Степан Манаков: «Один из худших моментов в жизни мужчины – попасть в выяснение отношений на камеру»
У подавляющего большинства людей любовь и интерес к футболу остается в качестве личного хобби. Но есть и исключения, которым удается трансформировать свои увлечения в профессиональную самореализацию благодаря большому желанию и вере в успех. Об этом тернистом пути, работе на “Матче”, а также прочих жизненных перипетиях поведает Степан Манаков в достаточно откровенном интервью.
- Помнишь ли тот день, когда ты увидел свой первый футбольный матч в жизни? Какое впечатление он на тебя произвел?
- Вот честно, не могу вспомнить первый матч, который посмотрел по телику. Я допускаю, что он был уже после того, как я побывал на барнаульском стадионе “Динамо”. Но совершенно точно могу назвать свою любимую игру детства. Это “Челси” – “Барселона” в Лиге чемпионов в марте 2005 года. 4-2 на “Стэмфорд Бридж”. Этот матч, записанный на кассету, мне дал друга детства – Федя. Мы обменивались кассетами, вернее, он с дядей обменивался кассетами. У дяди был видик, и вот эту игру я прямо затирал до дыр. Посмотрел ее в общей сложности раз 50 и было время мог повторить каждую реплику Черданцева, который работал на ней.
- Что быстрее вызвало у тебя любовь к футболу: игра во дворе или просмотр матчей по ТВ?
- Да в принципе я очень мало смотрел футбол. В силу разных обстоятельств. К примеру, антенна не ловила каналы, которые показывали европейские чемпионаты. А к российскому футболу у меня в детстве особого интереса не было. А что касается Лиги чемпионов, здесь многое решала разница во времени (+3 часа относительно Москвы). И, естественно, родители не разрешали мне вставать ночью и смотреть ЛЧ. Поэтому игра во дворе и влияние папы, который увлекался футболом и тоже играл в свое время – это и подтолкнуло меня к футболу.
- Как часто ты гонял мяч с друзьями?
- Слушай, каждое лето в детстве я проводил в деревне у бабушки, и там практически каждый день мы выходили на поле. Была команда – сборная поселка Новые Зори, и я помню как перед сезоном мы сами восстанавливали поле. Попросили сварить ворота, там были только одни. На этом поле обычно паслись коровы, козы. Мы убирали за ними, косили траву, наносили разметку.
- Были ли кумиры из мира футбола в детстве?
- Наверное, первый большой турнир, который я посмотрел более или менее фрагментарно, был чемпионат мира 2002 года. И, естественно, я влюбился в бразильца Роналдо. Нормальная детская история. Тебе нравится человек, который забивает. Забивает, значит крутой. Роналдо, наверное, мой первый футбольный кумир.
А потом, когда уже подрос, когда начал вникать в игру, и, в целом открывать для себя какие-то новые грани футбола, полюбил Зидана. Его решения, технику, правую, левую ногу, его потрясающий прием. Вот первое, что я подметил для себя в Зидане – это прием. Это был игрок, который мог принять абсолютно любой мяч. Причем в его игре это был элемент, благодаря которому он обыгрывал, выходил на ударную позицию, бросал себе в свободную зону. Всё это он делал за счет первого касания. И вот это меня по-настоящему поразило. И, пожалуй, по сей день главным футбольным кумиром для меня остается Зидан.
- Когда ты понял, что игры во дворе для тебя становится недостаточно и желание заниматься в секции по-настоящему утолит твой голод по футболу?
- Слушай, сложно сказать. Я не помню, какой конкретно это возраст был. Условно лет 10 мне было. Тогда стало понятно, что это моя страсть. С тех пор начал уговаривать папу, чтобы он отвёл меня в секцию. Долго уговаривал, просто потому что некому было со мной гонять на тренировки. И вот сейчас я понимаю, родители ждали, когда я подрасту. Чтобы они могли меня спокойно посадить на автобус в город (я жил в пригороде Барнаула). Чтобы я мог доехать до нужной остановки, выйти, сходить на тренировку и так же обратно.
- Какие амбиции у тебя были при попадании в футбол на детско-юношеском уровне? Видел ли себя профессиональным футболистом в будущем?
