37 мин.

Записки о комментарии

6 k

Это тоже старый текст. Я надеялся, что очередной тур чемпионата России меня на что-то подвигнет, но он взял... И не подвиг. Ничего страшного. Будет новый тур.

Однако я давно обещал, и вот, наконец, собрался, написать новые заметки (или записки) о жанре комментария и комментаторстве. Я напишу первый текст во вторник к обеду. Возможно, раньше (хотя точно так же возможно, что кто-то обедает и пораньше меня). В общем, я начну эти тексты с материала (я его раздвою, уж очень большой) о своих любимых футбольных комментаторах. Просто вот – кого я люблю и почему. Это будет десятка.

А пока – то, что я написал о комментарии раньше. Это уже не старый текст, который выкладывается для отдохновения публики. Это актуально, потому что является историей вопроса. Дальнейшие «записки» будут в развитие этих.

Такие дела...

Записки о комментарии «Пытаясь осмыслить свое понимание прав человека, я в качестве образца человека не мог отыскать никого конкретней себя – и задал этому человеку ряд наводящих вопросов». Саша Соколов. Из речи в университете Эмори на конференции «Переосмысление человека» Мы, комментаторы, – самые обыкновенные люди. Наша профессия, конечно, штучна, но это вовсе не оттого, что лишь единицы могут ею заниматься, а в силу другой причины – лишь единицы требуются. Количество комментаторов в стране именно поэтому не тождественно количеству, скажем, токарей сравнительно высокой квалификации. Лично я глубоко убежден, что (за немногочисленным персональным изъятием) если бы вдруг захотелось набрать спортивных комментаторов еще на один спортивный канал, или, вернее, систему спортивных каналов, нужное число способных людей можно было бы разыскать в радиусе трех-пяти километров воображаемой окружности, центром которой мог бы быть любой район, скажем, Москвы. На мой взгляд, исходные данные комментатора чрезвычайно просты: интерес к спорту, свободное владение языком и речью, поставленный голос и хорошая память. Остальное приобретается со временем; впрочем, точно так же может и не приобрестись. В общем, остальное становится понятным только на последующих этапах работы. Сказанное выше, безусловно, имеет целью отчасти эпатировать публику. Но – отчасти. Три с небольшим года назад мы примерно таким образом набирали штат комментаторов и журналистов для спортивного канала. Сегодня их имена известны, хотя, конечно, и не всем – все-таки большая (с ударением на «а») их часть пока не работает на открытом канале НТВ. Но абоненты спутникового телевидения наверняка выделяют из общей массы комментаторов Юрия Розанова и Влада Батурина, Георгия Черданцева и Сергея Мещерякова. Это только те, кто трудится на футбольном канале, с творчеством остальных я просто значительно хуже знаком. Мы могли бы проводить такой набор каждый год, если бы у нас была большая потребность в людях, и обязательно в каждой попытке невод приносил бы золотых рыбок. Хорошо комментировать совсем несложно. Мне кажется, что комментатор, который станет это отрицать, или еще не до конца освоился на своем поприще, или многовато о себе думает. Талант комментатора схож с талантом конферансье, актера, диктора; комментаторскому труду свойственны многие черты чисто журналистской работы, кое-кому может пригодиться личный спортивный опыт. Но это совершенно не обязательно – может быть, а может и не быть. Безусловно, пресловутый «взгляд изнутри» в состоянии обогатить репортаж, но с таким же успехом может сыграть и роль штампа, заезженной до шипения пластинки, которая и сама-то по себе должна была бы поднатужиться, дабы «конкурентоспособствовать», – все-таки давно наступило время лазерных дисков... Комментаторская работа – в большей степени навык, чем талант. Именно навык и опыт, причем подразумевается не только и даже не столько опыт многолетний, сколько регулярный и насыщенный, делает комментатора мастером. Ведь репортаж ценен не «гонянием» мяча и не сонмом разнообразных сведений об игроках и командах, не криками «го-о-о-ол!!!» и не их отсутствием, а – пропорциями. Комментатор – это во многом узнаваемость манеры, свобода пользования в общем-то не очень многочисленными приемами и... что-то еще. Это «еще» определить невозможно, по крайней мере, я точно знаю, что не смогу. Просто хочется как-то раз взять да и начать профессиональный разговор о профессии, пусть и в тавтологической словесной конструкции. Ведь к комментарию и комментаторам если и обращаются, то, как правило, двумя способами, равно не имеющими отношения к корректной постановке вопроса. Материалы о спортивном телевидении бывают двух сортов: или цикл интервью с комментаторами, расположенных обыкновенно по мере угасания популярности; не знаю, как читать, а вот давать – точно малоинтересно. Я прожил уже три таких цикла, не считая разовых случаев, и ответы настолько затвержены, что их можно высылать в письменной форме в ответ на письменный же запрос. Или еще, сорт второй во всех отношениях, – наступит время Олимпиады или там чемпионата мира по футболу или хоккею (впрочем, последнее – реже), и непременно напишут в центральных газетах что-нибудь на тему комментаторского косноязычия. Приведут примеры, в которых удачные шутки с неудачными соединятся воедино захожим умом, в конце обязательно вспомянутся Озеров и Синявский, а то и Спарре, и простой вывод: такого теперь не делают... Какой смотрим спорт, а что приходится слушать! И – до следующих глобальных игрищ. ИСТОРИЧЕСКИЙ ОЧЕРК К вопросу соотношения старого и нового, кстати. В общем и целом фразеологизм «комментаторская школа» представляется мне довольно большой натяжкой. Исторически комментаторы действительно шли один за другим (могло ли быть по-другому?), но вот является ли понятие «школа» точной характеристикой существующей между ними преемственности? Вряд ли можно однозначно ответить на этот вопрос. Правда, с другой стороны, и не скажешь, что сколько людей, столько и мнений; потому что мнений, собственно, может быть только два – «да» или «нет». Людей куда больше! Мое мнение – скорее «нет», чем наоборот. О «старой школе» говорят обыкновенно применительно к Николаю Озерову и его более молодым современникам, заполнившим в истории спортивного репортажа время 70-х, их конца, 80-е полностью и начало 90-х. Некоторые продолжают активно практиковать и посейчас. Уже одно это до некоторой степени подмывает противопоставление старого и нового. А, скажем, Георгий Саркисьянц, один из тех, кого свойственно относить к «ученикам» Озерова, и вовсе пришел