Виктор Гусев: «На необитаемом острове пошел в туалет, из-за дерева шепнули: «Лоськов, шестая минута»
В конце октября футбольный голос Первого канала Виктор Гусев отметил 60-летие. В юбилей знаменитый комментатор рассказал еженедельнику «Футбол» много интересного.
«Не пропускаю ни одного матча РФПЛ»
— Приходилось слышать, что Виктор Гусев хорошо устроился: «Комментирует несколько матчей в год, в остальное время просто ждет зарплату». Что скажете?
— Смешно! Чего ж хорошего-то, когда всего «несколько матчей в год»?! По этой странной логике надо завидовать футболистам, сидящим в запасе. Вообще-то комментаторская работа – это относительно редкое, но приятное дополнение к ежедневной. У нас на Первом канале большая программа новостных выпусков. Например, в шесть часов вечера начинаются вечерние новости, и ближе к концу ведущий выпуска передает слово «спортсмену», который укладывает свой блок в несколько минут. Но человек, живущий в Москве, не знает, что я вышел в эфир еще в шесть вечера по Владивостоку, потом по Иркутску и дальше, как Новый год, шагаю по стране. В итоге на новости уходит целый день. Я живу во Внукове, просыпаюсь в четыре часа утра, приезжаю в «Останкино», когда еще темно, и поздно-поздно возвращаюсь обратно. Ведущий, естественно, сам пишет текст, потом с редактором и режиссером подбирает видео. А участие в различных проектах Первого и работа на другие дирекции канала помимо спортивной – это вообще отдельный разговор.
— Сколько ведущих работает на спортивных новостях?
— В кадре – четверо: Дима Терехов, Саша Садоков, Ира Слуцкая и я. Мы разбиваем между собой месяц на смены. В период, когда нет больших турниров, новости — основная работа редакции.
— Футбол успеваете смотреть?
— Не пропускаю ни одного матча чемпионата России. Может, английский футбол нравится больше, но я спокойно могу не переключиться на хорошую английскую игру. Есть принцип: я смотрю все матчи РФПЛ. Меня это держит в тонусе.
Звонок. Андрей Вдовин – о том, почему чемпионат России круче, чем Бундеслига, АПЛ, Примера и Серия А
— На работу и обратно добираетесь на машине?
— Рано утром меня привозят — в пять часов подъезжает машина с телевидения, потому что уже через час я должен начать готовить выпуск. Обратно езжу сам. Я не автомобилист, еще в юности больше любил аудиотехнику. Да и пробки сейчас дикие, поэтому мне легче ездить на аэроэкспрессе. Я его постоянный пассажир. Часто автографы просят, спрашивают, куда лечу. Отвечаю, что живу во Внукове. Говорят: «Понятно, постоянные перелеты, тяжело вам…» — «Нет, я именно что живу во Внукове. Рядом с аэропортом».
— Слышал, в вашем поселке много домов знаменитостей.
— Да, это городок «Московский писатель», его основали в 1930-е. Раньше соседом был Игорь Ильинский, знаменитый актер Малого театра, который к тому же много играл в кино: «Карнавальная ночь», «Волга-Волга»... Здесь же жили создатель детского театра кукол Сергей Образцов, Любовь Орлова с Григорием Александровым, Леонид Утесов, министр иностранных дел Андрей Громыко, Александр Абдулов. Владимир Познер только недавно от нас уехал. Зато часто вижу Василия Ланового с Ириной Купченко.
— Какие детские воспоминания от поселка?
— Ильинский сделал для своего сына Володи, который сейчас работает ведущим программ о классическом роке на радио «Эхо Москвы», футбольную площадку. Прямо на участке. И мы целый день на ней играли, даже не думая о том, что можем помешать артисту. Потом на террасе слушали «Битлз». Диски сыну привозил Игорь Владимирович. Я их переписывал на магнитофон, оттуда и началось увлечение рок-музыкой. Помню, как оформляли футбольные альбомы, куда резиновым клеем — чтобы не портились страницы — вклеивали фотографии игроков, а потом на печатной машинке делали подписи. Играли в пуговичный футбол расческой, при этом кто-то обязательно комментировал. А мой отец собирал подшивки еженедельника «Футбол». Они до сих пор хранятся в доме — все номера за 1960–1970-е.
