10 мин.

80 лет великому комментатору

34

Выложу-ка я еще один текст Василия Вячеславовича. По сравнению с предыдущей его работой он ровно на год позже написан. В нем, правда, целый ряд неточностей свойства фактического есть, но это лишь мне, человеку старому уже, заметно. А молодые, которые в большинстве своем читать про Озерова будут, заметят, думаю, другое: великолепный русский язык и манеру. Вот иногда читаешь некоторых журналистов и поражаешься: весь текст как винегрет. Один фрагмент по ритму совсем на другой не походит, предложения соседние не состыкуются. А здесь такого и близко нет - композиция замечательная, рассказ плавно идет. Василий Вячеславович вообще по-моему глубокому убеждению в лучшей своей профессиональной форме в 1995-м и 2002-м с 2003-м годах пребывал.

 

Помнить Николая Озерова, конечно, помнят. Не помнить просто невозможно – спортивный комментатор входит в историю вместе с событиями, на которых работает, а комментатору Озерову везло на победы. Другое дело, что на поверку воспоминания эти – разве что "го-о-о-о-ол!!"; голос Озерова живет как символ происходившего в не очень давние, однако безвозвратно минувшие времена. Даже не разберешься – то ли это человеку удалось вобрать в себя современную действительность, сгустить ее до образа и достоверно, уже навсегда передать, то ли сам он просто стойкая ассоциация с этим временем. Ведь других комментаторов просто не было. Как это получилось, отдельная история, по-своему занимательная, и здесь она будет рассказана; другое дело, что на главный вопрос она не ответит. С одной стороны, по степени публичности, открытости, доступности самому ленивому исследователю жизнь и карьера Николая Озерова вряд ли имеет аналоги. С другой – а так ли много народу помнит, кем и чем был этот человек, взятый сам по себе, отдельно от навязчивой темы "Время и Я"?

По степени и масштабам одаренности Озеров – фигура почти из эпохи Возрождения. Он был отличным теннисистом (теннис того времени – самое подходящее занятие для юноши из благополучной семьи). Кстати, о семье: папа пел в Большом театре, мама – актриса, старший брат – кинорежиссер. Это именно Юрий Озеров создал трудно забываемый образ Леонида Ильича Брежнева как героя войны (впрочем, без солидного телезрительского стажа уже не вспомнить Евгения Матвеева в этой роли). Впрочем, другая военная эпопея Юрия Николаевича, "Освобождение", фильм действительно выдающийся. Но вернемся к младшему отпрыску фамилии.

В теннис Николай Озеров закончил играть в 31 год, став к этому времени 24-кратным чемпионом Советского Союза. При всей камерности этой неолимпийской, да еще такой буржуазной по антуражу, с белыми брюками и английским счетом игры это достижение выдающееся. При этом Озеров отлично играл в футбол за первую команду "Спартака"; в то время это был как бы второй состав, играющий на первенство Москвы – дубль или не дубль, а трибуны собирались. И центрфорвард Озеров со своей уже тогда заметной тучностью забивал настолько много, что переводу в команду мастеров воспрепятствовал только тогдашний спорткомитет – нечего, дескать, распыляться.

Озеров был заметнейшей фигурой на своем курсе в ГИТИСе, и в труппу Художественного театра его взяли без намека на семейный блат – таких студентов всегда отрывали с руками. Об актерской карьере говорить сложнее всего – все-таки одиннадцать ролей за сорок лет не так уж и много. Но театр никогда не был единственным поприщем Николая Николаевича, и оттого на большее у него просто не хватало времени. Те же, кто видывал его в "Пиквикском клубе", или в "Домби и сыне", или в "Синей Птице", где Озеров тридцать с лишним лет играл Хлеба, вряд ли откажут ему в актерском таланте. Он был, несомненно, талантливым характерным актером – это амплуа называется "герой-простак". Или вот другое свидетельство: в фильме "Ход белой королевы" Озеров сыграл, в общем-то, себя – спортивного журналиста, но с другой фамилией и вымышленными фрагментами биографии. Посреди картины возникали воспоминания одного из героев, и персонаж Озерова оказывался военным корреспондентом на ленинградской Дороге Жизни, да еще и тяжелораненым. После того как фильм вышел на экраны, телевидение завалили письмами – правда это или нет. И тогдашний глава Гостелерадио убедительно попросил Озерова в будущем играть не как бы самого себя, а именно самого себя, без "как бы". Истории такие, конечно, не только с Озеровым случались, но ведь означает это, что убедительно, проникновенно этот актер говорил, глядя в камеру, о ком-то неизвестном: "Я ведь ему жизнью обязан..."

