Последнее лето детства
Старший тренер футбольной команды «Спартак» Константин Бесков во время тренировки, 29 октября 1987 года. Фото: Игорь Уткин / ТАСС.
1976 года в Иркутске с балкона дома номер 32 по улице Сибирских партизан Владимир Высоцкий пел «Балладу о детстве», и его слова с резким хрипом падали вниз, на притихшие задранные головы. По радио «Свобода» диктор с акцентом тревожился о судьбе сотни еврейских заложников, захваченных террористами; во Вьетнаме образовалась Социалистическая республика Вьетнам; в кабинетах Минторга РСФСР под сушки и бесчисленные стаканы чая «со слоном» готовился приказ о «Нормах естественной убыли мороженого»; в рассеченном надвое чемпионате СССР по футболу был перерыв, потому что Лобановский собирался выигрывать Олимпиаду в Монреале, а я сделал Очень Важное Открытие: Волга лучше, чем Черное море, потому, что в ней нет медуз. Медузы были гаже даже, чем молочная пенка. Противней жареного лука. Два следующих дня я отказывался заходить в море глубже, чем по колено, и тогда меня – впервые в жизни – повели на футбол.
Играли две команды, алхимическое чудо названий которых я запомнил на всю жизнь: сборная РСФСР первой лиги против сборной СССР второй лиги. На трибунах, как на пляже, возлежало несколько сотен полуголых курортников, сосед справа сидел в обнимку с трехлитровой банкой небрежно-желтой жидкости и ко второму тайму склонялся над ней все чаще и все ниже, а внизу, на поле, происходило что-то, как я догадывался, героическое. Как Брестская крепость или Валя Котик. Игроки эрэсэфэсэра лупили по воротам и забили бы голов десять – нет, все пятнадцать, но в них метался, как зверь в клетке, из угла в угол тоненький пацан, которого диктор назвал Ринат Дасаев. Наш, волгарь. Из Астрахани. И, когда мы уходили со стадиона, папа спросил, кто из игроков мне понравился больше всего. Я честно ответил: «Дасаев. И еще Аджем и Коробочка». «А почему они?» – спросил папа. Я подумал и ответил: «Фамилии смешные».
Говорят, что детство уходит с первой бессонной ночью, с первой скорой, вызванной для своего ребенка (слава богу, оказалось ничего страшного). Уходит, сжимаясь в горле комком, со смертью родителей (слава богу, живы).
Детство вообще – уходит.
В 1976 году сборная СССР не выиграла Олимпийские игры, заложников – чудом – освободили, в Италии в прокат вышел фильм «Блеф» с Челентано, во Франции – «Игрушка» с Пьером Ришаром, в Америке – «Кинг-Конг», в Германии сняли «Греческую смоковницу», на бразильском телевидении начался показ «Рабыни Изауры», а в осеннем чемпионате СССР, который выиграло «Торпедо», произошла катастрофа, на которую я не обратил тогда никакого внимания: «Спартак» вылетел в первую лигу.
Год спустя я впервые прочитал и запомнил эту фамилию: Бесков. Где-то в этой лиге, существовавшей не в телевизоре, а только в газетной строке, побеждала мифическая команда, в составе которой был мой первый футбольный знакомец – Дасаев. Я бы мог, наверное, стать болельщиком «Спартака», но тогда моя октябрятская верность была отдана другой команде, где уже играли Коробочка и Аджем. Ладно, не важно.
К одиннадцати годам я твердо знал, что мой славный в прошлом клуб глубоко и обреченно несчастен, что все роботы играют за киевское «Динамо», а все боги – за «Спартак». Черенков был главный бог, а Бесков – их Бог-отец.
В 1979-м Черенков забил бразильцам на «Маракане». Я и не помню уже как, но наверняка волшебно, в «девятку», как четырьмя годами позже – «Астон Вилле», когда весь класс утром издевался над Серегой, уснувшим за две минуты до окончания матча при счете 1:1 («Спартак» вылетал) и не увидившим победный гол Черенкова.
21 апреля 1979 года, «Спартак» (Москва). Стоят (слева направо): Ринат Дасаев, Александр Сорокин, Александр Кокорев, старший тренер Константин Бесков, Виктор Самохин, Юрий Гаврилов, Сергей Шавло, Алексей Прудников. Сидят (слева направо): Федор Черенков, Евгений Сидоров, Георгий Ярцев, Михаил Булгаков, Владимир Букиевский, Вагиз Хидиятуллин. Фото: Валентин Кузьмин, Александр Яковлева / ТАСС.
В 1980-м умер Высоцкий, Бесков обидно проиграл Олимпиаду, Валерка принес в класс новую группу – «Машину времени», а Костик в туалет – карты с голыми бабами.
К концу сочинских каникул, в том 1976-м, я примирился с медузами и даже решил прихватить одну домой, в Саратов, показать одноклассникам, еще не видевшим моря. Родители убеждали меня, что это бесполезно: захвати лучше гальки – это камень, его вода не точит. Я был упрям.
Трехлитровая банка с водой стояла в купе на откидном столике и мешала взрослым закусывать. В ней плавала, как льдинка, медуза, и солнце грело ее бессмысленные бока. Когда я проснулся утром, никакой медузы уже не было.
Вода, говорят, забвенье. Водой, говорят, все унесет.
Неправда.
Вода – это вечная память.
Я позвонил другу: «Знаешь, Бесков умер?»
«Да, – сказал он. – Детство кончилось. Все мое детство».
Мое, наверное, тоже.
