Андреас Кампомар, «¡Golazo!» Глава 7: Свет и тьма, 1960-1970, ч.1
Como el Uruguay No Hay (Нет места лучше Уругвая)
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: ОТКРЫТИЕ АМЕРИКИ, 1800-1950 ГГ.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ: МЯЧ НИКОГДА НЕ УСТАЕТ, 1950-2014 ГГ.
8. Заключенные на трибунах, 1970-1980
9. ...
Поскольку у нас ничего нет, мы хотим сделать всё.
— Карлос Диттборн (1956)
Турнир чемпионов Южной Америки (Между клубами) [Либертадорес] был недооценен в свой первый раз. Он не взбудоражил массы; он никого не взволновал.
— El Gráfico (1960)
Наш лучший футбол будет против команды, которая выходит играть в футбол, а не вести себя как животные.
— Альф Рэмси (1966)
Футбольное искусство против антифутбола
Спустя три года после отвратительного выступления своей сборной на чемпионате мира 1958 года Аргентина так и не усвоила урок. Даже Пеле, обычно дипломатичный в таких вопросах, был не сдержан в своей оценке игры аргентинцев. На вопрос El Gráfico, выглядели ли аргентинцы бразильцами во время недавней игры в Рио, ответ был однозначным: «Вовсе нет: они играют иначе. Много медлительности, избыток поперечных передач, и у них нет глубины»[1]. Он также сомневается, что некоторые аргентинцы смогут отыграть все девяносто минут в быстром темпе. «Можете ли вы представить их на тяжелом покрытии? Это было бы катастрофой». Не обошлось и без аргентинской тактики: «Использовать медленного центрального полузащитника и играть поперек поля — уже тактическая ошибка, особенно когда от него ждут опеки быстрого игрока»[2].
Не то чтобы ведущий спортивный журнал Латинской Америки был менее комплиментарен по отношению к аргентинскому футболу. Один из ведущих писателей страны об игре, Данте Панцери, был неумолим. «На данный момент стоит констатировать, что МЫ ВСЕ ЕЩЕ НЕ ЗНАЕМ, КАК ИГРАТЬ В ФУТБОЛ. Мы умеем очень хорошо владеть мячом. Или, точнее, мы знаем, как хорошо играть в «A LA PELOTA» [В МЯЧ]»[3]. Культ личности — та самая особенность игры портеньо, которая отличала ее и в то же время делала небезупречной — снова стал проблематичным. «У нас нет команды, — продолжил Панцери. — У нас есть вдохновляющие личности. Некоторые ВСЕГДА вдохновляют»[4].
Игра, которая всегда была склонна к сентиментальности, не смогла осовремениться. Как и сама страна, аргентинский футбол оставался изолированным, уверенным в собственном величии. Однако любой успех на чемпионате мира 1962 года потребовал бы перемен. El Gráfico оценил отечественную игру, считая ее отсталой в тактическом плане и нуждающейся в организации. «Уже давно говорят, что мы играем другим мячом, и нам нужно приспособиться к «тому, что используется там». Как и многие другие вещи, которые мы говорим, что должны делать, но никогда не делаем. И из-за них мы потом плачем»[5]. Аргентинский футбол, культурно не склонный к золотой середине, к концу десятилетия доведет профессионализм до крайности.
В 1961 году турне Аргентины по Европе началось с победы над Португалией в Лиссабоне со счетом 2:0. Это был кульминационный момент, так как за ним быстро последовали поражения от Испании и Италии. Ди Стефано забил в ворота родной страны, обыграв их с испанцами со счетом 2:0, а итальянцы разгромили национальную сборную со счетом 4:1. Однако на клубном уровне аргентинский футбол мог соперничать с лучшими. В том же году «Ривер Плейт» на глазах у 100 000 зрителей обыграл чемпионов Европы, мадридский «Реал», со счетом 3:2, а «Ювентус» был легко разгромлен со счетом 5:2. Всего за год до этого представители «Боки» и «Ривера» отправились в Европу, чтобы заманить игроков-эмигрантов обратно.
Однако десятилетие будет принадлежать мастерству Сантоса (известному как ballet blanco — «белый балет») и одному игроку в частности, прежде чем аргентинцы переведут игру в гораздо более мрачное русло. Для многих беспристрастных наблюдателей «Сантос» был олицетворением того, как нужно играть. «Увидеть «Сантос», — сказал один из них, — это неописуемый опыт, и человек приходит к выводу, что ему нет равных. Каждый из игроков — артист... Футбол под маркой «Сантос» — это скорее выставка ремесла и мастерства: футбольный цирк, в котором шпрехшталмейстер [Ведущий представления в цирке, прим.пер.] Зито то и дело щелкает кнутом, требуя забить гол»[6].
В сентябре 1956 года, за месяц до своего шестнадцатилетия, Пеле забил свой первый гол за «Сантос» в матче с «Коринтиансом». Гол, забитый с отскока, возможно, и не имел большого значения в разгроме паулистас со счетом 7:1, но он стал хорошим предзнаменованием для талантливого футболиста из Трис Корасойнс в штате Минас-Жерайс. Через три года Эдсон Арантес ду Насименту забил 125 голов за сезон. Хотя Пеле впечатляет даже по своим собственным высоким стандартам — с 1957 по 1965 год он был лучшим бомбардиром чемпионата Паулиста — количество голов напрямую зависело от количества игр, в которые начал играть «Сантос». В одном из интервью Пеле сказал: «В 1960 году... Я помню, как подсчитал, что только за «Сантос» я сыграл 109 матчей... В футболе нет перерыва в течение года, так как в неделю проводится до трех матчей, и времени на тренировки остается совсем немного»[7].
С Зито, Пепе и Пеле «Сантос» играл в такой атакующий футбол, который привлекал зрителей. Кроме того, триумф сборной Бразилии на чемпионате мира 1958 года только раззадорил аппетит иностранных клубов, которые нашли возможность заполнить свои стадионы. Клуб не смог удовлетворить все их приглашения. В начале 1959 года «Сантос» совершил турне по Перу, Эквадору, Коста-Рике, Гватемале, Мексике и Венесуэле, но уже в середине года клуб отправился в Европу. График был тяжелым даже по бразильским меркам. «Мы должны были играть почти ежедневно, причем в разных странах. Мы играли в Болгарии два дня подряд, у нас был день на дорогу, а затем мы три дня подряд играли в трех бельгийских городах... Мы играли, ели, спали, садились на поезд»[8]. Турне охватило девять стран, где за 22 дня было сыграно 15 матчей. К моменту встречи «Сантоса» с «Реалом», состоявшейся через два дня после победы над сборной Энсхеде со счетом 5:0, команда была измотана. У игроков не только не было времени на восстановление между матчами, но многие играли с травмами и расстройством желудков. Не было ничего удивительного в том, что мадридский «Реал» обыграл бразильцев со счетом 5:3, тем самым поддержав свою репутацию величайшего клуба мира. Больше в игровой карьере Пеле эти две команды не встречались.