на телевидение раньше легендарного Николая Николаевича, о чем любит напоминать, примеряя тем самым выстраданную годами мантию дуайена корпуса. Мантия велика. Анна Дмитриева, Владимир Маслаченко, Евгений Майоров много рассказывали мне о тех временах спортивного телевидения. Они сходились в том, что Николай Николаевич, в общем-то, не был им наставником. Кстати, своим любимым учеником сам Озеров называл милейшего, безвременно умершего Анатолия Малявина, которого трудно причислить к наиболее ярким представителям поколения. Понятие школы в философском смысле, конечно, далеко не всегда подразумевает прямое учительство и ученичество. Но следование определенному канону, работа в заданном родоначальником направлении – обязательны. Не претендую на последнее (только на первое!) слово в возможной и желанной дискуссии, но в данном случае, скорее, более молодые коллеги не столько последовательно развивали, сколько каждый по-своему отрицали тот канон, который задавал всем своим творчеством патетический и официальный Николай Озеров. Под отрицанием, конечно, следует понимать не нигилизм, а диалектику, как то семя, которое, если не умрет, то останется одно, а умерев, непременно принесет плод. Озеров олицетворял собой главное направление, высокий, но стандарт эпохи. Его более молодые коллеги утверждали себя как нечто отличное от Озерова. Маслаченко – игрой в собственную футбольную биографию, речевой неповторимостью; Дмитриева – принадлежностью к новому по отношению к озеровскому поколению интеллигенции, которая читала другие книги, имела иной круг общения; Перетурин (который, впрочем, утвердился несколько позже) – ироничностью; Майоров – немногословием, что в сочетании с авторитетом олимпийского чемпиона и вообще спортивной легенды создавало справедливое ощущение каждого слова на вес золота. Никому из них не приходило в голову кричать «го-о-о-ол!», подолгу рассуждать во время хоккейных матчей о том, что для наших суперсерия – только этап подготовки к чемпионату мира (похожие «заморочки» находились в каждом виде спорта) и так далее. Этим я вовсе не хочу признать за ними какое-то диссидентство, свободомыслие в отличие от будто бы догматического Озерова; нет, просто комментатор – прежде всего человек своего времени, его профессиональный опыт и профессиональный навык неотделимы от житейского. И зачастую непереносимы в будущее. Поэтому комментаторы и стареют иногда. Комментаторских школ в узком смысле слова не существовало; каждый комментатор в большей степени характеризовал (и сейчас характеризует) свою эпоху, нежели вырастал из предыдущей. Это не Платон и его ученики; скорее, вечные отцы и дети, пусть иногда и оказывающиеся ровесниками по возрасту, и их взаимоотношения и форма преемственности повторяют формы преемственности времени. ОЗЕРОВ И СИНЯВСКИЙ Две фигуры, чье величие и незыблемость обсуждать не приходится. В признании этой незыблемости сойдутся самые субъективные точки зрения. Но наряду с признанием возникают вопросы: с профессиональной точки зрения необходимо знать не только имена, но и получить более или менее конкретное представление о творческих методах, о непосредственной работе. Сделать это все труднее и труднее; лично у меня вызывает непреходящее изумление ни с чем не сопоставимая скудость спортивных архивов 60-х и 70-х годов. Комментаторские голоса, к сожалению, – отнюдь не самое ценное из того, что пропало навсегда. Находились люди, что прятали и перепечатывали Солженицына с Бродским, и почему-то никому не пришло в голову задвинуть под кровать коробку с пленкой игры Эдуарда Стрельцова, и автор «золотого» мяча первого Кубка Европы Виктор Понедельник признается в студии «Века футбола» уже в конце 90-х, что впервые видит изображение своего знаменитого гола по телевизору... Но речь не об этом. Вадим Синявский умер в год моего рождения, Николай Озеров провел свой последний репортаж, когда мне еще и 15 лет не исполнилось, – в общем, для наукообразного сравнения у меня, разумеется, нет достаточного количества материала. Потому сравнение будет чрезвычайно субъективным. Но от него невозможно уйти, поскольку куда же без осмысления классики? Совесть-то чиста – максимум возможного я постарался разузнать. Детские воспоминания о работе Озерова достаточно четки, кроме того, уже в зрелом возрасте внимательно посмотрел знаменитый хоккейный матч «Кубка Вызова», в котором наши победили канадцев 6:0 и Мышкин стоял в воротах. Что же до Синявского, то у меня есть кассета с отрывками его комментариев к нескольким матчам, собраннымии из архивов, примерно в час длиной. Кроме того, об обоих мы много раз говорили со старшими коллегами, я читал книгу Озерова и массу газетных материалов... Сравнение манер двух великих комментаторов с еще одной стороны подтверждает, что манеру практически полностью определяет время. Невозможно рассматривать их творчество без учета того, что Синявский – комментатор, сформировавшийся в дотелевизионную эпоху, а Озеров начинал работать на самой ее заре. Над этим мало задумываются, но спорт ведь вообще трудно себе представить вне контекста развития средств массовой информации. Прямая трансляция – смысл спортивного состязания, ведь вся его оригинальность, отличие от всех прочих, в частности на телевидении – в том, что мы наблюдаем за ним полностью и в то самое время, когда оно происходит. Обо всех иных событиях мы узнаем с чьих-то слов, будь то война в Чечне или премьера в театре. Очень точно в этом смысле выражение Савика Шустера: «Спорт – живые эмоции». Новые технические возможности телевидения, факт существования Интернета, сформированные с учетом нововведений современные принципы показа игры существенным образом влияют и на комментарии к матчам. Постепенно отмирает пришедшая к нам из радиорепортажей необходимость проговаривать то, что происходит на поле (это называется «гонять мяч»); богатое использование крупного плана, иная организация звука (вспомните чемпионат мира) – все это дает новые возможности для наблюдений и выводов. Точно так же сегодня, в частности на футбольном канале, да и вообще в наше время, уже совершенно непозволительно неправильно называть игроков, невозможно обходиться без большого количества статистической информации – зритель все это знает и сам, а комментатор всегда должен знать немного больше (или давать понять, что знает...). В особенности все это надо учитывать, слушая Озерова, в репортажах которого проговаривание ситуации занимает примерно 60 процентов времени, а иностранные фамилии