21 мин.

Большое интервью из прошлого. Джордж Бест

211

Впервые я встретил легенду «Манчестер Юнайтед» Джорджа Беста в лондонском отеле Cavendish в 1984, однако я грезил мечтами об этой встрече уже на протяжении многих лет...

Все, что я когда-либо хотел от жизни – это встретиться с Джорджем Бестом. Решение было принято 29 мая 1968 года. Ночной Манчестер, разгромленная со счетом 4-1 «Бенфика», первая победа в Кубке европейских чемпионов. Это была первая телевизионная трансляция, которую я когда-либо видел, та самая, к которой было добавлено три компенсированных минуты, когда Бест выловил вынос аута от Алекса Степни через чужую половину поля, прошел со скоростью ветра своего опекуна, благодаря своему коронному приему с закинутым плечом, обвел португальского голкипера и довольно рутинно закатил мяч в сетку. Это была любовь с первого взгляда.

На протяжении своего детства и отрочества количество героев и героинь росло. Богарт, Бардо, Болан, Боуи, Баззкокс…мои любимые всегда начинались с буквы Б.

Все-таки, Бест был моим самым любимым.

До финала европейского кубка в 68-м я уже выбрал, за какую команду буду болеть. Во время визита к семье в Глазго, мой отец взял меня посмотреть матч между «Клайдом» и «Ист Стерлинг». В тот день «Клайд» выиграл встречу со счетом 3-1, несмотря на протестные заявления моего отца («Джон, ты будешь всю жизнь жалеть о таком поспешном решении»), «Булли Ви» стали моей командой. Для того чтобы одновременно поддерживать ФК «Клайд» и боготворить Беста необходима лишь капелька воображения. «Клайд» был, в конце концов, только футбольной командой. Бест не был просто футболистом. Он был живым воплощением крутости. На поле и вне он олицетворял стиль. Мне не нужны были другие поп-герои. С его яркими, модными костюмами, развязной манерой поведения вперемешку с роскошью, Джордж Бест был для меня большей поп-звездой, чем Болан, Боуи и все другие. Исключительно с гетеросексуальной точки зрения, Бест был для меня даже большим секс-символом, чем Бриджит Бардо.

Я мог фантазировать об отдыхе с Бардо во всем ее великолепии в середине 50-х. Но еще более яркими были мои мечты о том, чтобы обладать хотя бы частичкой того шарма по отношению к противоположному полу, коим владел Бест. Касаемо спортивных героев. Те, кто рос в 70-е были разбалованы богатым выбором. Али, Настасе, Джеймс Хант, Ивел Книвел, Родни Марш, Стэнли Боулз – великие персонажи, каждый в частности и все вместе, своим обаянием они могли осветить комнату. Только Бест обладал обаянием способным осветить весь мой мир. У него было все, включая саму уместную фамилию, которую только можно было придумать. Или, по крайней мере, у него было все, о чем в своих самых дерзких фантазиях только мог мечтать 13-летний  мальчик: футбольная гениальность, всемирная слава, значительный достаток, быстрые спорткары, женщины, которые сменяли друг друга еще быстрее, некоторые из них настоящие мисс мира…Что я не знал так это то что человеку, у которого есть все приходится все это спустить в помойную яму.

Другие дети хотели быть им. Завсегдатаи школьных площадок во время ланча, заколачивая снаряд между двух свернутых джамперов, воссоздавали фирменное празднование Беста с поднятой вверх правой рукой, улыбаясь от уха до уха. Эта детская дань уважения великому человеку всегда казалась мне откровенно нелепой, даже кощунственной.

Я никогда не хотел быть им. Я просто хотел встретиться с ним.

Моя первая встреча с Джорджем Бестом произошла в мае 1984. Работая в качестве сотрудника андерграунд фанзина/журнала Jamming!, я решил испытать удачу и позвонил агенту Беста, который по воле случая еще и был его бармэном на тот момент. «Хотите интервью с Бести? Он сидит прямо передо мной, я спрошу его…Он сказал, что готов за 200 фунтов».

Неделю спустя мы встретились в зале лондонского отеля Cavendish. К тому моменту, когда я прибыл, встреча Беста с шестью японскими бизнесменами подходила к концу. «Я ни черта не понял, что все это значило», – сказал он после их ухода. – «Я не понимал ни единого слова». Он был одет в элегантный черный костюм, приталенный и подходящего размера. Когда я протянул коричневый конверт, набитый банкнотами по 10 фунтов, он спросил: «Все в порядке? Ты уверен, что можешь себе это позволить? Я не хочу оставить тебя на мели». В какой-то момент я заподозрил его в ехидстве. Затем я уловил в его глазах искреннее беспокойство.

