Рори Смит «Мистер» 3. Отдавайте кесарю кесарево
***
На эмблеме «Барселоны» изображен крест Святого Георгия. Он там уже более века, рядом с желто-красным флагом Каталонии. Он читается как «Сан-Жорди», как называют святого в Каталонии, но есть и другой способ его прочтения.
Теперь это клуб, который рассматривает себя и как решительно местный институт, и как грозный международный бренд. Он использовал свою идентичность как место сбора каталонского национализма, как единственное место в течение мрачных четырех десятилетий, проведенных под диктатурой Франко, где можно было говорить на национальном языке, как самый мощный символ собирающейся кампании за независимость, и превратил ее в то, что привлекает сторонников по всему миру. Его игровой состав иллюстрирует эту дихотомию: плеяда звезд со всего мира и ядро вундеркиндов, выращенных в традиционном фермерском доме Ла Масия — так называется молодежная академия клуба, где им с детства прививали все, что значит «Барселона», все, за что она стоит. Хави Эрнандес и Жерар Пике по-своему являются таким же выражением каталонской идентичности, как Жоан Миро и Гауди. И все же есть одно исключение, один уголок их сердца и один уголок их флага, который почему-то кажется чем-то совершенно иным: не новым, не международным, и не старым, не местным, а навсегда Англией.
Эта связь восходит к основателям клуба. Трое из тех, кто создал команду в 1899 году — Уолтер Уайлд, Джон и Уильям Парсонс — были англичанами; двое из самых известных первых игроков — братья Витти — тоже. Но эта связь выходит за рамки далекой истории и простирается на очень современный характер клуба. Тики-така, доктрина быстрого и короткого паса, неразрывно ассоциируется с «Барселоной» и Каталонией. Это была философия, которая помогла Пепу Гвардиоле, а затем Луису Энрике превратить «Барселону» в лучший клуб планеты за последнее десятилетие. Благодаря Хави, Пике и остальным c, сборная Испании завоевала мир, выиграв три крупных турнира подряд в период с 2008 по 2012 год. Если и признается какое-либо иностранное влияние на его развитие, то это влияние Ринуса Михелса, Франка Райкарда и, в частности, Йохана Кройффа, который заложил принципы Ла Масии и создал первую Команду мечты клуба. Тики-така — голландское по вдохновению, каталонское по исполнению. Однако, как и герб, она в каком-то смысле английская.
Как мы увидим далее, многие идеи, которые помогли превратить Михелса и Кройффа в две наиболее значимые фигуры в развитии европейской игры, были заложены в их сознание Виком Бакингемом. Терри Венейблс также заслуживает более чем беглого упоминания: в середине 1980-х годов он заложил основу для создания Команды мечты Кройффа. Однако все это было бы невозможно, если бы не работа, проделанная фигурами, которые появились в истории «Барселоны» гораздо раньше, людьми, чье наследие было искажено или даже разрушено временем, чье значение было почти утрачено даже для клуба, который они помогли создать.
Альф Спаунсер прибыл в Испанию в октябре 1923 года. Он был рекомендован в «Барселону» Фредериком Уоллом в Футбольной ассоциации Англии. Он был неплохим игроком, сыграв один матч за свою страну и сделав прекрасную карьеру в «Ноттингем Форест», и он, не теряя времени, представил своей новой команде то, что можно описать как его десять заповедей о том, как он хотел, чтобы они играли. Они были полностью опубликованы в газете Libertad несколькими днями позже.
Во-первых, ты никогда не являешься личностью. Передай мяч игроку, который находится в лучшей позиции, чем ты. Второе: помни, что один игрок никогда не сможет обыграть 11 игроков. Сплоченность и усилия каждого — залог победы. Третье: неважно, кто забивает голы, главное, чтобы их забивала наша команда. Четвертое: всегда играйте мячом по земле, потому что играть по воздуху пока невозможно. В-пятых, всегда держи мяч в движении от одного игрока к другому, потому что, если ты удерживаешь его слишком долго, ты даешь обороне время на организацию. Шестое: всегда помогай игроку, когда он оказывается в затруднительном положении. Седьмое: никогда не считай другую команду слабой и не прекращай игру, пока не услышишь свисток. Восьмое: хорошая атака — лучшая защита. В-девятых: жестокий, запоздалый или ранний подкат [игрок] попадает в немилость. Десятое: оставайся в хорошей физической форме, не кури и не злоупотребляй алкоголем.
Таковы принципы Спаунсера, краеугольные камни того, что сегодня назвали бы его тренерской философией, и все же они легко могли бы быть написаны Гвардиолой или даже Кройффом. Уже в 1923 году «Барселоне» было приказано играть по земле и держать мяч в постоянном движении. Каталонская тики-така может быть гораздо старше, чем принято считать.
На «Лес Кортс», первом доме «Барселоны», Спаунсер провел всего один сезон. Он вернулся в Англию в марте 1924 г. после тяжелого поражения в полуфинале Кубка Испании, когда его команду обыграл «Реал Ирун» Стива Блумера, а икона «Дерби» взял верх над бывшим игроком «Ноттингем Форест». По меркам многих первых английских тренеров «Барселоны», это было не так уж плохо: в 1912 г., когда клуб впервые назначил специалиста, за несколько месяцев их сменилось три. Билли Лэмб, бывший игрок «Арсенала»; человек, которого в местной прессе того времени называли Бароном, Барреном и Барзоном; и Джек Алдерсон, вратарь, который взял на себя роль тренера, самое большее, на несколько игр в декабре того же года.
У одного из их соотечественников дела обстояли значительно лучше. Джек Гринвелл прибыл в Каталонию в 1912 году. Первоначально он был нанят в качестве игрока, но в течение большей части следующего десятилетия он также будет работать в качестве менеджера клуба. Он повлиял на карьеру многих из самых знаменитых игроков в ранней истории «Барселоны» — среди них нападающий-рекордсмен Паулино Алькантара и генерал полузащиты Жозеп Самитьер — и заложил основы приверженности клуба атакующему футболу. Он был человеком, который руководил тем, что сейчас называют первым золотым веком «Барселоны». Он из тех людей, которые должны стоять если не совсем рядом с Жоаном Гампером, основателем клуба, то уж точно чуть ниже него, считаясь одним из тех, кто превратил клуб в сверхдержаву.
Он он не стоит. Слишком часто о нем забывают, сводя его десятилетие в клубе лишь к нескольким фразам, паре любопытных анекдотов и беглому списку трофеев. Даже среди тех, кому поручено курировать историю клуба, его роль в ней в лучшем случае неправильно понимается, а в худшем — игнорируется. Легко понять, почему его хронология была искажена: его жизнь сохранилась только фрагментами, мимолетными упоминаниями в газетных вырезках цвета сепии, охватывающих более 20 лет. Однако, когда туман времени рассеивается, когда кусочки начинают собираться воедино, можно увидеть, что именно сделал Джек Гринвелл. Больше, чем кто-либо другой, он придал «Барселоне» ее английскую душу.
