19 мин.

Английская школа

Перед тем как браться за такую внушительную задачу, каковой видится изложение ранней истории английского футбола, по всем законам жанра, конечно, необходимо тщательно изучить все доступные источники, взвесить все мнения, собрать это все воедино и начать повествовать с самых что ни на есть ранних времен – в данном случае с самого первого упоминания об английском футболе, которое датируется 1173 годом. Но чтобы не быть врагами себе и не погружаться в дебри неописуемого народного футбола, можно просто и ненавязчиво перескочить пару-тройку веков, преспокойно обнаружившись в XIX столетии. Ничего сложного и постыдного в этом поступке ведь нет, да и объясняется он весьма логично тем, что сказ дальнейший пойдет об английских публичных школах викторианской эпохи, тех самых школах, где футбол нашел свои первые действительно организованные формы. Именно об этом в меру насыщенный и, стоит надеяться, не слишком занудный рассказ и предлагает глава I.

Для добротного же начала и во избежание непонятных моментов и прочей путаницы хорошо бы осознать, что же есть такое английская публичная школа полтораста лет назад. Наилучшим образом на русском языке в этом поможет разобраться исчерпывающее предисловие переводчика знаменитого школьного романа Томаса Хьюза «Школьные годы Тома Брауна» (увидевшего свет в 1857 году и ставшего первым в своем роде). Это замечательное разъяснение, а точнее некоторые выдержки из него, щедро награждает читателя достойной основой понимания сущности тех своеобразных и процветающих по сей день учебных заведений.

Публичные школы являлись школами для сыновей высокочтимых господ, учёба в них стоила недёшево, и доступны они были далеко не всем. Зачастую такие учреждения называли привилегированными, но речь здесь идет о привилегиях, которые дают богатство и положение в обществе. Никаких же осязаемых привилегий при поступлении, скажем, в Оксфордский и Кембриджский университеты выпускники публичных школ не имели. Более того, такого понятия, как аттестат о среднем образовании, без которого вас не примут в высшее учебное заведение, тогда не существовало. Чтобы поступить в университет, нужно было сдать вступительный экзамен, а где и как вы будете к этому экзамену готовиться, никого не интересовало. Это могла быть публичная или частная школа, не исключалось и домашнее образование с гувернёрами и репетиторами. Окончить публичную школу было престижно, это свидетельствовало об определённом положении в обществе. Образование, получаемое там, было качественным. Но никаких привилегий – то есть преимущественных прав на что-либо – публичные школы своим выпускникам не давали.

Такие учреждения не были закрытыми, как обычно им приписывают в словарях. Во внеурочное время ученик мог идти на все четыре стороны и был лишь обязан вернуться на урок, перекличку или к закрытию школьных ворот. Поэтому публичная школа была настолько «открытой», насколько вообще может быть «открытой» школа-интернат.

Трудно дать исчерпывающий ответ на вопрос, какими же все-таки на самом деле были эти школы, потому что оные, объединяемые под этим названием, создавались в течение нескольких столетий и были очень не похожи друг на друга. Одни из них назывались колледжами, другие школами. Одни основывались королями, другие – бакалейщиками. Одни имели подчёркнуто аристократический характер, как Итон, другие были довольно демократичны, как Рагби. Не говоря уже о том, что одни были больше, а другие меньше, что располагались они в разных уголках Англии, что у каждой были свои собственные традиции и обычаи, а такой штуки, как единая учебная программа, в те годы, не существовало вообще. Что и как преподавалось в школе, во многом зависело от директора.