- Как и любой пацан, который занимается в ДЮСШке, я мечтал стать профессиональным футболистом. Я максималист. Если чем-то заниматься, делать это с отдачей. Полумеры сосут. Например, можно научиться вышивать крестиком, но ради чего? Просто ради того чтобы уметь вышивать крестиком? Эта дорога не для меня. Я бы научился вышивать крестиком, чтобы сделать какое-нибудь мощное и крутое полотно. Иначе зачем это всё?
- Опиши своего детского тренера с точки зрения профессиональных и личностных качеств
- Мой первый тренер – Евгений Анатольевич Савин. Он достаточно поздно заиграл профессионально. Он был из Алейска. Поступил в универ в Барнауле и стал играть за команду ВУЗа. И потом его уже заметили в “Динамо”, и позвали в команду. Играл нападающего, много забивал по второму дивизиону. По-моему, всю карьеру он во втором дивизионе и сыграл. Очень самоотверженный напад.
Рассказывал историю, как однажды, по-моему, они играли против братского “Сибиряка”. Пошла подача на ближнюю, он замкнул, выпрыгнув вперед головой. Забил и тут же получил от защитника по голове. Потерял сознание на поле, его унесли в раздевалку. Там он уже пришел в себя, но вообще не помнил, что за день, что он забил, что сейчас матч идет какой-то, в принципе. Крутой дядька. Знал, кого нужно замотивировать. Знал кого, наоборот, нужно поддержать. Кому нужен более жесткий подход, а к кому мягче нужно относиться и сдержаннее.
- Почему нравился?
- Гуляли они втроём: он и два тренера из других ДЮСШек. Кутили где-то на проспекте Ленина, это центральная артерия Барнаула, как наверное, и в большинстве российских городов. Там раньше были игровые автоматы (когда они были еще разрешены), зашли, а там была компания, они и сцепились с ними. Я не знаю, по какому конкретно поводу, но, в общем, завязалась драка. И получилось так, что эти два тренера, насколько я понял, просто убежали, а Евгения Анатольевича забили до смерти. Но он был отчаянный парень, опять же, как и на поле. Все время лез в пекло. И тут тоже, видимо, в какой-то момент не смог ударить по тормозам.
- Ты продолжил занятие футболом в секции после этой шокирующей новости?
- Да, после смерти Евгения Анатольевича нас отдали другому тренеру, который работал в той же ДЮСШке. Он работал с 1990-м годом рождения, а я 1992-го. Прекрасно помню эту первую тренировку. Захожу в раздевалку, сидят пацаны, и он с записной книжкой Евгения Анатольевича. И вот идет по его последним заметкам: кто в команде есть, кого в команде нет. Да, было очень грустно. Потом Алексей Геннадьевич Смертин открыл свою школу в Барнауле. И мы всей командой, с этим новым тренером из прежней ДЮСШки “Полимер” перешли в школу Смертина.
- Какое самое значимое и важное достижение, на твой взгляд, было у тебя в футболе в детско-юношеском периоде?
- Да слушай, больших достижений не было, какие-то местечковые истории. Но вот в моменте, могу рассказать, когда прям дико гордился собой. Мы играли чемпионат Алтайского края. В первой игре в группе я начинал на “банке” (скамейка запасных – примечание автора). Во втором тайме меня выпустили в атаку буквально минут на 10, и я забил. И потом весь турнир я играл в старте, и в каждом матче забивал.
Мне казалось, вау, ничего себе! Мы играем в чемпионате края, и я в каждом матче забиваю. Очень круто! Но спустя некоторое время ты смотришь на вещи объективно и понимаешь, это просто чемпионат края, ничего особенного. Генерально никаких выдающихся достижений у нас не было. Собственно мы по своему году в городе были второй командой. Понятно, главной силой было “Динамо”. А мы где-то были вторыми, иногда даже третьими становились. Но третьими все-таки реже, сильно реже, чем вторыми.
- В какой ВУЗ ты поступил по окончании школы и на какую специальность?
- Я поступил в Алтайскую государственную педагогическую академию, в лингвистический институт. Девять классов я проучился в школе у себя в поселке Лесном. А 10-11 классы я уже доучивался в лицее как раз при этой академии. В английском классе. Поэтому мне было очень просто поступить в лингвистический институт. Там было два направления, либо преподаватель иностранных языков, либо переводчик. Вот я выбрал специальность переводчика. Поступил бесплатно.
- В тот момент связывал свою будущую профессиональную деятельность с этим направлением?