Я работал журналистом в течение нескольких лет до этого и успел поболтать с большим количеством известных персон. C самого начала беседы меня поразило в Бесте то, что он был самой неразбалованной звездой с которой я когда-либо встречался. Невинность, застенчивость, ранимость. Он влюблял в себя с первой секунды.

Мы переместились к бару, Джордж запасся выпивкой и на протяжении следующего часа я задавал моему герою на все времена вопросы, а он давал мне ответы.

Джон Вайлде: Будучи ребенком, Вы всегда знали, что станете футболистом с мировым именем?

Джордж Бест: Я мечтал стать игроком топ-уровня, но глубоко в душе я никогда не был переполнен верой в себя. Даже когда я впервые попал в «Юнайтед» в 61 году, я думал, что это мой потолок. Я действительно полагал, что после просмотра на «Олд Траффорд» меня прямиком отправят обратно домой. Но даже это было невероятным достижением. Я не был готов к тому, что вот-вот должно было произойти – выступления за лучшую команду в мире и победы в десятках турниров. Иногда я задумываюсь, не было ли это все слишком скоротечным.

ДВ: Как гласят легенды, скаут «Юнайтед» Боб Бишоп оповестил Мэтта Басби о Вашем существовании телеграммой следующего содержания: «Я думаю, что нашел тебе гения». Вы знали об этом в то время?

ДБ: Я думаю, что мог услышать об этом позже, когда начал играть за первую команду. Я никогда не рассматривал себя в качестве гения. Я просто любил игру. Я был очень застенчивым ребенком, когда моя нога ступала на футбольное поле, я становился самым уверенным ребенком во всем мире. Лучшего места для меня было не найти. Я подписал профессиональный контракт после того как «Манчестер Юнайтед» выиграл кубок Англии-63. Мы выиграли лигу в 65 и 67. Затем был Кубок европейских чемпионов в 68 году. Всего этого мы добились, играя в самый красивый футбол какой только можно было представить. Мы были великолепной машиной с идеальными индивидуальными частями. Я был одной из таких частей. Самая главная часть, кто-то скажет. Я бы не стал с этим спорить.

ДВ: Когда выходили на поле, каково было отношение к зрителям?

ДБ: В полном смысле я хотел развлекать их. Прежде всего, я видел себя в роли развлечения для публики. Поле для меня было сценой. Именно поэтому я так любил вечерние матчи, потому что игра проходила, словно, под светом софитов. Я знал, что могу делать вещи по-разному, поэтому я преднамеренно играл таким образом. Я пробрасывал мяч между ног защитника, затем возвращался и делал это снова. Я знал, что публика любила это. Я знал, что мне по силам исполнять такие трюки, которые не дадут им скучать.

ДВ: Вы видели себя в роли артиста?

ДБ: Да, именно. Как только я перешел в первую команду «Юнайтед», я начал смотреть на футбол, как на театральную постановку или произведение искусства. Я был не первым, кто считал также. До меня были такие футболисты, как Том Финни и Стэнли Мэтьюз. Они обладали огромным классом и харизмой, которые выделяли их среди игроков-работяг. Менее известен был футболист «Ньюкасла» и «Сандерленда» Лен Шеклтон. Они прозвали его «футбольный принц-клоун». Посреди матча он мог сесть на мяч и начать расчесывать волосы. Он был рожден блестящим игроком и артистом хорошего уровня. Смотря на таких футболистов как он, я видел, что эти две вещи можно совмещать. У него было преимущество, потому что он привнес в игру что-то уникальное. Можно говорить о великолепии в разных областях (театр, музыка, кино) и взять двух людей со схожими способностями, но один будет чересчур дерзок или нахален, и этим он будет выбиваться от нормы. Я полагаю, что и сам был таким. Я мечтал о том, чтобы обвести вратаря, остановить его на линии, а затем, встав на руки и колени закатить снаряд в ворота головой. Когда я забивал гол «Бенфике» в финале Кубка европейских чемпионов, мне почти это удалось. Я расправился с кипером и подумал об этом на мгновенье, но в итоге струсил. Если бы я на это решился, у Мэтта Басби остановилось бы сердце ко всем чертям.

ДВ: Насколько сильно ты ощущал себя частью культурной революции 60-х?