У нас был серьезный финансовый императив, чтобы выпускать на поле определенных игроков, особенно Пеле. Именно те навыки, которые передал Вальдемар де Брито, скаут, обнаруживший юного Пеле, стали причиной волнения. Пеле перечислил их: «Навыки были связаны с tavelinha [игрой в стеночку], прострелами через тоннель ног, финтами, контрфинтами, дриблингом, принятием мяча на грудь, пятками над головами соперников, но все это со смирением». Нестор Росси, один из величайших оборонительных полузащитников Аргентины, считал Пеле изобретателем паса в стеночку, который подразумевает отскок мяча от ноги соперника. Ему также приписывают мастерство «сомбреро» — навык, который позволяет игроку поднять мяч над головой соперника, оббежать его и пробить по воротам. Это ему удалось сделать в финале чемпионата мира 1958 года против Швеции.
К 1963 году похвалы стали надоедать. В интервью с юным Эдуардо Галеано (оба родились в течение месяца друг за другом) Пеле говорил откровенно. «Меня никогда не жалеют. На бразильских полях другой всегда прав. Судья или противник... Не я начал говорить, что я лучший игрок в мире. Я не имею к этому никакого отношения... Я считаю, что величайший игрок еще не родился. Он должен был быть лучшим на всех позициях: вратарь, защитник, нападающий»[9]. Пеле стал мишенью для каждого защитника, который выходил против него. Бразильцу не давали передышки: физическая нагрузка на него была такой, что 90 минут на поле были сродни 120 минутам игры. Для игрока, который становился заметным человеком с первого свистка каждого матча, в котором он играл, дисциплинарные показатели Пеле были достойны похвалы. В 1959 году он впервые был удален с поля во время матча за сборную армии, в котором 11 бразильских армейцев играли против аргентинских. Через два года его снова удалили. «Когда грубый игрок бьет Пеле, тот бьет в два раза сильнее... В товарищеских матчах «Сантос» играет, чтобы играть, а соперники — чтобы побеждать. Вот что происходит. Я не рискую в товарищеских матчах». Невинность игры для номера 10 давно прошла. Когда я думаю, что со мной может что-то случиться, я не рискую»[10]. К концу десятилетия «Сантос» быстро завоевал не совсем благоприятную репутацию ««Гарлем Глобтроттерс» мирового футбола»[11]. Изнурительный график выставочных матчей, которые «Сантос» проводил, отчасти чтобы выплатить зарплату Пеле, приобрел фантастическое качество. В 1969 году «Сантос» сыграл с Конго-Браззавилем и Конго-Киншасой: оба матча принесли передышку в гражданской войне в африканской стране. Даже Нигерия, развязавшая собственную гражданскую войну, на время ее прекратила.
- - -
После того как они преподали гастролирующим европейским командам урок игры, настала очередь латиноамериканцев. В конце 1961 года Советский Союз сразился с Аргентиной, Чили и Уругваем и выиграл все свои матчи. Однако чилийцы играли лучше русских, и им не повезло проиграть со счетом 0:1. «Уругвайцы, как и аргентинцы, но в отличие от чилийцев, слишком много полагались на отдельные вспышки блеска... Триумф партии Советского Союза в Латинской Америке был триумфом командной игры над индивидуализмом». Для Аргентины поражение со счетом 1:2 стало шоком — это было первое поражение от европейской команды на домашней арене. У других европейских команд дела обстояли не так хорошо. В 1953 году Англия не смогла одолеть уругвайцев, но сумела сыграть вничью с Аргентиной. Три года спустя Италия уступила Аргентине и Бразилии. Когда Англия вернулась в Америку в 1959 году, команда быстро проиграла Бразилии, Перу и Мексике, хотя гордость была восстановлена победой над США со счетом 8:1.
Международное турне оставалось важной частью игры в Латинской Америке. Если раньше турне по Европе было способом заявить о себе как о клубе, так и о стране, то теперь многие туры совершаются исключительно по финансовым причинам. Как заметил один британский спортивный журналист в 1960 году: «Неофициальные турниры устраиваются под малейшим предлогом — часто только для того, чтобы увеличить расходы на восстановление национального стадиона в одной из небольших стран, таких как Парагвай, Перу или Боливия»[12]. Но для более слабых латиноамериканских команд знакомство с европейским футболом может стать боевым крещением.
В 1961 году Мексика начала короткое европейское турне с победы в Амстердаме. После поражения от талантливой Чехословакии мексиканцы встретились со сборной Англии на «Уэмбли». За два года до этого Англия потерпела поражение со счетом 1:2 на высоте двух километров над уровнем моря в Мехико. После того как Мексика забила победный гол, двадцатисекундный подземный толчок, потрясший трибуны, прервал матч. Теперь настала очередь Мексики, которой, по словам The Times, «настоящие мастера базовой грамматики игры» преподали учебник по игре[13]. Мексиканцы не смогли ответить на восемь голов, забитых Англией в тот день, поскольку «они плыли на остроконечных ступах, перекидывая мяч в красивых кругах, что ни к чему не приводило в атаке»[14]. После матча тренер мексиканцев Игнасио Трельес без иронии заметил: «Мы приехали сюда учиться, и урок оказался хорошим»[15]. В следующем году в Чили британский журналист высоко оценил атакующую игру мексиканского футбола. «В самом жалком, унылом, негативном и стереотипном из всех послевоенных чемпионатов мира Мексика была как минимум на один шаг лучше»[16]. Пеле также восхищался тем, как мексиканцы умели принимать мяч в штрафной, хотя и не преминул признать, что им не хватало эффективности перед воротами.
Состоянию мексиканской игры не способствовал поздний приход профессионализма, который наступил только в начале 1940-х годов, и недостаток соревновательного футбола в регионе. В 1950 году мексиканцы отправились в Рио-де-Жанейро, но в разминочном матче потерпели поражение от «Ботафого». El Nacional была в ярости: «Наша сборная проиграла и не должна ехать в Бразилию. Так они высмеивают имя Мексики»[17].