Кем он был? Конечно, человеком, угодившим аккурат на свое место. Удивительным образом ему предложили ту самую работу, которая могла максимально раскрыть его разностороннюю личность, лежа на пересечении разнообразных талантов. Человеком своего времени – он сменил в спортивном эфире Вадима Синявского как раз в момент, когда спорт становился частью большой политики, выйдя на международную арену. Озеров любил называть Синявского своим учителем. На самом деле это, конечно, не совсем так. Синявский, который пригласил Озерова на радио, выбрав его кандидатуру из ряда других (жаль, история не сохранила этот список), искал себе дублера. Кстати, тоже ведь не особенно помнят, что наряду с Вадимом Святославовичем пионером комментаторской профессии был не очень известный и не очень удачливый футбольный тренер Дубинин, который в какой-то момент решил вернуться к активной деятельности и освободил вакансию – как выяснилось, для Озерова. Синявский в качестве педагога ждал от ученика, что тот станет работать в его манере, но Озеров практически сразу, во-первых, утвердился в собственной манере, а во-вторых, очень скоро выяснилось, что именно он становится лидером жанра.

Почему так вышло? Бог знает. Те, кто знал обоих, – спортивные комментаторы следующего поколения Владимир Маслаченко, Анна Дмитриева – в мнении почти едины. Наступала эпоха телевидения, а Синявский, потерявший на войне глаз, просто не мог работать в новых условиях. На радио всегда можно было придумать что-то от себя, тут же требовалась точность.

В придачу озеровский артистизм. Нарочно или просто в силу специфического образования в своей комментаторской манере он сразу сделал ставку на сопереживание происходящему. И это очень своеобразно спроецировалось на техническую революцию в репортаже: тем, кто слушал рассказ об игре по радио, требовалось в первую очередь понять, что там, на невидимом стадионе, происходит; те же, кто видел несовершенную черно-белую картинку, хотел понять, как оно там, внутри трибунной чаши, взаправду. Озеров как раз и доносил эту атмосферу до зрителя.

Как вышло так, что он на протяжении такого длительного времени оставался один? Журналист Евгений Рубин, много лет работавший в "Советском Спорте", а в начале семидесятых эмигрировавший в Америку, вспоминает, что конкуренты у Озерова были. Называет он выдающегося газетного журналиста, главного редактора еженедельника "Футбол-Хоккей" Леонида Филатова и его коллегу Аркадия Галинского. Филатова несколько раз приглашали комментировать футбольные матчи, и он на озеровском фоне, конечно, выделялся на контрапункте: отсутствием эмоций, аналитичностью, разнообразием языка. Галинский же был удивительным рассказчиком, его коньком была авторская позиция. Долго эта условная конкуренция не продлилась, впрочем: Филатова в какой-то момент просто перестали приглашать на комментарии, ну а Галинского, к слову – автора первой футбольной программы на телевидении, просто уволили. В этих странных обстоятельствах, которые сегодня достаточно сложно прояснить, Евгений Рубин в своей книге предполагает проявления озеровской влиятельности: соперники были устранены.

Впрочем, те, кто знает телевидение не понаслышке, отвергают эту версию – высказанную, впрочем, весьма осторожно и в меру деликатно. Уход Галинского был связан просто с тем, что Гостелерадио возглавил Сергей Лапин. А это увольнение стало одним из первых его шагов: Лапин относился к евреям вполне в духе времени. Ну а работа Филатова, может быть, просто была не вполне своевременной. Это сейчас спортивный комментарий немыслим без анализа, а тогда подобная трактовка работы была не в ходу.

Подмывает усомниться вообще в том, насколько Озеров реально разбирался в тонкостях игры. По его репортажам, в общем, трудно сделать такой вывод – он не разбирал эпизодов, он не делал обобщений, вообще большая часть его репортажа – то, что на профессиональном сленге называется "гонять шайбу": тот передает этому, этот назад тому, он бросает... шайба вышла из зоны... При желании или необходимости шайба легко заменяется мячом. Анна Дмитриева вспоминает, что Николай Николаевич любил повторять: "Мы солдаты". В смысле: нам просто говорят, когда в бой. Скажут: завтра спортивная гимнастика – значит, так оно и будет. Вот уж в гимнастике Озеров точно не разбирался совсем – но, с другой стороны, так ли важно, сколько раз она там прокрутила свои сальто, если стала чемпионкой?

