Самое откровенное интервью Акинфеева: слава, травмы, хейт, Европа, мечты
Игорь Акинфеев пришел в CSKA Podcast к директору ЦСКА по коммуникациям Кириллу Брейдо – мы еще не видели его таким искренним.
Они встретились в банном клубе «Адмирал», и Игорь открыто рассказал обо всем:
• Встает в 5:45 утра, чтобы доехать до базы ЦСКА без пробок, а потом досыпает полтора часа перед тренировкой;
• Невероятно устает от популярности;
• Из двух проигранных в карьере серий пенальти – Хорватии и в июле «Зениту» – больше жалеет не о Хорватии.
• Скучает по трофеям и злится, когда ЦСКА пятый или шестой;
• Не жалеет, что всю карьеру провел в России и не попробовал себя в Европе. И каждому желает пройти такой путь;
• Мечтает попутешествовать по России;
И это еще не все.
О бесконечном внимании: «Ты не можешь жить полной жизнью, иногда даже злоба берет. После ЧМ-2018 думал: «Просто какой-то ад происходит»
– Невыносимо в одном плане – хочется всем уделить внимание, при этом понимаешь, что это невозможно. Есть личное пространство и время. Больше всего обидно, когда человек говорит: «Можно я последний?» А там еще сто человек стоят. И надо сказать «нет» или просто как-то красиво уйти. Вот это всегда меня просто разрезает на куски, потому что реально хочется дать автограф или сфоткаться.
Но люди, наверное, не железные. Иногда просто устаешь. Наверное, это часть славы футболиста, популярности какой-то, хотя я уже три тысячи раз говорил, что не люблю свою популярность.
– Ты за 20 лет как-то адаптировался, кроме выбора закрытых мест и того, что остаешься дома в выходной день?
– Ну вот приходится так и жить, по большому счету. Выйти на улицу, в парк, в центр Москвы ты реально не можешь. Ты не пройдешь даже сто метров, потому что все узнают и начинается: «Я первый», «Я последний», а потом еще один и еще один. И ты не погуляешь. Магазин – это, естественно, очки, еще что-то, но все равно узнают.
Ресторан или баня с друзьями – всегда приватная история, в которой ты можешь расслабиться, отдохнуть головой и не думать, подойдет к тебе кто-то, сфоткает как-то из-за спины, из-под лобби, из-под подмышки, я не знаю. Понятно, каждому человеку, наверное, хочется прикоснуться к тому, кого они видят по телевизору, но этой приватности мне лично не хватает. Иногда даже, честно скажу, берет злоба какая-то, потому что хочется выдохнуть.
– То есть ощущение, что ты не живешь полной жизнью, у тебя есть ограничения?
– Не ощущение. Ты не можешь жить полной жизнью. Ты не можешь брать… Нет, ты можешь брать все самое хорошее, но нет той приватности, вольготности, когда ты нафиг никому не нужен, ты можешь идти по улице, наслаждаться центром Москвы, красивыми тротуарами, которые сейчас у нас, деревьями, при этом к тебе никто не подойдет. Вот этого мне хочется, этого мне всегда не хватало.
После чемпионата мира популярность стала еще сильнее. Раньше можно было еще плюс-минус что-то сгладить, не такое количество людей подходило. После чемпионата мира бывали моменты, когда про себя думаешь: «Просто какой-то ад происходит».
– Дзюба, судя по всему, кайфовал в этот момент.
– Люди бывают разные, разная структура человека, головы, мозгов, мыслей. Я хоть и кажусь на экране злым, агрессивным – знаю, что многие не любят меня. Но в жизни я добрый. Не хочется, когда тебе начинают надоедать, включать агрессию. Хочется наслаждаться каждым моментом, каждой ситуацией, которая происходит, поэтому… Ему нравится так, мне больше нравится быть в семейной атмосфере, при этом хочется больше свободы, наверное.
Вратари – психи? «Я не вратарь. Вратари – все остальные, а я – совершенно нормальный человек»
– Я тебе скажу по секрету одну вещь: я не вратарь. Вратари – все остальные, а я – совершенно нормальный человек (смеется).
– Ты к тому, что все вратари – психи? Считается же в футболе, что вратари – своеобразные люди.
– Не знаю. Думаю, те люди, которые со мной по жизни общаются, никогда не замечали, что…
– Ты замечал по другим вратарям?
– Знаешь, я, по большому счету, ни за кем не слежу. Мне не то что неинтересно, но незачем знать мысли других людей, их понимание жизни. У меня есть свое понимание.