Далее следует отметить, что образование в те времена носило чётко выраженный сословный характер. Различалось образование, приличествующее джентльмену, и образование, «необходимое для стояния за прилавком». Основой обучения в школах для уважаемых отпрысков были классические языки – греческий и латынь, и литература на этих языках. Сейчас такой выбор предметов может показаться оторванным от жизни, но в те годы он был не лишён практического смысла. Если господин не имел достаточного состояния, чтобы не заботиться о хлебе насущном, выбор социально приемлемых для него профессий был не так уж и велик. Он мог служить в армии или во флоте, а если у него не было воинских наклонностей, мог стать священником, юристом или врачом, причём этот последний род занятий стал считаться приличным для джентльмена только в девятнадцатом столетии. Латынь и греческий нужны были как для учёбы в Оксфорде и Кембридже, так и для последующей профессиональной деятельности. Конечно, такие школы практически неминуемо должны были быть интернатами или, если угодно, пансионами – в них съезжались со всех концов страны.

И вот теперь, когда, кажется, все детали улажены, а пробелы восполнены, внимание свое можно смело направить на нижеследующую историю.

Глава I

В 1802 году некий комментатор одного печатного издания с одобрением заметил, что футбол, крикет, фехтование и военная подготовка весьма «положительно влияют на юношей» из крупнейших школ страны. Из этого можно сделать вывод, что к началу XIX века несомненная польза спорта ценилась в большинстве публичных учебных заведений Англии. И, конечно же, она ценилась основателями этих самых заведений. Однако в первой половине позапрошлого столетия таковые чувства разделяли далеко не все. В 1834 году директора некоторых школ и колледжей жаловались на давление, оказываемое родителями учеников, требовавших как можно больше времени уделять спортивным увлечениям их детей. При множестве причин (в том числе увеличение количества учащихся) уважаемые директора в итоге оказались бессильны в старательных действиях по ограничению занятий спортом.

Основным элементом дисциплины в пределах образовательных учреждений тогда являлась система фаггинга, суть которой фактически заключалась в прислуживании и полном подчинении младших учеников по отношению к старшим, так называемым «префектам» (дежурный, староста). Правила фаггинга действительно чем-то напоминали отношения хозяина и слуги, потому как не запрещали жестокого обращения и телесных наказаний. Как следствие ученики старшего возраста, преимущественно префекты, обладали весомым влиянием в школе и часто организовывали спортивные состязания. Существенно и то, что учителя ничего не могли противопоставить свободолюбивым молодым людям – если бы даже пожелали, то имели шанс разве что нарваться на неприятности или, что еще хуже, бунт. Прекрасным образом иллюстрируется такое положение дел в экранизации уже упомянутой книги Томаса Хьюза «Школьные годы Тома Брауна».

Оглядываясь на те времена, очевидна безразличная, если не враждебная, политика многих преподавателей по отношению к спорту, нехотя предоставлявших детям игровые поля. Но к 1850-ым такая позиция значительно смягчилась. Причины данного переворота уже были замечательно изложены, чтобы не обращаться к ним вновь.

Спорт, некогда считавшийся смесью страха и апатии, все больше расценивался, как способ поддержания здоровья, моральных и физических качеств, а также превозносился за присущую дисциплину. Из этого последовали смелые действия директоров, со всей ответственностью бравших на вооружение растущий интерес, что характеризовалось принятием на работу учителей, способных устроить и поучаствовать в развивающих играх.

Тот рост популярности спорта в публичных школах был попросту гигантским, и в течение ближайших 20 лет большинство образовательных субъектов ушли от обычной игры «заяц и гончие» к полноценным спортивным соревнованиям. В 1845 году в Итоне состоялись первые состязания по бегу с препятствиями, а к 1861 году все привилегированные школы и университеты Англии проводили разнообразные ежегодные спортивные мероприятия.

Конечно, не обошлись столь положительные изменения и без недоброжелателей. К примеру, в 1848 году известный шотландский философ, психолог и педагог Александер Бэйн сетовал на ограниченный характер образования в Великобритании, отмечая, что ученики и студенты чаще применяют «бесценные возможности своих глаз и рук в гребле, крикете или верховой езде». Он считал, будто это фривольная трата времени и сожалел, что те не могут использовать свои таланты в более достойных науках.

Впрочем, устремим внимание на футбол, взращенный юными господами в недрах британского образования. Сразу нужно сказать, что игра одного учебного заведения могла, как заметно отличаться, так и быть едва ли не копией игры любого другого.

