5 мин.

Ловцы слов

2 k

Однажды «АБ» из Копенгагена играл с немецким клубом «Миттвайда». Один из немцев ударил издалека по воротам – точно, но не сильно. Однако датский вратарь, прислонившийся к штанге, даже не среагировал на легкий для него удар. После матча голкипер объяснил свою оплошность тем, что некстати задумался над одной математической задачей. Вратаря этого звали Нильс Хенрик Давид Бор, через 17 лет после этого матча он был награжден Нобелевской премией в области физики.

Величайший физик-экспериментатор Резерфорд не слишком жаловал ученых, занимавшихся чистой теорией, и исключение делал только для Бора. На вопрос, в чем причина этого отношения, новозеландец отвечал: «Потому что Бор – это другое». А затем добавлял: «Бор – футболист». Резерфорду нравилась эта здоровая приземленность своего молодого коллеги; он и сам любил называть себя фермером, чувствуя свою причастность к настоящей, земной жизни.

Профессор Кристиан Бор, отец Нильса, приложил немало усилий к популяризации футбола в Копенгагене: в частности, благодаря ему «АБ», позднее девять раз выигрывавший чемпионат Дании, обрел свой собственный стадион, а один из некрологов после кончины профессора был написан спортивным журналистом. Но наибольшими футбольными достижениями Кристиана Бора стали его сыновья. Старший, Нильс, избрал амплуа голкипера, а младший, Харальд, стал стремительным полузащитником.

Карьера Нильса в футболе не сложилась – в воротах главной университетской команды он отыграл полностью только один сезон 1905 года. Его брат утверждал, что Нильс – хороший вратарь, разве что не слишком расторопен на выходах.

С годами, впрочем, фигура Нильса Бора обросла целым ворохом неправдоподобных историй, вплоть до мифической статьи в датской прессе с заголовком «Футболист сборной получил Нобелевскую премию». На самом деле, его просто постоянно путали с младшим братом. Харальд Бор, выдающийся математик, создавший теорию почти периодических функций, несколько лет играл в «АБ», а также в составе сборной Дании съездил на Олимпиаду-1908, завоевав серебряную медаль и поучаствовав в рекордном разгроме французов со счетом 17:1. Более того, на защите его докторской диссертации присутствовала чуть ли не вся олимпийская команда Дании.

Сам же «Рембрандт физики, любящий игру света и тени», подобной популярности в футболе не завоевал, но, по крайней мере, заслужил расположение Эрнеста Резерфорда. Не так уж и мало, если вдуматься, учитывая продуктивность их сотрудничества. К тому же, как знать, может, именно здоровый спортивный опыт позволил Бору не потеряться в дебрях умозрительных построений, сохранив гибкость ума и здравый смысл до глубокой старости.

К сожалению, Бор не оставил воспоминаний о своем вратарском опыте. Зато оставил их другой человек, талант которого не только вполне был сравним с талантом датчанина, но еще и лежал в области литературы.

«...Как иной рождается гусаром, так я родился голкипером», писал Владимир Набоков в своей автобиографии «Другие берега». В 1919 году, оказавшись в Кембридже, писатель играл в команде колледжа; культ спорта, существовавший в университетской среде Британии, оказался ему близок настолько, что в дальнейшем чуть ли не в каждом романе Набокова фигурировали те или иные спортсмены. Занятия боксом и теннисом оказались для Владимира Владимировича более утилитарно полезными – во время своего пребывания в Берлине он вынужден был давать частные уроки, поскольку писательство практически не приносило денег, – однако именно свой футбольный опыт Набоков выделял как наиболее значимый. В одном из своих первых интервью этот, по выражению журналиста Седых, 33-летний юноша спортивного типа, тогда еще печатавшийся под псевдонимом Сирин, с нескрываемой гордостью произносит: «Кажется, я неплохой голкипер».

Впрочем, у него были те же недостатки, что и у Бора, о которых Набоков рассказывает в присущей ему мягко-иронической манере. Позволим себе приличных размеров цитату – все-таки ничто не рассказывает о писателе лучше его собственных произведений, – ну а заинтересовавшихся продолжением направим к книге.

