7 мин.

«Голы, принципы, сигареты, стиль и революции»: Йорди Крофф о тотальном футболе своего отца

Йорди, а не Хорхе. Уже с имени началась необычная история единственного сына Йохана Кройффа. Если фамилия была тяжёлым наследием, то имя стало настоящей революцией, ведь в позднефранкистской Испании 1974 года каталонские имена были запрещены. Но голландский футбольный гений был не только упрямым и решительным, но и бунтарём, поэтому настоял на своём: в документах его сына записали как Йорди.

Журналисты La Gazzetta dello Sport встретились с Йорди (к слову, сегодня ему исполнился 51 год) в великолепном особняке, посвящённом памяти его отца, в престижном районе Бонанова в Барселоне. Здесь Йохан продолжает жить в делах своей семьи – через фонд, школу, благотворительные инициативы и даже футбольную педагогику.

— Йорди, первое воспоминание, связанное с отцом на поле.
— Расскажу о двух моментах. Первый – гол в ворота «Харлема» в декабре 1981 года. Моему отцу 34 года, мне почти 8. Мы только что вернулись из Вашингтона, и его возвращение в «Аякс» вызвало много споров. Он покинул «Барселону» и Европу три года назад ради менее конкурентного чемпионата, и были сомнения в его форме и возрасте. Сёрен Лербю отдаёт пас на линию штрафной, отец обыгрывает защитника по диагонали и с правого угла штрафной перебрасывает мяч через вратаря. Весь стадион встаёт на ноги. И я вместе с ними – это был мой первый осознанный момент, когда я понял, насколько велик мой отец.

Год спустя, в декабре 1982-го, матч с «Хелмонд Спорт». Пенальти в пользу «Аякса». Бьёт отец, но не напрямую – он катит мяч Йесперу Олсену, тот возвращает пас, и папа спокойно отправляет мяч в пустые ворота. Я на трибуне: тишина, замешательство, удивление, а затем – настоящий хаос. «А так вообще можно? Это разрешено?» Никто прежде не бил пенальти таким образом. Это была маленькая революция, и я, будучи ребёнком, открыл для себя ещё одну, очень значимую грань личности моего отца.

— И последнее воспоминание, связанное с отцом на поле.
— Это не последнее, но для меня очень значимое: «Уэмбли», 1992 год, финал Кубка чемпионов между «Барселоной» и «Сампдорией». Куман забивает, и мой отец выбегает с тренерской скамейки праздновать. Ему нужно перепрыгнуть рекламный щит, и он спотыкается. Если бы он упал, это видео осталось бы в истории футбола. Но он удержался на ногах – в день, который стал историческим для «Барсы», выигравшей свой первый Кубок Европы. В этом эпизоде – вся жизнь моего отца: он был смелым, революционером, и это всегда несло в себе риск. Иногда всё складывалось удачно, иногда – нет. Но он всегда всегда был смелым.

— Вспоминается финал чемпионата мира 1974 года, проигранный ФРГ.
— Я часто напоминал ему об этом: «Эта медаль была не золотой, а другого цвета». А он неизменно отвечал: «Меня это устраивает. Мы революционизировали игру с нашим «тотальным футболом». Пусть люди помнят нас за это, а не за цвет медали». Он повторял это всегда, снова и снова. И это не была защита, нет. Это был его взгляд на жизнь.

— А вы? Вы были футболистом, тренером, руководителем и журналистом, как ваш отец.
— Потому что в какой-то момент давление превратилось в гордость, и я освободился. В Голландии мне всегда было комфортно. Там никому нет дела до моей фамилии, и главное – никто не сравнивает мальчишку с мировой звездой. Но когда я попал в академию «Барселоны», всё изменилось. Здесь людям нравится тема «отец и сын», как и преувеличения: если сыграл хорошо – твой матч потрясающий, если плохо – просто ужасный, без середины. Мне словно накинули на плечи тяжёлый рюкзак. И я страдал.