пляшут гопака. Это – черта его телевизионной эпохи. Ловлю себя на том, что, слушая Озерова, практически ничего не нахожу применимым в современной практике. Во всем, что касается собственно ремесла, Николай Николаевич, безусловно, мастер выдающийся. Он совершенно виртуозно «гонял» мяч, почти секунда в секунду успевая за ходом событий. Это умение только кажется формальным – вспомните, как часто раздражает, если комментатор опаздывает за событиями. А образ мыслей Николая Николаевича, увы, устарел совершенно безнадежно. Узнаваемая озеровская манера, его интонация настолько бесповоротно ассоциировались только с ним одним, что творчески развить ее практически нельзя, можно только повторить, словно цитируя, умышленно вызывая у зрителей ностальгические ассоциации. Совершенно иная ситуация с Синявским. Удивительно, но принадлежность к радиоэпохе делает его творчество более универсальным. Ведь футбол, о котором Вадим Святославович рассказывал всей стране, никто толком не видел – телевидения-то не было. Синявский, по сути, творил миф. Точно так же и сейчас, слушая его голос, фантазия увлекает настолько, что чувство, знакомое многим при просмотре кинохроники – «медленно», «неловко», «смешно», – не возникает совершенно. Творчество Синявского почти не поддается старению еще и потому, что время в нем отражается не пафосом, как у Озерова, а колоритом. За репортажем Синявского – не генсек, выступающий с трибуны под гербом на предмет недостатков в легкой промышленности; там – Вася Векшин, тот самый, который Яшку Шустрого брал, идет на встречу с бандитом по бульвару, облизывая сосредоточенное между двумя вафельками сливочное мороженое. Не знаю точно, умышленно ли Вадим Святославович избегал патриотической патетики или у него просто не хватало на это времени (все-таки слишком о многом приходилось рассказывать слепому зрителю, прижавшемуся ухом к радиотарелке). Синявский ироничен; а ирония – вне времени. Вообще ирония и даже в большей степени – самоирония может считаться одной из главных черт классной комментаторской работы. Подробнее об этом – в следующей публикации; сейчас же замечу, что в сопоставлении Синявского и Озерова ироничность первого во многом и создает принципиальное различие. Озеров рассказывал о спорте как о деле государственной важности; это понятие взяло да и видоизменилось – и идеология репортажа ушла навсегда; Синявский рассказывал о футболе как об игре – и это, как ни крути, может, и не вечно, но, по крайней мере, будет верным столько же, сколько проживет собственно спорт. ВТОРИЧНОСТЬ И АДЕКВАТНОСТЬ Неожиданно возникает вопрос: а почему вообще спорт принято комментировать? Почему телевидение не предлагает зрителю просто посмотреть, самому? Честно – ответа на этот вопрос не знаю. «Как-то так повелось», – отвечают мне умудренные стажем коллеги. Иностранная пресса также не содержит ответа на этот вопрос. Анализ ситуации подсказывает только одну версию рождения традиции: сперва был радиорепортаж. О спорте рассказывать стали раньше, чем показывать. И с возникновением картинки закадровый голос появился сам собой, по здравом размышлении, может, уже и не очень нужный. Впрочем, поначалу, может быть, сероватая расплывчатая картинка и требовала пояснений от находящегося на стадионе очевидца – элементарно зрителю многое не было видно... Но сейчас? Когда смотришь современную телетрансляцию, с обилием крупных планов, погружен в дыхание игры; когда многие телевизоры оснащены телетекстом, где в любой момент можно уточнить состав команды, не говоря уже об Интернете, справочные возможности которого все расширяются и расширяются в априорно заданной безграничности? Зачем нужен комментатор? Не нахожу ответа на этот вопрос. Традиция. Однако... В Англии, которая с внедрением интерактивных технологий в лице канала ВskyB сегодня может считаться лидером в ублажении потенциальных запросов болельщика, в Англии, где можешь сам определять точку, с которой смотреть игру по телевизору, где сам себе устраиваешь повтор интересного момента – так вот, в Англии обладатели интерактивных приставок, имеющие возможность смотреть футбол без комментатора, крайне редко отключают для себя закадровый голос (не более 15 процентов). Это показывает статистика. Странно, но цифры видел сам. Очевидно, ответ на этот вопрос не нужен. Им просто полезно задаваться. Комментатор, как мне кажется, никогда не должен забывать, что он – вторичен. Никто не включает футбольный матч, чтобы послушать комментатора – все включают, чтобы смотреть футбол (теннис, бокс, керлинг). Это и есть первая и весьма важная особенность нашей закадровой работы – она заключается в том, что мы, строго говоря, даже не соучастники происходящего. Можно блистать знанием предмета, речевыми находками, кричать, вопить, иронизировать – но помнить, что все это не должно заслонять зрелища. Из этого изначального свойства комментаторской работы проистекает и важнейшая, как мне представляется, установка, критерий мастерства. Комментатор должен быть в первую очередь адекватен тому, что происходит на поле. В этом – его главная миссия. Разобраться в игре, объяснить пружины сюжета, тайные закоулки интриги, – вот чем, подчеркну, по моему представлению, должен заниматься комментатор. В этом критерий отбора информации: ты, конечно, должен все прочитать перед матчем, знать, что Иван де ла Пенья, к примеру, выпустил книгу, где рассказывает, что его ближайший друг, к примеру, Александр Мостовой, а кумир всей жизни, – допустим, Фидель Кастро. Знай себе, что от имярека ушла жена, что у другого имярека накануне разбили машину, умей напомнить долгий путь имярека номер три из команды в команду. Но знание отнюдь не означает, что все это следует немедленно рассказывать зрителю. Только уместная информация, только то, что помогает смотреть или развлекает. Не стоит программировать себя на словесное шоу, нельзя стремиться стать главным героем трансляции или непременно сказать что-то запоминающееся – все это можно, но только если комментатор следует за событиями, а не старается их опередить. Точно так же запрещается в нестандартной ситуации прятаться за отработанными приемами. Опытного комментатора всегда отличишь от начинающего, а мастера от дилетанта по тому, насколько уместны его отступления, насколько быстро он умеет вернуться к игре от отстраненного рассказа. Впрочем, искусство быть адекватным проявляется не только в применении тех или иных приемов. Данный критерий, на главенстве которого, впрочем, я совершенно не