- Нет, не было ни дня, чтобы я проснулся и понял, что хочу быть переводчиком. И потом когда на 4-ом курсе началась практика, я убедился в этом. Действительно, это была работа не для меня. Просто занимался тем, к чему был предрасположен. Мне легче всего давался английский, я учил его со 2 класса. И потом уже выбрал лингвистический институт, потому что, во-первых, это иняз, а во-вторых, я подал документы в три разных ВУЗа, но бесплатно прошел только туда. Грузить родителей платой за обучение мне сильно не хотелось.
- Расскажи самый забавный эпизод из студенчества
- Слушай, я не могу вспомнить какой-то истории, правда, могу поделиться шуткой, которую считаю лучшей шуткой в своей жизни. Немного контекста: лингвистический институт мы называли “лиин”. Однажды мы стояли с Ригиной в фойе первого этажа. Ригина – это моя в прошлом девушка, в настоящем – жена. Стоим, подходит Александра Владимировна Семкина – мой куратор. У меня следующая пара как раз с ней. Подходит и спрашивает: ”Стёп, мы где?” В каком кабинете, имела в виду. Я на нее посмотрел секунду и сказал: ”Александра Владимировна, мы в “лиине”.” Всё. Мне кажется, это бриллиант. Это пик моей карьеры юмориста. Это, чтобы ты понимал, шутка, которую мы до сих пор с Ригиной вспоминаем и ржем просто до слез.
- Что дало тебе высшее образование?
- Высшее образование дало мне знание: английский, немецкий. Ну, понятное дело, немецкий я забыл. Вот получил диплом и на следующий день забыл его. Без практики он у меня практически атрофировался. Я сейчас пытаюсь его как-то реанимировать, но с переменным успехом. Высшее образование дало мне хороший английский, сильно выше среднего уровня. И он мне много раз помогал. Мне очень нравится смотреть фильмы, сериалы на английском без субтитров, я всё прекрасно понимаю.
- Что за история с несостоявшимся призывом в армию в день твоего выпуска из университета?
- Я никогда не думал как-то уворачиваться от армии, косить. В какой-то момент решил для себя, что в армию пойду. И, собственно, к этому двигался, даже несмотря на все отговорки родителей и друзей. Я договорился с военкоматом уже ближе к выпуску, на пятом курсе, что меня заберут в весенний призыв 2014 года. На 4 июля мне поставили отправку из районного военкомата на краевой пункт сбора. Всё окей, мне уже сказали куда должен ехать. Пришел в университет (это уже было после госов, после защиты диплома) и сказал, что уеду, а диплом пусть полежит на кафедре. Через год вернусь и заберу его. То есть со всех сторон этот вопрос урегулировал. Мне просто не хотелось выпуститься и несколько месяцев до осеннего призыва ничего не делать. Круто было бы сдать госы, защитить диплом и спокойно пойти в армию. Тут же. А потом вернуться и уже выстраивать свою взрослую жизнь.
Я постригся под “ноль”. Помню это утро 4 июля. С Ригиной уже жили вместе. Проснулись, собрал сумку. Там были какие-то элементарные вещи: что-то типа зубной щетки, зубной пасты, ручка, блокнот и так далее. Сели в тачку и поехали. Помню как в машине играла песня Басты “Всем нашим братьям”. Мы ехали и молчали. Добрались до районного военкомата, отправил жену домой, она разрыдалась, естественно, я говорю: “Всё, езжай.” Она уехала к родителям. Зашел в кабинет к военкому, он сказал: “Сорри, друг, но у нас полный комплект, мы не нашли места, куда тебя впихнуть, поэтому твой отъезд в армию переносится на осенний призыв.” Я вышел из военкомата, набрал Ригине, спросил: “Ты далеко уехала?”. Она ответила, что уже дома у родителей. Говорю: “ты можешь вернуться за мной? Меня не забирают.” И получается с июля до начала декабря я перебивался на каких-то подработках, и по сути ничего не делал. Вот такая стагнация была эти несколько месяцев.
- В какую воинскую часть в итоге попал?