Только против слабого сопротивления ближайших соседей, таких как республики Центральной Америки и Карибские острова, Мексика смогла добиться успеха. На Центральноамериканских и Карибских играх в 1935 и 1938 годах страна завоевала две золотые футбольные медали. Для мексиканского писателя Хуана Вильоро поражение стало «национальным призванием»[18].
В «Вечном завтра?», своем дискурсивном портрете Мексики, Хорхе Кастаньеда попытался определить, почему мексиканцев считают «паршивыми» футболистами. Он утверждал, что культ личности, присущий этой культуре, проявился в спортивных героях, а не в знаменитых командах. «Если вернуться к доколумбовой эпохе, то можно найти подтверждение этой индивидуалистической тенденции, а также свидетельства того, как слабость к коллективным видам спорта была усугублена, но не изобретена в результате последующего испанского завоевания других народов на территории, сегодня известной как Мексика»[19].
Мексике придется подождать до чемпионата мира 1958 года, чтобы набрать свое первое очко. (На Олимпийских играх дела у ее команды шли не лучше, она впервые сыграла вничью только в 1964 году). Но поздний гол в ворота Уэльса, забитый за минуту до конца матча, стал поворотным моментом в не самой выдающейся футбольной традиции страны.
На чемпионате мира 1966 года Мексика дважды сыграла вничью, на этот раз с Францией и Уругваем. После долгих лет пребывания на дне своей группы Мексика начала возвышаться. В Англии «Ла Тота» Карбахаль, вратарь сборной страны, отпраздновал бы свой пятый Кубок мира. Однако его послужной список не давал повода для радости: 25 пропущенных мячей в 11 матчах. (Хотя это было лучше, чем у незадачливого Антонио Моты, миниатюрного вратаря, пропустившего восемь мячей на «Уэмбли» пятью годами ранее).
В 1964 году в Токио состоялся тридцать четвертый конгресс ФИФА. В третий раз с 1936 года Аргентина не смогла набрать достаточно голосов, чтобы получить привилегию на проведение чемпионата мира по футболу. Делегаты решили отдать предпочтение Мексике. Для страны, которая гордится тем, что является самой европейской на континенте, проиграть против другой латиноамериканской страны было обидно. Тем более что это был не первый случай, когда заявку Аргентины на проведение международного турнира узурпировала Мексика.
В 1949 году Буэнос-Айрес уступил Мельбурну один голос за право проведения Олимпийских игр 1956 года. Это стало разочарованием для Перона, который был полон решимости устроить игры в своей «Новой Аргентине». По мнению историка Раанана Рейна, «ни одно аргентинское правительство до Перона... не вкладывало столько сил и средств как в развитие и поощрение спорта, так и в стремление получить политические дивиденды от этой политики»[20]. Даже Ева «Эвита» Перон использовала футбол для развития своего интереса к молодежи. В 1949 году был учрежден детский чемпионат Аргентины по футболу, чтобы дети могли играть в соревнованиях на вылет, одетые в форму профессиональных команд. El Gráfico млела: «Аргентинский детский футбольный турнир «Эвита» — это не что иное, как осуществление... прекрасной мечты, которая всегда казалась несбыточной»[21]. (Эвита, похоже, олицетворяла тот аспект архентинидад, который не остался незамеченным британским послом в Буэнос-Айресе в конце 1940-х годов: «Во многих отношениях Эвита Перон была амбициозной, своевольной, стремящейся к самосовершенствованию школьницей, которая так и не повзрослела. Аргентина... была еще страной-подростком. Молодость, гламур и раскованное красноречие Евы Перон были воплощением этого подросткового возраста и поэтому пользовались большой популярностью».[22])
Для Перона, который не питал особой неприязни к футболу, но предпочитал бокс, эта игра не считалась достаточно аргентинской. Несмотря на это, его правительство пыталось помочь направить средства в определенные клубы. Одним из таких бенефициаров стал «Расинг». Рамон Серейхо, министр финансов Перона и фанат «Расинга», добился выделения льготного государственного кредита на строительство нового стадиона. (В 1951 году на глазах у Серейхо и его президента был торжественно открыт стадион «Эстадио Хуан Доминго Перон»). И все же, есть ли вид спорта, который в большей степени соответствует самоощущению страны, чем la nuestra? К концу десятилетия Перон стремился создать аргентинские виды спорта: «У нас аргентинская кухня, и мы не можем приучить себя к другой еде, у нас своя музыка. Кроме того, мы должны заниматься физкультурой и спортом, адаптированными для наших людей».
Но в 1963 году аргентинцы получили всего два голоса против 30 у Мексики, когда они боролись за Олимпиаду 1968 года. Все надежды Аргентины на проведение Олимпийских игр испарились в свете тяжелой политической ситуации. Поскольку Перон находился в изгнании, а перонисты были исключены из политической жизни, Артуро Фрондиси завлекал сторонников своей маркой peronismo sin Perón (перонизма без Перона). Его избрание на пост президента в 1958 году породило оптимизм, особенно среди среднего класса. Долго это не продлится. В следующем году Фрондиси обвинили в предательстве, посчитав, что он отказался от своих предвыборных обещаний. Унаследовав сокращающиеся валютные резервы, Фрондиси попытался решить проблему кризиса платежного баланса с помощью мер жесткой экономии. Экономическая политика Фрондиси привела к тому, что он стал политически скомпрометирован. Легализация перонистской политики не понравилась военным, особенно после значительных успехов, достигнутых перонистами на выборах 1962 года. Военные посчитали, что с них достаточно: в результате государственного переворота Фрондиси был отстранен от власти.
Не то чтобы выбор Мехико был полностью одобряем. Оставалась доля цинизма в отношении того, смогут ли мексиканцы принять одно международное мероприятие, не говоря уже о двух подряд. Мексиканский спорт изменится навсегда. Это не осталось незамеченным для El Nacional за год до события. «Олимпиада подтвердит нам, что мы стали молодыми взрослыми, что пришло время отказаться от менталитета коротких штанишек. И не только потому, что мир не так ужасен, как мы думали, но и потому, что мы повзрослели, и хорошо, что мы осознаем это и ответственность, которую это влечет за собой»[23].