ДБ: Ну, я был частью целого. Португальцы прозвали меня «Эль Битл» после нашей победы над «Бенфикой» в 66 и прозвище прилипло. Полагаю я был виновен в том, что играл так время от времени. Я носил длинные волосы и хорошо выглядел. У меня никогда не было проблем с женским вниманием. Я стал чем-то вроде поп-звезды. Меня приглашали на мероприятия для поп-звезд, а в популярных журналах я появлялся не реже, чем в публикациях на футбольную тему. Melody Maker (прим. – самая старинная во всем мире еженедельная газета о музыке) пригласил бы меня для обзора синглов недели. Я отвисал с такими ребятами, как Рэй Дэвис (прим. – английский рок музыкант, лидер группы «The Kinks»). Все было великолепно. И помните, я находился на севере, откуда музыкальная революция и взяла свое начало. The Beatles, The Hollies, я был частью этого невообразимого подъема. Замечательное время для молодых людей. Имея такой поп-образ, многие двери для меня были открыты. Я был одним из первых футболистов, которые стали своего рода брендами. Я рекламировал сосиски, средства после бритья. Однажды мой агент сказал, что поместит мое имя на лестничных подъемниках и впарит их людям, живущим в бунгало.

ДВ: Оглядываясь назад, чувствуете ли Вы, что так называемый образ жизни плэйбоя мешал выступлениям на футбольном поле?

ДБ: Совсем нет. Я не видел в себе плэйбоя. Мне кажется, нет ничего зазорного в том, чтобы пропустить стакан другой или отдохнуть с девушкой. Но отдых в таком стиле не рассматривался приемлемым для футболистов. Таким образом, меня стали много критиковать. Репортеры начали преследовать меня повсюду в поисках сочной истории. И чаще им удавалось ее найти, чем нет. Я взялся за дело, когда о моем образе жизни стали писать и говорить больше, чем о моих голах. Люди начали видеть во мне плэйбоя, который играет в футбол, а не футболиста, которому нравилось распускать свои волосы. Люди начали забывать, что я все еще делал свое дело на футбольном поле.

ДВ: Часто говорят, что Ваша карьера пошла на спад после финала Кубка Европейских чемпионов в 68…

ДБ: Выиграть этот кубок было невероятным достижением. Все ждали от нас продолжения побед на таком же уровне. На нас очень сильно давили. Возможно, мне нужны были перемены, но я не хотел что-то менять. 60-е прошли, и все стало чертовски серьезным. Веселье испарялось из всего, чего было возможно, но я продолжал веселиться. Суть в том, что я знал границы. Например, я никогда не употреблял наркотики. Однажды я отмечал день рождения в районе Сан-Франциско Хайт-Эшбери. Все эти хиппи сидели вокруг и курили травку, несли полную чушь. Я подумал, что они выглядят нелепо. Я знал, что не хочу быть похожим на них. Я все еще веселился так, как это умею делать я. Когда люди говорят о спаде после победы в европейском кубке, на самом деле они имеют в виду спад «Манчестер Юнайтед». У нас была команда в возрасте. «Юнайтед» мог позволить покупку игроков топ уровня на замену, но не стал этого делать. Я все еще находился на пике карьеры, но был в окружении футболистов, чье время уже прошло, либо тех, кто просто не подходил к выступлениям на таком уровне.

К 1973 году «Юнайтед» был худшей командой в лиге. В 1974 после 470 игр я покинул их навсегда. Я терпеть не мог проигрывать каждую неделю, поэтому и послал это все к чертям собачьим. Также я не переносил Томми Дока, худший тренер из всех, которые были на протяжении моей карьеры, и это включая мои выступления в «Корк Селтик» и «Брисбен Лайонс». Спустя пару месяцев после моего ухода «Юнайтед» вылетел из лиги. Множество людей полагает, что я способствовал спаду и это меня удручает. Я хотел бы видеть их победы после своего ухода. Меня до сих пор обвиняют в том вылете. Я никогда не поддавался иллюзиям, потому что знал точно, что был единственным самым важным фактором, который помогал им продолжать побеждать. Трагедия заключается в том, что «Манчестер Юнайтед» должен был стать «Ливерпулем» 70-х и 80-х. Они должны были выигрывать лигу год за годом. Это гребанный стыд.

ДВ: Можно сказать, что жизнь под пристальным вниманием общественности имеет свой негативный эффект в определенный момент?