- Я поехал в Балашиху в ОДОН (отдельная дивизия оперативного назначения) имени Феликса Эдмундовича Дзержинского. Сейчас это уже Росгвардия, раньше это были Внутренние войска. Дивизия состоит из 13 или 14 воинских частей и находится под юрисдикцией МВД. В то время привычными местами, куда уезжали ребята служить были части Министерства обороны. Там уже была форма нового образца с шевронами на липучках, новые берцы, носки, новые шапки, такие лыжные, “щучьи”. А когда нас переодевали на сборном пункте, нам выдали форму старого образца, потому что Министерство внутренних дел еще не перешло на новую. У нас были старые берцы, портянки, надо было шевроны самим пришивать, подшиваться. А в Министерстве обороны уже не подшивались. Поэтому в каком-то смысле я успел вкусить все эти “прелести” прежней армейской жизни.
- Год в армии это потерянное время?
- Для меня нет. Мой отец служил в ОМОНе и я другого развития событий для себя не видел. Я воспринимал это как долг и не могло быть никаких “за” или “против”. Вообще не пожалел. Ни на секунду.
- Есть мнения, что после сокращения срочной службы с 2 лет до 1 года “дедовщины” в целом стало меньше. Какая обстановка была при твоей службе?
- Никто никого не забивал по углам, не унижал, никто портянки не стирал, форму не гладил. У меня было отдельное подразделение, взвод делился на старослужащих и молодых. Ясное дело, молодые делали больше. Если какие-то задачи командир взвода ставил, старослужащие делегировали это все молодым.
Но у меня была несколько другая ситуация, потому что когда я пошел в армию, мне было 22, в армии исполнилось 23, и мой первый командир взвода был старше меня на полгода всего-навсего, то есть мы с ним общались практически на равных. А потом на второй половине срока службы у меня сменился командир взвода и пришел новый, который был уже младше меня на полгода. Не хочу хвастаться, но я там очень комфортно себя чувствовал. Спустя 4 месяца мне прислали электробритву, нашел себе облегченный вариант обуви, как у контрактников. Подшивался материалом, а не уставными “селедками”, как мы их называли. Со старослужащими моментально нашел общий язык, ну и с командиром взвода был тоже на короткой ноге.
- Какие положительные и отрицательные качества ты приобрел в армии?
- Я стал сомневаться. Наверное, во всех. Это очень ценное, на мой взгляд, качество. До армии я очень легко открывался людям, легко доверял. А там пару раз обжегся. Поэтому стал более закрытым. И, как мне кажется, это помогло. Важно держать язык за зубами. Если человек улыбается тебе в лицо, это вообще не значит, что он видит в тебе друга.
А из отрицательного? Не знаю. Мне говорят, что я стал “квадратнее”. В школе и в универе я был максимально активным, мог на сцене что-то спеть или станцевать. После армии я стал будто черствее. Некоторые из моих близких считают, что это даунгрейд.
- Когда и где ты впервые начал системно получать доход благодаря спорту?
- Наверное это InStat. После школы Юрия Альбертовича Розанова я комментировал любительский футбол в Барнауле. Иногда даже на “Динамо” приглашали. Но это не системная история была, далеко не системная. А вот так, чтобы каждый месяц получать зарплату, наверное, да, это в InStat. Я там анализировал баскетбол. Просто машинная работа. Открываешь в специальной программе матч и считаешь действия игроков: подборы, передачи, фолы, броски и так далее.
- У тебя были еще офферы от InStat?
- Нет, офферов больше не было. Единственное, я сам напросился на футбол, но пройдя обучение, понял, что это вообще полный шлак. Потому что на анализ одной баскетбольной игры у меня уходило примерно часа два, и за этот матч я получал плюс-минус 2500 рублей. А на анализ одного футбольного матча уходило x2 времени, а получал ты меньше.
- Как ты пришел к тому, что хочешь попробовать себя в комментировании футбола?
- Никогда не хотел стать комментатором, никогда. Даже не думал об этом. Но однажды увидел рекламу школы Юрия Альбертовича Розанова. Рассказал жене. И да, она настояла, чтобы я попробовал. Когда выполнял первое домашнее задание в школе Юрия Альбертовича, не имел ни малейшего представления, что существуют какие-то правила, структура работы футбольного комментатора. И это был чуть ли не первый раз, когда я комментировал футбол. Вот просто сел, включил футбол и начал его комментировать.
- Что стало первым шагом для реализации задуманного?