По словам президента Диаса Ордаса, теперь Мексика может оставить в прошлом чувство неполноценности и «робкий провинциализм». За десять дней до церемонии открытия, 12 октября 1968 года, Диас Ордас, по словам Карлоса Фуэнтеса, совершит «самое ужасное преступление в современной мексиканской истории»[24]. В то время как международный пресс-корпус находился в столице на Олимпийских играх, войска открыли огонь по студенческой демонстрации на площади Трех Культур. Правительство неверно истолковало левые протесты как социальную революцию. Жестокость, которая стала визитной карточкой администрации Диаса Ордаса и против которой протестовали студенты, приведет к гибели более трехсот человек и тысячам раненых. Последовали обычные аресты и исчезновения. Позже Диас Ордас скажет: «Мои руки не испачканы кровью». (В годовщину расправы статуя экс-президента была облита красной краской). Когда спустя почти два года Диас Ордас торжественно открыл Кубок мира, стадион приветствовал его свистом.
Землетрясения в Чили
Для страны, которая так рано начала играть в футбол, репутация Чили на международных соревнованиях была невысокой. Андская республика стала второй страной на континенте, создавшей ассоциацию, через два года после Аргентины. В 1913 году Чилийская футбольная ассоциация (FAC) вступила в ФИФА, на десять лет раньше Уругвая. И все же за три десятилетия существования Чемпионата Южной Америки сборная Чили ни разу не занимала более высокого места, чем третье, которого она добилась в 1926 году. В других соревнованиях, в которых участвовала страна, команда также не добивалась успеха. Несмотря на то, что к 1940-м годам Чили подряд занимала второе место и пять раз принимала Чемпионат Южной Америки, вероятность того, что она получит право на проведение Кубка мира, казалась очень низкой.
Во многих отношениях Чили оставалась изолированной и унылой нацией, несмотря на свои демократические традиции и веру в свою исключительность. В своей речи, произнесенной в клубе «Атенео» на рубеже веков, политик Энрике Мак Ивер вывел это беспокойство на первый план: «Мне кажется, что мы несчастливы. Мы отмечаем недомогание, которое не ограничивается одним классом людей или отдельными регионами... Настоящее неудовлетворительно, а будущее находится в тени»[25]. Чилийцы могли называть себя los ingleses de Sudamérica (англичане Южной Америки), но на протяжении большей части XX века страна находилась в тени своего восточного соседа Аргентины.
Летние Олимпийские игры 1952 года, проходившие в Хельсинки, натолкнули группу чилийских футбольных руководителей на мысль, что у страны есть шанс принять у себя Кубок мира. Если небольшая скандинавская страна Финляндия смогла успешно провести у себя главное легкоатлетическое соревнование мира, то почему бы Чили не принять самый важный футбольный турнир? На тридцатом конгрессе ФИФА в Лиссабоне в 1956 году Аргентина казалась непреодолимым препятствием на пути к этой мечте. У аргентинцев была гораздо более развитая инфраструктура, одни из самых больших стадионов на континенте, и было ощущение, что после того, как Уругвай и Бразилия успешно провели соревнования, настала их очередь. Более того, немногие делегаты могли даже указать Чили на карте. После убедительной семидесятиминутной речи президента AFA уверенная в себе аргентинская делегация оставила все притязания на скромность и дала понять, что «мы можем заполучить Кубок мира уже завтра». У нас есть все».
Поскольку шансы чилийской делегации таяли, пресса в Сантьяго отдавала предпочтение почетному уходу, а не разочарованию от неудачи. Если презентация аргентинцев была несколько раздутой, то чилийцы пошли по противоположному пути. Карлосу Диттборну, красноречивому бывшему директору Католического университета, потребовалось всего 15 минут, чтобы произнести свою речь. Смирение и сила в слабости окажутся решающими, ведь Диттборн призвал дух любительства, на котором была основана ФИФА. Диттборн произнес фразу, которая войдет в историю: Porque no tenemos nada, queremos hacerlo todo (Потому что у нас нет ничего, мы хотим сделать всё). Это было очень чилийское замечание. Почти за полвека до этого президент Чили Рамон Баррос Луко произнес знаменитую фразу: «В политике есть два типа проблем: те, которые решаются сами по себе, и те, которые не имеют решения». Более того, он представил Чили как толерантную, политически стабильную республику. Чего нельзя сказать об Аргентине, где в июне 1955 года при попытке государственного переворота военные разбомбили площадь Пласа-де-Майо, в результате чего пострадали 364 человека. Перон яростно требовал пять трупов за каждого убитого перониста, но уже через несколько недель военные окончательно сместили президента. Антикоммунистическая позиция перонистского правительства также не расположила к Аргентине делегатов Восточного блока. 32 голоса в пользу Чили — против 10 у Аргентины — определили место проведения чемпионата мира 1962 года. Однако Диттборн так и не увидит плодов своих арьергардных действий: он умрет от сердечного приступа за 32 дня до начала турнира.
В литературе, последовавшей за ее выдвижением, Чили изображалась как протоевропейская нация, не имеющая социальных проблем метисов и чернокожих, характерных для некоторых ее коллег-республик. О том, что в Чили проживало коренное индейское население, которым она одновременно гордилась и которого стыдилась, благополучно забыли. Как и в случае со всеми южноамериканскими республиками, создание правильной репутации за рубежом граничило с навязчивой идеей. Чили не только хотела, чтобы ее воспринимали как «белую» нацию, она также хотела, чтобы ее воспринимали как стабильную. В обоих случаях усилия были напрасными.
В 1958 году Хорхе Алессандри получил президентское кресло без абсолютного большинства голосов, набрав незначительно больше голосов, чем социалист Сальвадор Альенде. Алессандри стремился стабилизировать переживающую трудности экономику страны путем сдерживания инфляции. Чилийское песо было заменено на эскудо, которое, в свою очередь, было привязано к доллару. Чилийцам было предложено вернуть деньги в страну, в то время как Алессандри стремился создать стабильную экономику, которая могла бы привлечь иностранные инвестиции. Когда импорт продолжал расти, экспортная экономика Чили не поспевала за ним. В мае 1960 года страна погрузилась в хаос, когда на юге Чили произошло самое мощное землетрясение за всю историю наблюдений. В результате землетрясения погибло от трех до пяти тысяч чилийцев, а два миллиона остались без крова. Ущерб был оценен в полмиллиарда долларов.
