Автобиография Андреа Пирло. Глава 12. «В 2005 году я хотел завершить карьеру»
Было время, когда я задумывался о завершении карьеры, и дело не в Хюнтеларе. Футбол вызывал отторжение, от малейшей мысли о нем сводило живот. Меня почти тошнило. Вина лежит даже не на Златане Ибрагимовиче и Огучи Оньеву1, моих бывших партнерах по «Милану». Один из них — самый известный швед, второй — одинокий американец, который предпочел соккер бейсболу, баскетболу, хоккею, американскому футболу и даже гамбургерам из «Макдональдс».
Они сцепились на тренировке и катались по траве, как мальчишки с района. Казалось, они убьют друг друга. Они точно переломали ребра, хотя по официальной версии это была дружеская заварушка. Свидетели могли подумать, что мафия сводит счеты. Как в «Горце»: должен остаться только один. Драка встревожила меня, но не она поставила под вопрос мое будущее в футболе. В любом случае Златан и Огучи были слишком заняты, пытаясь вырубить один другого.
Я думал об уходе, потому что после Стамбула все потеряло смысл. Финал Лиги чемпионов-2005 раздавил меня. В памяти большинства матч останется бенефисом Ежи Дудека. Этот дурацкий танцор посмеялся над нами, прыгая на линии, а потом сыпал соль на рану, парируя наши пенальти. Но было больно от того, что мы могли винить только себя. Я не знаю, как такое могло случиться, но факт остается фактом: невозможное становится возможным, если кто-то про***лся, в данном случае — вся команда. Мы совершили массовое самоубийство: взялись за руки и прыгнули с Босфорского моста.
Знаменитый пролив сузился до предела — настолько, что если бы память о стамбульском финале превратилась в геморрагическую свечу, я не смог бы извлечь ее. Даже теперь я чувствую ее в себе. Она в прямом смысле зудит в моей заднице.
Когда пытка закончилась, мы сидели в раздевалке стадиона «Ататюрк», как банда болванов. Никто не говорил и не двигался. Мы превратились в голодных зомби, которые могли утолить жажду только своей кровью. Мы были психологически раздавлены. Час за часом состояние только ухудшалось: бессонница, ярость, депрессия, безразличие… Мы изобрели новое заболевание с множеством симптомов — Стамбульский синдром.
Я больше не чувствовал себя футболистом, но что значительно хуже — не чувствовал себя мужчиной. Неожиданно футбол перестал быть самым важным делом на свете, просто потому что он не был таковым. Болезненное противоречие. Я не решался посмотреть в зеркало, отражение кололо меня. Единственным вариантом казалось завершение карьеры. Но как же бесславно получилось бы. Я сыграл настолько смешно, что мог бы претендовать на роль в «Зелиге»2.
Я дошел до края, с путешествием покончено, как и со мной. Я ходил, опустив голову, даже там, где меня очень ценили. Я не пытался избежать сочувственных взглядов, просто шел, не зная куда, потому что взгляд вперед волновал и утомлял.
Есть понятие «страх перед возможной неудачей», в тот вечер мы перестали волноваться и в какой-то момент растворились на поле. Финал в Стамбуле состоялся 25 мая, до конца чемпионата Италии оставался один тур. Мы вернулись в Миланелло на четыре дня, чтобы подготовиться к воскресному матчу против «Удинезе». Парад позора стал самым жестким наказанием. Мы слышали оскорбления с каждого сектора. Короткий, насыщенный и унизительный период. Я не мог убежать или нажать на паузу, мир переворачивался с ног на голову, рядом постоянно находились сообщники, с которыми я похитил наше собственное достоинство. Все разговоры сводились к финалу Лиги чемпионов, мы задавали вопросы, но не находили ответов.
Мы были героями Джиджи Марзулло3 на групповом сеансе у психоаналитика с одной значительной оговоркой: доктор не пришел, собралась только горстка психов. Один возомнил себя Шевченко, другой — Креспо, третий — Гаттузо, Зеедорф, Неста, Кака… Я решил, что я — Пирло. Банда самозванцев.
Меня мучила бессонница, а когда я засыпал, то вскакивал ночью с отвращением к самому себе. Я не мог больше играть. Я ложился в кровать с Дудеком и его партнерами по «Ливерпулю». Мы сыграли с «Удинезе» 0:0. Суть ночного кошмара в том, что он начинается, когда закрываешь глаза, но не заканчивается, когда их открываешь. Поэтому пытки продолжились.
