Обещание на рассвете
Свою предыдущую рецензию на Гари я начала с его же цитаты (это «Белая собака», если что):
«Семнадцать миллионов американских негров в доме — это слишком даже для профессионального писателя. Всё, что они могут мне дать, — ещё один роман. Я уже протащил в литературу войну, оккупацию, свою мать, освобождение Африки, атомную бомбу — я категорически отказываюсь делать то же самое с американскими неграми».
Мне запомнился этот отрывок ещё и тем, что теперь мне хочется найти, в каких романах у него были война, оккупация, атомная бомба и освобождение Африки.
Мать я уже нашла.
«Обещание на рассвете» – это квинтэссенция материнской любви. Той любви, которая пытается обволакивать своего ребёнка даже тогда, когда матери нет рядом. Любви иррациональной, иногда животной, рефлекторно защищающей своего детёныша до самого последнего вздоха, любви заботливой и любви мечтательной.
И именно во имя Мечты, во имя всех тех надежд и желаний, которых не удалось реализовать в своей жизни, но которые так хочется спроецировать на собственное чадо (опасное, надо сказать, желание, хорошо, что в данном случае всё получилось так), и жила мать Гари, периодически пытаясь слепить из сына то музыканта, то актёра, то спортсмена (не побоявшись обратиться даже к королю Швеции, хотя сам Гари в этот момент готов был провалиться под землю от стыда), то, в крайней случае, дипломата.
Но больше всего мне понравился отрывок c колбасницей, явившейся к матери Гари с обвинением: «Он заставил меня прочитать Пруста, Толстого и Достоевского, заявила несчастная с таким видом, что от жалости разрывалось сердце. — Что теперь со мной будет?». А мать потом спрашивала у сына:
«— Ты действительно безумно любишь ее?
— Нет. Я ее люблю, но не безумно.
— Тогда зачем ты обещал ей жениться?
— Я не обещал.
Мать с упреком посмотрела на меня.
— Сколько томов в Прусте?
— Послушай, мама… Она покачала головой.
— Это нехорошо, — сказала она. — Нет, нехорошо».
Эта мать с русскими корнями будет тащить своего сына к славе, чего бы ей это не стоило. Иногда в своих стремлениях с собственной непосредственностью она могла поставить Гари в неудобное положение, даже не заметив это. Ей было важно, чтобы сын защищал её честное имя, даже если бы он потом не смог добраться до дома на ногах. Её желание было безграничным и, как правило, такие родители лишь ломают детям жизнь.
Но Гари повезло. Он действительно стремился. Он прошёл войну, в которой каждый прожитый день оставался в живых, потому что не мог погибнуть. Помните Симонова и его «Жди меня»? Мать Гари ждала ещё сильнее, чем этот таинственный никто другой. Более того, сам Гари понимал, как мать будет ждать его – непременно героя, в медалях и орденах, и просто не мог позволить себе отсидеться в тылу или погибнуть от брюшного тифа, когда его уже пришли отпевать.
Его мать – русская актриса – после Революции перебралась в Польшу. Но всю жизнь она мечтала о Франции, как мечтать могут только русские.
«Накануне мюнхенского соглашения много говорили о войне, и в письмах моей матери, доходивших в мою сентиментальную ссылку, уже чувствовались её тревожные отголоски. В одном из таких писем, написанном энергичным почерком и крупными буквами с наклоном вправо, которые, казалось, вот-вот бросятся на врага, она просто заявляла, что «Франция победит, потому что это Франция», и я до сих пор считаю, что никто более верно не предсказал наше поражение в 1940-м и лучше не сформулировал нашу неподготовленность».
А мечтала о славе для сына она так, как могут мечтать только матери.
9,5/10
но с настоящими переживаниями.
похоже на то.