И так ли уж мало – если смотреть на сегодняшний, вполне однотонный по избранному раз и навсегда тембру репортаж – неповторимая (тут не комплимент, а констатация факта) озеровская интонация? Сегодня в архивах всяческих более или менее государственных фондов не сохранилось ни одного озеровского репортажа. Так, обрывки, в придачу достаточно заезженные: вот бежит к своему мельбурнскому финишу Куц, вот забивает свой "золотой" гол Понедельник, вот хоккей, который нам не нужен... Есть единственный; когда-то давно его переписал себе на память молодой и впечатлительный сотрудник спортивной редакции. Матч, кстати, знаменитый: кубок Вызова, семьдесят девятый год, та самая игра, когда Третьяка в воротах Мышкин заменил.

Прекрасная, кстати, игра. Если посмотреть ее с вниманием – а оно непременно появляется (хоккей – единственная игра, которая не стареет, и матчи двадцатилетней давности не кажутся ни медленными, ни неловкими) – так вот, если с вниманием, так ведь история живая. Первый раз с профессионалами встречается молодой тренер Виктор Тихонов. Еще нет тройки Ларионова, только Макаров; нет Фетисова, он тогда появлялся в сборной только эпизодически. Все они, кстати, уже совсем скоро появятся. Играет горьковская тройка, Скворцов – Ковин – Варнаков (помните?)... В общем, хорошие были времена!

И Озеров. Нет, не сомневайтесь – он отлично разбирается в игре. Просто сопереживание – выше анализа. Это сейчас, когда есть спортивный канал, оно далеко не всегда уместно – ну что за нерв, что за торжество советского спорта или чего-то не менее высокого, скажем, в матче итальянской серии А? А когда играют наши, да с профессионалами, да вся страна смотрит... Это совсем другое дело.

...Его выдавили с телевидения в восемьдесят седьмом году. В своей книге он потом писал, что это было дело рук таких-то людей, действовавших исподтишка, чуть ли не тайно... На самом деле просто-напросто уходило его время. Как когда-то уходило время Синявского. На футбольный чемпионат мира восемьдесят шестого года он ехал первым номером, а в итоге по ходу турнира телевизионное руководство сняло его с финального матча. Владимир Маслаченко, который тогда был руководителем телевизионной делегации, вспоминает, что до самого последнего момента настаивал на кандидатуре Озерова, но в конце концов нарвался на жесткое: "Это решение Политбюро!" С другой стороны, успехи советского спорта стали настолько стойким символом самого строя, что не вызывали ничего, кроме раздражения. Болеть за наших надоело. Хотелось чего-то нового. Озерова выжила с телевидения безликая сила, сила учреждения, сила системы, которая просто-напросто рассталась с ним, как с использованным материалом. А благодарность ей не была свойственна никогда.

Озеровская старость, наверное, и объясняет в полной мере, что это за личность, что это за человек. Никаких особенных благ от власти он не получил, денег не скопил – да и что это были за деньги? В заграничных командировках Николай Николаевич, несмотря на то что человеком был прижимистым, все валютные суточные вместо шмоток тратил на звонки домой. Обязательно, каждый день – брату Юре, маме и потом, когда спохватился посреди бесчисленных командировок и обзавелся-таки семьей, жене с детьми. Близнецам, Наде и Коле, сейчас едва за тридцать, кстати.

Человеку, которого знал абсолютно каждый, оказаться без внимания со стороны, без работы всегда бывает нелегко. Но Озеров почти не раздумывал, чем заняться, – вплоть до смерти он возглавлял общество "Спартак". При всей наивности своих взглядов на развитие спорта – Николай Николаевич, например, всерьез полагал, что лучшие теннисисты, входящие в мировой рейтинг, обязательно должны играть в никуда не входящем чемпионате страны, а иначе у них не будет смены – Озеров опять умудрился внести в его сохранение огромный вклад. Если бы он сам не занимался спартаковскими делами, не звонил разнообразным начальникам и спонсорам, общество просто перестало бы существовать. Все это делал человек в возрасте "основательно за семьдесят", тяжело больной, без ноги. Для того чтобы на пару часов заехать на работу к десяти, вставать нужно было в пять утра...

Николай Николаевич Озеров много-много лет был ежедневным желанным гостем в нашем доме. Мы ждали его – и он приходил. И бабушки заканчивали играть в лото, жены – суетиться на кухне, а дети – подсовывать главе семейства дневники, неотвратимо свидетельствующие о том, что футбол-хоккей им смотреть сегодня должно быть дозволено. И когда Озеров, прощаясь, покидал нашу квартиру, все семейство возвращалось к привычным своим делам, чтобы в следующий раз моментально отложить их, лишь только его неповторимо доверительный голос зазвучит с той стороны экрана...

http://www.gzt.ru/topnews/sport/21820.html