Чартерхаус

Первым же в этом замечательном перечне выдающихся образчиков учебной системы станет Чартерхаус – одна из старейших элитных школ Англии. На заре позапрошлого столетия о футболе здесь имели определенно смутные представления, достигавшие того же уровня, что и в народе. Достаточно было взглянуть на одно единственное поле, звавшееся «Грином», и пригодное только что для сомнительного рода занятий вроде «катящегося колеса» – 330 квадратных футов сплошных неровностей и мелких ям.

Правда, в 1821 году, «Грин» выровняли, расширили, и всеми силами попытались сделать лучше. Главный результат данных стараний выразился в появлении целых двух полей – «Верхнего Грина» и «Нижнего Грина». Как раз с тех пор в Чартерхаусе и начал формироваться местный футбол, чрезвычайно далекий от образцов будущего, но все же со временем преобразившийся и ставший очень популярным среди школьников.

                                   

Длинный кирпичный клуатр, расположившийся на вышеприведенном изображении, считался едва ли не главной достопримечательностью старого Чартерхауса (до переезда в Годалминг, графство Суррей, в 1872 году) – около 10 футов шириной, опоры на одной стороне, которые отделяли окна, открывавшиеся на «Грин». С обоих концов этой галереи располагались двери. Примерно так можно было описать то типичное средневековое здание, некогда служившее картезианским монастырем, заложенном еще в XIV веке. Привлекательность этого архитектурного изыска заключалась еще в том, что именно внутри клуатра устраивались самые отчаянные и ожесточенные футбольные поединки, затевавшиеся обычно в непогоду. Неназванный выпускник Чартерхауса писал, каким образом проводились такие диковинные матчи:

Когда на игру собиралось помалу человек, шесть или девять на сторону, то получалось прекрасно. Но когда набегала целая толпа, как, к примеру, во встречах Школы против «Гаунбойс» [дословно: «парни в мантиях» – старшие ученики], то вся игра сводилась к тому, чтобы заблокировать соответствующие ворота [те самые двери], поэтому масса ребят просто заполняла галерею. Поистине никчемное занятие, состоявшее из одних захватов и столкновений, а мяч при этом полностью уходил из виду. Сущее столпотворение бессмысленно носилось туда-сюда порой полчаса подряд. Однако независимо от численности, игра все равно оставалась неизбежно грубой.

   

                                                   Сборная Чартерхауса, 1863 год

Развитие местного футбола шло своим чередом посредством встреч с приезжими клубами, а также известной в публичных школах практики составления собственных правил игры. И к началу 1860-х эти обстоятельства привели к созданию в Чартерхаусе сборной команды. Здешние футболисты достаточно положительно воспринимали контакт с остальным миром, и со временем даже наладили связь с Футбольной Ассоциацией.

Итон

Несколько в других тонах можно поведать об учениках знаменитого Итонского колледжа. Лучшее в стране место для воспитания ребенка, прозванное «наставником аристократической молодежи», на деле не давало отрокам британского высшего общества практически ничего, зато отнимало у их родителей явно немало. Впрочем, спроси подростка: желает ли он погонять мяч с друзьям или посидеть час-другой на «увлекательной» лекции по греческому или латинскому языку? – ответ напрашивается сам собой.

Итонцы бывали в аудиториях чуть больше 10 часов в неделю. Остальное время – практически полная свобода. Играй в любительском театре, дискутируй в политическом кружке, гоняйся на каноэ, соревнуйся в беге, плавай в Темзе, а если ничего не хочешь – не делай. Возможно, именно такая независимость и огромное количество времени поспособствовали появлению в Итоне целых двух вариаций игры в футбол, известных и в наши дни. Первая, именуемая как «Итонский пристенок», прославилась в роли одного из самых странных видов спорта: «По всей видимости, никогда не существовало настолько загадочной игры для зрителя, созерцавшего ее впервые» – отмечал один комментатор более века назад. Вторая же, называемая в дословном переводе «игра на поле» [Field Game], располагала более понятыми правилами, а заодно и популярностью среди юношей.