А так, действительно, ты прав. Даже если я куда-то выхожу, то у меня на 360 [градусов] голова крутится. Я вижу, кто берет телефон, кто снимает. Иногда даже жена говорит: «Ты маразматик». Я говорю: «Слушай, ну фоткали реально». Ты начинаешь загоняться, но понимаешь: ну сфоткали, дальше-то что? С годами это как-то нарабатывается, и ты можешь сканировать людей вокруг. Может быть, не на сто процентов, но ты видишь, кто с добротой к тебе, кто со злобой, с какими-то намерениями или без них. Все равно ты можешь это уже как-то делать.
Сумасшедший график Акинфеева: встает в 5:45, чтобы доехать без пробок, и досыпает полтора часа на базе
– Не все знают, но Ватутинки находятся далеко. Действительно далеко.
– Да (улыбается).
– Как часто за последние 20 лет у тебя было желание перенести куда-то базу или свой дом, что-то с этим расстоянием сделать?
– Не так часто. Я просто поменял время подъема и отъезда на базу. Раньше мог вставать в 8 утра и за час доезжать. Или за полтора – это если с гигантскими пробками. Сейчас «Новая Рига» расстраивается, куча поселков всяких. Теперь у меня такой распорядок: встаю в 5:45 каждый день, в 6 часов выезжаю на базу. Без пробок мне ехать 50 минут. Я по дороге беру кофе, заправляюсь, если надо. Выпиваю кофе, приезжаю на базу, ложусь спать на полтора часа. Досыпаю то, что недоспал дома.
– Как можно уснуть после кофе?
– Легко. Ты же не ложишься в девять вечера. Это двенадцать или час ночи, если долго не можешь уснуть. Все это привычка. Даже в выходной я могу в 10 лечь, в 6:40 встать, и все, больше я спать не хочу. Какой-то уже график у организма выработался. Мне комфортно так встать, приехать без пробок и доспать свои полтора часа. Я к этому привык.
– Эдуард Безуглов периодически читает лекции и говорит о правильном 8-часовом сне для спортсмена. Что бы ты ответил?
– Я ему тоже много раз задавал этот вопрос, но, когда открываешь вотсапп, он все время в сети. И днем, и ночью, и в 5 утра.
– Он мало спит, он признает. Но он не спортсмен.
– Но ему же тоже нужен здоровый сон.
– А ты не думал переехать ближе к базе?
– Мне очень нравится мое направление. Калужка – тоже хорошее направление, но сама дорога… Там две полосы, эти пробки гигантские. Здесь хотя бы четыре полосы.
– Есть какой-то лайфхак, как взять и по щелчку уснуть? Ты же никакими… У нас вот есть мармеладки, мишки…
– Почему? Мармеладки – это травы. Можно съесть этого мишку, обычную мармеладку. 20-30 минут, и ты спокойно засыпаешь. Это успокоительное.
– И потом просыпаешься в тонусе?
– Да, она не дает никакого расслабления.
– Снова видишь на 360, снова сфокусирован?
– Не, ну на базе я могу немножко расслабить, как говорится, булки. Потом – все: тренировка, и по домам уже.
«Бред, если вся команда держится на мне». Акинфееву понравилось быть в запасе на старте сезона: меньше нервов
– Ты говоришь, что тебя многие считают злым, угрюмым. Откуда это пошло, как думаешь?
– Не то что пошло. Наверное, картинка, которая передается с экрана. Жизнь – такая штука, что все все знают. Рассказывают про какого-то человека: он плохой, он такой, он сякой. И при этом никто не знает этого человека лично. С годами я уже привык к этой истории, более спокойно отношусь. Даже не «более», просто спокойно отношусь. Раньше злило. Думал: «Как же так? Меня никто не знает, не общается со мной близко, но рассказывают: «Там болит, там болит, то-се».
Я не считаю, что команда должна держаться на одном человеке. Есть еще люди, которые должны выходить и делать все то же самое, что делаю я. Бред, если вся команда держится на мне. У нас люди с детства к этому шли – вратари, полевые. Вы же должны выходить и доказывать. Да, есть ключевые люди в команде, полностью согласен. Но такой человек не должен быть один. Два, три, четыре игрока, на которых строится игра на поле, вне поля. Но восхвалять и боготворить одного – я думаю, это маразм какой-то.
– Признавайся: ты в начале сезона проводил эксперимент, оставаясь на скамейке запасных, и смотрел: как там без меня справятся?
– Сначала на скамейке было не по себе, но, с другой стороны, я поймал себя на мысли, что там не нервничаешь. Это я про себя говорю.
– Не нервничаешь?