ДБ: Так и есть. Как любой ребенок, мне нравилось сначала видеть свое имя в газетах, особенно когда они писали приятные вещи. Но ситуация стала меняться ближе к концу 60-х. Внезапно газетчики стали интересоваться только тем, как бы порыться в моем грязном белье.

Они начали приставать к моим друзьям и семье в поисках новых скандалов. Они бы копали и копали, пока что-нибудь не нашли. Если бы ничего не нашли, напечатали бы ложь. Я, должно быть, был суперменом, чтобы исполнять все то о чем они писали. Бывало, что я в одно и то же время находился в шести разных местах с шестью разными женщинами. Жизнь стала немного…

ДВ: Нереальной?

ДБ: Да, именно. Мне стало трудно наблюдать за собой в телевизоре, потому что я не мог отождествлять себя с тем человеком. Моя жизнь…словно это все происходило с кем-то другим.

ДВ: Думаете, жизнь была бы другой, если бы Мэтт Басби был большим педантом?

ДБ: Ну, Мэтт был не так уж и податлив. Когда я перегибал палку, ему приходилось устраивать мне взбучку. Но он всегда делал это за закрытой дверью, так что никто не слышал этих бесед. Он штрафовал и выкидывал меня всего пару раз. Я был на грани того, чтобы отхватить пи****ей от него. Худшим было, когда он мне сказал перестать бегать за юбками и успокоиться с милой девушкой. Таким образом, я обвенчался с девушкой, которую знал всего пару недель. Когда Мэтт узнал об этом, он вышел из себя. Он сказал: «Что ты хотел доказать тупым поступком вроде этого?», я ответил, что следовал его совету. Не думаю, что Мэтту удавалось сделать из меня что-либо.

ДВ: В 1976 Вы перебрались в США, чтобы играть за «Ацтеков» из Лос Анджелеса. Это была попытка убежать от проблем?

ДБ: Тогда это воспринималось по-другому. Оглядываясь на это сейчас, в этом есть доля правды. Я все еще был способен соревноваться на полях Англии на самом высоком уровне. Меня мог подписать любой клуб страны, но я все просрал из-за моего распущенного поведения. Я жестко выпивал, занимался распутством, дрался, разбивал машины. Мне нужно было перебраться куда-нибудь, чтобы уйти от всего этого. На самом деле я просто перекинул все мои проблемы с одной страны на другую вместо того чтобы остаться и разобраться с ними на месте.

ДВ: Какое-то время казалось, что Вы счастливы в Америке.

ДБ: Только на какое-то время. Суть в том, что Америка дала мне ту степень анонимности, о которой я и не мог мечтать в Англии. Там я мог выйти на прогулку и приятно провести время с людьми, которые и моего имени не знали. Это было облегчением снова начать жить такой жизнью. Те пара первых лет в ЛА были невероятно забавными. Я снова почувствовал запах свободы. Я даже открыл свой бар там – Bestie’s Beach Club. В итоге алкоголь снова затянул меня в свои сети. Ночной кошмар преодолел Атлантический океан, но это все еще был мой ночной кошмар.

ДВ: Есть ли хоть доля правды в истории о том, что Билли Бингхэм пытался заманить Вас на Чемпионат Мира-1982 после того, как Вы уже закончили играть?

ДБ: Да, это правда. Говорилось, что он изменил свое мнение, потому что я был полностью разобран. На заметку – это полное дерьмо. На самом деле я был в хорошей форме в то время. Каждую неделю я играл за американскую команду и также занимался другими видами спорта по три часа в день. Проблема была в том, что моя американская команда была полным дном. Бингхэм приехал, чтобы посмотреть на меня в игре против «Хиберниана», а нас просто размазали по газону. Поэтому я так и не получил вызова в сборную. Я был раздавлен. В 36 я все еще мог внести свой вклад, даже если бы вышел только на последние 15 минут матча.

ДВ: Как бы Вы описали свое пристрастие к алкоголю сегодня?

ДБ: Я люблю выпить, это не секрет. Люди всегда говорили, что мне не следовало поджигать свечку с обоих концов. Может быть, у них просто не было достаточно большой свечки. Я отказывался воспринимать это всерьез. Я три раза оказывался в реабилитационном центре для алкоголиков, но я легкомысленно ко всему этому относился. Кроме того не то чтобы я прикладывался к бутылке каждый божий день. Но если я уходил в запой, это могло длиться неделями. Иногда я мог остановиться пить, только когда вырубался из-за недостатка сна. Моя проблема состоит в том, что у меня низкий порог скуки. Если я ничем не занят, тогда я склонен к тому, чтобы закончить свой день в пабе. Затем, меня естественно узнают, и бесплатная выпивка сама выстраивается на стойке бара. Люди спрашивали, не думал ли я о том, чтобы обратиться в клуб анонимных алкоголиков. Каковы шансы того, что я останусь анонимным?