Гринвелл — уникальный случай. Его путь к тренерской карьере сильно отличался от пути Фреда Пентланда и Стива Блумера, которые последовали за ним в Испанию почти десять лет спустя. Таким же было и его происхождение. Он родился в 1884 г. в городе Крук, к югу от Сандерленда, и хотя в 17-летнем возрасте был достаточно способным игроком, чтобы быть принятым в команду «Крук Таун», выступавшую в любительской Северной лиге, он так и не стал профессионалом. Он провел 11 лет, играя за «Крук»: его последний матч состоялся в декабре 1911 года. Среди немногих британских игроков и тренеров, которые уехали за границу, он, похоже, делал это исключительно за свой счет. У него не было сети контактов, которые могли бы помочь ему найти прибыльную преподавательскую должность. Он не был востребован как бывший игрок сборной. У него не было никакой известности на родине, и поэтому он не привлекал внимания прессы. Все те, кто покинул Англию в первые годы XX века, чтобы распространить слово об игре, были авантюристами, но Гринвелл был особенно честолюбив. Он был сыном шахтера, который каким-то образом добился своего.
Несмотря на то, что это придает его истории привлекательную таинственность, у нее есть один существенный недостаток. Остались обрывки его жизни, следы на обломках, позволяющие собрать воедино то, куда он ходил и что делал, кем он был и почему имел значение. При всем том, что мы знаем, есть ряд вещей, которые мы знать не можем: то, что Дональд Рамсфельд мог бы назвать известными неизвестными.
Первое — это то, как все начиналось. Благодаря архивам La Vanguardia мы знаем точную дату его первого матча за «Барселону». 1 сентября 1912 года первая команда клуба встретилась со своими резервистами в тренировочном матче. Гринвелл появился в стартовом составе первой команды и явно произвел впечатление на корреспондента газеты. «Он направляет мяч туда, куда он хочет». Довольно скоро он стал постоянным игроком основного состава команды. К октябрю, всего через несколько недель после того, как он впервые тренировался со своими новыми товарищами по команде, Mundo Deportivo, ежедневная спортивная газета, которая была так же одержима хитросплетениями жизни в клубе, как и сейчас, описывала его как «известного игрока Гринвелла». В том же месяце он блистал в игре против «Нумансии», «показав, что он прекрасный игрок и отлично разбирается в футбольных практиках».
Чего мы не знаем, так это того, что вообще его туда привело. Должно быть, он прибыл в Испанию в первые месяцы 1912 года; скорее всего, он доиграл сезон 1911/12 за «Крук», а затем летом отправился в путешествие. Почему, однако, остается загадкой.
Наиболее распространенная теория неудовлетворительна. В 1909 году Гринвелл был приглашён играть за «Вест Окленд Уондерерс», другую команду Северной лиги, в качестве гостя на Сэр Томас Липтон Трофи, клубном турнире, который многие считают своего рода неофициальным предшественником чемпионата мира. Он поехал с командой в Турин и помог ей победить представителей Германии, Италии и Швейцарии. Долгое время считалось, что «Барселона» заметила его в Турине, а затем, три года спустя, предложила ему к ним присоединиться. Но это не объясняет, почему на турнире, в котором не участвовала ни одна испанская команда, был представитель испанской команды, ни почему они ждали три года, чтобы подписать его.
Это не единственная версия, но ни одна из других не является более убедительной. Одна из них гласит, что швейцарец Жоан Гампер, который был движущей силой «Барселоны» в первые годы ее существования, встретил его во время поездки в Англию и убедил его переехать в Испанию. Опять же, реализм бросает нелестный свет на эту историю: нет никаких причин, по которым Гампер должен был находиться на северо-востоке Англии, или даже каких-либо записей о том, что он туда ездил, и тем более что он должен был случайно посмотреть на игру «Крук Тауна» во время своего визита. Другая предполагает, что он остался после того, как играл за «Крук» или «Вест Окленд» во время их турне в Барселоне. Здесь в дело вмешивается история: Гринвелл уже был в «Барселоне» в сентябре 1912 года. «Вест Окленд» прибыл в Испанию лишь в декабре того же года; «Крук» же приехал только в апреле 1913 года. Переход Гринвелла предшествовал обоим турне.
В чем мы можем быть уверены, так это в том, что ряд британских любительских команд посещали Барселону в первые годы XX века. В 1910 году там побывал «Кардифф Коринтианс», а в 1911 и 1912 годах в городе гастролировали команды из Лондона — «Нью Крусейдерс», «Вулвич Политехник», «Пламстед» с участием Чарли Бакэна и «Юнайтед Хоспиталс». Нет никаких доказательств того, что Гринвелл, который никогда не играл за пределами Северо-Востока, имел какую-либо связь с какой-либо из этих команд, и он не мелькает ни в одной из составов, которые они выбирали для своих игр. Тем не менее, остается вероятность, что он либо был частью гастролирующей группы, либо получил известие от друга, что в городе есть возможности для игроков-любителей. Еще более простое объяснение может заключаться в том, что он просто уехал из дома в Испанию по причинам, не связанным с футболом: по крайней мере, один историк предположил, что, возможно, он работал в английской компании в Барселоне и был рекомендован клубу Мануэлем Торресом, их первым настоящим сотрудником, без отсылок на его опыт работы в «Круке».
Почему он поселился в Испании — не единственная дыра в его истории. Его уход также окутан сомнениями. Опять же, можно относительно точно датировать его уход: в мае 1936 года он только что закончил свою первую кампанию в качестве тренера хихонского «Спортинга». После одного из своих последних матчей — поражения от «Барселоны» со счетом 0:4 — он дал интервью Mundo Deportivo. Судя по всему, у него не было непосредственного намерения покидать страну. Его команда, по его словам, была наполнена «парнями и несколькими любителями, но все они дисциплинированы». Он был уверен, что «в следующем году у нас будет команда», способная конкурировать. Позже в том же месяце он должен был провести благотворительный матч на «Эль Молиноне», домашнем стадионе «Спортинга». Должен был приехать Рикардо Самора, легендарный вратарь, с которым Гринвелл работал в «Барселоне».
Однако в какой-то момент в течение следующих нескольких месяцев его планы изменились. Почему это произошло понятно сразу: в июле 1936 года Испания скатилась к гражданской войне. Гринвелл знал об изменении политического климата и отправил свою семью обратно в Англию еще в 1934 году, когда напряженность только нарастала. Ему не дали шанса увидеть, что станет с этой командой из Хихона. Можно с уверенностью сказать, что к сентябрю того же года он покинул страну. В том же месяце любительская сборная Каталонии отправилась в Париж на товарищеский матч. Один из игроков, доктор Амиго, сообщил Mundo Deportivo, что с ним связался Гринвелл. Он прибыл во французскую столицу для собеседования в «Расинг Клуб Олимпик». «Он слышал, что в гости приехала каталонская команда, — говорит Амиго. — У него не было времени, чтобы навестить нас и дать совет, и он не смог помочь нам во время игры, как ему бы хотелось, потому что у него была встреча с "Ред Стар". Похоже, он договорится с "Ред Стар" о том, что будет их тренировать».