В игре и вне игры. Еженедельник «Футбол» — о людях и событиях в свой 55-летний юбилей
Эффект шпаргалки
— Когда смотрите футбол по ТВ, делаете записи?
— Непонятно зачем, но беру протокол, и рука сама тянется рисовать стрелочки, помечать замены. Иногда какие-то мысли или фразы в голову приходят, мол, сейчас я бы так сказал. Хотя запоминать их и пытаться вставить в свой репортаж – губительное дело: есть опасность, что все сведется к тому, что ты будешь напряженно думать, когда тебе эту фразу красиво вставить. А это может похоронить всю работу.
— Сколько вам нужно времени, чтобы подготовиться к матчу ЦСКА — «Спартак»?
— Подсчитать это очень трудно. Ведь нет такого, что ты садишься за стол и сколько-то часов подряд посвящаешь подготовке. Все происходит как-то по ходу дела – в процессе просмотра передач, чтения, обдумывания футбольных тем. Можно сколько угодно выписывать какие-то вещи в тетрадь, только репортаж не дает возможности в эти записи смотреть. Так, например, когда игроки сходятся в штрафной, у тебя в голове для оценки эпизода должна быть информация, что рост защитника, скажем, 190 см, а нападающего — 180. Иначе, пока ты будешь проверять, уже проехали. Но прекрасно работает «эффект шпаргалки», о котором знает каждый студент. Пишешь ее, а в голове все оседает.
— Тяжело находиться в тонусе, не имея регулярной практики? Ведь матчи Премьер-лиги сейчас Первый канал берет крайне редко.
— Я поддерживаю форму тем, что нахожусь в курсе событий даже в большей степени, чем порой те мои коллеги, которые смотрят только главные матчи. Еще меня часто приглашают на мероприятия корпоративного характера, когда любители играют в футбол. И это тоже хорошее упражнение. Там можно позволить себе другой стиль репортажа, более юмористический, с шутками, которые не проходят в эфире. А когда начинаются большие турниры, главное — отработать первый матч. Он иногда проходит с небольшим напрягом, но дальше наступает необычайная легкость.
— Почему меньше работаете как пишущий журналист?
— Регулярные колонки в английский журнал World Soccer не в счет? Уже, между прочим, 25 лет! Наши издания приглашают постоянно, но особо нет для этого времени. А в свободные часы слушаю музыку, пишу и перевожу стихи, работаю в кабине синхронного перевода на международных хоккейных конгрессах. Хотя, согласен, когда-то успевал каждую неделю делать колонку для «СЭ». Потом писал о сборной, когда отправлялся с ней на выезды. Возможно, что-то сделаю по ближайшим матчам, которые собираюсь откомментировать.
— Приглашают провести корпоратив, скажем, в ресторане?
— Да, и я это делаю так же, как любой из моих коллег. Это не проблема, более того, у меня на этот случай уже есть свои приемы и наработки.
Вечерний Бубнов. Как зарабатывают футбольные комментаторы и эксперты
— Это ваш основной источник дохода?
— Сравнивать деньги от работы на ТВ и на корпоративах – это как сравнивать заработок актера, который играет в театре, а потом получает приглашение в сериал. Но приглашения зависят от общей финансовой ситуации в стране. Когда наступают непростые периоды, многие компании вообще отказываются от корпоративов или делают их своими силами — со своим ведущим и самодеятельностью. Без Киркорова или Лепса.
— Как вы следите за голосом? Например, Владимир Стогниенко перед репортажем пьет мате.
— У меня особых приемов нет. Просто стараюсь ничего не есть перед матчем. Вообще идеальная схема — это утром поиграть в футбол. Потому что, играя, ты проникаешься темой и весь день ходишь с соответствующим психологическим настроем. Плюс после бега появляется пружинистость, легкость. В кабину беру с собой три бутылки воды, может быть, еще мятные таблетки от кашля типа леденцов. И вот удивительная вещь — каждый раз к концу репортажа у меня развязываются шнурки. Недавно был гостем на программе Юлии Меньшовой, так она мне подарила силиконовые, которые точно не развяжутся.