        

В каждой команде значилось по 11 человек: восемь нападающих и трое футболистов позади. Поле же имело приблизительные размеры 120 ярдов в длину и 80 – в ширину. А цель заключалась в том, чтобы добраться с мячом до ворот противника. За один гол начислялось различное количество очков: три – обыкновенный гол (ворота составляли 12 на 6 футов с веревкой вместо перекладины); и одно – за «руж» [rouge] – необходимо доставить мяч за линию ворот, проходившую по всей ширине поля [прослеживалась схожесть с игрой в школе Рагби]. Сам мяч был наполовину меньше, используемого в других школах и колледжах, поэтому передавать его при помощи пасов не представлялось возможным – разрешались удары вперед и дриблинг, поэтому зачастую один из игроков вел мяч, а партнеры двигались вслед за ним. Действо обычно протекало в спокойном виде, иногда сопровождаясь жесткими схватками. Джордж Уильям Литтлтон, известный аристократ и консерватор, однажды вспоминал те столкновения, в которых ему довелось поучаствовать во время учебы в Итоне. В 1827 году он сделал запись, рассказывая что «редко видел больше половины мяча, при этом часто наблюдал и чувствовал обувь моих противников».

Увлечение футболом с каждым годом охватывало Итон все крепче, словно американская «золотая лихорадка» тех лет. Команды отбирались по самым незамысловатым признакам: пловцы, лодочники, высокие, блондины и те, у кого в имени не было буквы «о». Со временем колледж стали посещать и коллективы выпускников, продолжавших свое обучение в университетах. В 1857-м такая встреча – оксфордские итонцы против кембриджских – привлекла даже внимание юного принца Уэльского, будущего короля Эдуарда VII.    

                                                        Итонское поле, 1854 год

А в самом же начале сего рассказа упоминалось отрицательное отношение некоторых директоров применительно к спорту в их заведениях. Так вот, доктор Эдвард Хотри, тогдашний директор Итона, считался одним из таких критиков. И до чего ж неожиданной явилась позиция мистера Хотри в ноябре 1842 года, когда по слухам стало известно, что в колледже вспыхнула эпидемия скарлатины, как раз из-за школьников, игравших в холодную погоду. Но глава учреждения не только не применил никаких санкций, а даже напротив, настоял на том, чтобы матчи не прекращались, и вскоре отправил в прессу письмо:

Мужественная игра в футбол продолжается в Итоне, поскольку здесь ею занимались всегда, и я не получал намека ни от одного человека, считавшего, что есть более лучшее увлечение для ребят.

Шрюсбери

Невольным соратником и единомышленником Эдварда Хотри несколькими годами ранее прослыл директор школы Шрюсбери доктор Сэмюэль Батлер, на протяжении нескольких лет боровшийся с нерадивой молодежью и ее непреодолимым желанием играть в футбол на школьных площадках. Дело было в конце 1820-х, мистер Батлер даже заручился поддержкой преподобного Артура Уиллиса, разъезжавшего по территории школы на своем каштановом пони, раскрывая случаи незаконной игры.

Впрочем, оппозиция директора вскоре пала, заставив его пойти на уступки и встать перед сложнейшим выбором – разрешить или нет играть ребятам на одном из местных крикетных полей?!

Хотя не нужно представлять доктора Батлера таким уж отрицательным героем. Ведь именно он по сути спас «школу с едва ли одним учеником», как называли Шрюсбери в конце XVIII века, заложив основу будущей репутации сего заведения. Да, возможно не всем нравилась его манера руководства. В частности Чарльз Дарвин, будучи воспитанником Шрюсбери (1818-1825), вспоминал: «возможно, ничто не может быть хуже для развития моего разума, чем школа доктора Батлера, поскольку все это преобладало в строгих классических традициях – ничего кроме древней истории и географии».