По всей вероятности, он ушел значительно раньше; скорее всего, в течение нескольких дней или, самое большее, недель после начала войны. История — согласно как его семье, так и тем немногим кратким биографиям Гринвелла, которые появились в официальных историях «Барселоны» — гласит, что он сел на последнее судно из города, который так долго был его домом, не в силах спасти ничего из своего имущества и был вынужден попрощаться с построенной им жизнью.
Это захватывающая история, но ее невозможно полностью проверить. Мы даже не можем быть уверены в том, что он находился в Барселоне; поскольку его семья проживала в Англии, а работодатели — в Хихоне (Астурия), не сразу можно понять, зачем ему было возвращаться в Каталонию. Мы знаем только то, что ему удалось выбраться, а значит, его пребывание в Испании связано с двумя неизвестными: что его туда привело и как он оттуда уехал.
К счастью, за прошедшее время ситуация прояснилась. За эти 24 года туман рассеялся, чтобы показать портрет, профессиональный и личный, одного из самых важных персонажей в истории «Барселоны», испанского футбола и влияния Англии на мировой футбол. Здесь она впервые собрана воедино из пожелтевших газетных вырезок, давно забытых свидетельств тех, кто был там, и, что особенно важно, воспоминаний о нем, переданных через его семью. Создание истории Джека Гринвелла было кропотливым процессом, который стал чем-то похожим на труд любви, но чрезвычайно стоящим. Слишком долго ему не находили места в истории и статуса, которого он заслуживал, даже в клубе, которому он так хорошо служил: для «Барселоны», прежде всего, станет сюрпризом, что самым долгоработающим менеджером в ее истории является не Йохан Кройфф, элегантная суперзвезда, а мягкий гигант из графства Дарем.
Самой большой чертой Гринвелла как игрока, кажется, была его универсальность. Его лучшей позицией — той, на которой он провел большинство из своих 88 матчей за клуб — была полузащита, позиция, которая тогда называлась левым хавом, хотя были времена, когда он также играл в обороне и нападении, а в одном примечательном случае он даже занял место вратаря после того, как основной игрок получил травму. Где бы он ни играл, он действовал, согласно Mundo Deportivo, с «большим динамизмом и великолепным контролем мяча». Когда «Ноттс Каунти», профессиональная команда Футбольной лиги и «самая совершенная команда, которая когда-либо приезжала», встретилась с «Барселоной» в 1914 году, Гринвелл был, согласно сообщениям, самым впечатляющим игроком на поле. Он считался мотором команды, ее двигателем, пока в 1917 году не занял пост тренера.
Такова, по крайней мере, официальная версия, которую «Барселона» считает верной. Реальность может быть существенно иной. Как мы уже видели, Гринвелл был не единственным, кто прибыл в клуб в 1912 году, когда «Барселона» наняла трех английских тренеров: Лэмб, таинственный Барон, Баррен или Барзон и, наконец, в декабре Алдерсон.
Вполне вероятно, что Гринвелл приложил руку к этому последнему назначению. В декабре 1912 года в город прибыл «Вест Окленд», чтобы сыграть пару товарищеских матчей. Джек Алдерсон, когда-то товарищ Гринвелла по «Круку», был среди них. Матчи вызвали большой ажиотаж в Каталонии. Mundo Deportivo опубликовала список всех игроков гостей, каждый из которых кратко описал свою позицию и способности. Они расточали похвалы любительской команде, отмечая, что они «выиграли ряд важных трофеев, включая Кубок Дарема и Кубок Нортумберленда». Первая игра, состоявшаяся 20 декабря, оправдала ожидания: это была «самая великолепная футбольная выставка», гости произвели впечатление в первом тайме, после чего начали сказываться стрессы и напряжение их «долгого и усыпанного несчастными случаями путешествия». Две команды снова встретились друг с другом неделю спустя, прежде чем шахтеры и судостроители из Западного Окленда начали свой путь домой.
Алдерсон с ними не поехал. Его уговорили остаться в Испании и занять пост тренера. Немыслимо, чтобы его друг, прямо или косвенно, не сыграл какой-то роли в принятии этого решения. Алдерсон, к сожалению, не продержался и месяца. В январе 1913 года он получил предложение играть за «Ньюкасл Юнайтед», а через несколько дней дебютировал в матче против «Арсенала» в Футбольной лиге. Десять лет спустя, после перехода в «Кристал Пэлас», он сыграл один матч за сборную Англии.
«Барселона», лишившись вратаря и тренера, рассчитывала на то, что Гринвелл займет хотя бы один из постов. Он упоминается как entrenador еще с 1913 года, а Mundo Deportivo описал команду «Барселона» как «созданную так, как задумал Гринвелл» в марте того же года. Конечно, когда он был арестован на Лас-Рамблас в ноябре, сатирический журнал ¡Cu-Cut! описал скандал как позор для менеджера клуба, но не стал упоминать, почему он был задержан. Летом 1916 года он был приглашен в Пальму, на остров Майорка, чтобы провести тренировочный семинар для местных игроков. Судя по всему, его правление не продлилось и шести лет, как утверждают некоторые источники. Первый период Гринвелла в качестве тренера «Барселоны» длился десять лет. Это очень важно. Долгое время считалось, что Йохан Кройфф является самым долгоиграющим тренером клуба: он руководил клубом восемь лет в 1980-х и 1990-х годах. Гринвелл, казалось, пробыл там дольше.
Причина путаницы в том, что произошло в 1917 году. Согласно официальной истории «Барселоны», в том году клуб назначил англичанина по имени Джон Барроу своим первым штатным тренером. Это не увенчалось успехом: он продержался всего несколько месяцев, прежде чем был уволен, потому что, по словам одного наблюдателя, «вино было его лучшей и единственной целью». Считается, что именно тогда началось правление Гринвелла в качестве менеджера, а не в 1913 году.
Сомнения витают вокруг всего эпизода с Барроу. Гринвелл, как мы видели, был entrenador задолго до 1917 года. Не исключено, что это просто случай семантики: Гринвелл был игроком, который взял на себя ответственность за тренировки и выбор состава команды; возможно, Барроу был первым тренером-специалистом, присоединившимся к клубу. Есть, однако, и более серьезный знак вопроса — существовал ли Барроу вообще.
Читая издания Mundo Deportivo и La Vanguardia того периода, становится ясно, что они упомянули бы о смене руководства в клубе, даже если бы это было просто восстановление Гринвелла в чисто игровой роли и назначение над ним преданного тренера. Но ничего такого нет. Даже упоминания среди всего этого криминалистического освещения. Только в конце 1920-х годов всплывает имя Барроу и его печальное окончание правления.
Одно из возможных объяснений этому исходит от CIHEFE, группы независимых историков испанского футбола. Они предположили, что, возможно, Барроу, который предположительно возглавил команду в 1917 году, на самом деле является Барреном, Бароном или Барзоном, который тренировал команду до краткого пребывания Алдерсона в 1912 году, и что за прошедшее столетие временные рамки покрылись туманом. Говорят, что в 1917 году в городе был только один Барроу: эксцентричный промышленник, который мог бы подойти под определение энофила [Знаток вина, прим.пер.], но не имел очевидного отношения к футболу. Какой бы ни была правда об этих нескольких месяцах, все сходятся во мнении, что к марту 1917 года Гринвелл стал постоянным менеджером клуба, либо после короткого перерыва, либо в середине непрерывного десятилетнего периода на этой должности, с зарплатой в 12 тыс. песет за сезон и на пороге самых славных нескольких лет его пребывания в «Барселоне».
