4 мин.

Трудно быть Богом

372

Изначально ТББ задумывался как приключенческий роман. Этакие межпланетные мушкетеры. Ученый-Землянин пребывает на средневековую планету и в промежутках между попойками, любовными утехами и дуэлями подспудно проталкивает идеи Возрождения и гуманизма в головы своих новых соплеменников. Мушкетерского романа не получилось. Вышла философская притча о тех проблемах, о которых по большому счету, все книги Стругацких. Как должен себя вести человек в окружении нелюдей? Что нужно делать, когда сделать ничего нельзя? Саул со своей наивной попыткой побега, Банев в родном дождливом городе, Максим Каммерер на Саракше. Столкновение человека с непроходимо тупой массой и выбор человека в заведомо проигрышной ситуации.

Но Стругацкие писали свою повесть в 1963 году и у их Антона за спиной была надежда. Земля, с идеально построенным обществом. Тогда его называли коммунизм, но суть не в названии. Антон-Румата всегда мог опираться на то, что он вернется в земной рай. Он знал, что рядом земляне, товарищи по науке и миссии. Рядом любовь Киры. Барон Пампа. Арканар Стругацких место страшное, но освещенное проблесками надежды, юмора и товарищества. У Германа история другая.

Герман в своем переложении истории Руматы Эсторского закрыл этот путь. Никакого просвета. Земные ученые собирающиеся на встречу пьяны, злы, глупо шутят и отличаются от жителей Арканара только может быть более правильными чертами лица. Ангел Кира, потеря которой и стала в книге для Руматы последней каплей, у Германа женщина своего мира. Она груба, расчетлива и бесстыдна. Это мир где провоняло все. Где плюют, срут, рыгают и пердят прямо в камеру. Где Умников топят в нужниках, но эти умники такие же вонючие, трусливые, уродливые как окружающий их мир. Все благородное, чистое, убрано Германом из Арканара. Барон Пампа уже не инопланетный Портос очаровательный в своей тупости. Это такая же жрущая, срущая и блюющая протоплазма, как и все окружающие, включая самого Румату, пусть у того, и рубаха белее, и он весь фильм пытается помыться. Помыться на Арканаре непосильная задача. Пампа сдает Будаха за то, что у того «какое-то собачье имя», а Будах потом ржет над трупом Пампы, спрашивая «Ну что, стал умником?» Ключевой диалог книги между Будахом и Руматой, сокращенный донельзя происходит вовремя попыток Будаха проссаться (так формулирует Румата), прерывается криком «Ну зачем же мне на сапоги?» и заканчивается выводом «Дурак ты Будах. Зачем ты мне такой нужен. Пшел вон!»

Крышка гроба захлопнута, и ты живьем похоронен среди вечной жидкой грязи людских испражнений. Нет Бога. Нет надежды. А это и есть ад.  

Только от того, что крышка гроба окончательно захлопнута Германом вопрос не меняется. Как должен вести себя человек в нечеловеческих условиях, окруженный нелюдьми? Что нужно делать, когда сделать ничего нельзя? Румата – Бог из книги и Румата – Человек у Германа находятся в позиции по определению изначально проигравшего и решают одну и туже задачу. Каждое утро просыпаясь, убирая сапоги со стола покрытого объедками и пытаясь не блевануть в поднесенное вино, потому что в нем плавают мухи и волосы, они должны стараться сохранить, что-то что отличает их от окружающего мира. Сохранить не смотря на то, что победить этот мир невозможно. Сохранить теряя это по сто раз на день.

Во всем фильме, полном чудовищ, есть даже не присутствие божественного, а легкое полузабытое напоминание о том, что Бог здесь когда-то был. Музыка. В начале и в конце фильма Румата играет на саксофоне, мелодией стараясь нащупать в себе остатки человеческого и напоминая себе, что где-то, не здесь, Бог еще есть.

Неправильно спрашивать, понравился ли фильм. Такие фильмы не для того, чтобы нравиться или не нравиться. По большому счету это не совсем фильм. В нем нет сюжета как такового. В нем нет внятных диалогов. Да и литературный первоисточник взят Германом вроде как берут круглый кусок бумаги, чтобы на нем построить торт. Если вы не читали книгу, вы вообще ничего не поймете из происходящего на экране. Но Герман имел право создавая фильм опираться на фразу своего героя: «Если мы разговариваем, это еще не значит, что я с Вами беседую». Он делал работу так, как ее понимал и видел, не заботясь о реакции. В итоге получилась на три часа растянутая фотография Арканара. Зритель как через иллюминатор батискафа, через камеру заглядывает туда. Слышит невнятную речь. Видит неясные лица. Периодически камеру загораживает хлам или заливает дерьмо. Это фильм ощущение. Фильм бьющий в нос, как если открыть кастрюлю с прокисшим борщом. Для кого Трудно быть Богом фантастика, уйдет в недоумении. Для кого часть реальности, ужаснется.

Для ненаписанной истории про Макса Каммерера была заготовлена финальная сцена.

Макс, пройдя все испытания, приготовленные ему новой планетой, встречает местного Императора и рассказывает ему о прекрасной Земле. Где все люди добры, справедливы. Где нет злобы, зависти, голода, слез. Где все счастливы и свободны. На что Император лукаво усмехнувшись отвечает, что такой мир нельзя построить. Его можно только выдумать.

Стругацкие (а именно их мысль, я думаю, озвучил Император) правы. Мир абсолютного счастья и абсолютной справедливости не достижим. Может быть, как раз потому, что тогда потеряет смысл главный вопрос: Что нужно делать, когда сделать ничего нельзя? Как вести себя, когда победить невозможно? Но актуальнее другая сторона медали.

Можно ли сломать мир до состояния нарисованного Германом? Думаю, да. Или, как минимум, значительно проще, чем построить недостижимый мир счастья.