настаиваю, позволяет отнестись к работе комментатора в целом. Каждому из нас для того, чтобы войти в фавор у зрителя, заполучить популярность, требуется удача – комментатор запоминается вместе с матчем, ассоциируется с сильным болельщицким переживанием, и оттого становится зрителю дорог и близок. Поясню на собственном примере – вряд ли кто-то воспринимал меня всерьез, пока мне не повезло оказаться в кабине на матчах киевского «Динамо» с «Барселоной». Этот матч, действительно, веха в истории постсоветского футбола; только после этой удачи я сам мог считать свою манеру сформировавшейся, проверенной серьезным делом, и только после этого меня как комментатора стали и оценивать, и принимать. Так вот. Комментатор входит в историю впечатлений своих зрителей только вместе с сыгранными (просмотренными) матчами. В трагически складывающемся матче комментатор не может остаться положительным героем – он трагичен вместе с событиями. Победа – и только тогда имеет смысл немножко покричать. Надеюсь, все это не кажется читателю назиданием? НЕРВЫ Другая важнейшая особенность нашей работы... Вот уж, действительно, это только комментаторскому делу присуще. Только комментатор всегда работает в ситуации, экстремальной по определению. Ведь человек, который смотрит спорт, переживает, болеет, и все у него обострено. Малейший диссонанс в его собственных чувствах с интонацией комментатора вызывает раздражение, тем более сильное, чем важнее, то есть лучше, игра. В этом смысле футбольным комментаторам сложнее всех: если в теннисе или фигурном катании можно спасительно побаливать за наших, то есть угадать настроение зрителя проще, то как быть с матчем «Спартак» – ЦСКА? К слову, особенность спорта на телевидении как раз в том же самом: только соревнования мы смотрим в тот момент, когда они происходят, и такими, какие они есть. Обо всем остальном мы узнаем с чьих-то слов, будь то война в Чечне, война компроматов или мир между народами. С ведущим аналитической программы и спорить-то неудобно: он осведомленнее, он знает, о чем говорит, то есть сам был там-то, видел то-то, разговаривал с тем-то и тем-то, причем приватно, без микрофона; а ты – нет. Когда же ты своими глазами смотришь футбол (или теннис) – раз смотришь, значит, разбираешься; все происходит прямо перед тобой, своя точка зрения возникает сама собой... Думаю, именно поэтому нет ни одного комментатора, который нравился бы всем. Невозможно угадать все симпатии, невозможно совпасть со всеми точками зрения, да и вообще невозможно работать, пытаясь воспринимать зрительские помыслы в качестве руководства к действию. Только одно, важнейшее, первопричинное обстоятельство имеет значение: зритель переживает, он на пике собственных эмоций. Это и является условием работы. На мой взгляд, существует только один способ – нет, не угодить всем; что за официантское чувство? Способ сохранить лицо. Нужно утверждать себя в качестве личности. Только тогда зритель, даже не соглашаясь с тобой, не будет раздражаться. Мне кажется, что именно отсюда идет предубеждение, что комментатор должен иметь собственный опыт игры в футбол на высшем уровне – дескать, только в этом случае его точка зрения имеет для болельщика вес. С этим не приходится соглашаться: сколько спортсменов так и не научились объяснять из-за кадра то, что они, безусловно, действительно знают лучше стороннего наблюдателя? Ведь искусство комментатора – это не знание и компетентность в происходящем, а умение рассказать об этом. Только тогда бывший или настоящий спортсмен авторитетен и интересен для публики, когда он реально превращается в комментатора – в профессиональном смысле слова, когда утвердит себя уже в новом качестве. КОММЕНТАРИЙ КАК КОНФЕРАНС Важнейшей жанровой особенностью комментаторской работы является то обстоятельство, что комментарий представляет собой речь. Речь и язык – не одно и то же; с точки зрения лингвистики язык – нечто общее, нормированное, законопослушное. Речь же – то, как реализует родной язык конкретный человек, индивидиуум. Существуя в контексте языка, речь зачастую выходит за его рамки, неотделима от интонации; она определяется не соответствием общим языковым законам, а внутренней целостностью, гармоничностью. Неповторимость Синявского – в неповторимости его интонаций, темпа, ритма того, что он говорит; в этом смысле комментарий Николая Озерова куда более нормативен, зачастую просто можно подумать, что Николай Николаевич читал за кадром некий текст – настолько он за десятилетия работы затвердил разветвленную систему штампов. Кстати, тоже занятный вопрос – комментаторское косноязычие. Вопрос этот пресловутый, а слово «пресловутый» настолько здорово звучит, что понимать его каждый может как заблагорассудится. К примеру, когда в одной широко некогда звучавшей песне фигурировала фраза «пре-сло-ву-утая черная кошка забоится-а наших ребят», то, как совершенно очевидно, песенный текстописец оставлял за слушателем свободу: то ли воспринимать пресловутость в ожеговском смысле слова, то ли понимать ее как невозможность уловить или словить, как тоже говорят некоторые (в основном, кстати, именно те, кто употребляет слово «забоится» в значении «испугается»). Хотя сходство между «ловлей» и «пресловутостью» сугубо звуковое. К чему это? Проблема комментаторского косноязычия, определенно, пресловута. Кто станет спорить, что среди нас хватает людей, которые не всегда умеют грамотно говорить по-русски? Нет в этом никаких сомнений, куда уж денешься! Но вместе с тем как часто под косноязычием в обличительном удовольствии критик не отличает языковой некомпетентности одного от речевой изощренности и неповторимости другого... Поделюсь своей собственной обидой: забавные оговорки и удачные шутки комментаторов существуют как бы под одной крышей, болельщики называют все это «ляпами». А как же это можно валить в одну кучу? Даже лучший, безусловно, и наиболее профессиональный журналист, пишущий о телевидении – старый известинец Ирина Петровская – как-то сравнивала язык Маслаченко с языком Евгения Киселева явно в пользу последнего. Но ведь это и есть та самая попытка сравнить арбуз и свиной хрящик! В принципиально разных ситуациях и жанрах работают ведущий аналитической программы и спортивный комментатор, только и есть общего, что прямой эфир. Но если в одном случае в прямом эфире демонстрируется тщательно продуманная, заранее выстроенная и скомпонованная конструкция, то в другом мы – свидетели развернутой импровизации, где не знаешь, что произойдет