- Первым шагом стало поступление в онлайн-школу спортивного комментирования Юрия Альбертовича Розанова. Подал заявку, со мной связались, оплатил один месяц обучения и начал заниматься. Полный курс был три месяца, я взял себе один. По итогам месяца Юрий Альбертович выделил трех лучших, кому давал хорошую скидку на продолжение обучения. Я в эту тройку попал и докупил второй и третий месяцы. Каждую неделю слушал лекции, выполнял домашние задания, получал очень развернутый фидбек. Также были семинары. Юрий Альбертович по закрытой ссылке выходил на связь, мы подключались к этой конференции, задавали ему вопросы, он с нами общался. Крутая история, как он идентифицировал людей по формулировкам вопросов, которые ему писали. С ним был помощник, который передавал ему сообщения в чате. Я написал вопрос. Юрию Альбертовичу его зачитали, и он предположил, что это от меня. Меня очень сильно впечатлил этот скилл.
- Какие ключевые навыки ты получил в школе комментаторов?
- Да собственно все азы, все основы, которые существуют в профессии я получил оттуда: как формулировать, что лишнее в репортаже, что наоборот обязательно должно быть, как не надо работать, какие стили репортажей есть, как найти свой стиль.
- Какой совет или рекомендация от Юрия Альбертовича Розанова тебе запомнился больше всего?
- Два совета, которые я запомнил на всю жизнь. Первый – главная задача комментатора это слышать и слушать себя. Это достаточно своеобразное умение, над которым нужно прямо поработать. А второй совет от Юрия Альбертовича – точки вместо запятых. Это у меня не всегда, мягко говоря, получается. Посмотрите как писал Юрий Альбертович. У него были максимально короткие предложения. Но этим он добивался очень компактного, доступного и концентрированного повествования.
- Следующим этапом стало покорение Москвы?
- Ну как покорение? Я увидел рекламу школы “Первого канала”, написал Меламеду. Читал его интервью, он рассказывал, что учился в этой школе. Он сказал, что будет там вести курс по комментированию. Затем я написал Юрию Альбертовичу, спросил у него совета. Он предложил мне оплатить обучение. Сказал, что нужно ехать 100%. Денег я от него не взял, естественно, но договорился с работой и поехал. Но тогда это было не покорение Москвы. Я просто поехал учиться.
- Ты снимал жилье или жил у знакомых?
- Нет, я жил у Меламеда, но знакомым его сложно было назвать. Когда я приехал к нему из аэропорта, мы впервые в жизни встретились лично. Я зашел к нему с чемоданом и попросил его оставить на время, собирался поехать посмотреть квартиру. А он мне сказал, что не надо никуда ехать, оставайся у меня. Всё, я остался и жил у него практически полтора месяца.
- Как в итоге ты оказался на “Матче”?
- Окончил школу “Первого канала”, получил сертификат и начал писать всем комментаторам. Ответил только Стас Минин. Написал, что он не занимается наймом людей на “Матч”, и пожелал удачи. Дальше я написал Акулинину, но он мне не ответил. Я полетел в Барнаул. Когда самолет приземлился, я отключил авиарежим, мне пришло сообщение от Сергея: “Давай встретимся в субботу”, а это была условно среда. Я ему ответил, что уже вернулся в Барнаул, а он мне написал: “Ну, хорошо, будешь в Москве – пиши, пообщаемся.” Понял, что надо действовать быстро, делать всё, чтобы вернуться в Москву в кратчайшие сроки. Продал машину, уволился с работы и полетел в Москву. Один.
На тот момент я уже был женат, у меня уже была дочь Аня. Семья осталась в Барнауле. Я полетел в Москву, предварительно нашел квартиру через знакомых, заселился и написал Акулинину. Мы с ним встретились у телецентра в кафе, посидели, попили чай, поговорили. Он попросил меня назвать стартовый состав ПСЖ. Я, заикаясь и забывая через одного всех футболистов кое-как это сделал. Спросил, занимался ли я чем-то вроде журналистики, имел ли отношение к телику. Я говорю, нет. Он спрашивает: “К каким-то интернет ресурсам?”. Я снова говорю, нет. И наконец уточняет: “Хотя бы для спортивной газеты писал?”. Снова нет. Сергей рассказал, что сейчас они запускают проект на тематических каналах “Новости футбола” и ему нужны туда люди. Сказал, что эта вакансия может быть мне доступна, я ответил: “Окей, хорошо. Для меня главное попасть на “Матч”.” Сергей заметил, что у него таких как я еще человек 15-20, но он меня запомнил. Я спросил: “Почему?”. Он ответил: “Потому что ты – идиот. Бросил всё, приехал на пустое место, тебе никто ничего не обещал. Ладно если бы ты был один, но у тебя семья.”
