 игроков у тебя 8 так говорят, то немножечко тяжеловато. Особенно когда ставка делается только на них, на иностранцев высокого уровня, потому что с россиянами всегда в футболе очень тяжело. С первой историей понятно. Она была вынужденная.
– Первая история вынужденная. Дальше от этого пошли изменения в концепции. Полностью убрали иностранцев, потому что мы не хотели, чтобы у нас повторилась ситуация, когда люди сливают в финале. Они физически вышли в итоге, потому что я уговорил их остаться. Это было тяжело. Они остались, но они фактически обманули в итоге и болельщиков, и нас. Они не играли.
– А можно я их оправдаю? Потому что у меня была похожая ситуация. Например, Хвича Кварацхелия доиграл определенное количество матчей, потому что я его попросил. Но он бесконечно скроллил ленту, общался с домом. Он, может, и хотел бы хорошо сыграть, но ментально был не готов. Поэтому я хочу немного защитить, потому что это не простая история.
– Согласен, 100%. Но если люди с чемоданами приезжают на игру. Я не знал, что они с чемоданами. После игры они взяли машину, просто уехали за границу, и больше мы их не видели.
– Сколько игроков у вас уехало за время, когда вы главный тренер? Не обязательно в НХЛ – и в низшие лиги.
– Я видел этот список. Там много игроков «Невы». Там много игроков из нашей системы, которых ради количества уважаемые коллеги из Спортса’’ просто добавили. Там много-много фамилий. Много вратарей, которые были в заявке.
– То есть статистика притянута за уши?
– Да, статистика притянута за уши. И в рамках регламента так действовали все топовые клубы: «Ак Барс», ЦСКА, «Динамо» Москва, «Локомотив», «Авангард». Все топовые наши клубы. Если мы посмотрим в сравнении, то там аналогичная ситуация (мы посмотрели – нет, не аналогичная – Спортс’‘).
«На пресс-конференциях говорю то, что чувствую. От души»
– Есть простая русская пословица: «Собаки лают, караван идет». Я ко всему готов. До Олимпиады меня обвинили в поражении. Мы еще не выехали [на Олимпиаду], уже сказали: «Мы все проиграли из-за Ротенберга».
Мы посмотрели медиарейтинги СКА: о нас пишут больше, чем о всех клубах вместе взятых в КХЛ. И хорошего, и плохого – 50 на 50. Так работают современные технологии. Знаете, чем больше на каждом заборе пишут, даже если это вранье, люди в это верят. Главное, наш спортивный результат.
– Вы умеете абстрагироваться, сосредоточиться на внутренних вещах? Вас это не триггерит?
– Если не переходят красную линию, тогда...
– А что для вас красная линия?
– Какие-то оскорбления. На это мы обязаны отвечать.
– Тренерство – это когда ты очень часто сталкиваешься с хейтом. Но я миллион раз сталкивался с такими вещами в интернете и ни разу в личной жизни в прямую. У вас было?
– Не было. В комментариях.
– Жозе Моуринью постоянно проводит яркие пресс-конференции, объясняя тем, что хочет убрать давление с игроков, переключить все стрелы журналистские критические в свой адрес. Вы чемпион мира по пресс-конференциям: цитируемость и все прочее. Вы это делаете умышленно? Или это желание эмоционально выплеснуться после игры? Есть внутренняя подоплека в том, как вы проводите пресс-конференции и что вы говорите?
– То, что необходимо в хоккее – импровизация. Пресс-конференции с моей стороны всегда проходят честно. Я говорю то, что я чувствую, от души.
– То есть это эмоциональный выплеск после игры? Или продуманная история?
– Общение с журналистами… Помните, когда Гончаренко просто молчал? Что лучше: просто молчать? Я не помню всей ситуации.
– Его оштрафовали за то, что он говорил лишнего, и поэтому он решил, чтобы его не штрафовали, просто молчать. Это был демонстративный вызов против штрафа.
– Бывает, журналисты задают вопросы по игре. Какая статистика? Сколько голевых моментов? Тогда мы обсуждаем хоккей. Но когда журналисты задают вопросы не по игре… Часто у нас происходит так, что я спрашиваю: «Вы вообще игру смотрели?» Они говорят: «Мы были в буфете, мы не видели игру». Но при этом вопросы задают не по игре. Так как мы вежливые люди, то все равно отвечаем каждому журналисту на вопрос. И в этой ситуации, наверное, мы уходим немного от хоккея. Это все зависит от самих журналистов, от их вопросов.
– Как часто вы жалеете, что пытались сказать вот так, а потом думаете: «Не надо было».
– Каждую мою пресс-конференцию вырывают из контекста. Есть такое издание – Спортс’‘: они просто одну фразу вырывают, в заголовок и получается совершенно другой смысл. Смотрю: «Я же такого не говорил». Неправильная интерпретация моей пресс-конференции. Наверное, часть нашей работы – взвешенно думать, контролировать эмоции и отвечать по игре. Но можно взять пример Гончаренко и просто молчать.
«Кто-то скажет: «Мы знаем фамилию Макдональдс – Маккиннон мы не знаем»
– Вы очень часто приводите футбольные примеры. Говорите про «Барселону» и ее игровую модель. Приводите примеры Стоичкова, говорите golden substitution про Сульшера и т. д. Я так понимаю, что футбол вам близок. Поэтому очень часто аналогия идет хоккея с футболом. Аршавина вы приводите в пример с его покером знаменитым. Почему такое частое пересечение с футболом?
– Я сам играл в футбол, очень уважаю этот вид спорта. Считаю, что этот вид спорта наравне с хоккеем. Мой любимый вид. Ну, дзюдо понятно, я вырос на дзюдо. Я уважаю, ценю разные виды спорта. Например, без легкой атлетики, без кроссов невозможно играть в футбол, в хоккей.
– Не обидно, что примеры про футбол более понятны, что игроки более известны? Нет внутренней ревности к футболу?
– Честно, я считаю, что здесь можно приводить примеры из баскетбола, других видов спорта. Все примеры хороши. Но все знают, вся страна, кто такой Андрей Аршавин. Я часто привожу примеры из разных клубов НХЛ. Но не вся общественность знает фамилии игроков, играющих в НХЛ. Это узкая аудитория.
Если мы скажем фамилию Маккиннон, кто-то знает, а кто-то скажет: «Это что вообще такое? Мы знаем Макдональдс – Маккиннон мы не знаем». Когда мы приводим примеры, в какой хоккей мы играем, мы стремимся играть в тотальный хоккей. Все знают, что такое тотальный футбол, откуда пришла эта идея. Когда говорим про тотальный хоккей – это похожая модель.
– Какая у вас мечта? Вот мечта тренера Романа Ротенберга.
– Как у любого тренера – побеждать. Своей игрой мы обязаны доказать всем, что хоккей, который мы продвигаем – это и есть тот хоккей, за которым будущее. Я вижу, что в нашем хоккее игроки развиваются. Если мы говорим про мечту, то, конечно, моя мечта – вернуть олимпийское золото в Россию, и для этого нам нужно на уровне чемпионата России побеждать в каждой игре. Играя именно в наш хоккей, который мы показываем.
– То есть ваша мечта – это соединение двух вещей. Качества игры, которое дается через методику, с результатом, который подтверждает правильность идей.
– Да-да.
Фото: Maksim Konstantinov/Global Look Press; РИА Новости/Алексей Мальгавко, Александр Гальперин, Валерий Левитин