в следующую минуту, и, что тоже немаловажно, никак на это не можешь повлиять, если только не захватил с собой из дому ружье. Нет, не с Евгением Киселевым нужно сравнивать и сопоставлять Владимира Маслаченко. А с кем? ШКОЛА И ВРЕМЯ Итак, комментарий – жанр речевой. А речь в первоначальном смысле этого слова, речь как термин – это то, как конкретный человек реализует свой родной язык. Не сам язык, а его реализации, которых столько же, сколько и людей. В литературоведении (хотя литература – это не речи, а тексты, но все же тексты-то авторские) есть целый раздел, изучающий словарь конкретного писателя. Например, словарь Пушкина, Толстого. Такое исследование, венцом которого является составленный в алфавитном порядке, заключенный в солидный томик перечень слов с пояснениями о случаях их употребления в непрямом смысле, само по себе, то есть в виде этого самого томика, может вызвать лишь весьма специфический интерес. Зато по ходу составления томика, в процессе изучения писательской речи, можно сделать массу интересных наблюдений и открытий, напрямую относящихся к действительно актуальным вопросам науки о литературе, науки о языке. Тем не менее речь конкретного комментатора изучать нет сейчас задачи, пусть даже и для примера. Важно ввести такое понятие; оно является базовым. Если отдать себе отчет в зрительских (слушательских) ощущениях, то несложно прийти к выводу, только кажущемуся парадоксальным: любовь, симпатию, так же как и раздражение, чаще всего вызывает именно речевая манера комментатора. Именно она остается в памяти. Кто помнит, что говорил Котэ Махарадзе? Все помнят, как он это говорил. Рассуждая об основах профессии, один из маститых наших комментаторов в сердцах сказал: ну кем бы был Махарадзе, если бы не грузинский акцент и хрипловатый голос? Поясню и на собственном примере: меня в основном считают шутником, хотя, разумеется, все девяносто минут шутить мне еще никогда не удавалось и не удастся, если только не подамся в эстрадные артисты. Большую-то часть репортажей все равно занимает другое – «гон мяча», наблюдения (вот еще одно ключевое понятие, о котором позже), рассуждения... и немножко шуточек. Это как с кухней: винегрет – блюдо классическое, как и салат оливье, индивидуальность придают специи. Что и требовалось, на самом-то деле, доказать. Компетентность в виде спорта в определенном смысле даже менее важна, чем самобытность речевой манеры. Компетентность подразумевается, это изначальное условие, это есть у всех – и, значит, репортажа это не делает. Точно так же, как бутсы – футбола. Тут, правда, есть опасный подвох. Хорошо владеющий русским языком комментатор может за речевой самобытностью прятать незнание предмета. И успешно – этого может так никто и не заметить. Стихами: комментарий – жанр речевой, а речь – вопрос ключевой. Именно отсюда проще подходить и к проблеме комментаторской школы. От речевой манеры, а не от исторической преемственности (Синявский – Озеров – Майоров – Маслаченко). Как уже отмечалось, комментатор, являясь, конечно, свидетелем работы своих предшественников и, может быть, даже и перенимая у них важные элементы мастерства и понимания профессии, в большей части учится и формируется тем временем, в котором он живет. Это не открытие; то же можно сказать и о журналисте, и о писателе, и об артисте. Одно другому не мешает. Опыт комментаторов прежних времен живет как воспоминание, работа современников приходит как свежее впечатление. Два компонента взаимодействуют. Современный комментатор не может не принимать во внимание работу ди-джеев. Радио сегодня слушают все; по дороге на работу, по дороге с работы, на работе, дома... Это своего рода один из новых стереотипов работы в прямом эфире. От него можно отталкиваться, оттуда можно многое заимствовать, поскольку манера, освоенная и знакомая аудитории. Огромную часть которой, к слову, сегодня составляет молодежь, ведь круг людей, интересующихся футболом, серьезно обновился в последние лет пять – а молодежь и радио слушает много, и музыку новую. Устный жанр в любой современной трактовке создает канву того процесса, частью которого является и комментаторская работа. Года два назад я познакомился с известным шоуменом Отаром Кушанашвили, и, удивительно на первый взгляд: нам было о чем поговорить именно в смысле «профессионального обмена». Отар, конечно, нравится не всем, но он экспериментирует именно в устном жанре. Методы могут не устраивать, отбраковываться, но опыт подлежит анализу; нет-нет, а что-то и подойдет. То же могу сказать и о работе Николая Фоменко, с которым, к сожалению, не знаком. Вот человек, виртуозно владеющий речью, лидер жанра. Под воздействием работы Фоменко во многом меняются представления о юморе, о современном способе шутить. Всегда старался не пропускать его авторских программ на «Русском Радио» и неоднократно заимствовал оттуда и удачные шутки, и речевые приемы. В том числе главный – иронию, и в первую очередь по отношению к самому себе... НАЦИОНАЛЬНАЯ ПРИНАДЛЕЖНОСТЬ Евгений Майоров, которому, кстати, на прошедшей неделе исполнилось бы 62 года, рассказывал мне, как однажды – совершенно случайно – его комментарий к энхаэловскому матчу вместо англоязычного завели в пресс-центр, где игру смотрели журналисты. «Им было смешно», – с улыбкой вспоминал Евгений Александрович. Действительно, в Канаде хоккей комментируют, не умолкая практически ни на секунду, и вдвоем, и втроем, причем один из этой троицы-парочки – какой-нибудь великий игрок давнего или недавнего прошлого. В Латинской Америке приглашать непосредственно на комментирование бывших футболистов не принято, зато солирующий комментатор кричит и поет на все лады. Эмоциональный... В Италии работают и в одиночку, и в паре с авторитетами футбольного мира, причем, что очень важно, в роли партнера комментатора выступает не игрок, а тренер. В прошлом году, например, на всех матчах итальянской сборной работал Фабио Капелло, в этом – Франческо Гвидолин, пока не принял «Болонью»... А тут и отборочный цикл очень кстати закончился. Все эти особенности построения репортажа отражают традицию восприятия игры в данных странах. Америка повернута на статистике; там ею принято объяснять даже то, что на самом деле объясняется другим. Бразилия, Аргентина – сопереживание, эмоции; Италия – тоже, конечно, эмоции, но и анализ, причем с позиций тактики в первую очередь. Многим и в России хотелось бы слышать эмоционально насыщенный комментарий. Но... Традиция тем не менее существует. Это