«Стал патриотом Первого канала»
— Вас приглашали на «Матч ТВ»?
— Нет, но я с интересом смотрю за становлением нового канала. Желаю Тине Канделаки успеха, потому что понимаю, какой это сложный процесс. Были уже попытки сделать общедоступный спортивный канал, но все в итоге скатывалось к показу сериалов. И не из-за нелюбви к спорту, а из-за низких рейтингов.
Трехэтажный «Матч». Каким должен стать новый спортивный ТВ-канал
— Теоретически вы готовы уйти с Первого?
— А зачем? Во-первых, я за все это время стал его патриотом, что, на мой взгляд, совершенно естественно. И никакого пафоса в этих словах нет. Во-вторых, в таком уходе для меня нет и практического смысла.
— «НТВ-Плюс» или ВГТРК делали вам предложения?
— В начале карьеры было предложение от НТВ. Мы сидели с Васей Уткиным на опустевшем стадионе «Динамо», и он мне рассказывал концепцию «Футбольного клуба», предлагал вместе вести, делать то, что он потом с Димой Федоровым реализовал. Я даже встречался с директором спортивной редакции НТВ Алексеем Бурковым. Но решил остаться на Первом, и все разговоры о переходе потеряли актуальность.
— Говорят, что вы очень переживаете из-за своей якобы нефартовости. И даже Генича с Черданцевым стали приглашать, чтобы освободить вас от критики.
— Футбол — это шоу. А шоу просто должно быть окружено всякими слухами, сплетнями, прогнозами. И суевериями. Все это часть большой игры. И комментатор – тоже. Если какой-то процент аудитории действительно верит в нефартовость ведущего, то давайте поиграем. Например, я не стал комментировать матчи нашей сборной в Бразилии. Оставил это более удачливым. А сам взял себе финал.
Кстати, финал – вещь прекрасная, но настоящим вызовом была жеребьевка чемпионата мира в Санкт-Петербурге. Когда нужно переводить с нескольких языков, объяснять для широкой аудитории не совсем понятную ей схему происходящего. На сцене возникают неожиданности, как с тем же Рональдо, который должен был говорить на английском, а начал на родном. И тогда используешь свое знание французского и английского, чтобы угадывать смысл португальских слов. Благо, тема знакомая. Или, например, открытие Паралимпийских игр в Сочи. Все проходило в непростой политической ситуации, когда было неясно, например, не сделает ли какое-нибудь заявление Украина одновременно со своим выходом на арену. Все было довольно напряженно.
— То есть вы не переживаете из-за всех разговоров вокруг вас?
— Разговоры про нефартовость возникают только в интернете. А на улице, на футболе или в метро, которым я постоянно пользуюсь, ни разу в жизни с этим не столкнулся. Наоборот, подходят люди, берут автографы, и никто даже не касается этой темы. Начинаешь думать: «Может, те люди, которые пишут в сети, просто из дома не выходят, нет времени у них на такое бессмысленное занятие? Или боятся сказать в глаза, понимая, что это бред». А на улице отношение потрясающее. И чем дальше, тем больше. Уже подходят: «Мой дедушка вырос на ваших репортажах».
И потом все эти разговоры — издержки того, что долгое время я один или в паре с коллегой работал на матчах нашей национальной команды. А совершенно понятно, что если человек долгое время комментирует все игры российской сборной, он неизбежно становится нефартовым. Потому что ну не выигрываем мы чемпионатов мира и Европы, а значит, в главном матче оказываемся у разбитого корыта. Даже в славном 2008 году, который вспоминается с бронзовым восторгом, мы в полуфинале бездарно проиграли испанцам. Очень досадное поражение, ведь мы были в одном шаге от финала. А вот первый матч против Испании, за который некоторые на меня с досады от поражения набросились, вообще ничего не решал. Кстати, об этом говорил и сам Гус Хиддинк, задачей которого не был вывод команды на пик формы уже к первой игре.