К 1919 году сформировалась первая великая команда клуба. В ворота Гринвелл подписал Рикардо Самору, которого многие считали лучшим вратарем континента перед Второй мировой войной. Полузащиту патрулировал 17-летний Жозеп Самитьер, который впоследствии стал самым высокооплачиваемым игроком в Испании. В атаке все было сосредоточено на Паулино Алькантаре. В предыдущем сезоне Гринвелл подумывал о том, чтобы использовать его в защите, но после того, как и игрок, и болельщики клуба яростно запротестовали, он всего через пару игр смягчился. Алькантара был восстановлен в атакующей линии. Он стал лучшим бомбардиром «Барселоны» в истории, его рекорд не был побит почти столетие до прихода Лионеля Месси.
В эпоху, когда Испания еще не могла похвастаться полноценной национальной лигой, эта команда может претендовать на звание лучшей в стране. В 1920 и 1922 годах они дважды выигрывали Кубок Испании, а в 1919/22 годах — региональные соревнования в Каталонии, выиграв четыре титула местной лиги подряд в период с 1919 по 1922 год. Было бы легко приписать этот успех качеству игроков, находящихся в их распоряжении, но для Гринвелла это было бы медвежьей услугой. Он мог бы остаться верным схеме 2-3-5, которую он знал по Англии и которая была ортодоксальной по всей Испании. Его самый известный тактический эксперимент — игра с Алькантарой в качестве защитника — не был ни продолжительным, ни успешным. Но его влияние простиралось далеко за пределы того, что ожидалось от менеджеров в Англии. Его физическая подготовка опережала свое время, и его игроков поощряли выполнять упражнения на расслабление и перепрыгивать препятствия, чтобы улучшить свою ловкость. Он делал акцент на атаке: как отметил писатель Джимми Бернс, в какой-то момент в его распоряжении было около 35 нападающих, и всего 14 защитников. Он усердно работал со своими игроками — обычно он встречал жалобы на то, что они устали, ответом: «¡Caramba! Представьте себе, как вам было бы тяжело, если бы вам пришлось выполнять работу [трудолюбивого секретаря клуба] Мануэля Торреса», но он делал это специально. Он хотел, чтобы его команда играла в более быстром темпе и с большей интенсивностью, чем любой из их соперников. В лице Алькантары, Саморы и Самитьера у «Барселоны» были инструменты для создания чего-то особенного, но именно Гринвелл позаботился о том, чтобы они были достаточно подготовленными, чтобы выполнять свою работу.
Возможно, лучшим показателем того, насколько высоко его ценили в клубе, является то, что в 1931 году, через восемь лет после того, как его первый период на посту главного тренера подошел к концу, его пригласили снова. В предыдущих двух сезонах «Барселона» уступала в борьбе за титул всепобеждающему «Атлетику Бильбао» Фреда Пентланда. После президентских выборов было решено, что должен быть процесс «обновления». Первым шагом было возвращение Гринвелла. «Никто не обладает таким авторитетом, знаниями и не ассоциируется с каталонским характером так, как он», — писала газета ABC. Не было никаких сомнений в том, что он сможет «получить серьезные плоды от своих игроков», и он с трудом мог устоять перед призывом клубной сирены. Особое место в его сердце занимала не только «Барселона», но и весь город. Он поселился там со своей первой женой, Флоренс Элизабет Мур, после их свадьбы в 1922 году. Он пережил трагедию и травму, связанную с ее смертью при родах два года спустя. В 1929 году в британском пабе в городе он встретил свою вторую жену, Дорис Мэй Рубинсон. Когда-то она была хористкой в парижском театре «Мулен Руж» и выступала там со своей танцевальной труппой. Они жили в благоустроенной квартире на фешенебельном Камино Реал вместе с их дочерью Кармен. Гринвелл был частью структуры Барселоны. Город был его частью.
Футбол был не единственной тетивой лука Джека Гринвелла. Точно так же, как будучи игроком, он мог занять любую позицию на поле, где это было необходимо, так и как тренер он был способен переключить свое внимание на другие виды спорта. Находясь в Барселоне, он проводил время, тренируя боксеров города, завоевав немалое уважение и в этой дисциплине. В 1927 году, в возрасте 43 лет, он отправился в Валенсию вместе со своим партнером Жилем Матеусом, чтобы принять участие в национальном чемпионате Испании по теннису. «Они очень хорошо играют в этот вид спорта, как по отдельности, так и вместе», — писала одна газета. Сын шахтера из Сандерленда был кем-то вроде человека эпохи Возрождения.
Тем не менее, именно в качестве футбольного тренера он выковал свою репутацию и оставил свое величайшее наследие. После того, как его пребывание в «Барселоне» подошло к концу, он провел два года в одном из самых скромных клубов города, «Сантс», прежде чем перейти в «Кастельон» — команду, базирующуюся на побережье, к северу от Валенсии — в 1925 году. Ему приписывают превращение вечно немодной, провинциальной команды в одну из самых эффективных в Испании, и после двух сезонов там его работа привлекла внимание «Эспаньола», где он пребывал до 1930 года и, возможно, наслаждался своим самым выдающимся триумфом.
Тогда, как и сейчас, «Эспаньол» был второй командой Барселоны. Они существовали исключительно в тени своих соседей и соперников. Гринвелл перевернул ситуацию. В декабре 1928 года его «Эспаньол» выиграл чемпионат Каталонии — шестой раз в качестве тренера, а затем, два месяца спустя, стал еще лучше. В феврале 1929 года они встретились с мадридским «Реалом» в финале Кубка Испании в Валенсии. Они одержали победу, обыграв всесильную столичную команду со счетом 2:1. Гринвелл и его команда вернулись в Барселону как герои, которым была дарована ночь веселья в их честь. Их угостили, если это слово уместно, спектаклем «Мэр эпохи Эль Дифунто», комедией гротеска в трех действиях, а также музыкальным шоу от Эдди Бэнкрофта и его «Весельчаков». Гринвелла пригласили на сцену, чтобы вручить подарок за всё, что он сделал для команды. Двойной триумф стал самым успешным сезоном в истории клуба. В тот год футбольные власти Испании после долгих раздумий наконец-то организовали национальную лигу. «Барселона» выиграла первый титул в истории Ла Лиги в июне, через четыре месяца после триумфа Гринвелла. «Эспаньолу» будет позволено считать себя последним неофициальным чемпионом страны.