не очень принято; очевидно, со временем положение вещей может и измениться, но в данный момент это вряд ли возможно. Вот тоже достаточно интересная проблема: комментирование спортивных событий в разных странах. И вообще взаимное влияние телевизионных процессов. Вообще в телевидении такое влияние очень развито. Это явление, безусловно, индустриальное, раскрывающее телевидение не как творческий, а как производственный процесс. Многие удачно придуманные кем-то и где-то передачи покупаются в других странах как макеты, схемы, и наполняются соответствующим новому месту прописки содержанием. Общие для всех каноны телевизионного производства, лидерство в вопросах телетехнологий вполне определенных стран делают неизбежным заимствование. Лучшие новости, их эталон – Си-эн-эн. На них ориентируются все. Лучшие шоу... Впрочем, это больная тема. Кстати, о теме. Вернее – о «Теме». Судьба этой программы, как мне кажется, очень любопытно иллюстрирует природу заимствования в телевидении, а также позволяет порассуждать, насколько это явление подразумевает вторичность заимствованного продукта по отношению к оригинальному. Многие помнят «Тему» листьевскую. Не секрет, что передачи сродни той «Теме» существовали во многих странах. Как говорят (точно я этого не знаю), российский вариант был прямым потомком французского, включая и знаменитую декорацию в серых тонах. Но – о чем это говорит? Мне кажется, только о том, что никогда не стоит изобретать велосипед. Говорит ли это о вторичности проекта Влада Листьева? Да нисколько! Ток-шоу делает личность ведущего. А манеру поведения ведущего невозможно скопировать из другой страны, потому что она глубоко национальна. Важно не то, как ты одеваешься и как говоришь – эмоционально или с расстановкой. Важно то, как ты понимаешь, что интересно твоей аудитории, важно, смотрел ли ты с ней в детстве те же фильмы, слушал ли ту же музыку... В дальнейшем, после ухода Листьева из программы, никому так и не удалось оживить передачу. Хотя по-прежнему проект мог считаться заимствованным. Заимствования могли наслаиваться, но... Ведущий стал другим. И программа умерла, хоть и после долгой агонии. Вот и ответ на вопрос о вторичности: калькирование с удачного рейтингового образца само по себе вовсе не означает успеха. Комментирование в этом смысле является любопытным исключением. Оно практически не испытывает на себе влияния заграницы. Почему? Да, наверное, потому, что, во-первых, жанр этот консервативный. Так сложилось. А во-вторых и в-главных, комментарий как явление речи практически непереводим. Это делает приемы комментирования почти исключительно национальными. Например, в России традиции коллективного комментария, в общем-то, нет. Были, конечно, разовые случаи, финалы чемпионатов мира, например, но, как правило, пары здесь возникали просто для того, чтобы никому не было обидно. Помню, что матч Россия – Франция в прошедшем отборочном цикле (как раз по этой причине) собирались комментировать втроем Виктор Гусев, Андрей Голованов и Владимир Перетурин. Комментировали или нет – не помню, поскольку смотрел матч на стадионе... Тандемы стали складываться только в последнее время. На российском телевидении – Жолобов и Ярцев, на ОРТ – Гусев и Голованов. Оба случая достаточно удачны. Причем «схемы взаимодействия» в этих тандемах были немножко разными: если Олег Жолобов и Георгий Ярцев дополняли друг друга, удачно компенсируя слабые стороны каждого в отдельности, то Голованов и Гусев раскрываются принципиально по-новому. На фоне прагматичного, статистически подкованного Андрея Виктор становится уместно ироничным, меняется его громовая интонация, а Андрей ему достаточно гармонично подыгрывает. Надеюсь, коллеги не обидятся на меня за эти наблюдения... Мне тем не менее кажется наиболее успешным и классным тандемом сочетание Владимира Маслаченко и Савика Шустера, которое в течение трех лет существовало на футбольном канале. Они не просто успешно дополняли друг друга, Савик не просто выступал в роли «специалиста по итальянскому футболу», они не просто неповторимо звучали (Савик всех нас «научил» произносить итальянские фамилии)... Здесь действительно в парной работе рождалось что-то, что превосходило простую сумму усилий двух человек. И создавала этот тандем – ирония, важнейшее комментаторское качество. Здесь она была и тонкой, и взаимной, и, что крайне важно, конструктивной, созидательной. Савик, как теперь все знают, живет во Флоренции, он – болельщик «Фиорентины». Пара комментирует обзор тура, в котором «Фиорентина» играла с «Ювентусом». Савик сразу говорит, что в этом матче Морфео («Морфэо») забил потрясающий гол. Маслаченко воодушевляется – посмотрим, посмотрим... Идут фрагменты искомого матча, секунд за тридцать наступает молчание – Савик сказал: «вот эта атака». Потом следует «гол года»... ну, ничего себе, но самый обыкновенный. Владимир Никитович: «Савик, хороший гол, но я не понимаю природу восторгов. Вернее, как раз природу-то понимаю, хе-хе...». Савик удивляется: «Но ведь это гол в ворота Перуцци! (в слове «Перуцци» двойное «ц» произносится так, что мало не покажется)». Или другой матч, первый тур нынешнего сезона – «Ювентус» против «Реджины». Игра ужасна, «Юве» явно только входит в сезон, а «Реджина» сидит на собственных воротах. В концовке Владимир Никитович считает нужным успокоить Савика: еще будут хорошие матчи, ничего страшного, что в этот раз все закончилось такой бесцветной ничьей. Савик: «О, не волнуйтесь, Володя, я не расстраиваюсь, когда Ювентус теряет очки». Хай-класс... Но далеко не каждые два, даже очень хороших, комментатора могут работать в паре. Крайне важен вопрос совместимости. Скажу о себе: я точно знаю, с кем смогу работать вместе, а с кем даже и пробовать не стоит. Сейчас на футбольном канале мы очень часто экспериментируем в парах, потому что поодиночке работать уже немножко надоело. У каждого своя тема, свой чемпионат, и подсознательно чувствуешь, что начинаешь повторяться. ФУТБОЛЬНЫЙ КАНАЛ Я считаю, что из числа комментаторов, работающих на открытых каналах, далеко не каждый смог бы комментировать у нас, на «плюсе». Хватит пальцев одной жестоко искалеченной руки. Это опять-таки мое личное мнение, и я не стремлюсь никогошеньки обидеть; просто работа на канале глубоко специфична и в специфике отличается от общедоступного ТВ довольно серьезно. Во-первых, у нас другой зритель. Просвещенный. Как-то раз, совсем недавно, мы с коллегой Розановым были откровенно поражены. Ситуация следующая: ожидается трансляция испанского матча «Сарагоса» – «Депортиво». В назначенный час картинки нет. Ну, крутим резерв – четыре, пять минут... Становится ясно, что пора появиться в кадре и объяснить, что происходит. Мы вылезаем в эфир, сидим в студии, объясняем положение вещей – мол, так и так, не казните, не виноваты, давайте лучше поговорим просто так и без всякого повода. Первый звонок в студию... «Что вы думаете о феномене Сальваторе Балесто?» Ей-богу, нам потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что речь идет о Сальве, лучшем, ниоткуда взявшемся, бомбардире испанского чемпионата в нынешнем сезоне. И это был не повернутый на статистических частностях книгочей, у нас состоялось взаимно интересное общение: например, наш зритель потом попросил сравнить природу феномена Сальвы с феноменом Кевина Филлипса, дебютировавшего вместе с «Сандерлендом» в премьер-лиге и также лучшего пока бомбардира. Наш зритель знает о каждом чемпионате не меньше, а то и больше комментатора. Ему не нужно рассказывать, что Верон (Фигу, Зидан) хороший игрок. Он видит их не только на чемпионатах мира или в Лиге чемпионов, он видит их каждую неделю. Поэтому предметом рассуждения и анализа становится не манера игры команды, так сказать, на фоне вечности, а – в сравнении с прошлой неделей, с тем, что мы видели, скажем, месяц назад. Объем вводной информации сводится к минимуму, только – оперативный анализ. Это предусматривает довольно серьезное погружение в тему. Для работы на открытом канале этого чаще всего просто не требуется. Еще пример. Финал последнего Кубка кубков комментировал Владимир Перетурин, а играли в нем «Лацио» с «Мальоркой». Владимир Иванович восхищался игрой испанцев, называл ее откровением... Но это было совсем не так. Мы на футбольном канале уже второй год анализировали явление «Мальорки», накапливая наблюдения, следя за ее прогрессом в чемпионате Испании. Матч, который она проводила с «Лацио», был венцом ее марша под руководством блестящего тренера Эктора Купера, а вовсе не открытием, поскольку Купер покидал команду по окончании сезона. Комментатор не сделал ошибки, он вполне имел право сказать то, что он сказал. Ведь он не работал на футбольном канале. Вот и вся разница! Во-вторых, – и это важнее, – мы комментируем гораздо больше. Я уже говорил, что в комментаторской работе огромную роль играет навык. Мы работаем не реже раза в неделю, основная масса – два-три раза. Это колоссальная практика, и то, что она дает, трудно сопоставить с плодами даже самой усердной работы над собой, но – без практики. Впрочем, точно так же надо признать, что научиться всему этому несложно. Надо просто оказаться в этих условиях. Но именно с точки зрения комментаторской практики футбольный канал, безусловно, представляет собой новое явление, оказывающее существенное влияние на каноны профессии. Хотя в новизне и неоднозначное. ПРЕАМБУЛА В первый, самый первый раз в жизни я пишу заметку в четырех частях с продолжением, на второй части заинтересовавшую моего старшего друга Маслаченко Владимира Никитовича и даже вызвавшую его комплимент. Мы на футбольном канале – то ли от нечего делать, то ли от того, что непременно должны были к этому прийти, неожиданно много и часто говорим собственно о комментарии. Честно говоря, эти разговоры и являются прообразом «Записок...». Как отличить хорошую работу от посредственной, работу с отдачей от работы без отдачи, и, что не менее важно, – хорошую от очень хорошей? По большей части критерии, на которых мы субъективно сходились, сбивчиво изложены в предыдущих частях. Так что читатель, прозевавший их, пускай кусает локти и по-прежнему думает, что плох тот комментатор, который путает игроков. И пусть он не знает, вернее, не отдает себе отчета в том, что ВСЕ комментаторы путают игроков, и путают по одной и той же причине, и зрителя на самом деле раздражает не факт путаницы, а то, как это делает тот или иной человек. Кто не сидел на верхотуре киевского или любого другого стадиона, тому и вправду не понять, как можно спутать Торричелли – высокого, светлокожего, щеки внутрь, с Давидсом – невысоким негром-голландцем, скулы наружу. А путаешь ты их по прическе, потому что ее видишь первой и единственной – более или менее отчетливо. Но главная причина путаницы игроков совсем не в этом, а в том, что, «гоняя мяч», то есть проговаривая ситуацию, особенно когда идет быстрая игра, комментатор говорит как бы на опережение. Темп речи важнее стопроцентной точности. Ритм репортажа большая ценность, чем отсутствие ошибок с именованием игроков. И может статься так, что зритель скажет: ну зачем мне эти тонкости, мне это знать не обязательно, я сижу у экрана и хочу получать качественный продукт! Так вот: для такого зрителя объяснение природы путаницы не предназначалось; такой зритель просто пускай задумается, став на время читателем, как же это так выходит, что путают игроков все (что является фактом), а раздражает это лишь в конкретном исполнении? ЭВОЛЮЦИЯ МЕТОДА Развитие спортивного репортажа проще всего рассматривать, привязываясь к развитию средств массовой информации. Сперва – радиорепортаж. Главная цель – рассказать о том, что происходит на поле, твой слушатель этого просто-напросто не имеет возможности видеть. Однако уже на этой стадии репортаж проходит становление как жанр: Вадим Синявский велик вовсе не адекватностью своего проговора событий, хотя и эту, ремесленную, часть комментаторской работы он выполнял образцово. Уже здесь в главные комментаторские достоинства выдвигаются индивидуальность речевой манеры, ее цельность и неповторимость. Далее возникает телевидение. Это совершенно не означает, что в понятийном смысле радиорепортажу немедленно приходит на смену телевизионный. Поначалу переход малозаметен, болельщик еще не становится в такой степени соучастником событий. Несовершенство показа, несовершенство техники, несовершенство тех, кто на ней работает (все еще только зарождается ведь), а также применение телетрансляции спортивных событий только в исключительных случаях – задумайтесь, о финале Кубка Европы в шестидесятом уже году страна слушала по радио! – все это обозначает как бы переходную эпоху. Постепенно совершенствуется техника, методы показа, в общем, развивается телевидение. Важнейшая ступень здесь – появление крупного плана в трансляциях. Считаю, что именно в этот момент новым смыслом и новой жизнью наполняется комментаторская ирония, и вот почему. Отпадает необходимость пафосно говорить что-то