                                                     Школа Шрюсбери, 1820-е годы

Благоденствие футбола в Шрюсбери стало иметь место с наступлением 1840-х, когда директорский пост уже занимал Бенджамин Кеннеди, бывший выпускник школы, работавший ассистентом директора в публичной школе Харроу.

К концу десятилетия игра охватила всех и вся – никто не имел права отказаться, за исключением больных и покалеченных. Обычно встречались команды различных корпусов, в каждом из которых имелось по несколько коллективов, разделявшихся как по возрасту, так и по другим принципам. А к середине 1850-х в Шрюсбери сформировалась собственная разновидность футбола, звавшаяся «дулинг»: предпочтение часто отдавалось 12 футболистам на каждую из команд, а цель заключалось в том, чтобы забить два мяча. При этом не существовало никаких вариаций перекладины, и гол засчитывался на любой высоте. Игра руками полностью запрещалась, а с 1864 года за подобное нарушение стали назначать свободный удар. Конечно же, и правило офсайда имело строгие очертания: «не должно быть преднамеренного нахождения между чужими воротами и мячом» – гласили местные правила.

В общем и целом Шрюсбери очень повезло с управлявшими ею личностями, причем как видно два раза подряд. Батлер и Кеннеди превратили эту маленькую, невзрачную и бедную школу в колыбель великолепных выпускников, отменно подтверждавших свои способности в аудиториях Оксфорда и Кембриджа.

Приоткрыв эту тему рассуждений несколько шире, можно увидеть, что практически каждый директор публичной школы той эпохи снискал себе самую разнородную славу, считаясь далеко не ординарными личностями – подход к образованию многих из них чуть ли не в корне поменял систему воспитания молодых людей, на чьих плечах затем и держалась Империя.

Харроу

Одной из таких любопытных персон является Чарльз Джон Вогэн, директор школы Харроу (1845-1859). С его именем связывают настоящий расцвет заведения. Пользуясь глубочайшим уважением буквально всех и каждого, он ладил с преподавателями, со своими учениками и их родителями. Доктор Вогэн поощрял спорт и всячески способствовал его благополучному состоянию в школе. Помимо этого он всегда пытался разумно повествовать о подвижных играх, выделяя для них роль в моральном развитии человека.

Он хвалил мальчиков за инициативность, за организацию игр между корпусами, за создание собственного клуба «Филатлетик». Харроу является чуть ли не первой школой, ставшей устраивать внутренние футбольные турниры.

                                                   

                                                           Джон Чарльз Вогэн

Правила здесь, в сущности, отличались от многих других, но ни намного. Команды состояли из 11 игроков: два защитника, пять центральных и по двое нападающих на каждом из флангов. Мяч был куда крупнее, чем используемый допустим в Итоне, и формой напоминал церковную подушку, закругленную со всех сторон. Ворота в Харроу назывались «базами» и выделялись высокими стойками, а гол засчитывался, когда мяч проходил между ними на любой высоте. Как и во многих публичных школах, за правилом офсайда в Харроу следили очень строго – тогда передачи вперед не допускались практически везде. В такой ситуации игроки держались позади своего партнера с мячом. Ловить же круглый снаряд разрешалось прежде, чем он коснется земли, а игрок в таком случае обязывался крикнуть «Yards!», что давало право свободно пробежать три ярда и нанести беспрепятственный удар с рук.

                                                            Школа Харроу, 1862 год

А если же на минуту вернуться к упомянутому выше методу воспитания в Харроу, то оный сплачивал ребят настолько, что в стенах школы в порядке вещей была и однополая любовь и сопровождавший ее однополый секс. Правда, подобные нравы существовали и в других публичных учреждениях той поры. Примечательно и то, что сам Вогэн тайно имел не в меру близкие отношения с некоторыми из подростков. Собственно именно под угрозой обличения своих недобрых деяний ему и пришлось покинуть пост директора, который он занимал 14 лет.