– Да. Мне спокойнее на скамейке. Я не думал о каких-то моментах, которые могут быть в игре, не думал, правильно сыграл Тороп или нет. Я был в нем уверен, но понимал, что он там думает: «Надо так, так и так сыграть». Когда ты сидишь, тебе не то чтобы безразлично, но ты не варишься в этой каше. Когда выходишь на поле, совсем другая история. Мысли захватывают, ты многие моменты не видишь, что-то орешь, куда-то бежишь, судье пихаешь. Извиняюсь за этот термин. Со скамейки все по-другому, думаешь: «Что они там орут? Кто там бежит? Зачем это?» Когда ты в котле – это одна история, когда ты вне его – другая.
– Скамейка затягивает? Было ощущение, что ты уже так расслабленно…
– Нет. Я вообще никогда на скамейке не сидел, поэтому нет. Для меня это новое, но не скажу, что приятное. Каждый футболист хочет играть, при этом должен понимать, что должен доказывать на тренировках свою состоятельность. Сыграл Слава, я посидел. Не скажу, что я грустил. Понимал, что на определенном этапе человек должен сыграть, а я должен посидеть.
«Чемпионами мира нам не стать, а Суперкубок я бы завоевал». Из двух проигранных серий пенальти Акинфеев выбрал бы победу с «Зенитом», а не с хорватами 🤯
– Ты король пенальти.
– Не король, не король. Если бы я все серии пенальти выиграл, мог бы так сказать.
– Ты одну проиграл.
– Две. Хорватам и «Зениту».
– Вспоминаешь, прокручиваешь в голове?
– Я не вспоминаю. Просто когда понял, что проиграл две… Если выбрать между Хорватией и «Зенитом»… Наверное, стрелы полетят, но я выбрал бы игру с «Зенитом», потому что это все-таки очередной трофей в составе ЦСКА. Если бы я играл в сборной, то, наверное, выбрал бы сборную, но я уже пять лет не играю и понимаю, что в полуфинале была бы Англия. Если быть объективным: чемпионами мира нам не стать.
– У тебя был бы еще матч за бронзу.
– Я понимаю все это. Но говорю откровенно: Суперкубок страны я бы завоевал.
«Когда я пришел, ЦСКА был в десятке лучших клубов Европы. Падать трудно». Акинфеев скучает по трофеям
– Спортсмены играют ради трофеев – это правильный тезис?
– Думаю, да. А ради чего? Может быть, кто-то – ради денег. Мне всегда было интересно играть в сильном, стабильном ЦСКА. Когда ты попадаешь в сильную команду, как я на старте карьеры, начать легко. Ты понимаешь, что перед тобой – суперсостав. Сразу – первое чемпионство, хотя я сыграл 12 или 13 матчей. Потом Кубок, Суперкубок, Кубок УЕФА. Не побоюсь этого слова: не скажу, что попал в самую сильную команду Европы, но в десятке ЦСКА на тот момент был. У нас были такие достижения, столько трофеев. Всегда трудно падать сверху вниз.
– То есть вот это по-настоящему трудно?
– Да, это по-настоящему трудно. И это по-настоящему трудно вернуть обратно. Меняются люди, ты думаешь «еще сезон, еще сезон», злишься внутри себя, начинаешь на команду, на партнеров [ругаться], хотя при этом понимаешь, что ты такой же, как и все. Если они ничего не могут, то и ты ничего не можешь. Для меня футбол – не популярность и не деньги, а трофеи и любимая команда. Тогда тебя запомнят победителем.
– В последние годы, когда у ЦСКА не было трофеев, у тебя была мысль: «Закончил бы с братьями, уже отдыхал бы, все равно в копилку ничего не положил»?
– Про то, чтобы закончить, мысли еще не посещали. Я понимал братьев на тот момент. Насколько помню, Леше с Васей было по 36 лет, мы тоже заняли второе место. У них были переговоры с ЦСКА о том, чтобы на год продлиться. И один из них, не помню, кто, мне сказал: «Если бы в команду приходили новые игроки, сильные личности, мы бы остались. Мы бы понимали, что будем бороться за самые высокие места». А здесь – наоборот. Натхо, Вернблум, Еременко, Игнашевич. Весь костяк уходит. Я на тот момент тоже понимал, что не соберем такую команду больше. Ну, в каком-то быстром промежутке. Так и произошло. В решении Леши и Васи важную роль сыграло то, что ушли практически все лидеры. Кто будет играть?
Команду собрали на полгода. После Нового года все это кануло в лету. И вот, до финала Кубка России мы собирали эту команду.
– Сейчас какой статус у этой команды?