Игрокам «Милана» предстояло еще защищать честь Италии (или позорить ее). Липпи хватило нескольких секунд: «Мои мальчики, мои мальчики, на вас лица нет». Прекрасная интуиция, Марчелло, даже слепой прочитал бы это шрифтом Брайля. «Все равно спасибо, что приехали».
Никто из нас не мог думать рационально. Мы прощались с персоналом на базе, как в последний раз. Я действительно так считал. Завершение карьеры и другое занятие привлекали меня больше, чем возвращение в футбол.
В отпуске стало чуть легче, хотя раны не затянулись. В первый день я хотел броситься в бассейн без воды. На второй день я хотел нырнуть в воду, но не всплыть. На третий день я хотел утонуть в лягушатнике. На четвертый день я хотел задохнуться, делая искусственное дыхание резиновой уточке. Я поправлялся, но очень медленно.
Я никогда не мог побороть чувство собственной беспомощности, когда рок принимается за дело. Иногда кажется, что он липнет к ногам, пытаясь выбить меня из колеи. Даже сейчас, если ошибаюсь с передачей, виню черную силу, поэтому я держусь подальше от DVD с записью матча против «Ливерпуля». Я не позволю этому врагу ранить меня во второй раз — он и так сильно потрепал меня. Я не стану пересматривать тот матч, я однажды принял в нем участие и сотни раз прокрутил его в голове, пытаясь найти объяснение, которого, возможно, не существует. Молиться о другой концовке — то же самое, что пересматривать фильм, надеясь, что не понял финальную сцену, ведь хорошие парни не могут так просто умереть.
Мы восстали через два года, в 2007-м, когда победили в финале Лиги чемпионов тот же «Ливерпуль». Мы победили в Афинах: Филиппе Индзаги оформил дубль, один из голов забил после моего невольного паса со штрафного.
Радость от победы не сравнилась с оглушающими эмоциями двухлетней давности. Говорят, месть лучше подавать холодной. Наше блюдо еще не остыло. Мы праздновали, но помнили о том поражении. Мы хотели забыть, но не могли.
Осадок остался, и кто-то предложил повесить в Миланелло черную траурную картину рядом с фотографиями триумфов как послание следующим поколениям: чувство собственной неуязвимости — первый шаг к точке невозврата. Лично я — за. Я упомянул бы поражение от «Ливерпуля» в середине списка титулов, выделил бы его цветом и шрифтом, чтобы подчеркнуть его абсурдность. Оно смущало бы, но и придавало бы значения успехам.
Этот трюк хорошо освоили домохозяйки. В супермаркете они набивают тележку самыми большими брендами: ветчиной «Сан-Даниэле», водой «Панна», дорогим пармезаном, вином «Бароло», а сверху кладут никчемный йогурт. Когда женщина возвращается домой, муж и дети видят жалкий йогурт и требуют: «Мама, дорогая, никогда больше не покупай этот йогурт».
Они замечают очевидное: огромную ошибку, пятно на мундире, исключение, которое подтверждает правило. Благодаря йогурту к остальным покупкам нет претензий. Проницательные женщины давно это поняли. Семья больше никогда не найдет в холодильнике старый безвкусный йогурт, и я надеюсь, что 25 мая 2005 года никогда не повторится со мной. Я не перенесу это, даже если буду кошкой, у которой осталась последняя девятая жизнь. Лучше я покончу с собой, пробежав через клетку с доберманами.
Даже самые черные моменты учат нас. Мы должны копать глубоко, чтобы найти малейший отблеск надежды. Фраза, которую вы повторяете время от времени, может сделать вашу участь менее горькой. После стамбульского финала я не придумал ничего лучше, чем «Ну и х** с ним!»
Перевел Вячеслав Божко
Примечания:
1 — Огучи Оньеву — лучший футболист США-2006 провел за «Милан» лишь два официальных матча. Сейчас он выступает за «Шеффилд Уэнсдей».
2 — «Зелиг» — комедия Вуди Аллена 1983 года об Америке 1920-30-х годов, в котором рассказывается о необычном еврее по фамилии Зелиг, который умеет перевоплощаться в людей, с которыми общается.
3 — Джиджи Марзулло — популярный в Италии ведущий ток-шоу.