В Эфиопии встретил Фиделя Кастро
— После окончания иняза вы служили в армии, награждены медалью «За боевые заслуги»...
— Да, меня призвали в звании младшего лейтенанта в качестве военного переводчика. Я уже был оформлен в Ирак, где тогда все было спокойно. СССР продавал этой стране оружие, а я просто поехал бы и переводил нашим специалистам, которых туда командировали. Но тут между Эфиопией и Сомали началась война, за один день мне поставили визу в паспорт, и я полетел в Эфиопию, где провел два года и два месяца. Параллельно с войной, в которой эфиопы в итоге одержали победу, была война с внутренней оппозицией и гражданская война с повстанческой провинцией Эритреей. Сейчас это независимое государство, а тогда было частью Эфиопии. После отделения Эритреи, – а в результате это все же произошло, – Эфиопия осталась без прямого выхода к морю.
- Было опасно?
— Все зависело от места. Была ротация. Например, ты мог работать в Аддис-Абебе, вдали от линии фронта. Но и там было страшновато выходить на улицу – видеть умирающих от голода и болезней людей или трупы убитых оппозиционеров, которых власти называли анархистами. Например, утром выходишь из дома, а в луже крови лежит молодой парень. Потом, отработав в столице, ты отправлялся куда-нибудь на авиационную базу. Там шла подготовка эфиопских летчиков. С ними работали и наши специалисты, и израильские, которые воевали на стороне Эфиопии. Но это не афишировалось, потому что у СССР были сложные отношения с Израилем. Потом тебя передислоцировали на передовую. Ты был с каким-то майором или подполковником, который конечно же сам не шел в атаку, но руководил подготовкой к наступлению или к обороне.
— Что видели в Эфиопии кроме войны?
— Фиделя Кастро видел. Был двойной перевод. У него — девушка, которая переводила с испанского на английский, а дальше я — с английского на русский. У эфиопов офицерский состав очень прилично говорил по-английски, потому что прошел колледжи Америки, Англии. Чувствовалось, что в душе местные офицеры в большинстве своем не были готовы к тому, чтобы строить социализм. Но мы были на их стороне в войне, поставляли оружие, и они к нам по-человечески просто не могли относиться плохо. Кроме войны что видел? По-своему красивую, но бедную и страдающую страну. Родину кофе. Ни разу в истории не ставшую чьей-то колонией – уникальный случай для Африки. Бегемотов видел – до Эфиопии, честно говоря, не предполагал, что они довольно опасны для человека... Страусов и львов – прямо в президентском дворце.
— Когда-нибудь чувствовали больший страх, чем в Эфиопии?
— Нет. Даже на программе «Большие гонки», когда бык выскочил, пробил мне плечо и я получил разрыв суставной сумки. В Эфиопии страх был более глобальным, что ли. К тому же примешивалось чувство абсурдности происходящего: погибнуть вдали от дома, неизвестно за что...
— Перед армией вы ездили на стажировку в США. Не было мысли эмигрировать?
— Нет, я всегда был очень привязан к моим родителям, к сестре, к Москве, Внукову моему. А если отбросить эмоции, то и специальность моя за границей не пользовалась бы спросом. Стать американским журналистом? Но одинаково хорошо на русском и английском в истории писал только Набоков. Комментатором? Я же профессиональный лингвист и точно знаю, что для такой работы ты должен быть носителем языка. Как бы хорошо ты ни выучил язык, даже с помощью стажировок, ты не сможешь составить конкуренцию местному мастеру репортажа. Точка. Вот некоторые друзья — врачи, математики, физики — очень быстро уехали.
Зураб Цискаридзе: «Заходят трое в раздевалку: заканчивайте играть или получите пулю в колено»
— Какое место в США больше всего запомнилось?
— На севере штата Нью-Йорк есть озеро Джордж, рядом с которым много мест, связанных со становлением Америки, первыми войнами, историей индейцев и ковбоев. И я в эти места влюбился. Кстати, уже будучи «взрослым», несколько раз заезжал в свой университетский городок в Олбани, заходил в комнату, в которой жил. Остались ностальгические впечатления. Еще, конечно, морское кругосветное путешествие тридцатилетней давности осталось в памяти. Я вернулся из него, и меня сразу послали на ледокол корреспондентом ТАСС.