На этом мы с ним расстались, я начал искать работу в Москве. Через несколько недель прилетели Ригина с Аней. Спустя месяц мне позвонил Сергей, и сказал, чтобы завтра я приходил в телецентр на работу. Меня взяли не на “Новости футбола”, а в футбольную редакцию “8-16”.
- Помнишь как впервые попал в эфир канала? Что испытывал в тот момент?
- Это случилось относительно скоро после начала работы на “Матче”. Мы тогда делали специальные 15-24 минутные репортажи. Меня поставили делать спецреп с Сашей Еремиевым, и с Сашей Пойдой. Втроем мы делали специальный репортаж о лучших матчах российских команд в еврокубках. Работу разбили на три равные части. Каждый писал и монтировал свою. Но весь этот спецреп озвучивал я. Это и стало моим первым появлением в эфире.
Я дико волновался. Никогда с этим не соприкасался, и чувствовал себя очень неловко, зажато. И потом уже на финальном этапе монтажа, я, переслушал свой наговор, и мне очень не понравилось, как я расставлял акценты в тексте. Тогда понял, надо что-то делать с моим сибирским говором. Мне неоднократно о нем говорили. Для работы в кадре, либо просто голосом, надо было от него избавляться. Взял себе педагога по технике речи и начал работать.
- Как прошла адаптация в коллективе в первые месяцы работы?
- Слушай, нормально. Мне было не впервой адаптироваться в новом для себя коллективе. Во-первых, были футбольные истории: понятно, у меня была одна команда, но меня приглашали играть и в другие, и в раздевалках я не раз был новичком. Во-вторых, армия. Там было очень важно правильно адаптироваться и заявить о себе. Поэтому в мужском коллективе, в футбольной редакции, вообще никаких проблем у меня не было. Достаточно быстро со всеми нашел общий язык.
Помню, какое-то время боялся подойти к Геничу, что-то ему сказать. Выкал всем подряд. Хотя мне говорили, еще раз выкнешь, я тебе по башне дам.
- В какой момент ты понял, что на 100% влился в рабочую среду?
- Когда начал играть в футбол вместе с комментаторами. Сблизились, максимально сдружились. Раздевалка объединяет, сильно объединяет.
- Как считаешь какое твое самое сильное профессиональное качество?
- Я не могу сказать, в чем мои сильные качества. Не знаю, есть ли такие в принципе. Не знаю в чем я сильнее остальных ребят в профессии. Понимаю, в чем я сильнее тех, кто только-только начинает. Я опытнее. Сейчас я уверен, могу выполнить любую задачу, которую мне поставят. Могу сгонять на съемку и сделать репортаж. Могу сделать какой-то архивный сюжет. Написать верстку, прокомментировать матч. Провести студию. Это мое преимущество, но опять же, над ребятами, которые только-только пришли в профессию.
- Ловил ли “звездную” болезнь?
- Мне кажется, это не про меня. В этом смысле мне очень сильно помог Сергей Акулинин. Когда появилось превью Бундеслиги на “Коммент.Шоу”, у нас с Эльвином Керимовым эфиры были каждую неделю. Понятно, для меня это было что-то новое. Летом я разговаривал с Акулининым о своих перспективах на следующий сезон на “Матче”. Он мне посоветовал трезво оценивать себя в профессии. Сказал, что в противном случае я могу потерять землю под ногами и превратиться в максимально токсичного человека, в которого он бы не хотел, чтобы я превратился. Лукавить не буду, иногда дёргаюсь. Почему я должен этим заниматься? Почему я все еще редактор? Но тут же бью себя по рукам и вспоминаю разговор с Акулининым. Он мне очень сильно помогает.
- Ты большой поклонник немецкого футбола. Почему именно его?
- Да как-то исторически получилось так, что среди всех чемпионатов мне больше всего нравились АПЛ и Бундеслига. Потом АПЛ как-то сама собой отвалилась. Я уже не помню, как это произошло. Ну, ушла и ушла. Окей, я сильно не расстроился по этому поводу. Осталась только Бундеслига. И этот кусок внимания, который принадлежал АПЛ, достался чемпионату Германии.