В испанском футболе, даже на заре его существования, не было места для сантиментов. Не прошло и года, как Гринвелла обвинили в том, что он потворствовал излишне «экстравагантным построениям» и делал неудачный выбор состава: по словам одного особенно поэтичного критика, его обвинили в том, что он думал, что «при чистке работает то же самое, что и для подметания». В середине сезона 1929/30 ходили слухи, что его контракт не будет продлен. Тем летом он покинул клуб и, кажется, подумывал о том, чтобы уйти из футбола: он отправился в Пальму, на Майорку, чтобы «основать бизнес». Но он не мог оставаться в стороне, и вскоре его убедили помочь в управлении местной командой, «Реал Мальорка». Мерилом славы Гринвелла является то, что заполучение его было воспринято как значительный переворот для клуба. Корреспондент Mundo Deportivo писала, что тренер такого масштаба мог «только поднять футбол здесь». Его первым шагом было запретить всем зрителям присутствовать на тренировках, включая членов клуба. Это была драконовская политика, но любого, кто мог быть этим оскорблен, призывали подчиниться его воле: «Такое назначение требует полного энтузиазма всех, кто связан с клубом».
Прошло совсем немного времени, прежде чем он поддался искушению вернуться в «Барселону». Там он выиграл еще один чемпионат Каталонии, но не смог улучшить их выступления в Ла Лиге и всего через два года ему снова разрешили уйти. По данным La Vanguardia, в том сезоне случился «кризис результатов», хотя, похоже, это не повлияло на положение Гринвелла в футболе. Посыпались предложения о работе. «У меня есть много вариантов, — сказал он репортеру в раздевалке "Лес Кортс" в мае 1933 года. — Я мог бы остаться в Барселоне, я мог бы поехать в Мадрид или я мог бы поехать во Францию». В итоге он не сделал ничего из вышеперечисленного. В 1933 году он подписал контракт с «Валенсией», где оставался в течение двух лет, пока в 1935 году не перешел в хихонский «Спортинг». Хотя он не мог знать об этом тогда, это оказалось его последним назначением в стране.
Что поражает, так это восторженный прием, который он получил от своих новых клубов: не только от «Мальорки», которая знала, что клубу их уровня повезло заключить контракт с человеком с его резюме, или от «Барселоны», где его назначение было более чем ностальгическим. Его на каждом шагу встречали с распростертыми объятиями. Когда «Валенсия» подтвердила его назначение в 1933 году, его описывали как «одного из лучших тренеров в Испании». Они указывали не только на его успехи с «Барселоной» и «Эспаньолом», но и на то, что он сделал ближе к дому, с «Кастельоном». «Он, бесспорно, один из лучших, и с ним «Валенсия» будет совершенствоваться и достигнет больших высот», — писала одна из газет. Он также вошел в историю как «один из самых популярных тренеров», которых когда-либо работал хихонском «Спортинге».
В каком-то смысле его разъезды способствовали росту его популярности. С шляпе с низкой тульей и выдающимся носом, он регулярно изображался в карикатурной колонке газеты ABC как черновая версия Энди Кэппа [Заглавный персонаж одноименного британского комикса, созданного карикатуристом Реджем Смайтом, публикуемый в газетах Daily Mirror и Sunday Mirror с 5 августа 1957 года, прим.пер.]. Он хорошо говорил по-испански, но с «чистейшим английским акцентом». У него была репутация флегматичного: «Выиграет ли "Барселона" титул? Будет ли завтра дождь?» – и говорящего прямо человека. Когда его попросили дать оценку «Барселоне», своему бывшему клубу, он отказался от привычных банальностей. «Вы же знаете меня, я не люблю подлизываться», — сказал он. Его эксцентричность еще больше расположила к нему испанскую публику. Один журналист был очень удивлен, когда они вместе обедали в честь его успеха с «Эспаньолом» в 1929 году, увидев, как Гринвелл сначала заказал бутерброд, а затем, насытившись, начал кемарить. «В последнее время я почти не спал», — ответил он, проснувшись. Он тут же снова начал храпеть.
Что еще более важно, его уважали даже те, кто возмущался количеством английских тренеров в испанском футболе. Анхель Ромо, тренер мадридского «Атлетико» в начале 1930-х годов, сказал журналу Blanco y Negro, что никто из импортных тренеров не обладал большими знаниями, чем доморощенные менеджеры, но он пощадил Гринвелла и Пентланда. Они провели так много времени в испанском футболе и так много отдали ему, что, по его словам, они были «не хуже соотечественников».
Когда в 1935 году разразился спор о том, нужны ли в Испании иностранные менеджеры, даже те, кто хотел увидеть их полный запрет, не могли заставить себя возмущаться Гринвеллом. «Возможно, Мистер Джек — один из немногих тренеров, которые жили или живут в Испании, чья работа принесла важные моменты ясности», — написал Хосе Фернандес в письме в Mundo Deportivo, хотя и задавался вопросом, не была ли большая часть его успеха связана с игроками столь высокого калибра, что «любой мог бы их тренировать».
Это обвинение вывело на передний план другую сторону характера Гринвелла. Он написал гневный ответ, в котором изложил все, что он сделал за время своего пребывания в Испании. «Когда "Эспаньол" добьется таких же результатов, как в 1929 году?» — спросил он, имея в виду свою победу в Кубке Испании. Он указал на свою работу в «Кастельоне», где вряд ли можно было сказать, что у него была наполненная звездами команда, и на свою последнюю роль в «Спортинге», где он привел свою команду к третьему месту в региональном чемпионате и вывел ее на вершину второго дивизиона страны. Он встал на защиту не только Пентланда, своего давнего современника, но и Патрика О'Коннелла, ирландца, который возглавлял «Реал Бетис» и «Барселону» во время своего пребывания в стране. «С иностранными тренерами, как и с местными, есть хорошие и плохие, — написал он. — Как говорят в Испании, все сущее на виноградной лозе Господней». Завершил он английской пословицей. После всего, что он сделал, всего времени, которое он посвятил, и всей энергии, которую он потратил, Гринвелл не собирался слышать, что кто-то может сравниться с его достижениями. Он был добрым человеком, не хвастливым, но и гордым. «Лучше всего, — заключил он, — воздавать кесарево кесарю».
Военный переворот произошел 17 июля 1936 года. Испания раскололась, обширные территории Кастилии и Леона были захвачены националистическими повстанцами, а север и восток страны остались верны республиканскому правительству. Под командованием Франко хорошо обученная, высокоэффективная Африканская армия поднялась на борт транспортных самолетов Юнкерс, предоставленных нацистской Германией, и приготовилась к пересечению Гибралтарского пролива. По мере того, как страна погружалась в хаос, Великобритания быстро спасала тысячи своих граждан, оказавшихся в ловушке конфликта. В течение следующих двух недель около 40 военных кораблей были подняты по тревоге в испанских водах, чтобы забрать столько беженцев, сколько они смогли найти, и перевезти их в безопасное место во Францию.
Вполне вероятно, что Гринвелл был среди них. Возможно, он поднялся на борт эсминца британских ВВС «Уишарт», который прибыл в Хихон 24 июля; если бы он решил провести лето в Барселоне, он мог бы оказаться среди десятков беженцев, спасенных кораблями «Джипси», «Гарланд», «Гренвиль» или «Дуглас» и доставленных в Марсель. Другие корабли высадились в Сан-Себастьяне, направляясь в курортный город Сен-Жан-де-Люз во французской части Страны Басков, и в Таррагону. В отчаянном хаосе не сохранилось ни одного подробного манифеста пассажиров. Королевский флот не был избирателен в том, кого они вывозили из Испании, охотно забирая с театра военных действий американских, французских, итальянских, швейцарских и даже немецких граждан. Единственное, что можно сказать наверняка, так это то, что эти корабли представляли для Гринвелла наилучший шанс сбежать живым из страны, которую он любил, и что он выбрался.