– В том году были второе место и победа в Кубке России. Наверное, это максимум, что мы могли в том году. Сейчас немножко непонятно – мы сыграли 7-8 туров плюс Кубок. Нет той яркости, что была в прошлом году, и стабильности. В прошлом году мы могли 5-6 матчей подряд выигрывать в чемпионате, одну игру сыграть в ничью или проиграть, а потом опять 5-6 выиграть. Сейчас нет такого баланса, хотя это только начало, мы все прекрасно понимаем. Плюс потихонечку приезжают новые люди.
– Ты следишь за трансферными новостями, как и болельщики, в режиме нон-стоп?
– Нет, я не слежу за трансферными новостями, потому что наш клуб приучил уже к тому, что мы всеми интересуемся, но никого не покупаем (смеются). Хотя были какие-то радостные новости: «Сейчас кого-то возьмем, сейчас возьмем». Но по факту никого не брали. Возвращались люди из аренды на какое-то время, как Абель Фернандес, Думбия. Но по факту не было.
– Нет ощущения, что на первом кусочке немного недобрали, но не отстали, и сейчас будет как будто бы заново?
– Конечно, всегда такое есть, но что значит не отстали? «Краснодар», если я правильно понимаю, на 6 очков впереди уже. При этом у нас впереди «Крылья», неуступчивый «Сочи». Трудно загадывать. И глупо, наверное. Хочется плясать от себя, видеть стабильность в команде, в игре, в результате. Это самое важное. Если будет результат, то плохая игра забывается, как все говорят. Хотя хочется яркости футбола, как это было в том году на старте чемпионата.
«Я в ЦСКА остался единственный, кто привык к победам. Когда мы 5-е или 6-е, злость берет»
– Я в ЦСКА остался единственный, кто привык к победам. Когда мы занимаем 5-е или 6-е [место], для меня это не грустно, для меня это не то что неприемлемо. Такая злость изнутри берет. «Почему опять так?» Задаешь себе вопросы, начинаешь копаться. А по факту ты должен понимать: вот так все, ты же не наиграл на первое место.
– Со стороны по твоим реакциям казалось, что ты проходишь все стадии: гнев, отрицание, принятие. Ты же сейчас поспокойнее стал. Это не принятие?
– Да я все прошел уже в жизни. Сейчас не то что спокойнее, просто смотрю на вещи с другой стороны, даже если проигранный матч.
Единственное, последний матч с «Зенитом», когда эмоции переполняют, плюс еще эта потасовка в конце. «Смешались в кучу люди, кони», как говорится. Потом я осмыслил все, пересмотрел эпизоды и с угловым, и с боковым. Понятно, обидно, что этот сюда показывает, тот – туда, но по факту главный прав, гол был забит чисто, и ты можешь злиться только на себя.
Надо же когда-то и свои ошибки тоже признавать. Ты же не можешь всегда говорить: «Я в порядке».
– Тебя отпустило [сразу]? Ты спал нормально?
– Спал я нормально, но не сразу. Приехал домой не то что злой, но состояние было не ахти. Дети не спали, не хотел показывать им свой негатив. Успели чуть-чуть поиграть, где-то часа в три ночи я только уснул.
– Тебе в такие моменты рядышком нужны дети? Или, не знаю, мангал?
– Нет, мангал мне точно не нужен (смеется).
– Ну ты же любишь готовить.
– Готовить-то люблю, но не после таких матчей. Честно: в такие моменты не нужен никто. Хочется одному полежать, посмотреть что-то на ютубе, всякие кулинарные шоу. Всячески себя занять, но так, чтобы никого рядом не было.
Но ты же не можешь сказать детям «идите спать», жене – «отстань». Дома нужно себя по-другому вести. Все-таки это семья, которая тебя любит и ждет. Негатив или плохое настроение нужно всегда оставлять за порогом.
У Акинфеева нет мыслей о завершении карьеры, хотя контракт с ЦСКА – до лета: «А почему должны быть, если здоровье позволяет?»
– У тебя реально нет мыслей о завершении карьеры?
– А почему они должны у меня быть? Если здоровье позволяет, за исключением каких-то моментов: есть болевые ощущения и в колене, и в спине.
– Ну, старость.
– Конечно (смеются). С пяти лет постоянно падаешь, встаешь. Организм тоже не железный. Когда пойму на сто процентов, что не хочу, не готов и все остальное, то скажу: «Все, хорош». До лета поиграем еще, а там будет видно.
– А если не предложат контракт?
– В Саудовскую Аравию поеду.
– Ты думал об этом?
– Нет (смеется).