«...Но были и другие, более памятные, более эзотерические дни, под тяжелыми зимними небесами, когда пространство перед моими воротами представляло собой сплошную жижу черной грязи, и мяч был точно обмазан салом, и болела голова после бессонной ночи, посвященной составлению стихов, погибших к утру. Изменял глазомер, – и пропустив второй гол, я с чувством, что жизнь вздор, вынимал мяч из задней сетки. Затем наша сторона начинала напирать, игра переходила на другой конец поля. Накрапывал нудный дождь, переставал, как в «Скупом рыцаре», и шел опять. С какой-то воркующей нежностью кричали галки, возясь в безлиственном ильме. Собирался туман. Игра сводилась к неясному мельканью силуэтов у едва зримых ворот противника. Далекие невнятные звуки пинков, свисток, опять мутное мелькание – все это никак не относилось ко мне. Сложив руки на груди и прислонившись к левой штанге ворот, я позволял себе роскошь закрыть глаза, и в таком положении слушал плотный стук сердца, и ощущал слепую морось на лице, и слышал звуки все еще далекой игры, и думал о себе, как об экзотическом существе, переодетом английским футболистом и сочиняющем стихи на никому неизвестном наречии, о заморской стране. Неудивительно, что товарищи мои по команде не очень меня жаловали».

Представить в футбольных воротах физика или писателя, пусть даже и настолько известных, все же не так уж и сложно. Гораздо труднее представить там самого настоящего папу римского. Тем не менее, в насыщенной биографии Иоанна Павла II, одного из наиболее выдающихся пап в истории церкви, нашел свое место и футбол.

В юности Кароль Войтыла регулярно играл за свой университет и сборную Кракова, один из его биографов вспоминает, что будущий понтифик в те времена отличался мощным телосложением. После нацистского вторжения занятия спортом пришлось оставить, однако любовь к футболу у Кароля сохранилась на всю жизнь. Вряд ли, конечно, Иоанн Павел II мог повторить вслед за еще одним нобелевским лауреатом-голкипером Альбером Камю, что именно из футбола он почерпнул самые твердые свои представления о морали и долге, однако великий католик и великий атеист смогли бы, наверное, найти общий язык хотя бы по поводу великой игры с мячом.

Свои футбольные пристрастия понтифик не скрывал. Само собой, он поддерживал «Краковию», стадион которой ныне назван в его честь, и сборную Польши, особо пристально следя за карьерой Ежи Дудека. Помимо это, Иоанн Павел II c симпатией относился к сборной Ирландии и к ее вратарям: Шей Гивен получил от него благословение по поводу свадьбы, а Пэт Боннер и вовсе удостоился отдельной похвалы. Случилось это во время приема сборной у папы в 1990 году; понтифик особенно отметил отбитый Боннером послематчевый пенальти, благодаря которому ирландцы смогли пройти сборную Румынии, и рассказал, что в свою бытность голкипером тоже регулярно отражал одиннадцатиметровые. Помимо этого, папа стал почетным членом «Барселоны», дортмундской «Боруссии» и «Шальке».

Ну и само собой, не обошлось без небольших чудес. Фанаты «Флуминенсе» убеждены, что Иоанн Павел II оказывает их клубу небесное покровительство. Когда понтифик впервые приехал в Бразилию в 1980 году, этому посвятили песню «A Bênção, João de Deus» («Благослови нас, Божий Иоанн»), тут же ставшую популярной среди футбольных болельщиков. Во время финального матча чемпионата штата против заклятых соперников из «Васко» дело дошло до послематчевых пенальти, и фанаты «Флу» затянули эту самую песню. Конечно же, их клуб выиграл – все-таки римскому папе даже по должности положено хранить незримые ключи от ворот.

logoФлуминенсе
logoКраковия
Нильс Бор
Иоанн Павел II
logoВладимир Набоков
logoсборная Ирландии по футболу
logoвысшая лига Дания