Где грань между безумием и разумностью? Разбираем знаменитый труд Мишеля Фуко
Переиздание, которого ждали 15 лет.
Вышло долгожданное переиздание «Истории безумия в классическую эпоху» (Ad Marginem, 2025, 16+) Мишеля Фуко. В последний раз книга выходила в 2010 году и быстро стала букинистической редкостью.
Фуко – философ, теоретик культуры и историк. Он создал первую во Франции кафедру психоанализа, был преподавателем психологии в Высшей нормальной школе и в университете Лилля, заведовал кафедрой истории систем мышления в Коллеж де Франс. Фуко знаменит благодаря трудам о соцнауках, безумии и сексуальности, проблемах тюрем и власти.
«Историю безумия» метко называют «приключенческим нон-фикшеном» о границе между разумом и безумием. Для книги, впервые вышедшей в 1961 году, он проанализировал средневековые трактаты, собрал материал о народных суевериях и литературные образы. Основные вопросы, которых касается Фуко – какие представления о сумасшествии бытовали в европейской культуре? Как безумие стало болезнью, подлежащей лечению? Как появился на свет человек разумный, взявшийся судить безумного?
Фуко исследует феномен безумия и отношения к нему с конца средневековья, когда сумасшедшие считались просветленными, нищими духом. Но основная часть книги охватывает период с XVII по XIX век, когда появились первые психиатрические лечебницы, и безумие начало приобретать современный статус. Философ сам несколько лет проработал в таких больницах, чтобы изучить корни современной психотерапевтической практики. Если в средневековье главным грехом считалась гордыня, то с течением времени, уже в XVI веке, лень стала одним из главных порицаемых пороков. А те, кто ленятся, соответственно, грешат и приносят вред обществу. Так безумие утрачивает нейтральный или одобряемый статус.
В XVI-XVIII веках в Европе безумцев заключали в заведения, называемые «общий госпиталь» (Hôpitaux généraux). Тогда не существовало термина «безумие» и его определения, и если посмотреть на архивные записи из этих госпиталей, то там окажутся (дословно): «развратник», «слабоумный», «мот», «калека», «помешанный», «вольнодумец», «дебошир», «неблагодарный сын», «отец-расточитель», «проститутка», «умалишенный», также в этих заведениях находятся венерические больные и многие другие. Используя современные термины, это – «асоциальные элементы», которые по мнению тогдашних властей могли нарушить относительную общественную стабильность. Этот период, когда само явление безумия оказывается под замком, Фуко называет «Великим заточением».
Для Фуко «заключение» безумия подразумевает не только заключение конкретных людей. Речь о самом явлении, которые оказывается под замком. Схожая логика, но по отношению к смерти прослеживается в труде протоиерея Александра Шмемана «Литургия смерти», который получил несколько лет назад философскую премию им. Александра Пятигорского. У Шмемана смерть «вытесняется» из массового сознания: сначала кладбища отправляются подальше от глаз горожан, а затем смерть вытесняется из культуры и повседневности.
Изъятие явления из инфополя решает много проблем власти и общественного устройства: «нормальный» человек не готов к контактам с отличающимися от него людьми. В XVIII веке чиновники отказались от изоляции «безумцев». Но власти не знали, каким должно быть место для них: тюрьма, госпиталь? Или же все эти люди должны стать объектом благотворительности?
В этот период, по словам Фуко, происходит осмысление бедности, болезни и благотворительности с экономической и социальной точки зрения. Впервые в истории христианского мира болезнь отделилась от бедности и нищеты во всех ее обличьях.
В предисловии к «Истории безумия» Фуко делится мечтой: ему хочется, чтобы книга лишилась автора – распалась на множество смысловых единиц в социуме настолько, что уже никто и не смог бы вспомнить ее корней. Такое «распыление» идей – закономерное желание для любого философа, хотя сам Фуко понимает, что этот сценарий невозможен. В последней главе он признается: его книга не станет финальной точкой, ведь история безумия закончится только тогда, когда завершится сама история. Это произойдет в тот же момент, когда исчезнет зыбкая грань между «инаковыми» и «нормальными». То есть, никогда.
Идеальная семья, разрушенная безумием. Рассказываем о нашумевшей книге о шизофрении
«Нож» – новый роман Салмана Рушди. Он написал его после покушения и 15 ранений
Фото: Heritage-Images/Imagestate/Global Look Press; Gettyimages/Three Lions/Hulton Archive