«Такой путь пожелаю каждому». Акинфеев не жалеет, что не уехал в Европу
– У многих большое разочарование, что Игорь Акинфеев так никуда и не уехал. Мне кажется, конкретно у Игоря Акинфеева нет такого разочарования.
– Считаю, я вообще не должен ни о чем жалеть. Да, может, есть какие-то действия и в играх, и в жизни, где надо было поступить по-другому. Отъезд за бугор никогда в жизни не был приоритетом. Много говорят: «испугался», «никому не нужен», «посредственный», все остальное. Да. Вы на сто процентов правы. Даже тысяча процентов. И все все знают.
– Как тебе живется со статусом самого преданного футболиста Европы?
– Как ты красиво сказал. Мне отлично живется. Я счастлив, горд, что в моей жизни вот так все произошло. У людей много переходов бывает – не только в футболе, но и в жизни. А здесь – я очень счастлив, что произошло именно так. Никуда не переходить, не переезжать, не перевозить семью, родственников, никуда не летать часто. Мне повезло с командой, которая одной из лучших в Европе была на тот момент.
Не скажу, что все прошло как по маслу. Труд, талант, мастерство. Талант у тебя есть, все остальное потом приходит.
– Когда у тебя спросили, что такое ЦСКА, ты сказал: «Это моя жизнь».
– Так и есть. Если бы я пришел откуда-то с улицы, то не сказал бы так никогда. А когда ты видел все, прожил все, начиная с этого прекрасного манежа, который до сих пор стоит, и ничего там не поменялось. Когда все вот так пролетело… Ну, еще, наверное, не все. Еще попылим, как говорится. Но по факту вся моя жизнь – детская, юношеская, взрослая – пролетела в ЦСКА. Конечно, это моя жизнь, а как я мог по-другому сказать?
Отношение к хейту: «Не понимаю, как русский может унижать русского»
– Ты же не просто так какое-то время считался закрытым человеком, а тут спокойно паришься в выходной при съемочной группе. Ты как к этому пришел?
– Ну что значит «закрытым»? Раньше у меня были сборная и ЦСКА. Я не мог себе позволить отдых. Не мог позволить себе куда-то поехать, когда ребята отдыхали. У меня были две травмы, которые не позволяли поехать в декабре в отпуск куда-то на море, в теплые края. Я все время сидел в тренажерном зале, закачивал эту ногу. Конечно, я буду закрытым. Не хочу кому-то говорить о своих проблемах, не хочу, чтобы меня жалели. Когда тебя начинают жалеть, для меня это самое убогое в жизни. Меня это просто разрывает изнутри. Я должен сам пройти все моменты, которые мне Бог дал, и преодолеть всю эту историю. Кто-то считает, что я закрытый, злобный – пожалуйста…
– Все равно тяжело отстраняться от хейта. Человек тебе написал что-то плохое, а ты просто: «Окей, Бог с тобой, идем дальше». Это же исключительно мудрая позиция. Не верю, что она была у тебя в 17-18 лет.
– Она у меня всегда была. Честно признаюсь: всегда была.
Приезжаешь в регион, слышишь столько негатива, гадостей. Самое необидное – старый, пенсионер, иди на пенсию.
– Ростов тебя очень любит.
– После игры я всегда выходил, расписывался. Но когда начинается вот эта каша, начинают орать, кричать… (речь об оскорбительных выкриках одного из болельщиков на матчах в Ростове-на-Дону – Sports.ru). Теперь я не выхожу. И те, к кому я не выхожу, не виноваты. Виновата вся эта публика. То, что они делают… Я останусь при своем мнении. А страдают совершенно нормальные люди, которые хотят сфоткаться. Ладно, раньше приезжали команды из Лиги чемпионов, Лиги Европы, а здесь… Ну что я мог [сделать] одному человеку в Ростове? Кстати, он посмотрит, наверное, кайфанет. Я 15 лет [его] слышу: он и на «Олимпе» орал, и на новом стадионе. Всегда: «Акинфеев мертвый». Я не мог понять: мертвый в смысле мертвый или мертвый вратарь? Конкретики не было.
– Дорогой болельщик, если ты нас слышишь…
– Да, вообще хотел бы посмотреть, как ты выглядишь.
Это, наверное, прикольно, но я не понимаю, как русский человек может унижать русского. Ты пришел на футбол, болей за «Ростов», кайфани. «Ты такой, ты сякой». Мы же ходим в театр, в кино. Не орем же там: «Да этот актер – такой-сякой». Ты пришел, посмотрел, насладился, похлопал, ушел.
– Ты поиграл много в каких странах. Ты не слышал там оскорблений?