типа «трудно передать словами радость футболиста имярек, забившего го-о-о-ол», и т. д. Зритель теперь это и сам все видит, и зачем признаваться, что это трудно передать словами, раз такой необходимости и нету уже? С появлением крупного плана комментатор из пророка окончательно превращается в собеседника. Очевидно, на фоне всех этих событий эволюционирует сам метод комментирования. Начальную точку мы обозначили. Комментарий зарождается как рассказ о событии на радио. Сегодняшний метод комментария, наверное, можно формулировать по-разному, однако я уже не могу, не имею морального права после стольких слов не предложить своего варианта его названия. Современный комментарий представляет собой накапливание наблюдений. Зритель и сам все видит, ты только направляешь его, если он в этом нуждается, и собеседуешь, если он и сам все понимает. Первые замечания из-за кадра создают контекст для последующих, как бы вводят зрителя в курс дела: команды же не в вечности встречаются, у них есть история единоборств, к конкретной игре они подошли в конкретном состоянии и с не менее конкретными проблемами. Затем ты начинаешь следить за происходящим... накапливая наблюдения. Вот этот парень уже появился справа. Занятно: он же одноногий (в этом месте случайный зритель улыбнется или же плюнет), если будет обыгрывать, то в сторону центра... Так и есть. Удар! Да, прострелить он мог, но ему трудновато было исполнить. И позиция не его, и нога неудобная... Да и сам пас был неочевиден. Вот оно, наблюдение. При вторичном смещении парня на не свой фланг можно задуматься о том, что является причиной маневра, как его поддерживают партнеры, и тогда можно сделать рабочий вывод о том, есть ли маневр этот часть игры команды в целом или же конкретно в матче или, возможно, тот самый парень просто не видит перспектив на своем родном краю. И так далее, и так далее... Знаете, как отличить хорошего комментатора от плохого? У плохого оценки идут впереди наблюдений. А у хорошего оценок может совсем и не быть. Потому что оценку зритель может дать и сам. Не всегда и не любой, но над этим даже и задумываться не стоит. Просто в наблюдении главный смысл, а не в оценке. Что всегда можно оценить: зрелищность; сюжетную завязку; вероятность того или иного продолжения матча в рамках этого сюжета (прогноз). В этом есть элемент игры. Оценивать же игрока надо только в том случае, если не сделать этого уже нельзя. Потому что он не заканчивает свою карьеру, в следующей игре ты продолжишь свое наблюдение, которое и является абсолютной ценностью в комментарии, а оценка – ценность преходящая, зачастую конъюнктурная и на самом деле вообще почти никогда она не ценность. ПОСОБИЕ ЗРИТЕЛЮ По большому счету это все, что я хотел сказать. В заключение – несколько наблюдений (вот привязалось слово) о типичных комментаторских ошибках и конкретных критериях работы. В начале репортажа полагается быстро сформулировать смысл и зачин происходящего, представить составы и первые минуты три-пять просто гонять мяч. Тем самым задается система координат. Зритель малопросвещенный знакомится с действующими лицами, зритель бывалый проверяет, нет ли подвоха и все ли на своих местах. Это правило и закон, отступать от которого позволительно только в работе на футбольном канале, где зритель далеко не всегда нуждается в буквальном следовании комментатора этому «правилу введения». Существует так называемый (термин мой и, разумеется, небесспорный) «синдром переподготовки». Свойственен молодым комментаторам и обличает неопытность. Готовясь к репортажу, ты перелопатил море информации, перемотыжил уйму сведений и начинаешь экскаватором извергать все это на зрителя. Оставь свою информацию на второй тайм: тогда, может быть, уже и исход матча будет решен, тогда и вывалишь, а в первом только в исключительном случае стоит этим заниматься. Первый тайм – это собственно футбол, это борьба за приоритеты в игре, это в чистом виде тактическая дуэль тренеров, причудливая мозаика игровых единоборств. А готовишься к репортажу вообще ты вовсе не затем, чтобы все это рассказывать. Готовишься затем, чтобы быть ко всему готовым. Опыт и качество комментаторской работы заключается еще и в том, как быстро ты можешь закруглиться с отступлением и перейти к игре, а также – насколько вовремя ты начинаешь эти отступления. Разнообразие приема – вот еще один важнейший критерий. Поясню на своем и не вполне еще комментаторском примере. Когда мы с Димой Федоровым начинали делать «Футбольный клуб», то до предела насыщали тексты к матчам метафорами, метаболами, а случалось, что и оксюморонами. Шутили очень много. А потом совершенно неожиданно поняли, что это – перебор. Попутно прочиталась заметка в газете, не обозначающая в общем-то ничего выдающегося, но там было сказано, что в американском сценарии существует правило: одна шутка в минуту. Чаще зритель уже не воспринимает. Есть, конечно, случаи, когда шутят и чаще. Например, диалоги в сценариях Тарантино... Впрочем, там все очень даже серьезно. Но и весело тоже. Когда комментатор едет на одном приеме – он слаб. То же относится и к разнообразию, варьированию интонации, тембра голоса. Он может быть навязчивым, даже если сам ты этого не желаешь. Это и есть актерство в профессии комментатора. Синявский, Озеров были выдающимися, хотя каждый по-своему, мастерами такого интонационного варьирования. Все это не отменяет тем не менее необходимости каждому комментатору иметь свои коронные приемы, в употреблении которых во многом и заключается его комментаторская манера. Что еще отличает плохого комментатора от хорошего? А, вот уже было сказано: у плохого комментатора оценки идут впереди наблюдений. Вот, я думаю, и все. ПОСЛЕСЛОВИЕ Все – не значит «все». Тема не может считаться исчерпанной. Данные записки не претендуют на абсолютную истинность, не претендуют вообще на истинность, а претендуют они только на то, чтобы поставить вопрос о комментарии в профессиональную плоскость. Если это профессия, то у нее должны быть критерии мастерства, за которые иногда ошибочно принимается незыблемость субъективизма «нравится – не нравится». Конечно, пусть не нравится, в нашем деле без этого никуда; но «не нравится» не значит, что это – для всех, и профессионализм оценивается не этим. Чем именно он оценивается – тут могут быть разные точки зрения. Свою я только что изложил. Может, и многословно; может, и путано... Желаю удачи всем, кто подхватит сию неблагодарную тему. Василий УТКИН, комментатор телеканала «НТВ»