Налбандян, сука, страшный...

Я не думал, что так получится. Никогда в жизни себя так на трибуне не вел. В основном-то на футбол ведь ходишь, да еще по случаю - Олимпиада там, но это все работа. Это не считается. Даже когда идешь для собственного удовольствия - все равно помнишь, откуда ты и что ты.

А теннис у меня папа любит. Два месяца назад я сделал ему подарок - купил самые лучшие билеты на полуфинал с американцами, и целую пятницу мы просидели вместе на трибуне. На пару решили не ходить, а в воскресенье я уже не мог - работал на благотворительном мероприятии. Меня там уж обождались, помню, а я все смотрел, как Турсунов с Роддиком друг друга мучали. И так и не досмотрел. А папа был на трибуне, откуда до теннисистов, кажется, можно рукой дотянуться...

А тут папа уезжал на эти выходные. Представьте, совершенно неожиданно восстановилась связь с его давним французским другом, у меня папа - франкофон и франкофил, и вот когда-то его предприятие (папа физик) выполняло заказ для Европейского центра ядерных исследований. Ну, и как один из тогда немногих, говорящих на иностранном языке, его приставили к постоянно приезжавшим швейцарофранцузам. Так папа познакомился с Клодом, на почве Брассенса в основном. Они подружились, ездили друг к другу в гости, а потом что-то потерялось, связь оборвалась - и неожиданно подарком судьбы восстановилась. Папа был у Клода, в общем, где-то в Верхней Савойе.

И я долго думал, идти мне на теннис или нет. Во-первых, и без того дорогие билеты взлетели еще в два раза. Во-вторых, дело в том, что без папы мне теннис смотреть было не очень сподручно. Я ведь мало в этом понимаю, а от непонимания немножко отвык. Трудно сохранить концентрацию на происходящем. Может быть, посмотреть дома в компании Дмитриевой и Метревели, как все нормальные люди? Перед глазами трансляции из Парижа четыре года назад. Да, но тогда-то я локти кусал, что в Париж не поехал! Правда, в Париж тогда, по сравнению с нынешними билетами, было дешевле... А! Ладно.

Каюсь - пятничный "Футбольный клуб" я записал. Неудобно, конечно, но нельзя, ну, нельзя все-таки пропускать такие события. В конце концов, это ж наша жизнь. Как можно работать спортивным журналистом - и не переживать такие вещи, по возможности, вживую? Что это тогда за журналистика будет. Нет, конечно, если б случилось что-нибудь экстраординарное, я бы приехал на эфир. Но что могло случиться, с другой стороны, если все на теннисе? Кстати, смешно, но прямо передо мной в первый день сидел Михаил Гершкович, про которого как раз в пятницу вышла моя язвительная заметка. Было забавно. Я, грешным делом, думал, что, как и я, Михал Данилыч купил билет на все три дня, но, по счастью, ошибся. Больше я его не видел.

Жаль, что папы не было рядом, но с ним эксперимент бы не удался. Я совершенно ничего не понимал в происходящем. Поначалу меня это бесило - непривычно. Тюк-тюк, тюк-тюк, тюк-тюк, аут. Ура! Или - аут, бууууу. Красота комбинации, конечно, не ускользнет. Героизму доставшего трудный мяч - восхитишься. Но вот внутренняя логика игры... Единственное, что приходит на ум - что-то не собрался Марат. Щас соберется. У него всегда так - соберется, и...

Давыденко как-то буднично отвалтузил Челу. А я на глазах становился болельщиком. То есть я начинал задумываться о том, что, гляди-ка, гораздо у него лучше получается, когда я отойду кофейку попить. Третий сет я сидел безотлучно - и Коля проиграл. Ну, конечно, если не понимать, почему что происходит, в конце концов приходишь к тому, что пора идти пить кофе и оставить уже нашего парня наедине с соперником. Избавить от собственного отрицательного присутствия. И - нормально. И уже чувствуешь причастность.

1:0.

А потом - Давид Налбандян. Просто - серия А, а не человек. Соковыжималка, блин. Малейшая ошибка - он уже вцепился, и перебирает, перебирает зубами - и к горлу. А на вид долбандян долбандяном. Мы досматривали матч за коньяком в буфете, но и это не помогло. Одно хорошо - теннис же, если вы не знали, это семья. Постепенно разрастающаяся компания за нашим столиком впитала в себя Владимира Молчанова. В жизни не был с ним знаком, но он же, во-первых, Анны Владимировны родной брат, во-вторых, теннисный человек - в сборной Москвы играл когда-то. Мы встретились буквально как родные, чему коньяк, конечно, только способствовал.

- Марат - совершенно советский игрок, - сердито замечал Владимир.

А мне всегда казалось совершенно наоборот - что Марат человек абсолютно свободный, раскованный и, соответственно, западный.

- Человек он, может, и раскованный, - ворчал Владимир, запретивший называть себя Кирилловичем, - но ты смотри, как он играет. Так всю жизнь все наши играли. То гениально, то никак. Как пойдет. Вот Давыденко - как раз западный человек. Он всегда показывает, что умеет. Я курить очень хочу. Пошли, что ли, покурим?

Ну, раз и коньякопитие не помогает Сафину - пошли, покурим. Но и это не сломало третьего сета.

- Все, теперь проиграем. Пару у нас никто и никогда играть не умел, - сокрушается Молчанов. - Ладно. Ехать надо.