В этот момент он, по-видимому, вернулся в Англию. Даремский любительский футбольный трест, который сделал больше, чем кто-либо другой, чтобы сохранить его историю, хранит газетную вырезку, которая, по их мнению, датируется июлем того же года и подтверждает это.
Вчера звонил Джон Гринвелл, который провел последние 23 года своей жизни, тренируя футбольные команды в Испании. У него был контракт с «Хихоном», когда разразилась гражданская война, но в начале этой недели он решил, что Испания — это не то место, где он должен находиться. Я не спросил его, какой стороне он отдает предпочтение, но он упомянул, что, по его мнению, уровневая привязка отражает нынешнее положение дел... Если в каком-нибудь английском любительском или футбольном клубе есть вакансия, ему будет интересно услышать о ней, потому что, как и многие другие, он потерял все.
То, что по возвращении домой он почувствовал побуждение связаться с журналистом в надежде найти работу, довольно точно отражает проблему, с которой он столкнулся. Последние два десятилетия Гринвелл завоевал репутацию одного из ведущих тренеров Испании, но его слава едва достигла британских берегов. Он лишь мимолетно вторгся в спортивное сознание страны, еще в 1931 году, когда ряд газет поинтересовались его мнением о сборной Испании, которая должна была встретиться на «Хайбери» со сборной Англии. Кроме того, его имя было бы совершенно неизвестно даже тем, кто находился в футбольных коридорах власти; в отличие, скажем, от Фреда Пентланда, он не мог даже вернуться к сравнительно выдающейся игровой карьере. Он покинул Англию как неизвестный любитель. У него не было ни услуг, к которым можно было бы обратиться, ни действующих связей.
Поэтому неудивительно, что на родине не поступало никаких предложений о работе. У Гринвелла, чья жизнь была разрушена, не было иного выбора, кроме как обратить свои мысли на продолжение своей карьеры за границей. Однако что произойдет в ближайшие два года, пока неясно. Летом 1936 года есть газетная вырезка, свидетельствующая о его возвращении на родину, и есть рассказ д-ра Амиго в Париже, свидетельствующий о том, что в поисках работы он отправился во Францию. Есть много вещей, которые он якобы совершил, моментов, которые являются частью общепринятого повествования о его жизни, но повторение не делает их более правдивыми. Что касается доказательств, то он, по сути, исчезает с карты.
Есть один убедительный источник, но только один: его дочь Кармен. Она родилась в Барселоне в 1930 году и была отправлена обратно в Англию в 1934 году из-за опасений Джека по поводу ухудшения ситуации в Испании. Хотя рассказ о его жизни, который она рассказала своей семье перед смертью, не может быть проверен, это, безусловно, самая убедительная и наиболее полная картина того, что произошло с Гринвеллом между 1936 и 1938 годами.
Насколько знала Кармен, как только ее отец вернулся в Англию из Испании летом 1936 года, он снова отправился в путешествие. Она считала, что он работал на Олимпийских играх в Берлине в августе того же года в качестве тактического советника сборной Перу. Это стало общепринятой частью его истории, хотя его имя не упоминается ни в одной официальной литературе об Олимпийских играх. Также не совсем понятно, как сборная Перу узнала о его готовности к Играм и даже, если предположить, что он сбежал из Испании в последние дни июля, было ли у него физически возможность вернуться в Англию, поговорить с журналистом, а затем отправиться в Германию к началу Игр в начале августа. Однако то, что версия Кармен верна, по-видимому, подтверждается единственным документальным свидетельством. Гринвелл изображен на фотографии перуанской делегации на тех Олимпийских играх, стоящий позади своих игроков, блистательно одетый в свой официальный пиджак. Это неясное изображение, но оно ближе всего к подтверждению, которое у нас есть, наряду с воспоминаниями Кармен о том, как ее отец не только уехал, но и вернулся, разъяренный несправедливостью, которую, по его мнению, сборная Перу претерпела на турнире.
Под руководством главного тренера Альберто Денегри первая игра Перу 6 августа была против Финляндии. Мало кто знал, чего ожидать от южноамериканцев, но первый проблеск их талантов был привлекательным. Благодаря пяти голам своего капитана Лоло Фернандеса перуанцы обыграли своих европейских соперников со счетом 7:3. Тем не менее, многие предполагали, что дальше они не пройдут: в конце концов, в четвертьфинале их ждали могучие австрийцы. Но сборную Перу было нелегко оттеснить в сторону. Несмотря на то, что к перерыву они уступали в два мяча, в конце матча они сравняли счет и перевели игру в дополнительное время. В добавленном периоде они забили пять голов, но только двум из них норвежский арбитр позволил быть засчитанными. Затем, на 119-й минуте, когда место в полуфинале было гарантировано, игра была прервана.
Официальным объяснением стало вторжение на поле, во главе с тем, что британская газета Daily Sketch описала как «тысяча перуанских фанатов», размахивающих оружием, в том числе один из них был с револьвером. Как в 1936 году 1 000 перуанцев с оружием в руках добрались до Берлина, не объясняется. Австрия, жалуясь на физический подход южноамериканцев, потребовала переигровки. Перуанцы были возмущены, считая, что они стали жертвами европейского заговора, направленного на то, чтобы лишить их того, что было бы достижением не менее позорным для нацистского режима, чем успех Джесси Оуэнса [Чернокожий американский легкоатлет, специализировавшийся на спринтерском беге и прыжках в длину. На Олимпийских играх 1936 года стал четырёхкратным олимпийским чемпионом, прим.пер.] на легкоатлетической дорожке в том месяце: пятеро игроков перуанской сборной были чернокожими. Либо они не соизволили прийти на слушание, чтобы обсудить, будет ли матч переигран, назначен на следующий день, либо они застряли в пробке и не смогли приехать. В их отсутствие власти встали на сторону австрийцев. Сборная Перу снялась с соревнований, несмотря на попытку вмешательства Йозефа Геббельса, который, как сообщила The Times, созвал встречу с представителями страны и послом страны в попытке сгладить ситуацию. У себя на родине вся страна взорвалась яростью. Немецкая дипломатическая миссия в Лиме подверглась нападению толпы; президент Бенавидес призвал другие латиноамериканские страны, участвующие в Играх, отказаться от участия в них в знак солидарности, хотя только Колумбия выполнила эту просьбу. Австрия завоевала серебряную медаль. Перуанские игроки месяц спустя высадились в порту Кальяо и были встречены как герои.