— «Владивосток» должен был спасти научно-исследовательское судно «Михаил Сомов», но сам застрял во льдах, и вы вроде бы пытались его раскачивать.
— Я думал, что меня разыгрывают. Потому что сказали: «Сейчас выроем лунку, заведем туда якорь и будем раскачивать». И вдруг смотрю, люди действительно выходят на лед. Полярная ночь, все освещается прожекторами, якорь заводят в лунку, вроде той, которую обычно делаю рыбаки, и начинают раскачивать судно. В нашем случае не помогло, но, говорят, вообще это обычная вещь в ледокольной практике.
— Как попали в новостное агентство?
— Пришел, написал проверочную работу, и про меня вроде как забыли. Я уже устроился в международный отдел спорткомитета. Работал первый день, писал какие-то телеграммы на французском, и тут звонок: «Вы сдали тест, приходите». А после его написания прошло уже какое-то время. Я говорю: «Чего же вы раньше молчали?» — «Вы что, не понимаете? Все были заняты съездом Коммунистической партии». Короче, нужно было делать выбор, и я понял, что ближе – к журналистике. Извинился перед спорткомитетом и начал работать в ТАСС. Хотя туда сначала взяли редактором-переводчиком в общую редакцию новостей для заграницы. А я хотел в спортивную редакцию.
— Почему не брали?
— Как только освобождалось место, сразу появлялись блатные. Кстати, вполне нормальные, хорошие ребята, но для меня это было слабым утешением. А им просто повезло, что у них родители высоко работали. Но когда я приехал с ледокола, мне зам шефа спортредакции Всеволод Кукушкин сказал: «Ты героем вернулся, медаль «За трудовую доблесть» получил, так иди к генеральному директору, он тебе даст место» — «Сева, а что я должен сказать?» — «Ничего, просто приди и стой». Так я и сделал. Пришел к Сергею Андреевичу Лосеву, он смотрит на меня: «Проси, чего хочешь» — «Хочу в спортивную редакцию» — «По-моему, это глупое решение. Мы хотели тебя отправить корреспондентом в Англию или в Америку. Но если есть такое желание, завтра к 25-летию спортивной редакции я дам ставку под тебя».
— Вам связи никогда не помогали?
— Нет, да и не нужно было. Я жалел только, что у меня их не было в течение этих пяти лет, когда хотел в спортивную редакцию. А потом все пошло по накатанной, и помощь уже не требовалась.
Когда в 91-м случился путч, я бросил на стол партбилет, потому что проникся идеей Ельцина и новой России. Ушел из ТАСС, пошел в РИА «Новости», где работал года два. Оттуда послали на Олимпиаду в Альбервиль. Меня уже знали как пишущего журналиста, и прямо там подошли наши телевизионщики и предложили вести еженедельную итоговую спортивную программу в «Останкине». К тому моменту мне было 37 лет. Я согласился, вел «Спорт уик-энд» как внештатник. Параллельно работал главным редактором первого в нашей стране ежемесячного цветного журнал о футболе «Матч». Да, именно так он назывался. Одновременно был координатором российско-американского хоккейного проекта «ЦСКА — Русские пингвины», а еще в норвежской металлургической компании подрабатывал. Как я все это успевал – сейчас диву даюсь! Но что вы хотите: 90-е годы и две маленькие дочки... Вскоре на ТВ предложили комментировать, вести спортивные новости в программе «Время». Мои другие проекты к тому моменту завершились, и я перешел в полноценные сотрудники.
Потоп в Натале
— Помните свой первый репортаж?
— Декабрь 1993-го, жеребьевка финального турнира чемпионата мира-1994 из Лас-Вегаса. Все это происходило в казино, и комментаторская кабина располагалась едва ли не прямо среди игровых автоматов. В Америке находился по линии сотрудничества ХК ЦСКА и «Питтсбург Пингвинз», которые, кстати, никогда не назывались «пИнгуинз», как часто пишут у нас. С ТВ позвонили мне в Нью-Йорк, прислали авиабилет, и я рванул в Вегас.