Рагби

В годы же своей юности Чарльз Джон Вогэн учился в небезызвестной школе Рагби. Тогда ее возглавлял доктор Томас Арнольд, главный реформатор викторианского образования. Именно он изобрел систему префектов, при помощи которой держал строжайшую дисциплину во всех уголках своей школы, уделяя огромное внимание порядку и личной морали. Арнольд считал, что детство в этом невежественном государстве было эгоистичным, и лишь учеба могла подавить юное самомнение путем ряда инициатив. Более подробно и доходчиво личность мистера Арнольда раскрывается на страницах тех самых «Школьных годов Тома Брауна», коль скоро действия происходят именно в Рагби.

                                                      

                                                           Доктор Томас Арнольд

Что же до тамошнего футбола, то с немалой долей уверенности можно предположить, что великое множество людей, когда-либо интересовавшихся истоками футбола и его собрата по имени регби, хотя бы раз слыхивали историю появления последнего. Это легендарное сказание относится к 1823 году: во время одного из футбольных матчей между учениками школы Рагби некто Уильям Уэбб Эллис, якобы расстроенный незавидным положением своей команды, схватил мяч в руки, что естественно возбранялось правилами, и со всех ног помчался в сторону противника, доставив снаряд за линию ворот.

Любопытно, что никому доподлинно так и не удалось подтвердить случившееся. Еще интересней, что мистер Эллис абсолютно реальный человек, поступивший в Рагби в 1816 году, когда школа переживала не лучшие времена, а директорствовал там некто Джон Вулл. За 9 лет обучения Уильям отличался только прилежной успеваемостью и отменными навыками крикетиста. В футбол Эллис, конечно, тоже играл, как и многие другие, но если даже на мгновение принять то предание за действительность, то возникает вполне обоснованный вопрос: неужели один единственный, из ряда вон выходящий, являвшийся к тому же нарушением правил случай мог настолько повлиять на ход истории?

Впервые этот миф обнаружился на страницах газеты The Meteor 10 октября 1876 года, когда Уильям Эллис уже покинул эту бренную землю. Автором письма был 71-летний археолог-любитель Мэттью Блоксэм, выпускник Рагби (1813-1820), которому, по его же словам, неизвестный источник пролил свет на судьбоносную футбольную перемену в его бывшей школе (любопытно, что дата им указанная, – 1824 год). Через четыре года мистер Блоксэм побаловал The Meteor еще одним занимательным рассказом, на этот раз более подробно поведав о содеянном Уильямом Уэббом Эллисом, упрочив основу этой версии. Однако не находите каких-нибудь неувязок? – например, что Блоксэм покинул Рагби за три года до «подвига» Эллиса, что взялся излить «правду» только на восьмом десятке, да еще и вдобавок напутал с датами.

                                                          Школа Рагби, 1852 год

Но, как бы то ни было, миф живет и вполне вписывается в загадочную историю происхождения игры в Рагби, которая стала меняться именно с 1820-х. А к середине 1840-х школьные энтузиасты дошли до того, что напечатали собственный свод правил, который переиздавался два года подряд и, что важно, его неотъемлемой частью являлась уже абсолютно законно разрешавшаяся игра руками:

…Капитан команды «заяц и гончие» уже схватил мяч под руку, – есть ли надежда, что его кто-нибудь остановит?

…Один проворный, активный и хитрый заполучил мяч у своих ворот, с ускользающей ловкостью обошел бесчисленных соперников, и послал снаряд в авангард атакующей стороны...

…Кто-то из двадцати рослых чемпионов схватил мяч, взял его под руку и внезапно: «Держи его!», «Отлично!», «Вперед!» – понеслось из легких трехсот собравшихся…

…Тогда наступает пора ожесточенной борьбы. Несчастный и слишком предприимчивый герой сначала получил мяч и совершил некоторые передвижения, тут же попав в грубые объятия, заставившие его стать основанием пирамиды из человеческой плоти, где без принуждения можно дать волю крикам, воплям и невыразимым стонам…

                               Отрывки отчета одного из школьных матчей, 26 сентября 1846 года

Продолжение следует...