– [Таких] нет, ты что. Два любимых города – Манчестер и Порту. Это вообще топ. Фанатские трибуны в Португалии – процентов сорок на русском так материли, когда мы играли с «Порту». Это выходцы из Советского Союза или не знаю кто. И в Манчестере то же самое было.
– То есть везде на русском?
– А на каком еще?
– Другой язык ты, может быть, не идентифицировал, не понимал.
– Все не наше я не люблю.
Акинфеева удивляет, что его все еще благодарят за матч с Испанией: «Спасибо можно было сказать после матча. Но когда уже пять лет прошло…»
– Спустя пять лет тебе говорят: «Игорь, спасибо за Испанию». Ты очень вежлив, но тебя как будто потряхивало. Настолько надоела эта фраза?
– «Спасибо за Испанию» можно было сказать после Испании. Ну ладно, еще месяц-два-три. Но когда уже пять лет прошло…
– Но если люди благодарны.
– Нет, я понимаю, что люди передают мне эмоции, которые тогда переживали. Столько в жизни было. Очень много людей, с которыми ты фотографируешься, общаешься. И я такое количество информации в своей голове не могу перемалывать, осмысливать. У меня это уже не вызывает таких эмоций, хотя я там был. Не могу понять, как это все происходит со мной. Я могу где-то искренние эмоции дать: в Сочи на огороде отбить пенальти и радоваться. А про Испанию – какой-то другой взгляд. Может, у меня какие-то свои мысли были, может, я о чем-то мечтал.
– Особых эмоций у тебя на сегодняшний день уже нет? Ты все это уже пережил?
– Эта история самая эмоциональная на маленьком этапе. Когда все проходит… Ну Кубок УЕФА, тоже все поздравляют: 15, 18, 20 лет. 50 лет скоро будет. Одно дело, когда все это свежее, ты думаешь: классно мы все сделали, красиво. А другое дело – ты понимаешь: да, это у тебя было, Кубок УЕФА у тебя есть. И что дальше? До потолка прыгать? Ну было это и было, все.
Уверенность после ошибки с Южной Кореей вернулась только на Евро-2016
– Когда поливали после Южной Кореи (пропущенный гол на групповом этапе ЧМ-2014), ты так же спокойно относился?
– Там «спасибо за Корею» не было. Была совсем другая история. Когда я упал в эти ворота, передо мной пролетела вся карьера, вся жизнь. Я понимал, что подвел многомиллионную армию болельщиков. Я сел в автобус и в первую очередь написал родителям, извинился.
– Ты извинился перед родителями?
– Да, потому что знал, что сейчас такой масштаб хейта пойдет. Плюс-минус начинались все эти телефоны, интернеты, сайты. Мне тогда было не за себя обидно, а за людей, которые меня воспитали. Даже не про болельщиков говорю, а про семью. Я их предал. У меня не получилось сделать какую-то хорошую историю.
Но при этом я понимал, что меня будут топтать. Уже там, в воротах, понимал. Как бы я ни сыграл все оставшиеся матчи, любой гол повесят на меня, будут уничтожать. При этом я знал, что надо вставать с колен.
Когда чемпионат мира закончился, я два-три месяца ходил и оборачивался, особо не появлялся на публике, никаких интервью. Я понимал, что если сейчас не встану, если не покажу, что я нормальный пацан… Своей игрой нужно доказать это. Была колоссальная поддержка от тренерского штаба, от клуба, от людей, которые меня любят, от друзей, от семьи. Я это прекрасно понимал. Понимал, что не хочу больше их предать.
– Когда ты почувствовал, что встал? С Испанией?
– Нет такого, что я доказал кому-то. Я доказывал себе. Чего я стою как вратарь, как человек, как личность в футболе? Думаю, что не Испания, а чемпионат Европы-2016, когда мы поехали со Слуцким. Пускай он был провальным, но по своей игре, по эмоциям, по динамике я понял, что эту психологическую травму я преодолел.
– А почему это случилось против Южной Кореи?
– Это была ошибка. В первом тайме я был полностью уверен в себе, все было хорошо, ничего не предвещало. А на второй тайм я вышел: один удар, второй, что-то я не мог поймать, там отскочило, тут отскочило.
– У позднего Акинфеева такая накрутка во время матча возможна?
– Сейчас я думаю, что нет. Наверное, все-таки [роль] играет масштаб. Когда ты на чемпионате мира, на тебя смотрят сто миллионов человек. В чемпионате России или даже в Лиге чемпионов и Лиге Европы ты можешь что-то исправить все-таки.