К 1960 году миграция из провинций в столицу только усугубила рост трущоб, настолько, что город был окружен «поясом бедности» (cinturón de la miseria). Сантьяго превратился в столицу третьего мира. Это не осталось незамеченным для итальянских журналистов, посетивших страну перед турниром. Corriere della Sera без всякого такта сообщает: «Эта столица [Сантьяго] — печальный символ одной из наименее развитых стран мира, пораженной всеми возможными пороками: недоеданием, проституцией, неграмотностью, алкоголизмом, нищетой... Чили ужасна, а Сантьяго — ее самое больное выражение»[26]. Другой журналист взял более саркастический тон: «Атмосфера настолько угнетающая, что некоторые федерации присылают психиатров, чтобы предотвратить депрессию своих игроков»[27]. Чили представляла себя совсем не так, хотя расхождение между реальностью и ее идеализированным представлением о себе было очевидно для всех. Может быть, Чили и находится в изоляции по ту сторону южных Анд, но она считала себя самой могущественной из андских республик. Это итальянцы прочувствовали на собственном опыте.
Чемпионат мира 1962 года стал величайшим спортивным триумфом Чили, но для многих европейских комментаторов турнир стал чем-то вроде разочарования. В журнале World Soccer арбитр международного футбола Роджер Макдональд высказал свое недовольство: «Я, например, совершенно устал от Кубка мира. Это чувство отвращения возникает не из-за четырехлетних неудач сборной Англии, а из-за нового всплеска бандитизма и садистской жестокости по всей длине и ширине Чили»[28]. Подобная жесткость, столь часто свойственная британцам, не была лишена оснований. По данным чилийской прессы, за первые три дня игры было получено более 30 травм.
В течение трех лет Чили регулярно проводила международные матчи в рамках подготовки к турниру. В 1959 году Андская республика потерпела унизительные поражения от Аргентины и Бразилии, которые разгромили ее со счетом 1:6 и 0:7 соответственно. Тем не менее, до конца года Чили удалось впервые за 43 года обыграть Аргентину. В тот ноябрьский вечер самый знаменитый сын и вратарь Чили, «Эль Сапо» Ливингстон, провел свой последний матч. Когда Ливингстон ушел с поле после его замены, на «Эстадио Насьональ» воцарилась тишина. Через несколько минут тихие голоса начали петь «La Canción del Adiós» («Прощальную песню»).
На самом чемпионате мира Чили получила преимущество, сыграв свои групповые матчи на «Эстадио Насьональ» в Сантьяго. Однако Уругваю досталось не самое удачное место. Арика была самым северным городом Чили, что было равносильно игре в Перу (в чьих границах город, собственно, и был до конца XIX века). В то время как Чили играла на полном стадионе, вмещающем более 65 000 болельщиков, уругвайцы и колумбийцы собирали по 7000 зрителей, многие из которых пересекли границу из Перу и Боливии. Уругвай никогда не проигрывал на американском континенте, но если миниатюрная республика надеялась завоевать свой третий трофей, то предтурнирная подготовка не предвещала ничего хорошего. Квалификационный раунд, включавший в себя двухматчевое противостояние с Боливией, оказался тяжелым. Несмотря на все успехи Боливии, ничья 1:1 и победа 2:1 дома были бы немыслимы еще 10 лет назад. Чтобы познакомить своих игроков с европейскими соревнованиями, AUF (Asociación Uruguaya de Fútbol) организовала турне вопреки желанию «Насьоналя» и «Данубио». Западная Германия и Чехословакия сумели забить три мяча в ворота уругвайцев, а Венгрия сыграла вничью 1:1. Но именно Советский Союз выявил слабость Уругвая к индивидуальной игре и неспособность справиться с их флангами. Уругвай не смог ответить на пять отлично забитых голов Советского Союза. Шотландия дала возможность утешительной победы в силовом поединке, но уругвайцы уже были психологически сломлены. Обыграв в первом матче дебютантов чемпионата мира Колумбию, во втором групповом матче Уругвай не смог одолеть Югославию, как это было в 1930 году. Поражение со счетом 1:3 разбило сердце уругвайского талисмана. Мануэль Молина Гонсалес был восьмидесятилетним чилийцем, которого взяли на поруки уругвайские футболисты. После поражения Молина так мучился, что умер от сердечного приступа. Команда, потерпевшая очередное поражение в противостоянии с Советским Союзом, которое гарантировало им невыход из группы, присутствовала на похоронах.
За поражением колумбийцев от Уругвая последовал катастрофический первый тайм матча против СССР, в котором они выглядели не в своей тарелке и проиграли со счетом 1:3. Но, к всеобщему удивлению, Колумбии удалось совершить эпический отыгрыш в следующие 45 минут. Маркос Колл забил с углового удара, что заметно приободрило латиноамериканцев, которые в дальнейшем забили еще два, но не раньше, чем Советы добавили еще один гол от себя. Для Колумбии, которая, тем не менее, заняла последнее место в группе, ничья 4:4 была равносильна победе.
В отличие от Бразилии, Аргентина не смогла научиться на своих ошибках. Антонио Раттин, который станет капитаном сборной Аргентины в 1966 году, не был впечатлен установкой: «Я убежден, что мы не были готовы к участию в этом чемпионате... Все было импровизировано!»[29] Позже он говорил, что это была худшая команда, за которую он играл в своей карьере. В ее первом матче против Болгарии аргентинцы забили всего через четыре минуты после начала матча, а затем просто физически закрылись. Однако Англия одержала победу со счетом 3:1 над сборной Аргентиной, усугубленную травмами, которая их сборная получила в своем стартовом матче. Аргентина уехала домой рано.
Чилийскому гостеприимству не хватало последовательности, особенно когда речь шла об Италии. Комментарии итальянских журналистов не были забыты. Это не осталось незамеченным для Адзурри, которые, будучи закиданными камнями, пытались привлечь на свою сторону бесстрастную толпу, пришедшую посмотреть на их игру с Чили, раздавая перед матчем букеты цветов. Не то чтобы этот эмоциональный подкуп изменил чье-то мнение: итальянцев встретили громкими криками. Английскому арбитру следовало бы лучше оценить атмосферу. Последовало одно из худших проявлений спортивного поведения в истории игры. Через шесть минут Леонель Санчес, который станет лучшим бомбардиром Чили на турнире, сцепился с Феррини. Через несколько минут Феррини был удален за то, что отомстил Фуйо, который ударил его ногой. Санчес, сын боксера, должен был быть удален за то, что отправил Давида в нокаут апперкотом после того, как тот сфолил на нем. Не обращая внимания на насилие, происходящее прямо у него на глазах, английский судья лишь предупредил игроков. Незадолго до перерыва Давид был удален с поля за удар по ногам Санчеса. Во втором тайме последовали два чилийских гола, второй — от драчливого Торо, который имел репутацию игрока, бьющего под любым углом и бесцельно идущего в дриблинг.