— Какой из трех финалов ЧМ больше всего запомнился?
— Наверно, мой первый. В 1994-м, в пригороде Лос-Анджелеса Пасадине. В 50-градусную жару. Первый тайм матча Бразилия – Италия комментировали Геннадий Орлов и Олег Жолобов на втором канале. А перед перерывом они сказали телезрителям: «Переключите ваши телевизоры на канал ОРТ. Мы передаем слово нашему коллеге Виктору Гусеву». Были же времена!
Геннадий Орлов: «Когда был игроком, вел себя почти так же, как Широков»
— На ЧМ-2002 вы работали пресс-атташе сборной. Руслан Пименов рассказывал, как команду заселили в какой-то пионерлагерь и кормили гречкой. Это правда?
— Нет, тут с Русланом не соглашусь. Мы жили на хорошей базе в Японии с отличными полями. Гречка? Это вообще странно слышать, потому что у нас был специальный повар, который готовил блюда на любой вкус. Еще с нами находился врач Зураб Орджоникидзе, который делал какую-то свою простоквашу для поддержания здоровья. Он тоже принимал участие в составлении меню, так что все было на самом высоком уровне. Да, база располагалась вдали от больших городов, но, например, там стояли унитазы с подогревом и было много всего другого, не менее хорошего.
— На олимпиадах жили в деревнях со спортсменами?
— В Сеуле в 1988-м. Вместо меня от ТАСС поехал заслуженный журналист, для которого та Олимпиада могла быть последней, поэтому меня убрали из списков. Но руководитель Кукушкин, сказал: «Раз мы так с тобой поступили, я тебя оформлю переводчиком в команду борцов». Это была легендарная команда, которой руководил великий Иван Ярыгин. На Играх запомнился и новичок – Александр Карелин. Интеллигентный, интереснейший человек с колоссальным чувством юмора – и это при такой серьезной внешности. Он приходил, садился во дворик, где жила наша делегация, и начинал что-то рассказывать. Вокруг него собиралась толпа народу и слушала. Что рассказывал? Про книги, какие-то истории. Причем таким потрясающим языком. Еще помню, как выступали Юра Давыдов и Валера Сюткин с группой «Зодчие». Прямо на крыльце нашего дома в олимпийской деревне.
— В необычные истории за границей попадали?
— На чемпионате мира в Бразилии в городе Натал. Он на севере расположен, а там чем севернее, тем теплее. Поэтому я ехал туда из Рио как в райский уголок с великолепными пляжами и дюнами. Но зарядил дождь. Я откомментировал матч, вышел со стадиона, и поток меня чуть не унес. Смеркалось, такси нет. С трудом вышел на какую-то далекую улицу, на которой стояли три мексиканца. Вдруг едет такси. И мексиканцы идут к нему. Каюсь, но я оттолкнул их, впрыгнул на переднее сиденье и закрыл дверь. Они начали что-то кричать, но я сказал водителю: «Поехали». Приезжаю в гостиницу, а номер залило — воды по колено. Ждал три часа, пока ее убрали, сам помогал, какими-то тряпками вычерпывал.
Вячеслав Глеб: «Рубились до крови, как в Колизее, типа убейте друг друга. Магат смотрит: «Класс!»
100 граммов риса и тухлая рыба
— Сразу согласились на участие в «Последнем герое»?
— Это было довольно смешно. Мне позвонил Константин Эрнст, а я сказал: «Как же чемпионат России?» Эрнст со знанием дела ответил: «К моменту вылета чемпионат уже закончится». Только не учел, что будет переигровка за «золото» – ЦСКА и «Локомотива».
— Кто же знал…
— Ну да, предвидеть было невозможно. В общем, Константин Львович объяснил, что надо поддержать Первый канал, потому что это была первая попытка отправить на остров не обычных участников, а кого-то из известных людей. Причем такой формат не был заложен даже у американцев, чью идею мы купили. Но у меня была абсолютная уверенность, что приглашают-то меня ведущим. Поэтому, когда мы пришли на первое собрание и начался рассказ о том, как все будет, я спросил: «А ведущий?» Эрнст сказал: «Я могу об этом рассказать, но тебя ведь это никак не касается, почему ты интересуешься?» — «Как это не касается?» — «Ты участником едешь». Я был в легком шоке. Но пути назад уже не было.