Тем временем Гринвелл вернулся в Англию, где сообщил жене и дочери, что полностью согласен с решением отказаться от участия в турнире, учитывая сложившиеся обстоятельства. К сентябрю мы знаем, что он снова был за границей, в Париже, где у его жены Дорис были контакты, так как она работала в «Мулен Руж», и получил собеседование в парижском клубе «Ред Стар». Однако, похоже, что он не согласился на эту работу, если ему когда-либо ее предлагали. Вместо этого Кармен вспомнила, что ее отец уехал на работу в Турцию на несколько недель или месяцев в том же году. Этому есть некоторые доказательства: в ряде некрологов, опубликованных в Южной Америке, где закончилась карьера и жизнь Гринвелла, было принято за факт, что он тренировал сборную Турции. Футбольные власти этой страны не имеют никаких записей об этом назначении. Турецкий футбол в то время был еще в зачаточном состоянии; многие клубы, особенно в Стамбуле, с тех пор распались; от того периода не сохранилось подробных историй. Его пребывание, если оно и произошло, было недолгим, прерванным приступом плохого самочувствия. В начале 1937 года он вернулся домой, чтобы лечиться у английского врача.
Понимание Кармен истории своего отца убедительно не только потому, что это самое близкое к его собственному рассказу, но и потому, что в нем есть структурная логика. В истории все понятно. Английские тренеры, например, были на пике моды в Турции в середине 1930-х годов, благодаря работе таких тренеров, как Фред Паньэм и Сид Паддефут, и человек с резюме Гринвелла, несомненно, был бы высоко оценен любой командой, надеющейся улучшить свое положение. Это плохое здоровье также вынудило его вернуться в Англию: еще в 1931 году, во время его второго пребывания в «Барселоне», он был найден в клубе репортером с обмотанной белым шарфом шеей и жаловавшимся на хроническую стенокардию.
Прежде всего, его участие в работе сборной Перу на Олимпийских играх соответствует тому, что, когда мы снова обратимся к его хронологии, в 1938 году, его можно найти в Лиме, где он с немалым успехом руководил как национальной сборной Перу, так и «Университарио де Депортес». Действительно, что бы Гринвелл ни делал между 1936 и 1938 годами, где бы он ни был и как бы ни была серьезна его болезнь, она, по-видимому, не притупила его способностей. Ему оставалось жить всего четыре года, но его приключение отнюдь не закончилось.
Эта история спрятана на шестой странице газеты Sunderland Daily Echo and Shipping Gazette, чуть ниже рассказа о женщине, в одиночку отбивающейся от волка, чтобы защитить своего ребенка, и рядом с рассказом о том, как «девятилетний мальчик, вернувшийся к природе», «удивил» врачей. И то, и другое немного вводит в заблуждение: нападение волка произошло в Египте, а не в Уирсайде; чудо медицины оказывается не более чем вегетарианцем, которого отвезли в больницу для прохождения анализов, потому что он выглядел совершенно здоровым, несмотря на то, что не ел «ни рыбы, ни мяса, ни яиц, ни хлеба, и почти не ест молока и сыра». К счастью, газета сообщает обеспокоенным читателям, что ему «разрешают есть хлеб с маслом и пирожные, когда он выходит выпить чаю примерно раз в неделю».
При таких важных делах неудивительно, что в выпуске от 20 августа 1938 года известие о предстоящем путешествии еще одного ребенка на другой конец света уместилось всего в 294 слова. «На Перу, — гласит заголовок. — Восьмилетняя девочка через несколько дней уезжает из Крука, чтобы присоединиться к своему отцу в Перу, — поясняется в тексте. — Это Кармен Гринвелл, дочь мистера Джека Гринвелла, бывшего футболиста сборной Англии и тренера футбольного клуба "Барселона". Мистер Гринвелл сейчас футбольный тренер в Перу... Кармен родилась в Испании. Она остановилась у друзей мистера Гринвелла в Круке».
Именно к этому моменту, после чуть более чем двухлетнего перерыва, мы можем вновь поместить Джека Гринвелла. В первой половине 1938 года он был вызван в Перу на пароходе «Оропеса», направлявшемся в порт Кальяо, с двумя задачами. Первая заключалась в том, чтобы собрать команду для участия в Боливарианских играх, которые пройдут в Колумбии в августе. Вторая, более важная, заключалась в том, чтобы создать команду, способную преуспеть на Кубке Америки, который Перу должна была принять в январе 1939 года. Тот факт, что в конце августа он договорился о том, чтобы Кармен присоединилась к нему в Лиме, показывает, насколько хорошо он справился со своей первой задачей. Сборная Перу, вновь вдохновленная Лоло Фернандесом, сыграла четыре раза за 16 дней в Боготе. Они выиграли все четыре матча, забив четыре мяча колумбийцам, девять — Эквадору и три — Боливии, обыграв Венесуэлу со счетом 2:1 — и завоевали золотую медаль. 10 сентября Гринвелл и его игроки вернулись в Кальяо на судне, где их приветствовали тысячи болельщиков. Полиции не удавалось сохранить контроль над ситуацией, а толпе — спокойствие. «Народ прорвал кордоны... и большими группами ошеломляли спортсменов своими объятиями и громкими аплодисментами», — писала La Prensa. Среди всего этого стоял Гринвелл, Мистер сборной, с белым шарфом, накинутым на плечи, с выражением легкого недоумения на лице. Он не просто оставил свой дом и свое имущество, покидая Испанию два года назад. Он был вынужден оставить свою репутацию, всё, ради чего работал. Он потерял всё. Теперь, на берегах Тихого океана, он снова стал героем.
Это было ничто по сравнению с тем, что произошло несколько месяцев спустя. Их победа на Боливарианских играх обеспечила большие надежды в преддверии Кубка Америки. Шансы сборной Перу улучшились из-за того, что ни Аргентина, чьи футбольные власти были в споре с континентальной федерацией, ни Бразилия не будут участвовать, предпочитая проводить специальный розыгрыш Кубка Рока, а не ехать в Лиму. Это не должно умалять масштаб достижений Перу или Гринвелла. Уругвай, который до сих пор считается лучшей командой континента, вошел в пятерку команд, которые соизволили принять участие в турнире. В течение месяца они сыграли друг с другом один раз. Перу и Уругвай выиграли каждый из своих первых трех матчей, прежде чем, по воле судьбы, встретились в финальном матче. В историческом романе 1939 года «El Primer Grito» («Первый крик») есть рассказ о командном собрании Гринвелла перед этой игрой. Оно, конечно, драматизировано, но в ней есть намек на подход англичанина. «Сколько раз, – спрашивал он своих игроков, — сборная Перу играла с Уругваем?» «Пять раз», — ответила его команда. «И сколько раз они побеждали?» «Ни одного, мы каждый раз проигрывали». «Сегодня, господа, мы меняем историю. Несколько месяцев назад мы выиграли в финале, но никто не будет довольствоваться этим титулом. Победа на Боливарианских играх, конечно, является предметом гордости, но победа на Кубке Америки — это совсем другое. Это воскресенье может войти в перуанскую историю. Все зависит от вас».
Речь сработала. Хозяева победили со счетом 2:1. Сборная Перу впервые стала чемпионом своего континента. Гринвелл стал первым и пока единственным европейским тренером, когда-либо выигравшим самый большой приз в южноамериканском футболе.
Золотое прикосновение Гринвелла распространилось и на его клубную карьеру. В 1939 году он занял пост тренера «Университарио де Депортес», где играла большая часть ядра национальной сборной, в том числе нападающий Лоло Фернандес, считавшийся до прихода Теофило Кубильяса в 1970-х годах величайшим перуанским игроком. В том же году, под покровительством Гринвелла, «Ла У» [La U — прозвище «Университарио», прим.пер.] завоевала национальный титул.