ДВ: Назовите одну вещь в Вас, которая никогда не изменится?

ДБ: Я всегда был честен и всегда полагался на свои инстинкты. Я всегда был честен перед другими людьми, но бывали времена, когда я обманывал сам себя. Честность часто втягивала меня в разного рода проблемы, но по-другому я не могу. Также во всех своих начинаниях я полагаюсь на инстинкты. Я одинаков и на телевизионном шоу, и на футбольном поле. Ничего не репетировал. Все, что я делаю – экспромт. Это и было для меня наркотиком. Я такой же, как и те спонтанные моменты. И в футболе я всегда любил импровизировать. Футбол всегда для меня был простым. Я никогда не думал о следующем шаге, я его просто делал. Всегда полагался на инстинкты.

ДВ: То же самое правило распространялось и на спальню?

ДБ: Особенно в спальне. Ты не хочешь думать слишком много о сексе, пока занимаешься им, не так ли? Я знаю. У меня опыта в этом деле хоть отбавляй.

ДВ: Что самое трудное в том чтобы быть Джорджем Бестом?

ДБ: Происходит так, что вы зашиваетесь в мифах. Джордж Бест в личной жизни и на публике – два разных человека. В какой-то степени всегда была необходимость разыграть сцену для людей, защитить себя. Я ненавижу строить из себя что-то, но часто это было важной частью спектакля во избежание наказания. Я очень быстро узнал, что на публике ты должен быть хорошим актером. Всем было все равно до Джорджа Беста в личной жизни, человека который любит книги и наслаждается хорошим кино. Никого не заинтересует такой факт из жизни как пристрастие к разгадыванию кроссвордов из Таймс. Скандалы – вот что интересней большинству людей.

ДВ: Бывало, что Вы заходили слишком далеко лишь бы поддержать образ дебошира?

ДБ: О да. Неоднократно. Кроме всего прочего я люблю конкуренцию. Я любил потягаться силами на поле. Точно также во мне просыпается соревновательный дух, когда я пью. Поэтому обычно я последний, кто в состоянии стоять на ногах. Я вижу, как меня это затягивало временами. Я иду в паб, чтобы просто промочить горло. Но затем появляется компания, которая хочет посмотреть на то, как я выпиваю. Я не могу просто так взять и уйти. Если я начал мне будет трудно остановиться и пойти домой. Я начинаю думать: «Если они хотят чтобы я вел себя возмутительно, они это получат». Как только я решил так, меня начинает заносить на поворотах.

ДВ: Вы видите в себе мятежника?

ДБ: В какой-то степени. Люди, которыми я всегда восхищался, всегда находились по ту сторону баррикад. Люди смотрят на меня и видят, что я всегда делал то, что хотел и как хотел. Не потому что я упрямый осел. Я полагаю, что всегда любил рисковать. Я испытываю сильное уважение по отношению к таким людям, как Теренс Стамп и Джеймс Дин. Они жили в унисон с биением своего сердца. Стамп был особенно непревзойденным актером, мог стать звездой большого полета в Голливуде. Но он пошел своим путем. Это означает, что он не был суперзвездой, но у него была интересная карьера. Джаггер, Маккартни или Бой Джордж, вы можете полить их грязью с ног до ушей, но вы обязаны уважать их за то, что они попытались сделать что-то отличное от других, в то же самое время оставаясь верными своему сердцу. Именно это я всегда и пытался делать, оставаться верным себе.

ДВ: Это принесло счастье?

ДБ: Не совсем. Не то, что мы называем длительным счастьем. Я полагаю, что никогда не пытался облегчить себе жизнь. После того как я покинул «Юнайтед», я мог последовать легким путем и успокоиться. Но я всегда был кем-то вроде бродяги.

ДВ: Вы бы назвали себя человеком, занимающимся саморазрушением?

ДБ: Часть этого присутствовала во мне. Я определенно поддавался депрессиям, меня даже посещали суицидные мысли. Были времена, когда я падал так низко, что если бы вы протянули мне упаковку снотворных, я бы тут же проглотил ее полностью.

