2 мин.

Где ты был, Адам?

670

До этого на тему «война и немцы» я читала только Ремарка. Пронзительного старину Ремарка, что никогда не оставлял надежды потерянному поколению. Но даже у этого беспросветного Ремарка герои на страницах находили в себе силы шутить где-то между отдыхом, подвигом и смертью.

И мне, девочке, бесконечно далёкой от этих неразорвавшихся снарядов, бросков пехоты, рытья окопов, нейрохирургических операций и концлагерей становится не по себе, когда автор (в данном случае — уже Бёлль) затрагивает что-то во мне этими, казалось бы, простыми словами, сложенными в обычные предложения.

Мне неуютно осознавать, что человек, прошедший войну, так переживает, что не может держать в себе и начинает писать, писать, писать. Он, конечно, не выпишет всё из себя, но, может, ему становится легче, когда удаётся передать в этих судьбах, мимолётно связанных друг с другом, всю боль, безнадёгу и отсутствие ответа на вопрос «во имя чего?».

У Бёлля полковник предпочитает сойти с ума, лишь бы не ехать обратно на передовую. Всё, хватит, надоело.

«Всё, хватит, надоело», — так думают и легко раненные. Счастливые от того, что получили передышку. Пусть всего несколько дней в тылу, но нормально есть, пить, спать, никуда не шагать, пребывать в состоянии относительного покоя. В обычных условиях никто больничным покоям не обрадуется.

Герои Бёлля не только хорошие и благородные, есть и мерзкие и жалкие. Но баланс белого и чёрного нарушен в пользу первых. Хотя кто-то может сказать, что на войне нет других цветов кроме оттенков красного.

Это не война подвигов, не война героев, не война победителей. Бёлль описывает побеждённых. Неудачников. Покинутых и потерянных людей. Мы порой, конечно, задумываемся ненароком «а как у них», допуская мысль, что не все немцы того периода были нацистами, и что среди всего многообразия вполне себе попадались люди. Но «мы» для них были «чужими»:

«Выйдя из-за деревьев, он обнаружил, что танков было много. Они стояли в боевых порядках, выстроившись в длинные шеренги. На их броне Шнейдер впервые в жизни увидел красные звёзды — огромные, чужие, устрашающие. Вот он уже у навозной ямы, остаётся пройти ещё мимо нескольких грядок, через молодую поросль питомника и, миновав лужайку, вскарабкаться на насыпь. Но, дойдя до навозной ямы, Шнейдер словно прирос к месту: он почувствовал прилив неодолимого страха. В самом начале пути он ещё не понимал, что такое страх, он ощущал только, что кровь леденеет в жилах. Но теперь кровь, словно огонь, бешено билась, стучала в виски, а перед глазами, заслонив всё остальное, будто кровавая завеса, стояли огромные красные звёзды».

Генрих Бёлль с первой же истории в этой мозайке-переплетении судеб подобен Ремарку в своей грусти и беспросветности. Возможно, он даже грустнее и беспросветнее. «Война» и «надежда» не соседствуют друг с другом. Война — это всегда трагедия. Общая и частная. Ваш кэп.

9/10