Но в то время как Гринвелл, несомненно, имел успех в Перу, вопрос насколько ему нравилась его работа там, остается открытым. Кармен вспоминала, что ее отцу регулярно приходилось рыскать по барам Лимы и Кальяо в поисках своих игроков, пытаясь убедить их вернуться домой и немного отдохнуть перед матчами. Для тренера, который считал физическую подготовку важнейшей частью игры и требовал от своих команд интенсивного темпа, их очевидное нежелание поддерживать себя в наилучшей форме было постоянным источником разочарования. Когда в конце 1939 года поступило предложение помочь сборной Колумбии подготовиться к Карибским играм, которые должны были состояться в Барранкилье, на карибском побережье страны, он решил принять его.
Этот шаг обошелся очень дорого. Его жена, Дорис, не была в восторге от Лимы, города, который не предлагал ей такого же образа жизни, как в Испании, но она еще больше устала от постоянных потрясений, связанных с переездами. Она решила не ехать в Колумбию с мужем. Пара рассталась. Их дочь Кармен осталась в Перу. Однажды Гринвелл уже потерял всё, в гражданской войне в Испании. Теперь, три года спустя, он был настолько предан своей карьере, что еще раз попрощался со своей семьей, со своей жизнью. Колумбия станет его конечной остановкой.
У Гринвелла, похоже, в его новом доме было две роли. Он был нанят не только для подготовки сборной Колумбии к Juegos del Caribe [Карибские игры], которые в конечном итоге были отложены из-за Второй мировой войны, но и для того, чтобы выступать в качестве технического советника клубов Барранкильи. Учитывая его успех в Перу, его приезд, похоже, был расценен как что-то вроде переворота: городская газета La Prensa описала его приход как «прославленный».
Не все были столь впечатлены. Одной из первых задач Гринвелла было назвать избранный состав, набранный из всех команд города, для серии игр, сначала против соперников из Санта-Марты, а затем, в декабре 1940 года, против «всемогущей» чилийской команды «Сантьяго Уондерерс». Однако, когда он пытался подобрать игроков и создать команду, он столкнулся с «непониманием одних клубов и сдержанностью других». La Prensa твердо стояла на его стороне, настаивая на том, что город «должен мистеру Гринвеллу нечто большее», но в других местах он нашел многих, кто был полон решимости «задушить и создать ему проблемы».
На его первую тренировку приехали только 13 игроков из 19, которых он выбрал, и «шестеро из них были травмированы, а двое играли всего 24 часа назад». Постепенно, однако, он добился прогресса: в колонке, которую он написал для La Prensa в октябре, в которой он просил своих игроков «играть чисто» в клубе, чтобы избежать травм, он предположил, что они «находятся в хорошей физической форме и улучшаются технически».
То, что он серьезно относился к своей работе, не подлежит сомнению. В той же колонке он попросил, чтобы матчи с командами Санта-Марты проходили на стадионе «Эстадио Мунисипаль», где должна была состояться игра против «Уондерерс», чтобы «хозяева поля не выходили на поле в той же ситуации, что и чилийцы». За неделю до этого матча он присоединился к 16 игрокам, которые прошли отбор в отеле «Буэнос-Айрес» в Барранкилье, для интенсивных тренировок. Сработало это или нет, неясно — результат игры остается неуловимым, хотя «Уондерерс» были бы грозным соперником: их турне длилось 18 месяцев и включало в себя 67 игр по всей Южной Америке. Они проиграли всего 11 матчей.
Тем не менее, репутация Гринвелла в Колумбии была настолько укреплена, что вскоре он стал востребован. Без Карибских игр, которые задержали бы его, в 1941 году он переехал в столицу страны, Боготу, где его пригласили возглавить «Индепендьенте Санта-Фе». Он привел клуб к чемпионству штата и заслужил немалую похвалу за свою тактическую проницательность. По словам El Tiempo, его команда «блестяще комбинировала» и «играла с умом». Они чувствовали себя не просто «лучшей любительской командой столицы», но и «готовы конкурировать с лучшими профессиональными командами». Гринвелл был настроен не менее оптимистично. «После пары месяцев тренерской работы, — сказал он после первой тренировки, — даже игра против аргентинских "Мильонариос" ["Ривер Плейт"]» не вызывала страха. И снова он оказался востребованным: его работа в Колумбии привлекла внимание футбольных властей Эквадора, которые предложили ему возглавить национальную сборную страны. Он отказался.
Сохранились драгоценные детали этого периода жизни Гринвелла. Его разлука с Дорис и Кармен приводит к тому, что семейный счет сходит на нет, как только он покидает Перу; колумбийский футбол в то время был сугубо любительским, поэтому записи о нем более чем скудны. Действительно, самым надежным доступным источником является его некролог. 7 октября 1942 года около 8:15 утра Гринвелла отвезли в его квартиру в Пенсьон Сентенарио в городе. Его водителем был Рафаэль Урданета Ольгин, и когда его высаживали несколько его игроков находились в машине. Несколько минут спустя, после того, как он добрался до дома, его сердце, которое беспокоило его, по крайней мере, с 1931 года, наконец сдалось. Его соседи вызвали медицинскую помощь, но он умер до приезда врача. Он был похоронен на английском кладбище в Боготе, на его похоронах присутствовало большинство грандов колумбийского футбола.
Поучительна различная реакция на его смерть в Англии и в Испании. Потребовалось несколько месяцев, чтобы новость пересекла океан: только в феврале 1943 года кто-то в Европе узнал о его кончине. В Британии, занятой другими делами, она заслуживала не более одного абзаца, не более чем любопытства. В Испании все было с точностью до наоборот. В Хихоне Voluntad описала его не только как «невероятно дружелюбного человека», но и как «великолепного тренера», «вероятно, самого популярного», которого когда-либо нанимал местный клуб.
Горе было бы столь же остро ощутимо в Барселоне, в Валенсии и даже в далеком Перу. Такова картина Гринвелла, которая вырисовывается из всех этих разнообразных обрывков информации, из всех обломков его давно забытой жизни. Время и расстояние делают этот образ рваным и потрепанным, не вполне завершенным, но сквозь все это можно увидеть человека, завоевавшего сердца не только одной страны, но и множество трофеев, помогшего сформировать один из величайших клубов мира, претендующего на место в истории, которого ему слишком долго не давали. Он посвятил себя футболу, распространению информации и ради этого пожертвовал всем. Его родина, возможно, не интересовалась тем, чего он достиг, но он оставил наследие во всех тех странах, которые он посетил. Его след в испанском футболе неизгладим, и нигде более, чем в «Барселоне». На эмблеме «Барселоны» изображен крест Святого Георгия. Есть уголок клуба, который навсегда останется Англией. В немалой степени это заслуга Гринвелла. Он был, как выразилась Voluntad, «неприкасаемым».
***
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где только переводы книг о футболе и спорте.
Если хотите поддержать проект донатом — это можно сделать в секции комментариев!