Я с удовольствием в него еще больше погрузился, утонул в нем. Немалую роль в этом сыграла моя немецкая принадлежность. Мне очень нравится, что в моем роду были немцы. Мою прабабушку звали Эмма Давыдовна Альтергот. Она из поволжских немцев, ее депортировали в Сибирь. В правах ее и ее дочь восстановили только в 1991 году. Плюс я играл за сборную российских немцев. И дочке рассказываю, что у нас в роду были немцы. Ей тоже это нравится, гордится этим.
- Самый лучший матч Бундестим, который ты видел за исключением разгрома Бразилии на мундиале 2014 года?
- Я могу тебе рассказать о самом запомнившемся мне матче сборной Германии. Это был матч-открытие чемпионата мира 2006 года против Коста-Рики. Тогда немцы победили 4-2. И это был первый и единственный раз, когда я слушал футбол по радио. Тогда я был в “Орленке”, во всероссийском детском центре в Адлере.
Помню, это было уже после отбоя. У чувака из отряда был кассетный плеер с приемником, я взял его, нашел какую-то волну, где была радиотрансляция матча. Естественно, я рисовал у себя в голове картинки как Лам забивает, как Торстен Фрингс забивает. Вот эти сумасшедшие голы, особенно гол Лама. Первый мяч на турнире плюс такой классный со смещением с левого фланга и ударом в дальнюю “девять” от штанги. Таких эмоций от футбола я никогда не испытывал.
- У тебя есть опыт игры за команду “Матча” в Медиалиге. Согласен ли ты с теми людьми, кто считает, что медиафутбол никакого отношения к футболу не имеет и по сути это два разных вида спорта?
- Нет, не согласен. Футбол и футбол: хоть в РПЛ, хоть в Медиалиге, это одна и та же игра, просто в медиалиге он приправлен какими-то локальными историями. В целом я потерял интерес к медиафутболу. В первых сезонах мне дико нравилась вся эта затея, но потом, когда я понял, что всё это превращается в подобие реалити, мне стало немного даже противно. Я ненавижу все эти выяснения отношений на камеру, кто кого послал, кто кого назвал дураком – это вообще не для меня. Мне кажется, одно из худших, что может случиться в жизни мужчины это попасть в такую ситуацию, когда ты под камерами должен выяснять отношения с кем-то. Это раздражает. А в остальном, ребята играют в футбол на неплохом уровне. Молодцы конечно, но эта история не для меня.
- Что дает Медиалига российскому спорту?
- Скучное слово “популяризация”, но оно сюда подходит. Медиалига притягивает аудиторию, причем совершенно разную, и в том числе людей, которые были максимально далеки от футбола. Для них футбол – это зеленый прямоугольник, где бегают какие-то человечки, а потом их любимый стример выходит на поле в матче Кубка России и забивает. Это же круто. Понятно, целиком эта аудитория не останется, но часть ее футбол все равно отщепнет. Поэтому с точки зрения вклада медиалиги в спорт у меня вообще никаких вопросов к МФЛ нет.
- Что для тебя более приоритетно: победа сборной России на Евро (в случае возвращения на международную арену) или победа “Штутгарта” в еврокубках?
- Тут важен контекст. Дело в том, что “Штутгарт” это не огромная моя любовь. Я выработал для себя стратегию, как ни за кого не болеть в чемпионате Германии. Я просто нахожу для себя фаворитов в каждой команде и персонально за них топлю. Но так получилось, что в “Штутгарте” их больше, чем в остальных командах. Но из этих двух вариантов, конечно, я выберу победу сборной России на Евро.
- Час повалятся на диване под любимый сериал или час игры в футбольный симулятор на приставке?
- Третий вариант. Самому выйти на поле и поиграть.
- Прокомментировать “Спартак” – ЦСКА или “Айнтрахт” – “Хоффенхайм”?
- “Айнтрахт” – “Хоффенхайм”, но единственное условие – прокомментировать со стадиона.
- Твой самый большой страх?
- Мой самый большой страх – потерять семью. Я очень боюсь одиночества.
- Что для тебя счастье?
- Для меня счастье это когда каждое утро дочка перед тем, как уйти в школу, подходит и целует меня.
- Когда последний раз пускал скупую мужскую слезу?
- В прошлом году на похоронах отца.
- Степан Манаков сейчас находится в своем прайме?
- Надеюсь, нет.