Бразилия, так ловко действовавшая четыре года назад, была уже не так расторопна, особенно сзади. Некоторые игроки относились к подкатам как к роскоши. Доктор Гослинг сделал домашнее задание, трижды посетив Чили перед турниром, где он понял, что многие команды, приезжающие в Чили, как правило, увядают во второй половине матчей. Он объяснил это низким уровнем кислорода, а не недостаточной физической подготовкой. Таким образом, у игроков увеличивалось количество красных телец. Мексика, зачастую быстрая, но слабая перед воротами, в итоге была переиграна благодаря удару головой Загалло. Пеле добавил второй мяч, обойдя на дриблинге четырех игроков и переиграв мексиканского вратаря. Однако против Чехословакии его тело сдалось. Опасаясь, что придется отказаться от участия в матче из-за травмы, Пеле не стал раскрывать свои опасения. Обыграв нескольких игроков, он нанес мощный удар, после которого мяч отскочил от штанги. Во время второй попытки забить Пеле получил мышечное растяжение. Бразилии придется продолжать играть без своего звездного игрока. Следующая игра была против сборной Испании, которая, даже без Луиса Суареса и ее импортеров из «Ривер Плейт», Ди Стефано (который сменил национальную принадлежность в 1957 году) и Хосе Сантамарии, оказалась непростым соперником. Но Амарилдо забил два метких гола, закрепив успех.
Победы Чили над Советским Союзом и Бразилии над Англией поставили латиноамериканские республики друг против друга в полуфинале. После неспешного начала турнира Англия выжала максимум из Гарринчи, который «однажды достал посланный высоко мяч так же плавно, как опускает яйцо в чашку»[30]. К своему дублю против сборной Англии Гарринча добавил еще два против чилийцев, несмотря на их попытки запугать бразильца. Когда на Зито сфолил чилиец, его реакция была жалостливой: «Это вам не поможет. Мы — Бразилия, чемпионы мира ...и готовы даже к этому»[31]. Возможно, это неизбежно, но Гарринча в конце концов не смог сдержать свою реакцию на нападение чилийцев и был удален за семь минут до конца матча; он оправдывал свои действия, утверждая, что «большую часть игры меня до бессилия провоцировали». Ближе к концу я почувствовал, что должен прикрыть свою спину. Каким-то образом мое колено оказалось в животе чилийского игрока»[32]. Тем не менее, El Mercurio похвалил бразильскую звезду, задав риторический вопрос: «С какой планеты родом Гарринча?»[33]
В то время как чилиец Ланда, удаленный за несколько минут до бразильца, пропустит матч за третье место, проступок Гарринчи был оставлен ФИФА без внимания. В финале против Чехословакии Бразилия вернулась к расстановке 4-2-4, которая притупила тактику чехов 3-3-4. Но именно ошибка Вильяма Шройфа, признанного лучшим вратарем турнира, поставила точку в матче с чехами. Всего через 15 минут после начала матча Бразилия пропустит свой единственный гол благодаря удачному забегу Масопуста. Через две минуты Амарилдо принял мяч на левом краю штрафной и забил с не самого вероятного угла. После этого удар головой Зито вывел бразильцев вперед, но именно неспособность Шройфа перехватить высокую подачу позволила Ваве поставить точку в матче. Бразилия завоевала свой второй титул чемпиона мира: теперь она сравнялась со своим миниатюрным соседом. Для Чили, забившей на девяностой минуте безголевого на тот момент матча с Югославией, третье место было равносильно победе. Как поется в одной народной песне,
мы были третьими в мире,
и для нашей земли
это всемирная слава[34].
Сильнейший среди слабых
На континенте, где долгое время доминировал атлантический триумвират Аргентины, Бразилии и Уругвая, Боливия смирилась со своими скромными футбольными традициями. Даже когда в 1950 году Ассоциация футбола Ла-Паса (AFLP) ввела профессионализм, она сохранила гибридный любительский статус. Большинство клубов не были коммерчески готовы принять профессионализм, а тем, кто был готов, пришлось искать лучших игроков за границей. В том же году Уругвай разгромил невезучих боливийцев со счетом 8:0, забив по четыре мяча в каждом из таймов.
Неудача на поле отразилась на социально-политическом ландшафте. К середине XX века Боливия оставалась полуфеодальным обществом, в котором более 70% рабочей силы было занято в сельском хозяйстве. Помещики-бездельники, в большинстве своем европейского происхождения и принадлежавшие к профессиональным классам, владели самыми большими поместьями, на которых трудились индейцы-арендаторы. Горнодобывающая промышленность фактически находилась в руках трех компаний. Несмотря на то, что огромная часть населения занималась земледелием, страна не могла прокормить себя и была вынуждена полагаться на импортные продукты питания. До национальной революции 1952 года индейских арендаторов можно было использовать для личного обслуживания своих домовладельцев — указ, существовавший до независимости и каким-то образом сохранившийся в XX веке. Неудивительно, что отношение к индейскому населению оставалось высокомерным. В 1956 году министр образования Боливии попытался объяснить коренное население следующим образом: «Индеец — это сфинкс. Он обитает в герметичном мире, недоступном для белых и метисов. Мы не понимаем ни его форм жизни, ни его психических механизмов... Тихий, молчаливый, неизменный, он живет в замкнутом мире. Индеец — это загадка»[35].
Национальная революция, в результате которой Виктор Пас Эстенсоро вернулся из шестилетнего изгнания в Аргентину, была направлена на развитие некоторых реформаторских инициатив администрации президента Гуальберто Вильярроэля в 1940-х годах. Однако Вильярроэля постигла печальная участь: в 1946 году он был повешен на фонарном столбе антиправительственными демонстрантами на площади Мурильо. Казнь, на которую, как считается, вдохновила кинохроника публичной смерти Муссолини. При Пасе Эстенсоро Националистическое революционное движение (НРД) экспроприировало крупные поместья для перераспределения, поощряло аграрную реформу, национализировало горнодобывающую промышленность и ввело всеобщее избирательное право. Боливия порвала со своим полуфеодальным прошлым. На выборах 1960 года Пас Эстенсоро выбрал лидера профсоюза Хуана Лечина в качестве своего кандидата в вице-президенты. Сын отца-ливанца и матери-боливийки, Лечин, предположительно, был принят на работу в компанию Patiño Mines за свои выдающиеся способности футболиста.