— Перед поездкой делали прививки?
— Нет, потому что все очень быстро произошло. Это было похоже на командировку в Эфиопию, когда я тоже не успел сделать одну прививку. Другую сделал, но оставил сертификат дома. Прилетаю в Африку, прохожу паспортный контроль: «Прививочный сертификат?» И тут я понимаю, что забыл его. Признаюсь в этом, эфиопы говорят: «Стойте здесь, сейчас будем разбираться». И удаляются. Я немножко отошел в сторону от того места, даже ничего не имея в виду. И вместо меня на него встал другой белый человек. Пограничник подбегает к нему, хватает: «Пошли». Человек ничего не понимает, пытается достать сертификат. Эфиоп говорит: «У тебя же только что не было ничего». Тот отвечает: «А я тебя вообще в первый раз вижу». Вот так. А то могли меня и домой отправить. Или непонятно какую прививку вколоть.
— Что было самым ужасным на острове?
— Отсутствие информации. Приезжали люди с Большой земли — корреспондент, два оператора, — но могли они говорить с нами только на тему игры. А Россия как раз осенью 2002-го подала заявку на проведение Евро, я с коллегами сделал видеоклип, и Вячеслав Колосков повез его в качестве презентации. Вот я думал, переживал: «Как там мой клип?» Кстати, как мне потом сказали, клип оценили, но чемпионат нам не дали. А счет «золотого» матча я все-таки узнал.
Остров одного сокровища. Как играют и болеют на родине Криштиану Роналду
— Каким образом?
— Вечером, в темноте, пошел «в туалет», и из-за дерева шепнули: «Лоськов, шестая минута». Видимо, кто-то из операторов, правда, потом так никто и не признался, потому что им запрещалось вообще с нами говорить. Зато прослушивали будь здоров! По всему острову стояли жучки, скрытые камеры. Но, по условию игры, мы могли их уничтожать, чтобы скрыть наши планы.
Кстати, когда все закончилось, состоялся прощальный вечер. Я встаю и начинаю говорить тост: «Была у нас на острове великолепная шутка...» И тут Александр Любимов — он был одним из организаторов — говорит: «Вить, ты можешь эту шутку не рассказывать, ее все слышали сто раз. Она у нас записана на десятки форматов, мы слышали каждое ваше слово». В общем, камеры не стояли только в тех местах, где находился импровизированный туалет — ямка. Кстати, иногда мы рядом с ней собирались, чтобы что-то самое секретное обсудить.
— Остров был большим?
— Да, но проблема состояла в том, что на нем не было никакого продовольствия. То есть когда американцы делают свое шоу, они не дают участникам вообще никакой еды, но селят на таком острове, где при определенных усилиях ты мог что-то добыть сам. Или сделать лодку, поехать на соседний остров и там добыть. А нам Доминикана выделила такой кусок земли, на котором ничего не росло. На соседних островах тоже ничего не было. Поэтому по согласованию с владельцами лицензии пришлось даже немного изменить условия игры: нам стали давать 100 граммов риса в день. Но все равно я за 18 дней похудел на 12 килограммов.
— Ели живых пауков?
— Нет, зато был конкурс, который условно назывался «Тухлая рыба». За спиной завязывали руки, перед тобой ставили миску с рыбой, и нужно было ее грызть зубами. Казалось, что просто тухлятина. На самом деле это была обычная сырая рыба, а внизу незаметно для нас лежала тухлая. Специально для запаха. Но мы все равно ели, ту же Лену Проклову просто рвало. Но она не сдавалась и, кстати, в итоге принесла победу нашему племени в этом конкурсе. Я, конечно, понимал, что нас не могут отравить. Что не может эта рыба быть тухлой. Думал, может, это такой сорт, он так пахнет. Но все равно напрягался.
— На острове действительно были интриги?