Сейчас Акинфеев не готовится к сериям пенальти: «Принципиально. Хочется самому играть, а не читать бутылку и получать подсказки от 66 помощников»
– 2018 год. Ты национальный герой, спас серию пенальти с Испанией и признался, что прыгал совершенно не туда, куда тебе советовал Стауче.
– Мы смотрели видео перед игрой. И он сказал: «Я тебе писать ничего не буду. Буду показывать». Во время игры ты стоишь, на него смотришь, он показывает туда. Куда? Отсюда или отсюда?
Эмоции переполняют, ты понимаешь, что вроде все знаешь, вроде все хорошо, а по факту – ничего не хорошо. Иньеста бьет туда, куда мы смотрели. Из десяти десять туда ударил, а я прыгаю в другую сторону. Не могу это объяснить даже сейчас.
Хорошо получилось, что я туда прыгнул, когда бил Коке. А Аспас – это супервезение.
А с «Сочи» мы не смотрели, кстати. Я все угадал. Кроме перекладины.
Сейчас же все пишут. У Кержакова, например, все на бутылке было написано.
– Перед Суперкубком ты смотрел?
– Мы не смотрели серию пенальти. Я принципиально этого не делаю. Мне хочется самому играть. Не на бутылке чтобы написано было, чтобы 66 помощников тебе подсказывали. Ты же делаешь свою работу, свое дело. Понятно, подсказки – это хорошо. Но я, может, древний формат человека.
– Ты ориентируешься по разбегу, я правильно понимаю?
– Да. Как наша команда бьет пенальти – можно даже не писать. Все в одни [и те же] углы бьют (смеется).
Акинфеев мог пробить пенальти в матче с «Сочи», но в важном матче делать этого не стал бы: «Полевые должны делать свою работу, мы – свою»
– У тебя не было желания самому выйти против «Сочи» и пробить?
– А я уже был в списке. Сначала – третьим, потом – пятым. Но когда я должен был третьим бить, я понял, что могу выиграть эту серию пенальти [как вратарь] – в том плане, что я начал угадывать углы. Понимал, кто куда бьет. Я махнул, что не буду [бить]. Зачем еще пенальти бить, сбивать себя?
– Если бы не угадал, ты бы пошел?
– А почему нет?
– У тебя один из лучших ударов в команде.
– Это дело все равно психологии касается. Понятно, устойчив я или неустойчив – это другой вопрос. Полевые игроки должны делать свою работу, мы – свою. Я считаю так. Можно бить, можно прибежать на угловой забить. Пенальти – это все-таки… Не хочется соприкасаться с этой историей.
– Допустим, финал Лиги чемпионов. И вот решающий пенальти, у тебя будет выбор: бьет Никита Ермаков или ты.
– Я Никите, конечно, доверю. Пускай на него потом всех собак вешают (смеется). Ну а как? Никита, прости, так и будет.
Акинфеев считает, что РПЛ стала интереснее, хотя уровень упал: «Почти нет матчей со счетом 0:0, стало зрелищнее»
– Ты говоришь, что футбол меняется, становится интереснее? Я правильно мысль уловил?
– Все правильно. Я про наш чемпионат говорю. Многие кричат, что он не интересен.
– Уровень же упал.
– Уровень упал, но зрелищность-то лучше стала. По факту, по цифрам посмотри. Сейчас практически нет матчей со счетом 0:0. Раньше, если ты забивал гол, то мог закурить сигару и стоять. Ты в любом случае 1:0 выиграешь.
– А играть тебе интереснее?
– Конечно, пропускать никому неинтересно. А так – ну да. Играть с условными «Крыльями» десять лет назад, не обижая никого, и сейчас с молодыми пацанами, которые бегут. Они три-четыре состава поменяли за пять лет, и все время играют, бегут. Конечно, интересно. И это не плохо и не хорошо – вот так у нас сейчас.
– Было бы круто, если бы в РПЛ после каждого матча били серию пенальти?
– Это надо одно-два очка давать. Думаю, что на это не пойдут. В Кубке это добавило интереса, накала.
Чем займется Акинфеев после футбола? Поедет по России: в планах – Золотое кольцо, Алтай и Дальний Восток
– Ты пока не задумывался о завершении карьеры, но есть какие-то мысли о послезавтра? Останешься ли в ЦСКА?