Ещё и потому, что мой отец – не самый простой человек. Многие его обожали, но у него были и враги, которые, если не могли ударить по нему напрямую, искали обходные пути. Например, через сына. Я смог проложить себе путь, но по-настоящему освободился только, когда ушёл в «Манчестер Юнайтед».

— Лето 1996 года.
— Точно. Какое это было лето! Испания звала меня на Олимпиаду в Атланту, Нидерланды – на чемпионат Европы, Радомир Антич хотел видеть меня в своём «Атлетико», только что оформившем дубль, даже «Реал Мадрид» проявлял интерес. Представляете Кройффа в «сливочной» футболке? Вот и я... Давление было огромным.

Я договорился с «Аяксом» Ван Гала, который после двух подряд финалов Лиги чемпионов продавал лидеров и перестраивался. Но тут появился сэр Алекс Фергюсон. Мы обыграли «Манчестер Юнайтед» 4:0 с «Барселоной», и он убедил меня переехать в Англию. Там была легендарная «поколение-92»: Бекхэм, Скоулз, братья Невиллы – мне понравилось. Я выбрал Нидерланды и «Юнайтед». И оставил этот тяжёлый рюкзак в Испании.

В Англии было непросто, это совсем другой футбол: в Ла Лиге зрители вставали после удачного дриблинга, а в Премьер-лиге – после подката Роя Кина. Я получил травму, играл мало и через четыре года понял, что лучше быть ключевым игроком в команде попроще, чем запасным в топ-клубе. Началась новая, счастливая жизнь.

Самый яркий момент? Финал Кубка УЕФА 2001 года против «Ливерпуля». Я забил, сделав счёт 4:4, а в дополнительное время мы пропустили «золотой автогол»… В 1/8 финала тогда выбили «Интер», сумасшедшую команду с Виери, Дзанетти, Рекобой, Кордобой, Зеедорфом… Я забил и в домашнем матче, и в гостевом на «Сан-Сиро».

Йорди Кройфф в составе «Манчестер Юнайтед».

— А что насчёт гордости, о которой вы говорили?
— Это осознание того, насколько мой отец был важен для огромного количества людей. Оно зародилось тогда и остаётся неизменным даже спустя почти девять лет после его ухода. Тёплые слова, которые я слышу благодаря своей фамилии, до сих пор трогают меня.

Кто-то помнит его голы, кто-то — идеи, кто-то — стиль игры, а кто-то даже манеру одеваться. В Барселоне есть ещё и политический подтекст: мой отец выбрал для меня каталонское имя в то время, когда это было запрещено. Молодые поколения знают его как тренера, создателя Dream Team, человека, заменившего сигареты на чупа-чупсы, того самого с длинным плащом… И всех это волнует.

Но здесь не о сравнении речь. Он был в том самом 0,1% гениев, а я — в остальных 99,9% футболистов, обычных игроков, которые приходят, играют и уступают место следующим. Нельзя сравнивать смертных и бессмертных.

— И в этом доме имя Йохана продолжает жить?
— Да, благодаря моим сёстрам и многим профессионалам. Мой отец всегда исходил из собственного опыта. Он не закончил школу и понимал, насколько ему повезло, что он никогда не получал серьёзных травм. Поэтому к нам, своим детям, он был невероятно строг в вопросах образования: если я приносил плохие оценки, тренировки отменялись.

Со школой он хотел дать шанс тем, у кого его не было. Когда мы жили в Америке, у наших соседей был сын с синдромом Дауна. Дети на улице не принимали его в игры, и тогда мой отец сам вышел поиграть с ним. Потом уехал в поездку, а когда вернулся, этот мальчик уже был частью компании. Тогда папа осознал, какую социальную силу имеет спорт. Так зародились многие его инициативы. Мы стараемся продолжать его идеи, его философию — в футболе и за его пределами. С гордостью. И без давления.