К середине 1950-х годов боливийский футбол по большей части оставался в руках AFLP, хотя клубы из других регионов были интегрированы в лигу Ла-Паса. Сан-Хосе из Оруро присоединился к команде в 1954 году и выиграл лигу, в которой теперь играли «Хорхе Вильстерманн» из Кочабамбы и «Аврора», годом позже с командой, прозванной «Los Húngaros Bolivianos» («Венгерские боливийцы»). «Вильстерманн», основанный сотрудниками Lloyd Aéreo Boliviano в 1949 году, завоевал свои первые титулы девять лет спустя. К 1960 году команда, игравшая с пятью нападающими, выиграла три чемпионата подряд. Но их участие в международных клубных соревнованиях в том году показало наивность боливийской игры.
В инаугурационном Кубке американских чемпионов (позже кубке Либертадорес) боливийский клуб сыграл с «Пеньяролем». В Монтевидео уругвайцы разгромили «Вильстерманн» со счетом 7:1, что совсем не похоже на игру национальной сборной десятью годами ранее. Блистательный Альберто Спенсер, эквадорец, который шесть раз играл за сборную Уругвая, но так и не был натурализован, забил четыре гола. El Diario посетовала на неудачное выступление «Вильстерманн» и призвала к реструктуризации боливийского футбола с учетом его расовых преимуществ, чтобы стране не пришлось терпеть такое неравенство в технике. В ответном поединке страна добилась ничьей 1:1, хотя влияние высокогорья, несомненно, сыграло свою роль. В следующем году «Вильстерманну» повезло, что клуб не попал на действующих чемпионов, «Пеньяроль», или на сильный «Палмейрас». Соперником была команда «Санта-Фе», и победа 3:2 в Кочабамбе дала боливийцам шанс пройти дальше. В Боготе «Санта-Фе» удалось забить лишь один гол. Когда клубы сравнялись по разнице мячей, президент Ассоциации футбола Кочабамбы (AFC) попытался устроить решающий матч в «нейтральной» Боготе, взывая к панамериканской солидарности: «Мы считаем Колумбию своей страной»[36]. Но когда дело дошло до жеребьевки, а не до решающего матча, Боливия оказалась склонна к невезению.
В 1963 году Боливия впервые приняла у себя Чемпионат Южной Америки. Чтобы улучшить неудачные результаты страны на международной арене, боливийская федерация обратилась к бразильскому тренеру. Данило Алвим играл за великую команду «Васко да Гама» — «Expresso da Vitória («Победный экспресс) в 1940-х и начале 1950-х годов, но он также был участником величайшей катастрофы Бразилии в финале чемпионата мира 1950 года. Боливийская пресса посчитала Алвима птицей дурного предзнаменования, когда за месяц до турнира национальная команда уступила Парагваю со счетом 0:3 и 1:5 в Copa Paz del Chaco (Мирный кубок в Чако). Ондино Виера, бывший тренер «Васко да Гама», перехитрил Алвима. Бразильца стали обвинять в невежестве и отбрасывании национального спорта назад, хотя на самом деле идти ему было не так уж далеко.
Однако турнир 1963 года стал кульминационным моментом в ничем не примечательной спортивной истории страны. В своем первом матче против посредственного Эквадора Боливия добилась достойной ничьей со счетом 4:4. Однако в следующих четырех матчах ей удалось одержать победы над Колумбией, Перу, Парагваем и Аргентиной. В заключительном матче против Бразилии, Боливии нужно будет сыграть лучше, чем сборная Парагвая, чтобы обеспечить себе чемпионство. В последний день турнира боливийцы обыграли Бразилию со счетом 5:4, а Парагвай смог добиться лишь ничьей с Аргентиной. В конце матча Алвима подняли на плечи побежденные бразильцы, которые сопровождали победивших боливийцев на круге почета. Президент не имеющей выхода к морю республики Виктор Пас Эстенсоро сказал: «Боливия смогла организовать турнир, а ее игроки — выиграть его»[37]. В следующем году Пас Эстенсоро сам стал жертвой восстания. Командующий армией генерал Овандо резко заявил: «Я отвезу вас либо в аэропорт, либо на кладбище. Что выбираете?»[38] Не чуждый изгнания, Пас снова покинул страну.
Хотя Боливия играла в лучший футбол и заслужила свою победу, турнир прошел не на самом высоком уровне. Уругвай и Чили решили не играть; последнее — из-за напряженных дипломатических отношений с принимающей страной в связи с тем, что боливийцы назвали «неизбежной географической агрессией». Аргентина же выставила резервную сборную, без игроков «Боки Хуниорс» и «Ривер Плейт». Тем не менее, после победы Боливии над риоплатенсе со счетом 3:2 газета El Diario назвала выступление аргентинцев лучшим из того, что AFA предлагала на чемпионатах мира 1958 и 1962 годов. Несмотря на то, что Аргентина играла на высоком уровне, по сравнению с ней жестокий матч против Перу показался более легким, чем противостояние Чили - Италия в прошлом году. Бразилия, чей послужной список в этом соревновании был не слишком удачным, решила выставить команду из Минас-Жерайса в качестве награды за хорошую игру.
В 1967 году Чемпионат Южной Америки вернулся в Монтевидео, где Уругвай никогда не проигрывал турнир. В первом матче Уругвай обыграл боливийцев со счетом 4:0, но впереди было только худшее. После мужественной борьбы с Аргентиной и Парагваем, которым она уступила с разницей в один мяч, Боливия была разгромлена Венесуэлой со счетом 3:0. Масштабы проигрыша не остались незамеченными боливийским историком Пеньялосой: «Венесуэла, единственная южноамериканская страна, которая позволила нам отделиться от мысли, что мы не последнее колесо телеги, разгромила нас со счетом 3:0, что, наверное, больнее, чем если бы нас обыграла Аргентина со счетом 6:0»[39]. После пяти матчей Боливия набрала всего одно очко и не забила ни одного гола. Спустя четыре года после своего величайшего триумфа она официально стала худшей командой Южной Америки.
К концу десятилетия бесчестье сменилось трагедией. Команда «Зе Стронгест», выступавшая в лиге Пасьеньо с 1908 года, была приглашена Ассоциацией футбола Санта-Крус принять участие в памятных товарищеских матчах по окончании сезона. В Ла-Пас команда так и не вернулась. 26 сентября 1969 года самолет DC-6 авиакомпании Lloyd Aéreo Boliviano, на борту которого находились 74 пассажира, потерял всякую радиосвязь. Потребовалось 24 часа, чтобы установить, что из-за тумана и плохой видимости самолет упал в горы. На борту было 16 игроков из команды «Зе Стронгест». Эта трагедия вызвала чувство панамериканской солидарности. Альберто Армандо, президент «Боки Хуниорс», предложил четырем своим игрокам провести матч в честь клуба из Ла-Паса и «Ла Бомбонеру» для его проведения.