– Пока ты действующий футболист, об этом легко говорить. По крайней мере, мне. Первым делом я отдохну. Два, три, четыре месяца. Не знаю сколько. Выдохну. Скажу: «Все, ребят, не трогайте меня, хочу с семьей побыть». Все эти тренировки, поездки на протяжении 22 лет. Все эти лица. Мое лицо уже надоело всем. Эта бытовуха. Пусть будет домашняя бытовуха на протяжении 3-4 месяцев. Мечтаю попутешествовать, съездить по Золотому кольцу России первым делом. Это для меня ключевая галочка. И на Алтай, и на Дальний Восток, и в Армению. Чисто для себя. Для познания, для географии. Потом уже, когда голова будет чиста, появятся новые мысли, посмотрим, будет ли это ЦСКА. Что это будет? От меня там уже ничего зависеть не будет. Не я же выбираю, кем хочу быть.
Первый этап – просто отдых. А дальше будет видно.
– Интересно, как ты любишь родину, русский язык. У тебя даже места отдыха – почти все здесь.
– Мы просто свою страну не знаем, на самом деле. Если покататься по нашей необъятной, то исландские гейзеры будут казаться не пойми чем по сравнению с гейзерами на Дальнем Востоке. Рыбалка в условной Норвегии будет казаться детским лепетом после рыбалки в нашей тайге. У меня друзья катаются.
Понятно, там прекрасно, понятно, там хорошо. И дело не в том, что я люблю или не люблю, нравится или не нравится. Но в нашей стране реально куча мест, где ты можешь просто кайфануть. На Алтае – какие-то божественные отели, реки, ты живешь там в соснах. 5-6 дней можно спокойно провести и отключиться головой.
Мой двоюродный брат каждый год катается куда-то в сторону Сибири. Два часа едут по речке вверх, потом идут с ружьями, там медведи. Это рыбалка у них такая. И он присылал фотки, смотришь, а это как будто не в России где-то. Чистая река, рыбу видно, дикая природа. Куча мест.
«Обидно, что это поколение не играет в ЛЧ и за сборную. Без сильных соперников ничего не происходит». Акинфеев надеется, что отстранение скоро закончится
– Ты сказал, что «жалеть» – ужасное слово, но ты смотришь на пацанов и понимаешь, что в их возрасте брал Кубок УЕФА.
– Обидно, что они не играют в еврокубках, в Лиге чемпионов, за сборную. Это поколение не может и не будет, наверное, расти так, как хочется всем в стране. Без сильных соперников ничего не происходит, не обижая наш чемпионат. И вот за это обидно: футболисты-то ни при чем, попали в такую ситуацию. Дай Бог, чтобы как-то все это разрешалось, потому что потихонечку стали спорт пускать: и водные виды, и Карасев поехал. Но, думаю, это просто его сходство с Коллиной.
– Ты как капитан и старший товарищ должен же их объединить вокруг какой-то цели?
– Что значит объединить? Давай вот так (щелкает пальцами): «Мы должны быть чемпионами». Как ты объединишь? Что надо сделать, чтобы люди хотели? Даже слов не надо. Если ты этого хочешь, у тебя все время это будет. Одно дело – хватает ли у тебя мастерства, наглости, харизмы, терпения на это. Это ж надо все слепить.
Все люди разные, тем более нынешняя молодежь… Опять же, не обижая никого, каждый футболист нам дорог и не только в нашей команде, но и в любой другой. Когда у тебя голова на плечах, и ты действительно чего-то хочешь, эта химия и объединяет. А слова, уговоры, крики – все это бред сивой кобылы.
Когда объединяются харизматичные люди, которые этого хотят, не надо слов Газзаева в перерыве со «Спортингом», который что-то нам сказал, крикнул. Не надо слов Черчесова, когда он в перерыве начал давать установку, а мы из раздевалки вышли и сказали: «Слушай, давай будем лучше сзади стоять, как-нибудь там отобьемся». Нужно соприкасаться умами, не только тренера слушать. «Ты побежишь налево, ты – направо. Понял?» «Понял». Так и будете всю игру бегать, все равно толку не будет.
Фото: РИА Новости/Александр Вильф, Владимир Астапкович, Алексей Филиппов; Gettyimages.ru/Matthias Hangst / Staff, Warren Little / Staff, Kevin C. Cox / Staff, Sandra Behne / Staff, Catherine Ivill / Staff; pfc-cska.com; instagram.com/igor_igor_akinfeev ; youtube.com/CSKA Podcast
Многие критикуют что он засел в армейской зоне комфорта. Помешались на счёт выхода из зоны комфорта. Да есть такие кому всё мало и на до что-то новое, но ему хватает того что у него есть.
Зона комфорта для того и существует, чтобы в ней находиться)
Игорь очень квалифицированный вратарь. У меня к нему возникли претензии только тогда, когда он перестал прыгать за мячами. А так вратарь высокого уровня. Хотя, конечно, в число лучших в мире никогда не входил