Почему Серия А впервые в своей истории переживает период устойчивости
Вчера стартовал мой любимый национальный чемпионат — серия А. Так уж получилось, что однажды я очень полюбил Италию, а вместить в эту любовь кальчо в то время было проще простого — серия А была сильнейшим турниром в мире, близким к отрыву сегодняшней АПЛ. Примерно 20 лет назад серия А стремительно стала отдавать свои позиции, вскоре войдя в период жесткой турбуленции и только несколько лет назад выбралась из нее.
Сегодня серия А, возможно, впервые в своей истории переживает период устойчивости. Крушение проекта Суперлиги и как следствие беспрецедентное возвышение АПЛ парадоксальным образом сбалансировало ее и снова сделала в бОльшей степени единым организмом, чем Бундеслигу, не говоря уже о Ла Лиге. Итальянские клубы теперь живут по средствам и с этого сезона так можно сказать даже о Ювентусе.
Проигрывая бундеслиге в зрелищности, а Испании — в количестве мировых звезд (неотменимый фактор Барселоны и Реала), Италия выигрывает у этих двух своих конкурентов в подножии АПЛ в двух аспектах — стилистическом разнообразии команд и конкурентной борьбе за титул. Серия А — единственная большая лига, где количество очевидных претендентов на титул, с точки зрения букмейкеров, исчисляется больше, чем 2 единицами.
Кроме того, Италия, особенно Рим, Турин и более всего — Милан, остаются очень привлекательным пространством для жизни. Это позволяет серии А при прочих равных выигрывать борьбу за жертв конкуренции в больших клубах Англии — luxury second hand.
Италию интересно смотреть и сегодня она настолько разнообразна, что вы непременно прибьетесь к какой-то команде с симпатией, а возможно и любовью, если у вас есть такой запрос. К сожалению, вот уже третий сезон я начинаю в отлучке от привязанности моего сердца — Ромы. Я не могу и не умею любить, «несмотря ни на что». Потому что это буквально означает — смотреть футбол с закрытыми глазами. Как только стало известно, что тренер ЖМ возглавит Рому, я сразу же отошел от нее, не дожидаясь первого травматичного зрительного опыта. Все, что я предвидел в Роме ЖМ — все это случилось. Дело не в результатах, разумеется, и не в том, сколько мячом владеет Рома, а в имитации всех аспектов искусства игры в футбол. Подлинность сегодняшней Ромы — в злобной обороне крепости (эмблематический ответный матч против Байера в последней Лиге Европы) и безостановочном кривлянии тренера ЖМ. Это две очень подлинные вещи. Но ими любоваться я не умею.
Предвидел я также и энтузиазм, которым в эпоху соцсетей может воспламениться Рим по поводу этого кривляния. Однако масштаб этого энтузиазма оказался поистине сенсационным. Сейчас Рома начинает стартовый матч против Салернитаны при 34 подряд аншлаге. Такого в истории Ромы не было никогда с тех пор, как она принимает соперников на stadio olimpico. Ни в 80-х (скудетто, финал ЛЧ), ни при великом правлении Капелло на стыке двух веков, ни при Спаллетти. Я не буду еще раз обнародовать мой список претензий к футболу ЖМ в Риме. Мы подробно говорили об этом в С&c c Доктором, — какие дорогие нам вещи фальсифицируются в Роме. Мы сходимся в оценках за вычетом одного. Моего переживания римской истории, которая, конечно, не остановилась и будет жить вечно, на каждом новом витке времени воспроизводя и обновляя саму себя. В современном случае Рим переживает свой вечный сюжет — провинциализации величайшего города в истории Западной цивилизации. Предмет энтузиазма умаляет Рим.
В связи с этим в одном из ТГ-каналов я написал текст. Я позволю его здесь воспроизвести. Без всякого кокетства и желания привлечь к нему дополнительное внимание я бы не рекомендовал его читать тем, кто продолжает полно жить современной жизнью джалло-росси. У текста в оригинале был заголовок. Поскольку этот тг-канал не подпадает под закон о СМИ, я его сохраняю. И еще. Он ведь, разумеется, мог улететь этим летом в Саудовскую Аравию. Первым рейсом. Он всемирно известен. Но он остался в Риме. Потому что он, наконец, по-настоящему НАШЕЛ СЕБЯ. ОН СЧАСТЛИВ. Потому что умножить свое состояние в 10 раз каждый Неймар может. А вот стать повелителем Рима умели не многие. Их имена в учебниках истории.
Самая большая беда сегодняшнего Рима, это не то, что здесь не рождаются сколько-нибудь заметные it стартапы, а единственный способ узнать расписание на автобусном вокзале (само модернистское здание давно закрыто) Латины — самого большого города области Лацио в 50 километрах к югу от Рима, — спросить у водителя отдыхающего автобуса. Это — следствие. А причина — гримаса, с какой самый важный город в истории Западной цивилизации переживает это безвременье. Не первое, конечно, в его истории. Фильм Великая Красота был не о великой красоте Рима и всего сущего в нем. Он был о том, что в вечном сиянии Рима есть сумрачная изнанка. Рим терзает тебя, укоряет тебя тем, что ты всего лишь созерцатель этой Великой Красоты. Жить в Риме — высочайший дар, который трагическим образом оборачивается бездарностью. Как творить красоту, если она уже создана? Великая Красота — это притча о бесплодии.
Это трагическая постановка проблемы, на которую способен, кажется, только неаполитанец Соррентино. Хотя, вернее, сказать по-другому — на которую, кажется, уже не способен ни один римлянин.
Быть римлянином в лучшем случае значит быть хранителем/болтуном тайн города — римоведом. Но куда более распространенный вид римлянина — это римлянин мужского рода с сардонической ухмылочкой — ну вы же все понимаете? Эта улыбка — комментарий по поводу того, почему у Рима нет того, что есть где-то в другом месте или почему у Рима нет того, что было прежде. Это отнято — ну вы же понимаете! Римскими чиновниками, алчными миланскими капиталистами, Брюсселем, Вашингтоном. Ну нет — не Путиным, такого ответа вы здесь не услышите. Все-таки Рим знает толк, в том, на кого и как сваливать вину.
Это сардоническое хихиканье седовласого недоросля — сегодня единственно живого римского genius loci.
Гений бывшего футбольного тренера Моуринью в том, что из всех знаний о новом месте работы он выбрал единственно важное.
Моуринью кривляется, как Рим. Он безудержно ехидничает по поводу судей после самых бездарных матчей Ромы. Он подмигивает, намекая на сложную закулисную машинерию интриг против его команды. Он кривится так, как не кривился никогда — ни в Мадриде, ни в Милане. Есть римское приветствие, однажды проклятое миром в связи с немецкой его арендой — saluto romano. А есть — il sorriso romano, которую взял на прокат Моуринью. Он работает в Роме не тренером, а современным римлянином. Моуринью — это хихикающее бесплодие.