— Начались, когда остатки племен объединились и восемь человек повели индивидуальную борьбу за приз в 100 тысяч долларов. Громадная сумма. А уж по тем временам!.. В итоге Пресняков выиграл.
— Вам приходилось кого-то подговаривать?
— Нет, хотя конфликт один раз случился. Я хотел, чтобы соблюдались правила игры. Справедливы они или нет, но им нужно следовать, раз уж мы согласились в этой игре участвовать. А правила такие, что проигравшая в конкурсе команда выбрасывает одного участника. Но вдруг часть моих соплеменников провозгласила другой принцип: «Давайте сейчас всей России покажем, что человек человеку не волк. И не будем никого выбрасывать. И пусть организаторы делают что хотят». Я был против, стал в оппозицию. А в итоге из этого нашего противостояния в сценарии сделали дополнительную интригу.
— Что участники делали на острове большую часть времени?
— Вставали очень рано — с рассветом, часов в шесть утра, потому что спать ложились с закатом. Просыпались так еще и из-за диких комаров. Поэтому сразу залезали в воду и с шести до восьми просто стояли в ней. Это было даже не купание, а такое средство спасения. Потом за нами приезжали и везли на конкурс на другой остров. Туда нужно было довольно долго плыть. Все это в общей сложности занимало полдня. Приехали обратно — нужно попытаться что-то приготовить. Туда-сюда, в шесть вечера уже смеркается, и мы ложимся спать. То есть получается, что мы очень много спали. Хотя сон был относительным: каждую ночь дождь. Хорошо, когда соорудили себе крышу над головой, пусть даже протекающую. А поначалу вообще ничего не было.
«За сезон мы пропустили 146 мячей». Как живут футболисты, не зарабатывающие миллионы
«Жо попал»
— Самый странный матч, который прокомментировали?
— На острове, во время «Последнего героя», когда играли участники. По узкой полоске суши бегали Владимир Пресняков-мл., Крис Кельми, Александр Лыков, Иван Демидов, Лариса Вербицкая, Елена Проклова, Ольга Орлова, Лена Перова... А я и играл, и все это комментировал. Было более чем странно. Но очень весело.
— Ваш лучший репортаж?
— Лучший — не знаю, но был репортаж, который стал причиной изменения моего подхода к комментарию. Я очень обжегся, когда сборная выиграла у французов 3:2 на «Стад де Франс». В какой-то момент было видно, что мы хуже и почти не имеем шансов. Тогда, не дождавшись конца встречи, я начал говорить о возможных причинах поражения, что-то сказал про детский футбол. А наши в итоге проявили волю, выиграли, и я понял, что такое никогда нельзя делать. Весь глубокий анализ должен быть после матча — в статьях, в программах. А во время комментария ты обязан до конца гнать команду вперед вместе с болельщиками и надеяться, что все-таки чудо произойдет. И воплощением этого стал матч Кубка кубков «Локомотив» — АЕК. Нашим нужен был гол. Я призывал телезрителей верить, надеяться до самого конца, и Игорь Чугайнов все-таки забил. По-моему, на четвертой, уже добавленной, минуте. Именно так и нужно — до конца.
— Самый ужасный ляп?
— Хм-м. Ляп? Вот была забавная ситуация на Кубке Первого канала в Израиле. В составе ЦСКА тогда только появился бразилец Жо. И как только речь заходила о нем, у меня сразу выскакивало: «Жо попал», «Жо подал», «Жо подумал». Режиссер мне говорит: «Ты можешь хоть как-то по-другому строить предложения? Чтобы после «Жо» не было этого «па»!» Наконец Жо меняют. Я думаю: «Слава богу, все». Он подходит к арбитру и что-то говорит. Я же открываю рот, чтобы сказать: «Жо попрощался». «Э, нет, – думаю, – хватит, меня больше не проведешь, тут вставочка нужна!» И говорю: «Жо по-португальски попрощался». Народ чуть не умер от смеха!
Текст: Александр Головин
Фото: СЭ, Сергей Дроняев. Топовое фото: РИА Новости/Артем Житенев
Новый номер еженедельника «Футбол» – уже в продаже!