ДВ: Что останавливало Вас от самоубийства?

ДБ: Это наполовину шутка…мысли о том, что я пропущу самую долбануто великую попойку следующей ночью. Также я не хотел определенным людям давать повод для удовлетворения, когда они увидят то, как я сдался. Есть люди, которые предсказали, что я сам надену петлю на свою шею. Я не хочу давать им повод для удовлетворения в своей правоте.

ДВ: Какой была Ваша самая низкая точка падения?

ДБ: Пфф. Их было много. Одна, которая всплывает в моей голове произошла в ЛА в 1981. Я уже кутил несколько дней. Сижу на пляже. У меня закончилась наличка, но я хотел пить дальше. Женщина, я ее совсем не знал, встала и пошла в туалет, оставив свой кошелек. Я залез в кошелек, зацепил пару баксов и пошел прямиком в бар. Я всегда жалел о том поступке. Это воспоминание преследует меня. Я больше никогда не хочу пасть так низко.

ДВ: Говоря о футболе, каковы Ваши личные самые яркие воспоминания?

ДБ: Их было не так много. Точно это будет мой гол в финале Кубка европейских чемпионов. Шесть голов в 1970 против «Нортхэмптона». Победа «Юнайтед» над «Бенфикой» в 1966 со счетом 5-1, когда я забил, пробежав от самой середины. В 1971, когда я выбил мяч из рук Гордона Бэнкса. Гол, который я забил «Шеффилд Юнайтед» в 71, когда  обвел пол команды и вколотил мяч с края штрафной.

Суббота, мы играем против «Ипсвича», я забиваю с самого углового флажка. Когда Бобби Робсона спросили об этом, он сказал, что это была счастливая случайность. Он посчитал я не смогу повторить это и с тысячной попытки. На следующей неделе мы встретили его команду снова, только в кубке. Когда мы заработали первый угловой, я помахал Бобби рукой, словно, говоря «Ну упустите этот момент». Я закрутил снаряд, и он бабахнул прямо по стойке. В какой-то степени это было еще более поразительно, что он не залетел в ворота. Я наслаждался тем фактом, что удар был выполнен почти идеально.

Однако не все воспоминания такие старые. Один гол, который я никогда не забуду, был забит «Страйкерс» из Форта Лодердейла, когда я выступал за «Сан-Хосе Эртквейкс». Я завелся. Уделал одного игрока, затем другого. В конце концов, я обвел шестерых или семерых на участке поля в 10 ярдов. Я не знаю, как мне это удалось и до сих пор не могу понять.

ДВ: Вы видите, как зрелость приходит к Вам с годами?

ДБ: Это маловероятно, не так ли? Я не уверен, что хотел бы созреть. Я был бы не против, чтобы следующие 20 лет были также полны драматизма, как и прошлые 20. Я, возможно, проходил через трудности но это всегда того стоило, потому что хорошие времена всегда перевешивают плохие. Я все еще натыкаюсь в своей жизни на драму, также как и всегда на самом деле. Во всяком случае, моя голова более трезва сейчас. В прошлом я так набирался, что полностью терял контроль. Бывали времена, когда я превращался в настоящего монстра, не осознавая этого.  Я знаю, что дошел до крайней точки, но теперь оглядываясь назад, есть ощущение, что плохие времена уже позади. Я всегда хотел конечного результата. Я всегда знал, что вся суть в балансе – хороших времен не бывает без плохих. И я знаю, что меня не будут помнить по плохим временам и скандалам. Меня будут помнить за футбол.

Тридцать лет спустя люди не будут сидеть и судачить о том как я ужрался однажды. Слишком много хороших вещей произошло. Иногда я вспоминаю прошлое, и оно меня поражает. Самым большим сюрпризом является то, что я все это пережил. Сегодня я уважаю себя больше. Я не созрел, но, возможно, я стал большим реалистом сегодня. Меня всегда волновало то, что я не смогу стать первым во всем. Сейчас я понимаю то, что нет ничего страшного в том, чтобы стать вторым до тех пор, пока ты наслаждаешься процессом и честен перед собой.

ДВ: Что припасено в будущем?

ДБ: Да черт его знает. Я не думаю о завтра, только о сегодняшнем дне. Столько всего в этой жизни, это-то я знаю наверняка. Если неприятности обойдут меня стороной, это будет идти бонусом. Но я бы не стал на это ставить.

Джон Вайлде, Sabotage Times

logoМанчестер Юнайтед
logoДжордж Бест