Смерть на трибунах
Если на поле насилие всегда было выражением яростного соперничества, то вскоре оно начало сказываться и на трибунах. В 1955 году Чили впервые за десять лет провела Чемпионат Южной Америки. Учитывая, что Бразилия отказалась от участия, а Уругвай после героического выступления в Швейцарии льстил себе и хитрил, это был лучший шанс для Чили обеспечить себе чемпионство. Уругвайцы добились ничьей с хозяевами, а затем были разгромлены со счетом 6:1 разъяренной Аргентиной. Уругваю так не повезло в этот день, что блестящий Лабруна был вынужден вернуться на поле после замены, когда его сменщик оказался в нокдауне. Чили нужна была только победа над аргентинцами на «Эстадио Насьональ», чтобы заполучить трофей, но турнир закончился трагедией еще до начала матча. Предвкушение финала было таким, что около 30 000 зрителей пришли заранее. Когда двери открылись, толпа хлынула на стадион, и в завязавшейся схватке погибли шесть человек. По данным журнала Vea: «Толпа топтала, сминала, расплющивала, наступала и толкала. Количество погибших: пять человек погибли на месте.»[40] Стадион, рассчитанный на 50 000 зрителей, на 20 000 превысил свою вместимость. Это был не последний раз, когда на главном стадионе Сантьяго пролилась кровь.
В мае 1964 года в Лиме произошли одни из самых страшных беспорядков, когда-либо происходивших на футбольном стадионе. Отборочный матч к Олимпийским играм в Токио между сборными Перу и Аргентины на заполненном до отказа «Эстадио Насьональ» всегда обещал быть напряженным. С момента спорного четвертьфинала в 1936 году Олимпийские игры поразили воображение перуанцев. За прошедшие годы ее послужной список не был выдающимся: страна не попала ни на один Кубок мира между первым турниром в Монтевидео и Мексикой в 1970 году, а на Олимпийских играх 1960 года в Риме одержала лишь одну единственную победу над Индией. Теперь Перу нужна была ничья с Аргентиной, чтобы квалифицироваться на игры в Токио.
Аргентина повела в счете 1:0 благодаря усилиям Нестора Манфреди, и только через две минуты Перу удалось сравнять счет благодаря случайному голу, отскочившему от одного из игроков. Эйфория была недолгой, когда уругвайский судья не засчитал гол, наказав перуанцев за грубость. Это решение вызвало одобрительные возгласы со стороны возбужденной толпы. Тем временем двое болельщиков преодолели ограждение по периметру, но с ними разобралась местная полиция. (Один из нарушителей порядка подвергся жестокому обращению). Зрители были в ярости. Они разожгли костры и стали бросать кирпичи на поле. Чтобы подавить начавшиеся беспорядки, командир полиции отдал приказ пустить по трибунам слезоточивый газ. Из-за этой грубой глупости фанаты в панике бросились к запертым воротам. В суматохе погибли 312 болельщиков (90% из них — от удушья) и более 500 получили ранения. Несмотря на трагическую гибель людей, беспорядки перешли на окруженные улицы, где поджигали автомобили и здания. Трое полицейских погибли: один был повешен на собственном галстуке, а другого сбросили с трибуны на поле. Для Хорхе Басадре, перуанского историка, бунт был выражением глубинных противоречий в неравном обществе: «Наши люди, особенно низшие классы, полны напряжения и разочарования, темных, сдерживаемых страстей и гнева. Под влиянием демографического взрыва и бедности масс эта ситуация становится все более острой... Эти люди потеряли часть своей веры и надежды. Когда такое происходит, то порой люди ведут себя скорее как грубияны, чем как люди»[41].
Перуанскому футболу не чужды трагедии. В 1930 и 1931 годах «Белла Виста» из Монтевидео совершила обширное турне по Северной и Южной Америке под руководством капитана олимпийской сборной Уругвая Хосе Насацци. Матч с «Арекипой», за которым наблюдал буйный контингент перуанских солдат, превратился в хаос во время вручения кубка победившим уругвайцам. Недовольный солдат направился к полю, но был побит плоской стороной полицейских мечей. Когда товарищи солдата попытались прийти ему на помощь, полиция начала стрелять в толпу. В результате беспорядков погибли пять человек, хотя демонстранты после событий все еще требовали отмены результата матча.
В июне 1968 года Superclásico (Супердерби) между командами «Ривер Плейт» и «Бока Хуниорс» не оправдало своего названия, завершившись утомительной безголевой ничьей. Однако этот матч стал печально известен как величайшая футбольная катастрофа Аргентины. Более 90 000 зрителей наблюдали за игрой до того, как болельщики «Боки» направились к выходу. Вход в Puerta 12 (Ворота 12) был тускло освещен, и в лавине тел 71 болельщик был раздавлен насмерть и 150 получили ранения, многие из них были подростками. «Атмосфера была опасной. Некоторые болельщики жгли флаги «Ривера». Другие бросали петарды, монеты и стаканы с мочой в тех, кто находился на нижних рядах», — вспоминал один из очевидцев[42]. В соответствии с традициями аргентинского правосудия, расследование трагедии не привело к установлению виновных. Этому не способствовало несколько противоречивых объяснений того, почему выход был заблокирован. Некоторые очевидцы вспоминали, что видели ворота запертыми, а другие сказали, что турникеты все еще были на месте и не были убраны до конца матча. (Ворота на стадионы обычно открывались за 15 минут до начала второго тайма). Барра брава «Боки», la doce (двенадцатый человек), склонные к хулиганству, считают, что ворота были оставлены полуоткрытыми, чтобы полиция могла задержать нарушителей порядка.
Конную полицию обвинили в применении дубинок против выходящих фанатов, которые были вынуждены отступить. По мнению бывшего президента «Ривер Плейт» Уильяма Кента, «болельщики отвечали на зов природы кофейными чашками и бросали мочу и экскременты в конную находящуюся на улице полицию». Это спровоцировало полицейские репрессии, а затем и трагедию»[43]. К концу года AFA и клубам лиги удалось собрать 32 млн. песо для семей погибших.
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где только переводы книг о футболе, другом спорте (и не только).