В машине по дороге домой попалась в уши реклама "Камеди Клаба". Моментальная ассоциация в голове - Налбандян, сука, страшный.

А пару в субботу я проспал. Готов был ехать, когда матч уже начинался. И наши сразу подачу взяли! Ну, думаю, вот секрет-то в чем - надо было дома остаться. Посмотрел это дело у телевизора. В это не хотелось верить. То есть как раз хотелось - но страшно было. Однако три сета! Собрались-таки. Какое же может быть другое объяснение, что впервые слитые воедино Марат с Митей Турсуновым вынесли давно сыгравшихся вместе Кальери и Налбандяна? Настроились, вот и весь ответ. Мы ж болельщики, нам другого объяснения и не надо. И это хорошо, что не надо, потому что настраиваем же их мы. А то расселись там, понимаешь, полтора сектора аргентосов, поют свои футбольные песни... Вот почему на чемпионате мира мне нравилось, как они поют, а здесь - те же песни, с той же приятной негорловой мелодичностью, а меня это - бесит, бесит, БЕСИТ?

А нам на это и ответить нечего. Не умеем мы так петь. Ну, ничего, теперь, когда пару выиграли - загнобим же! Заорем! И наутро в воскресенье еду с твердым настроем орать.

А там Давыденко уже одну подачу Налбандяну проиграл. Страшный...

Но! На месте, которое у меня уже твердо ассоциировалось с Михаилом Гершковичем, прямо передо мной сидит мой хороший товарищ актер Игорь Золотовицкий. Мы нашли друг друга. Мы хотели оба от души поболеть, но были нужны друг другу, чтобы перестать стесняться. Одинока была только блондинка с невероятным бюстом в первом ряду, одетая в видимость платья, которая вставала при каждом удачном розыгрыше наших теннисистов. Что она, не знает, что ли, что Давыденко женился на днях?

Господи, как же это здорово - орать! Отчего я этого раньше не делал? Вот только Коля проигрывает. Давай-давай!.. Коля! Коля!! Какой там теннис, со степенными похлопываниями рука об руку в паузах. Это ж Кубок Дэвиса.  И аргентинцы что-то совсем распоясались. Потом, впервые в жизни нахожусь под одной крышей с Марадоной. Ну, не ударить же в грязь лицом.

Давыденко проигрывает страшному Налбандяну. Владимир Кириллович, а вы говорили - западный человек... На трибуне полным-полно самого разного люда. Очередная пауза между розыгрышами, кто-то входит, кто-то выходит, я поднимаю глаза - и буквально сталкиваюсь с Андреем Аршавиным. На день прилетел, оказывается, вечером самолет. Никак нельзя игнорировать такие события. Я потом посматривал в его сторону: Аршавин не отрывал взгляда от корта, тискал в руке железный поручень, и больше никаких эмоций не проявлял. Но этого было достаточно. Думаю, там на поручне осталась вмятина.

Давыденко проиграл. Какая же я сволочь - я ведь в глубине души этого даже хотел. Не то чтобы поражения желал, а вот хотелось, чтоб в пятом матче все решилось. Но когда этот момент настает, ругаешь себя последними словами. Надо перекусить. Золотовицкий тащит куда-то по кафельным переулкам старого "Олимпийского", и мы оказываемся в совершенно советской по антуражу кафешке, где нет очереди (потому что все ведь в ресторан рвутся), а к столу подходит реликтовая буфетчица в наколке и, подмигивая, говорит: только для вас есть свеколка..

Давай ее, милая, сюда. В телевизоре начинают разминаться Марат и какой-то аргентинец. Чела? Акасусо! Я тебе говорил, что он замену сделает!

И какая разница, кто именно и кому именно это сказал?

- Сейчас подъедет Ширвиндт, - отрываясь от трубки, говорит Игорь. Мы уже пообедали к этому моменту, а потому с Мишей втроем нас ждет уже, разумеется, коньячок при входе на трибуну. Вы не знали - коньяк удивительно восстанавливает голос. Правда, на время, но эффект выдающийся.

Первый сет за Маратом, а у Миши открывается удивительная способность: если он кашляет, у Акасусо срывается первая подача. Мы отчаянно ищем способа усилить эффект и навести порчу и на вторую тоже. Никак.

В конце концов Марату приходится справляться самому. Ширвиндт кашляет уже просто по привычке. Тай-брейк.

Когда он начинается - думаешь: Господи, я никогда не забуду ни единого розыгрыша из этого чертова гейма. Но вот он, матчбол. Есть!! Есть!!! Ааааа!!!! Господи, а как все было-то?

Да я и щас этого не помню. Надо будет посмотреть хоть игру потом в записи. Как же это здорово, что не нужно подыскивать слова, не надо париться, как себя вести, и никуда не нужно спешить. Потому, что особенно никуда и не идется. Внизу, под трибуной, уже работают мои друзья - интервью, интервью, интервью, все очень оживленно, все обнимаются...

И такая пустота внутри. Ощущение, что играл сам. Сил нету больше ровно ни на что, только до дома. И спать - как бревно, без снов. Сны отступили, превзойденные действительностью. Мы кипели в кастрюле трибун, они сражались там где-то на корте, на дне. Они выиграли, а мы пережили это вместе с ними. Прекрасный день, один из лучших дней жизни. Какое счастье, что папа в гостях у Клода. Хорошо, что он не знает меня таким.

Салатница, говоришь? Серебряная?!! Настругайте-ка в нее оливье! И чтоб с горкой!